Несмотря на то что до леса было больше сотни километров, тем более путь наш увеличивался вдвое в связи с тем, что пришлось объезжать лес, добрались мы благополучно. Тем более половину пути проехали ночью. Мы объезжали те дороги, где стояли посты, но на один всё же наткнулись, на моей карте его не было, видимо свежий. Остановились по требованию, как и положено, пока наш офицер ругался с местным унтером, старшим поста, мы выявили все огненные точки, разом погасили их, никто даже в ответ выстрелить не успел, и правильно, у нас бензин, собрали трофеи и двинули дальше. И карта свежая была с новыми отметками постов. Вот ведь, почти все дороги перекрыли, и откуда у немцев тут столько войск? А лес объезжали по той причине, что близко к поляне с самолётом с этой стороны подъехать не сможем, это со стороны, где мы мост взорвали, и вблизи наши схроны находятся. Там овраг глубокий, а мост сгорел, не проехать, вот я и решил въехать в лес с другой стороны. Немцы этими лесными дорогами, частью заросшими, не пользовались, а нам кто помешает? Вот так добрались и, найдя в прошлом хорошо укатанную, явно грузовиками, дорогу, въехали в лес. Судя по следам, а точнее их отсутствию, тут давненько никого не было, однако ничего, проехали метров шестьсот, углубившись в лес, и прямо на дороге встали, броневик развернул башню, он замыкал колонну, мы выставили двух часовых и расположились на ночёвку. Да тут же на обочине дороги, используя советские и немецкие плащ-палатки, а также немногочисленные немецкие шинели. Бойцы прогуливались, сторожа наш сон, а мы отсыпались. Завтра и продолжим движение. Всё равно ночью непонятно куда ехать и на какие тропинки нужно свернуть, чтобы подобраться к поляне максимально близко. Побудку я назначил на восемь утра, дав бойцам пару дополнительных часов для сна. Вчера все хорошо потрудились и заслужили время дополнительного отдыха. Часовые, которые уже сменили прежних, поглядывая на часы, поднимали также остальных. Насчёт часов, то тут есть такое дело. Я сразу сообщил, что мы диверсанты и снабжать нас должны немцы, так что что снял с самолично убитого противника, всё твоё. Законы мародёрства на нас не распространялись, так что наручными хронометрами успели обзавестись все, и давно уже. Кстати, Фомин был поднят на полчаса раньше, в стороне уже горели пара костерков, где булькала вода, мы её запас в канистрах возим, и готовился завтрак. Только двое бойцов горяченького не поедят, я отправил их к поляне, проверить, нет ли там чужаков. Если есть, на поляну не выходить, себя не обнаруживать и возвращаться к нам. По пути нужно будет найти подходящий маршрут к поляне. Можно ли подогнать туда технику или нет. Это основное, так что, получив задание, а также сухпай, между прочим, лётные пайки, бойцы побежали выполнять приказ. Пленных водителей мы тоже покормили, пока сами завтракали. Офицера, старшего колонны, с нами сейчас не было, в том же овраге его тело лежит, куда мы бронетранспортёры и мотоцикл охраны столкнули. После завтрака пара бойцов ещё не вернулась, я отправил ещё троих, этих уже непосредственно исследовать дорогу, старшим наш сапёр Бабаев был, приличный дядька, он быстрее всего освоился и носил форму ефрейтора привычно, не особо комплексуя. Лишь одно ему мешало – усы. Как и Лосев, он категорически отказывался их сбривать, очень ими дорожил. Я особо и не настаивал, если бы приказал, тот бы сбрил, никуда не делся, однако это мне было не важно. Тот просто на виду не показывался, вот и всё, стоял за пулемётчика или наводчика в башне броневика. Возвращения обеих групп пришлось ждать достаточно долго, сначала вернулась пара, причём с одним из летунов, я даже вздохнул с облегчением, дождались, потом та тройка. Есть путь к поляне. Оказалось, проблем с продовольствием у летунов не было, они ещё на третий день ожидания подстрелили кабанчика да заготовили мясо, так что хватило нас дождаться, а вот само ожидание действительно тяготило, мы раньше должны были вернуться, но Берёзов строго приказал панические разговоры прекратить, ждать решили до упора. Вот и дождались. Никого на поляне за это время не было, однако пару дней назад ночью слышали летуны шум моторов