– Зенитчики? Нас о вас предупредили, но мы вас раньше ждали. – Пополнение получали. Где мне увидеть командира, отвечающего за зенитное прикрытие? – покидая кабину, поинтересовался я. – Нет у нас его, видимо, вы будете, товарищ младший лейтенант, сержант-зенитчик у нас один. Командир той установки. Фёдоров его фамилия. – Ясно. Тогда мне нужно место, где разместить часть машин. Где зенитки поставить, я уж сам разберусь. И хочу пообщаться с начальством госпиталя. Кто здесь? Главврач? – Да, военврач первого ранга Коршунов у нас главный. А взводом охраны у нас командует лейтенант Медведев. Только его сейчас нет, он с отделением бойцов прочёсывает местность за станцией. – А что там? – Ракетчик объявился. – Понял. – Махнув рукой, я подозвал Лосева и, когда тот подошёл, приказал: – Бери обе машины с ДШК, пока командуй обеими, новичков гони на подготовку позиций, пусть окапываются и маскируются. А я с местным начальством пока пообщаюсь. Обеда не будет, опоздали, так что разрешаю сухпай использовать, ужинать уже с местной кухни будем. Действуй. – Есть. Сержант убежал, а я приказал Пряхину пока отогнать в укрытие его машину и вторую, со счетверённой установкой, для неё у меня расчёта нет. Его задача – оборудовать лагерь для всего взвода, второй водитель поможет, Пряхин старший. Бойцы принялись выполняли приказы, Лосев знает, где установить зенитки, он опытный, а я в сопровождении бойца с поста направился к палатке главврача. Но найти его удалось не сразу: прибыла новая партия раненых, и он их принимал – кого-то срочно на операционный стол, кого-то готовить к отправке: как стемнеет, подойдёт санитарный эшелон. Когда военврач освободился, я представился. Узнав, что я зенитчик, он обрадовался, с этим действительно было туго. – На довольствие поставим, – принимая список с личным составом, подтвердил Коршунов. – Лейтенант, а зенитки на машинах? – Да, пулемётные. – Некоторые колонны подвергаются обстрелу с воздуха, двигаясь без зенитного сопровождения. – Я вас понял, товарищ военврач первого ранга. Без сильной потери боеспособности я могу выделить одну машину для сопровождения колонн, тут главное, чтобы топливо было. – Этим обеспечим. Ещё что-то? – Есть несколько просьб, одна по службе и одна личная. – Личная, я так думаю, жениться удумал на ком из моих девчат? – Оженить хотите? – в ответ улыбнулся я. – Нет, спасибо, я холостяком похожу. Тем более к слабому полу я изрядно придирчив, и, как успел окинуть взглядом ваш персонал, нет у вас девушек в моём вкусе. Тут другое. Но сначала по службе: мне призывников выдали, которые не знают, с какой стороны за винтовку браться, их ещё учить и учить. У меня на два пулемёта расчётов нет. В этом и просьба: подобрать среди выздоравливающих командиров для них и наводчиков, опытных, это поднимет боеспособность подразделения. – Понял, я дам приказ особисту госпиталя, он посмотрит списки личных дел раненых. Так что за личное дело? – Меня учили на хирурга, частным образом, на дому, но я легко могу сдать экзамены в университете и получить диплом. Просто не успел. Практика мне нужна, готов ассистировать в свободное от службы время. – Покажите руки, – велел врач и, осмотрев их, хмыкнул: – Руки хирурга, бережёте, чистые. Кто учил? – Профессор Кривицкий. И откровенно признаюсь: я учился на патологоанатома и интересовался судебной медициной, но готов и с живыми поработать. Опыт мне нужен. Коршунов задал несколько вопросов по теме, проверяя уровень моих знаний, и остался доволен. Мало того что зенитчик, так ещё и помощник. Можно как резерв использовать. Естественно, до самостоятельных операций он меня не допустит, а вот ассистировать – почему бы и нет, чтобы других врачей освободить. Главврач ушёл, передав документы на моих людей своему заму, который оформит нас на довольствие, а я пошёл познакомиться с сержантом Фёдоровым, и он легко подтвердил, что уходит под мою руку, так что у меня почти что полноценная батарея. Вместе мы пошли осматривать позиции, которые готовил Лосев. Оказывается, сержанты были знакомы, общались как приятели. Лосев, как я и думал, отлично