над лесом и уверены, что это был «дуглас». Значит, советскую разведгруппу всё же сбросили над лесом. К счастью, те про поляну не знают, и надеюсь, до наступления ночи не узнают, так как ночью мы улетаем, и маршрут наш будет проложен на Берлин. А что? Немцам можно акции в Москве устраивать, а нам нет? Неправильно это. Вон, они на Сталина устроить охоту решили, вот я и решил ответить им алаверды. Пока о моих планах операции никто не знает, сообщу это перед самым вылетом. Выслушав доклады, я кивнул и отдал приказ, «ганомаг» двигается впереди, прокладывает дорогу, ломая мелкую поросль, бойцы будут показывать путь. Так что, вернув пленных в кабины, мы направили колонну к поляне. Прямой дороги к поляне не было, пришлось частью рубить небольшие деревца, оттаскивая их в сторону, частью просто объезжать, маневрируя. Однако до опушки добрались и выстроили там грузовики. Бабочкина и трёх бойцов пока не было, следы за нами маскировали. Пока радостные летуны вскрывали лётные пайки и насыщались, прикидывая, как будут заправлять самолёт, я поставил несколько задач. Значит, так, половина группы помогает летунам готовить самолёт и загружает вещами салон самолёта, а вторую я отправил отсыпаться. Дал им пять часов, как отдохнут, сменятся с первой группой и продолжат незаконченные работы. Также велел бойцам привести себя в порядок, искупаться в озере, постирать трофейную и нашу форму, которую мы всё так и возили узлами с собой, погладить её. В общем, дел хватало, так что бойцы ими занялись, а я, устроившись у палатки, прикидывал, где нам лучше совершить посадку, чтобы и самолёт отстоялся за всё время нашего отсутствия, и летунов не обнаружили, что будут его охранять. Сколько мы будем отсутствовать, я не знаю, но дождаться нашего возвращения те должны. Потом стал составлять список того, что возьмём с собой, нужен минимум, грузоподъёмность самолёта не резиновая, а я ещё планировал пару бочек с бензином прихватить, чтобы точно хватило вернуться. Вот по этому списку бойцы и загружали салон самолёта. Сначала всё выгрузили, облегчая его, там штурман командовал, пока пилот и остальные занимались заправкой, подогнав бензовоз, а теперь шла загрузка. Бабочкин закончил с маскировкой следов нашей колонны, что-то вроде получилось, первый же дождь окончательно скроет все следы, и усталый пошёл к озеру. Бойцы направились с ним. Взбодриться хотели. А вернувшись через час голышом, постиранное нательное бельё и форму те несли на руках, развесили всё сушиться, накинули запасные портки и включились в дело. За час до рассвета я велел всем построиться. Отдохнуть успели все, что бойцы, что летуны, пусть посменно, по пять часов, но хоть не будем выглядеть как сонные мухи. Оглядел строй. Все мои бойцы в чистенькой выглаженной форме вермахта, с бляхами фельджандармов, летуны в своих комбинезонах и шлемофонах, вооружённые трофейным оружием. Всех пленных водителей отправили к экипажу самолёта, то есть прикопали – извините, парни, война. Хотя какое извините, это вы на нас напали. Так вот, всё было подготовлено к вылету, и я уже сообщил, кто летит с нами, а кто нет, два лётчика из экипажа старшего лейтенанта Берёзова не летели. Они останутся тут. Более того, их задача за время нашего отсутствия не только замаскировать все следы взлёта, но и укрыть грузовики и бензовозы. То есть отогнать чуть в сторону, но не дальше двухсот метров, вырыть для каждой машины капониры и замаскировать ветками. Я планирую в будущем тут устроить аэродром подскока, где смогут садиться что бомбардировщики, что транспортники, пока топливо для них будет. Если немцы прочухают, могут разбомбить, вот и подстраховался, чтобы не накрыли всё разом. Если к тому моменту тут что останется. Ну, или партизанский отряд будет пользоваться бензином, грузы им будут доставлять, и есть чем заправить для обратного полёта. Нам столько не надо, до Берлина и обратно, потом летуны заправятся и улетят на свой аэродром, а мы уйдём в другой район и будем там действовать. Может, раньше разойдёмся с летунами. Возвращаться на эту поляну я не хотел, чуял, к моменту нашего возвращения тут будут меня ждать. Рано ещё, ну вот рано. Кстати, отдал одному из двух