разместил зенитки, и сейчас все бойцы из новичков активно работали лопатками, готовя капониры для них. Отдав сержанту несколько распоряжений, я проверил стоянку: Пряхин справился, молодец. Потом я вернулся в госпиталь и нашёл особиста. Его обо мне уже предупредили, и он провёл меня к себе, будем подыскивать нужных специалистов. Бойцов я себе отобрать смог, четырёх – двух наводчиков и двух командиров, теперь нужно лично пообщаться с ними, тем более на днях их выписывают. Поэтому застолбить их надо. Думаю, Лосева командиром взвода назначить, он отберёт себе и командиров, и наводчиков, а на остальные зенитки я подберу людей, в принципе, есть подходящие. Надо ещё разок с особистом поговорить. Не успел я отойти от землянки, где располагался особист, как на меня налетела фурия и, визжа, повисла на шее, болтая ногами. Да и я тоже радостно её обнимал за приятные округлости. Это оказалась Аня Фролова, та военфельдшер, с которой мы из немецкого тыла выходили. Мы оба обрадовались встрече, хотя я даже не думал об этом, а ведь мог, госпиталь у нашей армии один, это медсанбатов много. Сегодня Аня работать мне не даст, тем более она после дежурства, есть личное время, вот и потащила к себе, хотела узнать, какие у меня события произошли с момента нашего расставания, ну и свой ворох новостей явно стремилась выложить. Делать нечего, пришлось идти. Медсёстры хихикали, видя наши обнимания, Аня же не обращала на это внимания, просто искренне радовалась встрече. Прошло три недели, сегодня двадцать восьмое июня, и началось сражение за Смоленск. Раненые валом пошли. С того дня, как мой взвод прибыл для охраны госпиталя, особо ничего не изменилось. Правда, три раза пришлось переезжать и часто отправлять зенитки в сопровождение транспортных колонн, но такая работа. Не знаю, везение это или нет, но за три недели ранили всего четырёх бойцов. Все из новичков, и лечились тут же, в госпитале, уже скоро должны вернуться в строй, ко мне во взвод. Гордеев проявил себя хорошим хозяйственником, на днях должность батарейного старшины получил, а до этого неделю стажировался у госпитального интенданта. Все установки в порядке, служба идёт. Да ещё как идёт! Сколько раз не давали отбомбиться, три сбитых и семеро подбитых на нашем счету. Неплохо, на мой взгляд. Я совмещал должности командира зенитной батареи и врача. Орудие Фёдорова всё же приписали мне, и теперь я уже официально командир зенитной батареи, как и записано в удостоверении. Более того, за защиту госпиталя, по представлению главврача, я получил звание лейтенанта. Более того, за наши боевые действия мы с Лосевым были представлены не только к повышению в звании, но и к наградам, оба получили по медали «За отвагу». Причём не за мост, за него ничего не было, а за тех двух сбитых «юнкерсов», когда мы прикрывали батальон. Мы ещё тогда от комдива сбежали. Это Романов расстарался с наградами. Он, как и в прошлой моей жизни, снова сгинул в Могилёве, но, даже окружённый, ещё три дня держался. Бойцы мои переживали. Напомню, они оттуда были. Остальные бойцы, прошедшие со мной сражение за мост, по моему представлению были повышены в звании до ефрейторов. Пряхин тоже. Лосев, получив старшего сержанта, теперь взводом командует. Вторым взводом – другой командир, из тех, кого я из госпиталя сманил, старший сержант Гореев. Оба командира вполне на своих местах, командиры зениток тоже. Пришлось установку Фёдорова тоже на машину ставить, а техники нет, не пряхинскую же машину брать. Так я изобразил, что нашёл три брошенные машины, достав их из браслета, ну и оформил на мою батарею. Одна пошла для зенитки, две другие – как машины обеспечения, за боеприпасами их гонял, но чаще медики использовали для перевозки раненых. Транспорта не хватало, поэтому я и не жлобился. Новички за это время окрепли, заматерели и мало уже чем отличались от фронтовиков, да и были они, считай, уже опытными бойцами. Я совмещал командование батареей с работой хирурга. Первую операцию мне доверил главврач после того, как я ассистировал ему. Он смотрел за моими действиями, потом две недели погоняли меня по разным операциям, а потом я работал сам, и мне ассистировали. То есть проверку у врачей я полностью прошёл, и медики искренне считали меня своим коллегой, который по недоразумению застрял в зенитчиках. Главврач сказал, что по сравнению с теми, кто приходит сразу из института, я крепкий середнячок. Я же практике был доволен, видел, как растёт мой опыт хирурга. Эти три недели я, конечно же, тренировался в магии стихий, мои умение и мощь постепенно росли. А вот в амулетах простой случился, не искал я их. Да, я перелопатил все ювелирные украшения в браслете, вдруг там неактивные амулеты были, но нет, к сожалению, ни одного не обнаружил. Но исследование пуговицы и наруча закончил, и вот к каким интересным результатам пришёл. Пуговица – это просто зонтик, срабатывает автоматически при первых каплях дождя. Единственный минус, а я пару раз проверял, когда шёл дождь, что капли, разбиваясь о землю, всё же мочат обувь и штанины, остальное сухо. Я ещё подумал: если в воде искупаться и нырнуть, пуговица создаст воздушный пузырь вокруг головы или нет? Попробовал. Не создала, зонтик – её потолок. А вообще, весь бы комплект пуговиц найти, представляю его: одна отвечает за защиту от дождя, другая – климат-контроль, и остальным наверняка дело нашлось. Неплохо задумано. Наруч оказался каким-то защитным амулетом, к сожалению, он мог работать только на пару с таким же наручем из своего комплекта. Но его не было. Однако я смог понять, что они совместно создают сферу перед воином, которая отбивает всё, что в неё летит, и можно абсолютную защиту сделать, со всех сторон, вроде моего медальона, только медальон послабее. К тому же у наруча возник конфликт с магией медальона, пришлось его снимать, чтобы можно было наруч исследовать. Так что наруч для меня бесполезен, но выкидывать я его не спешил, разрядил, и сейчас он в браслете находится, в мою коллекцию амулетов пойдёт, я её собирать всё ещё планирую. Эх, если бы не война! Отношения с Анной перешли в горизонтальную плоскость – и пусть по моей инициативе, но ведь она была не против, – а потом и вовсе в серьёзные. Причём настолько, что я хочу эту девушку считать своей. Я даже предложение ей сделал, на что получил согласие, хотя, надо отдать ей должное, всё же она немного подумала. В закромах моего браслета среди ювелирных украшений было тоненькое золотое колечко, и его я надел ей на пальчик, как бы отмечая нашу помолвку, хотя они в Союзе не распространены. Вроде живи да радуйся. Но тут вызов к главврачу. В этот раз госпиталь занял здание школы. Когда я, постучавшись, вошёл к нему, то обнаружил там ещё и особиста. Коршунов с ходу меня огорошил: – Из штаба армии звонили, приказали передать: тебе сдать свою должность и прибыть в штаб за новым назначением. Новый командир батареи уже выехал, с ним письменный приказ прибудет. – Что за чушь? – Сам не понимаю. Я позвонил знакомому в штабе, просил отменить приказ, и он только что перезвонил. Тебя вызывает полковник Куприн. Знаешь такого? Он из разведотдела. – Нет, не припомню. – В общем, мы тебя уведомили, собирайся, к обеду твой сменщик прибудет. – Спасибо, – вздохнув, поблагодарил я, и, выходя из кабинета, у меня только и вырвалось: – Ну ё-моё! И чего этому штабу нашей 4-й армии в кольце было не пропасть? Так нет, вырвались, пусть и сильно потрёпанные, и теперь мне жизнь портят. Бурчал я мысленно со злости довольно долго, и это бурчание перешло потом в глухое раздражение, которое я старался не показывать. Кто-то скажет: что поделать, служба такая, на что получит мой ответ: у меня служба шла просто идеально, совмещал две работы, получая опыт в обеих, да ещё девушка под боком, и это я брошу из-за какого-то…, которого зависть заела, и он решил мне так жизнь испортить? Пусть я его не знаю, но кто-то вполне мог нажаловаться этому неизвестному полковнику, или, возможно, он выполнял чьё-то поручение, и меня лишили такого тёплого местечка. Как тут не беситься? Моё новое назначение изрядно настораживало. Я не кадровый, батарея – мой потолок, и это не могли не понимать. Так какого хрена от меня надо? Спокойно