лётчиков, что остаются тут, запечатанное письмо. Передать требуется тем, кто выйдет на них, из советских парашютистов. Просто подстраховался. Так вот, осмотрев строй бойцов и командиров, тут Бабочкин командовал построением и мне доложился, когда закончил, я осмотрел парней и негромко начал, но с каждым словом сила в моем голосе росла: – Товарищи бойцы и командиры. Не так давно гитлеровские прихвостни решили убить товарища Сталина, организовав эту подлую со всех сторон акцию. Я со своими бойцами, узнав об этом, решил не дать совершиться такой подлости. Мы под видом немецких диверсантов прибыли в Москву и уничтожили как диверсантов, так и их пособников, в двух операциях участвовали и вы, уничтожая вора в законе, а потом на квартире его людей, но это уже была мелочь. Так вот, будучи возмущённым подобной акцией, я решил показать гитлеровцам, что мы тоже способны на подобные операции. Если немцы устраивали на улицах Москвы чуть ли не бои с применением гранат, то и мы сможем это провернуть. Так что слушайте боевую задачу. Я не обещаю, что мы все вернёмся, но могу пообещать, что нас внесут в историю, и особенности этой операции будут разбирать на уроках в военных училищах или академиях. Возможно, и на уроках истории в школе. Наша задача состоит в том, чтобы максимально незаметно долететь до Берлина, где совершить посадку неподалёку, желательно, как и сейчас, на лесной поляне. Замаскировать самолёт, оставив лётчиков нас дожидаться, после чего под видом солдат вермахта проникнуть в столицу Третьего рейха и провести несколько громких акций. Причём проводить мы их будем в Берлине в форме советских бойцов. Именно поэтому я приказал погрузить её на борт самолёта. Мы будем вести постоянный фоторепортаж наших действий, ведь не зря же за время работы под патрули мы смогли взять трофеями два фотоаппарата и большое количество фотоплёнки. Подробности операции будут озвучены на месте. На этом всё, командир экипажа и штурман ко мне, будем составлять маршрут полёта. Остальным разойтись. Вылет назначаю на пол-одиннадцатого, отдыхайте. Да какой уж тут отдых, все были так возбуждены от шокировавших их планов операции, что усидеть на одном месте не смогли. Один боец уточнил у Бабочкина, о чём я говорил, под каких диверсантов мы маскировались? Ранее эту историю мы не озвучивали, так что, когда сержант с моего разрешения начал рассказывать, тут же все собрались вокруг него, я как раз ставил задачу. Летуны с завистью поглядывали на кружок бойцов вокруг Бабочкина, но слушали меня всё же внимательно, поглядывая на карту, что я расстелил на ящике из-под патронов. – Смотрите. С этого транспортного аэродрома, каждую вторую ночь, в одиннадцать часов, курсом на Берлин вылетает пассажирский самолёт. Тоже «юнкерс», но не транспортный, как у нас, а чисто пассажирский. Немцы этими регулярными рейсами часто пользуются, а именно достаточно высокопоставленные офицеры. Отдых, командировки или по вызовам вылетают в Берлин. Неважно. Ваша задача такова, мы взлетаем примерно в то же время. Нагоняем его и пристраиваемся в хвосте. На борту нет бортстрелка, нас не должны обнаружить. Зенитчики и воздушная разведка знают о пролёте этого самолёта, постарайтесь сделать так, чтобы гул наших моторов если не совмещался, то хотя бы перекликался с пассажирским. Пусть думают, что это эхо от звука моторов, а не два летят, как будет на самом деле. Как вы это сделаете, не мои проблемы, это вы лётчики, а не я. Под такой маскировкой мы добираемся до Берлина, на подлёте быстрым снижением уходим в сторону и направляемся к этому лесу. Он, правда, в сорока километрах от Берлина, но очень крупный, поляны тут должны быть, находим и садимся. Вы остаётесь, мы добываем технику, ну и там наша работа. Самолёт замаскировать поможем, подготовить позиции для обороны тоже. Запасов продовольствия оставим в этот раз достаточно. Сидите там тихо, носа никуда не суйте, вы наш единственный шанс на эвакуацию. Главное, у леса мало поселений, и о нашем появлении там не должна разойтись информация, если вообще она разойдётся. Нас бы искали, если бы мы в одиночку летели, собирая на себя всех слухачей. Кстати, немцы используют этот рейс для такого же ночного возвращения. По чётным дням летят в Берлин, как сегодня, по нечётным возвращаются на этот аэродром. Имейте это в виду, обратно вылетаем в нечётный день и так же пристраиваемся к этому пассажирскому «юнкерсу». Осознали свою задачу? – Да, товарищ старший лейтенант госбезопасности, осознали, – почесав затылок, сказал Берёзов. – Интересная задачка. Надо обмозговать, а времени мало. – Ну, вот и обмозгуйте. У вас ещё те часы будут, что потратим на время полёта. Если что, подстрахую, сменю, всё же я этот самолёт сюда пригнал. – Угу, – отстранённо кивнул Берёзов, явно находясь где-то далеко в своих мыслях. Забрав карту, те со штурманом ушли, им изрядно поработать нужно, а я подошёл к группе бойцов. Бабочкин уже заканчивал повествование. Немного приврал, конечно, мол, нам лично товарищ Берия приказал сформировать свою группу, в которую и вошли все эти парни, и вот воюем. За неделю вон сколько прикопали или замаскировали тел немецких солдат, сколько техники утопили и повредили минами. Сколько частей своих грузов не дождались, которые им так необходимы. Не каждый стрелковый полк имеет подобное количество уничтоженного противника и техники на своём счету. Если так навскидку прикинуть, что мы успели сделать… Например, устроили шесть пулемётных засад, дважды там сгинули полноценные пехотные роты. Против восьми МГ в упор без возможности укрыться шансов у гансов не было совсем. Мы даже прятать следы своей деятельности не пытались. Сразу собирали трофеи, особенно документы убитых, вон пять немецких ранцев забиты доверху, и меняли район. Так вот, две роты были, трижды взводы. Один из которых велосипедный. Потом две гаубичные батареи, сапёр тут отлично поработал, минируя обычные дороги, и когда подрывалась передовая машина, мы крошили остальных. Правда, на дорогу не выходили. Раненых не добавили. Покрошили всех, кого могли достать, отползали, прыг на машины, и уходили. То-то немцы так бесились от наших действий, и дорожная полиция так зверствовала. Особенно их бесило бессистемное минирование дорог. А мы трофеем целый грузовик взяли, там и противопехотные мины были, и противотанковые. Сплошного минирования мы не делали, например, ехали, находили подходящее место, останавливались, как будто оправиться, и там сапёр закладывал мину, обычно противотанковую под колесо, то есть под колею, и пару противопехотных на обочину, кому повезёт. Мины, естественно, ставил за колонной, чтобы мы сами не подорвались, после этого уезжали, не отслеживая, кто подорвётся. Потом следующая за нами машина, одиночная или передовая в колонне, подрывалась, кабины обычно напрочь отрывало. Да мы так часто этим минированием занимались всех дорог, где бывали, что за два дня истратили весь запас. Потом мы узнали, что многие офицеры и водители просто отказывались ездить по дорогам, пока сапёры их не проверят. Мы тогда под сапёров и работали, хорошо повеселились. Эти потери тоже стоит учитывать. Бабочкин вёл журнал учёта действий нашей группы, и когда мы, это бывало раз пять, проезжали по дорогам, которые ранее минировали, то видели изувеченные обломки грузовиков, бронетранспортёров или другой техники, что тот педантично вносил в журнал. Изредка у битой техники виднелись и берёзовые кресты. От пленных мы потом узнавали, какие потери несла транспортная система вермахта. А так если навскидку припомнить, то на нашем счету ещё четыре угнанных танка, мы их частью утопили, частью спрятали, я приметил места, только броневик оставили. Потом про две гаубичных батареи я уже говорил, сапёров трижды отлавливали, два раза интендантов, колонн пять перехватили. Легковушки были, особенно одиночных любили, этих ни разу не упустили. Я понимал, что немцы могли пустить и ложные колонны, может, они и были, но нам не встречались. А в легковушках, бывало, ценных «языков» брали, причём четырёх полковников взяли, а вот с генералами в этот раз не везло. Мы с парой таких полковников интересные идеи и замутили. Да постреляли как-то отряд польских националистов, те в форме были, что им немцы выдали, прихватили их, а после расстрела машины одного такого полковника расположили их тела так, как будто это поляки устроили засаду и они