бы нёс службу и делами своими занимался. Так нет же… Зла на них нет. Хотя… у меня хватит. Аня молодец, всё же смогла меня успокоить, хотя и была расстроена не меньше. Хм, а может, мне смотаться по-быстрому в Москву, сдать экзамены на врача и дальше вместе службу в этом госпитале нести? Идея интересная, мне она очень понравилась. Мой сменщик, тоже оказавшийся лейтенантом, прибыл раньше, чем его ожидали. Бойцам я уже сообщил, чтобы готовились к передаче подразделения новому командиру, а сам успел убрать излишки в браслет, естественно, чтобы этого не видели, так что даже придирчивый взгляд огрехов не найдёт. Я попрощался с коллегами-врачами, сдав халаты и инструменты, которые на мне были записаны. А трофейную санитарную сумку сохранил, она в браслете, даже пополнил некоторым инструментом, шовным материалом и перевязочными средствами. Это всё, обезболивающее под строгим присмотром было, разве что банку зелёнки прихватил для дезинфекции ран. Сдача батареи новому командиру продлилась час, тот на удивление дотошный был. И, ещё раз со всеми попрощавшись, с тяжестью на сердце и снова проявившейся злостью на того полковника, я направился к дороге. К сожалению, попутных машин не было, а в приказе, который привёз мой сменщик, было ясно указано: отбыть немедленно и в три часа дня быть на месте. А время было полвторого, и до штаба тридцать километров. Отойдя от села, где располагался госпиталь, я укрылся в кустах и убрал все вещи – сидор, чемоданчик, шинель и винтовку в браслет, а потом, достав мотоцикл-одиночку и опустив ремешок фуражки под подбородок, покатил в сторону штаба 4-й армии. Надеюсь, бензина хватит. А вообще, если хотели, чтобы я успел к определённому времени, могли и машину прислать. Срочно им, видите ли, надо, каз-злы. Насчёт бензина я переживал небезосновательно, у меня его практически совсем нет, осталось только то, что в баке тяжёлого мотоцикла и в канистре в его коляске. Это НЗ. Эти три недели я фактически запасы не пополнял, да и как – брошенного, а значит, ничейного не попадалось, а крысятничать я не хотел, я не вор. Медикаменты – это другое, я больше сэкономленное брал. Так что за эти три недели я скорее давал, вон, три свои машины своему подразделению подарил. За пару километров до небольшого села, где расположился штаб армии, я заехал в овраг и убрал мотоцикл. Дальше двигался пешком. У меня ещё минут сорок до времени, когда я должен прибыть, успеваю. И чего такая спешка? Ладно, на месте узнаю. Но если это подстава, этому полковнику не жить: у меня есть немецкий карабин, изображу нападение, меткий выстрел снайпера. Иногда я такой злопамятный… или просто злой, ну как сейчас. На въезде в село находился серьёзно укреплённый блокпост, даже броневик стоял в подобии капонира. Пусть пулемётный, но, главное, был. На посту меня остановили. Старшим на нём был младший лейтенант, который проверил у меня документы и изучил приказ. Без него меня на территорию села не пропустили бы. Ну хоть какие-то правила установили и безопасность обеспечили, а то раньше откровенные дыры в охране штаба были, чем немцы и пользовались. Мне даже сопровождающего дали, который, передав меня на руки дежурному по штабу, поспешил вернуться на пост. Знакомых лиц в штабе я практически и не увидел, пара-тройка только попалась, так как после выхода из окружения он пополнился новыми командирами. Полковника Куприна на месте не было, куда-то выехал по служебной надобности, но вскоре должен вернуться, мне посоветовали подождать. Да мне пофиг, это не я так торопился, чтобы в три дня прибыть. Я заглянул к кадровикам и выяснил, что они меня не вызывали. Секретчики тоже удивились, изучив приказ, и сообщили, что по их линии он не проходил. И тут же засуетились: на батарее новый командир, а они ни сном ни духом, да и вообще откуда тот взялся? Я тут же заподозрил внедрение агента от немцев, но меня быстро успокоили, нашли, откуда его перевели, и связались по телефону с новым командиром батареи, пообщались. Тот всё мной сказанное подтвердил. Заодно я узнал о танках на складах под Минском. Всё подтвердилось, и наши успели на них лапу наложить. Был бы жив генерал, начальник артиллерии армии, который погиб при выходе из окружения, точно поблагодарил бы. Наконец вернулся полковник, и меня пригласили к нему. И он с ходу спросил: – Лейтенант, вы участвовали в обороне железнодорожного моста двадцать девятого мая? – Да, товарищ полковник, участвовал. – Отлично, наконец-то мы вас нашли. Вы прыгали с парашютом? – Я раньше мечтал попасть в авиацию и прыжки с парашютом совершал, более двух десятков у меня на счету. – Совсем отлично. Сейчас вы сдаёте документы и форму, получаете другую и выезжаете на аэродром. – Товарищ полковник, а что происходит? – Вы направляетесь в немецкий тыл, в помощь нашей группе. Это всё, что я могу сказать. Всё узнаете на месте. – Товарищ полковник, но почему я? Неужели там, на месте нельзя найти опытного зенитчика или хирурга? – Я же сказал, лейтенант, всё узнаете на месте, – с заметным раздражением повторил Куприн и нахмурился: – А вы хирург? – Да, ассистировал и накапливал опыт в госпитале, который охранял. – Тоже хорошо, врач группе не помешает. Я об этих ваших умениях не знал. Вам выдадут санитарную сумку со всем необходимым, напишите список. Всё, свободны, мой помощник займётся вами. Вылет затемно, нужно успеть всё сделать. Старлей, зашедший в кабинет полковника, повёл меня за собой. Мне выдали новенькую простую красноармейскую форму, без петлиц, сапоги и двухцветный комбинезон защитного цвета. Мою форму с орденом и медалью хотели было забрать, как и ремень с оружием, шинель, и мои яловые сапоги, и фуражку, но ничего уже не было, а на вопрос старшины, который отвечал за выдачу, я ответил, что все вещи отправил невесте, мол, я ей больше доверяю. Тому и сказать нечего было. Документы свои я также хранил в браслете, ничего оставлять я и не думал. Оружие мне выдали – МП-40 с четырьмя запасными магазинами, а также парабеллум. Непонятно, если форма наша, могли бы и наше оружие выдать, но старшина пояснил, это чтобы проблем с боеприпасами не было, трофейными разжиться можно будет в бою. Ладно, пусть так, но зато гранат целый ящик вытребовал, Ф-1. Старшина с усмешкой выдал, мол, куда я их девать буду? Мне выдан десантный рюкзак, но он не бездонный. Тем более в нём уже лежали боеприпасы, продовольствие на неделю, пять кило взрывчатки с детонаторами и личные вещи. Но у меня всё вместилось, вот у старшины лицо вытянулось от удивления! Ещё он фонарик выдал, чтобы после приземления опознаться или сигнал подать. Потом мы занялись санитарной сумкой. Тут я тоже мелочиться не стал, когда список писал. Набил её так, что она круглой стала. Мне привезли хирургический инструмент, на месте его не было, шовный материал, разные антисептики, в основном спирт, йод и зелёнку, ну и перевязочный материал, который и занял большую часть объёма. Всё, теперь я был готов, и меня повезли на аэродром, где готовился транспортник для заброски нас в тыл. Куда и зачем, я до сих пор не знаю, хотя догадки и есть. Я вот что подумал: а не из-за того ли, что я там у моста творил, мной заинтересовались? Я ведь, если прикинуть, там чуть больше двух взводов парашютистов завалил. Ведь полковника не заинтересовало, что я зенитчик, а информация о моей врачебной практике его удивила, так что, когда он спросил про мост, звоночек и прозвенел. Точно, оттуда ветер дует. Как-то другого ответа нет. Свидетелей, как я там работал и что делал, немало, особенно среди осназовцев, уж они-то могли живописать, что там происходило. Странно, что меня раньше не нашли и к себе не сманили. Именно сманили, так как служба в этом подразделении добровольная, я узнавал, то есть: спрашивают, и два ответа – да или нет. И если меня решили вот так втёмную задействовать в какой-то своей операции, то я сразу говорю: идите на хрен. Добровольного согласия я не давал, я не идиот с автоматом по лесам и полям носиться, меня вполне всё устраивало в должности командира лёгкой пулемётно-зенитной батареи. Тут тоже кому-то служить нужно и должность занимать. Тем более я убил достаточно солдат противника, чтобы считать, что долг на этой войне мной