с охраной уничтожили друг друга. В этих случаях никаких трофеев мы не собирали, всё оставляли на местах. Да ещё распихали по карманам убитых поляков трофеи с других засад, включая документы офицеров, мол, это они там поработали. Однако не усердствовали, чтобы не переборщить с доказательствами. Вроде сработало, немцы как-то к своим полякам-союзникам резко охладели. Так что за неделю на нашем счету, Бабочкин специально посчитал, было пятьсот тридцать две солдатские книжки, и пятьдесят семь офицерских. И это ещё не считая те места засад, где зачистку мы не проводили. Так что с тысячу немцев, поляков и полицаев можно легко было записать на наш счёт, но мы имели официальную цифру, согласно собранным документам. Вскоре подошло время, мы погрузились на самолёт, который на буксире «ганомага» выкатили из-под прикрытия деревьев, погоняли моторы в разных режимах, давая им прогреться, и после разгона поднялись в воздух. Мы направились к тому месту где должен был пролетать пассажирский «юнкерс». Время пролёта нам было известно. К счастью, нашли, усмотрели снизу на фоне ночного неба, даже едва не опоздали, пришлось нагонять, но главное, мы летели к Берлину. Кто бы поверил, да я сам до конца не верю. Авантюра, как есть авантюра на грани фантастики, но что бойцы моей группы, что лётчики были преисполнены такого энтузиазма и азарта, что завидки брали. Я же, устроившись на мешках с пайками, среди них был и мешок с рейхсмарками, спокойно спал. Разбудить меня должны на подлёте. Почти все, кроме летунов, были заняты тем же. Отсыпались, готовились к действиям на территории Третьего рейха. Им потребуются все силы и тот полученный недельный опыт, чтобы выполнить все мои приказы. Пусть отдыхают. Проснулся я от тряски. На самом деле самолёт и так потряхивало, но в этот раз меня разбудили намеренно. То есть потрясли за плечо, и я, открыв глаза, рассмотрел при тусклом свете лампочки над кабиной пилотов нашего штурмана. Сев, а под веки как будто песку насыпали, я осмотрелся, часто моргая. Все бойцы спали, летим-то уже часа три, четвёртый пошёл, как показывают стрелки наручных часов, значит, подлетаем. Встал так, что чуть не уронил компактную кучу узлов с советской формой, тут сбоку сетка была натянута, вот за ней, прижатой к стенке, и находилась наша форма. Только одна сторона почти развязалась, так что когда я ухватился за сетку, чтобы встать, чуть и не уронил всё на себя. Однако ничего, поправил, даже перевязал узел, и направился к кабине. Штурман уже там был, он сразу ушёл, как увидел, что смог разбудить меня. Вот так, балансируя, не хотелось бы наступить на кого из бойцов, я дошёл до кабины. Борттехник находился в люльке стрелка, этот самолёт был оборудован колпаком пулемётной точки. Там были спаренные авиационные МГ. Тот боец имел звание старшины, он поглядывал вокруг, голова у него была увенчана немецким лётным шлемом с наушником. – Ну что у вас? – спросил я, тряхнув пилота за плечо и просунув голову в кабину. – От прикрытия мы уже ушли, и сейчас со снижением уходим к тому лесу, что вы указали. Лететь стараемся так, чтобы населённые пункты были подальше от нас. Но это сложно, тут и деревенек, и отдельных хуторов хватает. Нужно найти место для посадки, поляны на карте не указаны. – Понял! – прокричал я тому на ухо, после чего, вернувшись в салон, стал будить парней. До места, где по плану будет проходить посадка, осталось минуты полторы лёта. В общем, мы были на месте, и нужны все глаза, чтобы высмотреть внизу что-нибудь подходящее. Пусть у транспортника и не было иллюминаторов, это не пассажирское воздушное судно, но всё равно бойцы смогут что-нибудь рассмотреть. И я не ошибся. Когда все проснулись, привели себя в порядок, то пара бойцов надели каски и мотоциклетные очки, после чего один из них открыл дверцу и, держа другого, стал ожидать результатов его визуальной разведки. Сам «юнкерс» уже кружил над лесом. Боец достаточно быстро высмотрел неплохую поляну, даже две, но одну летуны посчитали короткой, ну мы и пошли на посадку. Да наудачу, так как проверить, подходит поверхность поляны для посадки или нет, мы просто не могли. Нет, выпустили, конечно, осветительную ракету, та упала на траву и горела, но вроде всё ровно. Однако всё оказалось не так радужно, при посадке последовал страшный удар, и, сильно накренившись на левую сторону, наш транспортник заскользил на брюхе, слегка разворачиваясь. В общем, сели. Плюхнулись. – Все живы? – спросил я, когда самолёт замер и рёв моторов затих. – Есть раненые или пострадавшие?.. Бабочкин, опросить и доложить. – Есть, – выбираясь из-под узлов с нашей формой, козырнул тот и стал, морщась, массировать плечо, видимо отбил. Я же последовал в кабину, где виртуозно матерился Берёзов. Летуны не пострадали, только штурман пытался отстегнуть заклинившую пряжку страховочного ремня у кресла, тот встать ему не давал. Достав нож, я просто полоснул по ремню и спросил у старлея: – Что, так всё плохо? Что это было вообще? – Пенёк. Я успел приметить его, но вот уйти – уже нет, мы катились по земле. Прямо левым шасси врезались, и нам его оторвало к чёрту, так что отлетались мы, похоже, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Шасси вырвано, крыло повреждено, у двух моторов винты погнуты. И это только то, что я из кабины вижу. Нужно осмотреть всё снаружи. – Ну, отлетались так отлетались, – не особо расстроившись, сказал я. – При разработке плана операции я это тоже учитывал. Сейчас быстро разгружаемся, груз весь под деревья на опушку, и нужно будет что-то с самолётом делать. Нужно его как-то скрыть, а то любой, кто будет пролетать над лесом, увидит его, немцы дотошные, сразу начнут выяснять, откуда тот здесь взялся. – А мы? – А вы с нами. Ничего, у немцев «юнкерсов» хватает, ещё добудем. Я что-нибудь придумаю, будь уверен. – Вы командир, вам виднее, – пожал тот плечами. – Это правильно. Развернувшись, я направился к выходу. Дверь уже была открыта, и бойцы, встав цепью, передавали друг другу груз, освобождали салон самолёта. Была опаска, что тот загорится, да и бензином резко запахло, вот бойцы и торопились, так что, чтобы им не мешать, я покинул самолёт и отошёл в сторону. Спросил у подбежавшего Бабочкина: – Ну что там? – Синяков хватает, а так никто особо и не пострадал, все держались. Только на Фомина коробки с пайками упали, он их пытался удержать. Колено зашиб. В той стороне я поставил часового, будет отслеживать округу, а вот там у кустарника пулемётчика с ДП посадил, отличная позиция, прикроет, если что. Разгружать самолёт закончим минут через пять. Бочки тоже? – Обязательно, глупо отказываться от подобного оружия. – Оружия? – Мост деревянный облить и поджечь, или ещё какую гадость сделать – самое то. Или самолёт найдём, а топливо где брать? А оно у нас есть. Или тот же заряд объёмного взрыва, – пришедшая только что идея показалась интересной, и я задумался. – Хм, неплохая идея. Чего же я раньше об этом не вспомнил? Надо обдумать. Как её сделать, я знаю, на словах описывали, а личного опыта нет. Надо только подумать, как разом распылить бензин и подорвать его. Ничего, с Бабаевым посоветуюсь, вдвоём решим. Может, и получится что. – Заряд объёмного взрыва – а это что? – заинтересовался сержант. Мы с ним в сторонке стояли, бойцы споро заканчивали разгружать самолёт, летуны помогали им, подавали груз из самолёта, а сейчас пытались вытащить одну из бочек. Вот оттуда меня и окликнули, так что, пояснив сержанту, что этот заряд просто отличная и нужная вещь, я побежал к самолёту. Выяснилось, что салон разгружен, даже пулемёты из башенки стрелка сняли, вместе с боеприпасом, теперь нужно подумать, что делать с самим самолётом, так как до рассвета осталось меньше трёх часов. – Что делать, что делать, – задумчиво пробормотал я, почесав затылок и стукнув пальцами по нижнему краю каски. – Вот я и спрашиваю, что делать? – подтвердил Берёзов. – А что в нашей ситуации мы сможем сделать? Тягача нет, чтобы отбуксировать под деревья, да ещё вон след какой от нашего приземления остался, значит, расходимся по опушке, лучше уйдем вглубь леса, и рубим небольшие невысокие деревья, приносим сюда и маскируем ими самолёт. Другого выхода всё равно нет. Так, старший лейтенант Берёзов, назначаю вас ответственным за маскировку. Мои бойцы будут приносить маскировочный материал, а вы – проводить непосредственное скрытие