отдан, пусть другие повоют, медали Героев заработают. У меня шея не такая крепкая, чтобы за всяких хмырей их проблемы решать. Да, это моя позиция и мой ответ. Это если кто интересуется, как ко всему этому я отношусь. То есть ни помогать, ни как-либо участвовать в этой операции я не буду. Точка. Нет, я не отказываюсь, но одно дело – добровольное начало, когда боец все силы прикладывает для решения задачи, другое – работа из-под палки, и вот именно по последнему методу я и буду действовать. Это кадровые пусть служат не за страх, а за совесть, им за это деньги платят, и не маленькую зарплату, между прочим, а я срочник, как срок закончится, в данном случае война, быстрее визга меня в армии не будет. Или, вон, неплохая идея мне в голову пришла: получить диплом врача и в медики перевестись. Мне это больше нравится. Эх, надо было всё же командировку попросить и скататься-таки в Москву. Командиры, которые решили задействовать меня в этой операции, должны были уговорить меня участвовать, получить моё согласие, всё же я не в их епархии, я вообще, считай, артиллерист, по этому ведомству прохожу, тут я сразу скажу, что они бы не получили моего согласия, и только потом всё остальное. Без этого никакого сотрудничества не будет. Конечно, приказы я буду выполнять, особенно старших по званию, тут никуда не денешься, я военнослужащий, и устав велит, но выполнять их приказы можно по-разному, например крайне неэффективно, как я и собираюсь действовать. Раз уж разозлили меня, ловите ответку. Но с другой стороны, я даже рад, что меня направляют в тыл к немцам. Я это по дороге на аэродром обдумал. А всё просто: отдохну и хабаром немецким разживусь, это враг, скромничать не буду, и я планирую набить браслет до отказа, да ещё поискать подобные амулеты. Немцы вроде экспонаты не успевших эвакуироваться музеев к себе увозят, ну вот то, что не успели увезти, я и посмотрю. И про антикваров забывать не стоит. При высадке я воспользуюсь стихией Воздуха и отнесу себя подальше, потом этим и объясню, почему не вышел на точку сбора – заблудился, я не профессиональный диверсант или разведчик. Пару недель плотно поработаю по немецким тылам, а потом поищу выход на партизан, если они вообще есть, и по их рации передам просьбу забрать меня. План такой был, и я его мысленно дорабатывал. Да и вообще по ситуации поглядим. А чтобы меня за изменника не приняли, какого-нибудь важного пленного захвачу, например генерала, тогда мне даже слова никто не скажет. И пару акций стоит устроить и засветиться там. Неплохой план, мне нравится. На аэродроме мне устроили шмон, искали мою форму, документы и награды, видимо, старшина нажаловался. Ничего не нашли, и я, бурча, стал укладывать вещи на место, ну всё же аккуратненько было, так нет, вытряхнули. Когда всё упаковал, меня проводили в палатку, и я познакомился с коллегами, если их можно так назвать. Было четверо парашютистов, назвались Сергей, Антон, Иван и Елена, ну и я своё имя назвал. Кто они, и так понятно, парни явные осназовцы, силовики, девушка – радистка, громоздкий ящик в вещмешке на это ясно намекал. Девица тоща, как вобла, не в моём вкусе, так что я на неё не обращал внимания. А вот парни заигрывали с ней, но так, влёгкую. Мне кажется, они так пытались унять волнение перед вылетом. Об операции они ничего не говорили, так что, положив свой рюкзак под голову, я задремал на лежанке. Когда нас позвали в самолёт, меня будить пришлось. Под маскировочными сетями нас ожидал старенький ПС-84, тот же «дуглас» или Ли-2 в будущем. Экипаж уже на месте, и мы устроились на лавках, причём меня посадили у двери, как выяснилось, я первым должен шагнуть в темноту. Бойцы и радистка были вооружены, при них были рюкзаки и большой баул с неизвестным грузом, который нужно скинуть первым делом. Потом была получасовая готовность, и наконец, запустив двигатели, после недолгого разгона мы поднялись в воздух. Линию фронта пересекали, уже когда стемнело. И полетели хрен знает куда. По виду парней и девчонки, они были в таком же неведении. Карт у них я тоже не приметил. Хотя, предполагая скорость полёта самолёта и поглядывая в иллюминаторы на освещаемую луной землю, я определил, куда мы летим. Куда-то в окрестности Минска. Правда, самолёт заметную дугу заложил, но не думаю, что я ошибся. Вскоре из кабины поступил сигнал на готовность. Парни подтащили баул к двери и вывалили его наружу, за ним, накинув скобу на струну, то есть трос – тут принудительный выпуск парашюта был, – выпрыгнул я, сгруппировавшись, как положено. Рывок – и над головой раскрылся купол парашюта, чуть в стороне и ниже опускался грузовой баул. За мной посыпались остальные. Внизу в линию горели три костра, это, видимо, сигнал опознавания. Воспользовавшись стихией Воздуха, я стал уводить свой парашют в сторону. И, чуть подумав, парашют с баулом тоже, а то будет странно, что только меня снесло. Я уже успел осмотреться, использовав магическую трубку. Не так и далеко, в паре километров протекала река, и Ветер потянул меня туда: хочу, чтобы между встречающими и мной было водное препятствие. И пока нас с баулом уносит, остальные опускаются неподалёку от сигнальных огней. А внизу народу не так и мало было, как я первоначально думал. Около тридцати человек, два немецких грузовика да три мотоцикла с колясками, тоже немецкие. Но встречающие вроде не немцы, я присмотрелся, у некоторых такие же комбинезоны, как у нас, хотя часть народу в немецкой форме. Наверное, диверсанты какие-то. Но я-то тут при чём? Если как зенитчик нужен, то я немецкие системы не знаю, а наших я что-то в наличии не вижу. Всё равно хрень какая-то. То, что меня и грузовой баул относит в сторону, внизу видели, забегали там, два мотоцикла за нами покатили. Этого ещё не хватало. Но пока мотоциклисты крутились по лесной дороге и выезжали на берег, я успел дотолкать свой парашют за реку и приземлиться на небольшой полянке на берегу, баул же опустился перед речкой. Я собрал купол в комок и, отбежав метров на триста вглубь леса, сел на купол и занялся медитацией, а то каналы огнём горели. Успокоив их, я сунул купол в парашютную сумку и её и рюкзак прибрал в браслет. Дальше побежал уже налегке, прочь от речки и подальше от тех, кто меня должен встретить. Отмазку я уже придумал: видел немцев на мотоциклах. Бежал я, почти постоянно держа трубку у глаза, выбирая свободные места между деревьями, чтобы ветвями не хлестало, и выбежал на хорошо наезженную лесную дорогу. Посмотрев в обе её стороны, я решил, что можно воспользоваться транспортным средством. Ночь, темнота, шуметь не стоит, поэтому я достал велосипед. Вот, теперь другое дело. Активно нажимая на педали, я погнал по дороге. Увидев опушку – лес заканчивался, – я, проехав мимо лежавшей на боку помятой полуторки, остановился на ней. Осмотрелся. Впереди метрах в трёхстах был выезд на трассу, вроде знакомая местность, точно не скажу, но кажется, я тут разок проезжал. Ну да, километров на десять дальше, и я там зенитки опробовал, те, что пушечные были, по диверсантам ещё стрелял. Хотя это не точно, могу и ошибиться, просто здесь поворот у дороги такой характерный, и озеро виднеется дальше. Нужно проверить, благо дорога пуста во все стороны. Доехав до трассы, я повернул вправо и покатил, как предположил, в сторону Минска. Так и оказалось: и пяти километров не проехал, как обнаружил дорожный знак – до Минска тридцать пять километров. Это озадачило. Что-то больно близко от местной столицы сбросили, чуть ли не на окраине. Сомневаюсь, что немцы этого не засекли. Наверное, поэтому транспортник большую петлю сделал, чтобы было сложно определить место выброски, но всё равно странно близко. Я даже могу допустить, что цель той операции, к которой и меня привлекли, находится в городе. Иначе не вижу причин, почему выброс был здесь, по моим прикидкам, километрах в сорока пяти от города. Хотя о чём я вообще беспокоюсь? Будто мне есть до этого дело? Я тут по своим интересам, и чужие меня не волнуют. По хрену мне. А что я заинтересовался этим, то причина в том, не помешают ли моим планам действия армейской разведки, которая здесь работает? Раз через этот отдел меня проводили, то именно тут они решили устроить войнушку.