самолета. Буду проверять лично. Всё ясно? – Ясно, – уныло вздохнул тот, явно мысленно костеря себя, что привлёк моё внимание к себе. Дальше я тоже включился в дело, топоров было всего два, один маленький, другой большой плотницкий. Это наш сапёр затрофеил, пока мы подвижный патруль изображали да посты, но острозаточенные пехотные лопатки тоже годились в дело. Причём так, что свою наш силач умудрился сломать. Так что пока тот только переноской занимался, а новую лопатку он ещё добудет, уж я позабочусь. Вот так мы продолжали стаскивать к самолёту всё, что удалось набрать. В основном набрасывали сверху. Это чтобы с воздуха не видно было. Если кто на поляну выйдет, он так и так увидит всё что нужно, то есть обнаружит забросанный ветками самолёт, что уже подозрительно. Именно поэтому нам и была так важна маскировка с воздуха. За три часа мы справились, целую кучу веток навалили, обломок шасси в лес утащили, замаскировали борозду. Да теми же ветками забросали и травой. У сапёра нашего и коса имелась. Правда, без рукоятки, да и небольшая, как будто детская, но тот и ветку под рукоятку срезал, сам вставил и накосил сколько нужно травы. Хорошо замаскировали, даже я это признал. А ветки рубили в разных местах, чтобы не проредить одно место, так что это дело сверху не должно приметным остаться. Закончили как раз с рассветом. Теперь можно и задачу ставить. Построив отряд – лётчики тоже стояли в строю, но в его конце, вроде как обособленно, – я хорошо поставленным голосом стал вещать: – Товарищи командиры и бойцы. Мы находимся рядом с логовом хищника, что напал на нас. Ещё немного, последний рывок, и мы окажемся уже в нём, где будем действовать согласно обстановке. Наша задача не провести каких-нибудь операций с многочисленными жертвами среди мирного населения, этого нужно избежать, мы не немцы, а провести громкие операции, да такие, чтобы о них заговорил весь мир. Чтобы немцы в панике разбегались, как это делали раньше, крича о казаках на улицах Берлина. А такое было. Чтобы во всех мировых газетах появились фото советских бойцов, находящихся на улицах Берлина. То есть нам нужно поднять авторитет нашего государства и Красной Армии на максимальную высоту, чтобы все думали, что если мы по улицам Берлина спокойно ходим, то что будет дальше? То есть мы явим себя немецкому народу. А сами будем фотографироваться в разных узнаваемых местах. Плёнки с этими фото будут отправлены в Москву, и вас, вас всех, будет знать вся наша страна в лицо. Готовьтесь к этому, мы должны нанести такой моральный удар немцам и их союзникам, чтобы они ещё долго не могли оправиться. Это основная задача, детали по ходу дела будут прорабатываться. Работать будем так же, как на Украине, под подвижные патрули. Значит, ставлю первую задачу: добыть технику, желательно взять в ножи фельджандармов. После допроса пленных уже определимся с дальнейшими шагами. Лётчики идут с нами и также будут участвовать в фоторепортажах. На этом всё. Лётчики и часть бойцов остаются в лагере и подготавливают наш груз к транспортировке. Фомину через два часа начать готовить обед, а сейчас выдать лётные пайки. Завтракать будем на ходу. Остальные со мной выдвигаемся к ближайшей дороге. Будем брать технику. Бабочкин! – Я! – Отправь двух бойцов, пусть поищут дорогу или тропку, чтобы машины могли дойти до поляны. Если такая не будет найдена, придётся переносить груз на своих плечах до опушки леса. – Есть. Дальше, отобрав бойцов, я проверил, как на них сидит амуниция, поправил кое-какие детали, после чего скомандовал выдвигаться. Карту я уже изучил, определился, к какой дороге выходить, за старшего в лагере оставил Берёзова, а дальше всё зависит от нас, будет техника или нет. Как мне кажется, должна она тут быть. А вообще пригороды Берлина достаточно плотно забиты войсками, и больше всего среди них зенитчиков. Город прикрыт очень плотным противовоздушным зонтиком. На дорогах должно хватать военного транспорта, да и вообще военных, поэтому я надеялся не выделяться среди них. Только как тут не выделяться, если дивизия, в которой мы якобы служим, находится сейчас на Украине? Да и документы, что находятся в карманах, это подтверждают. Именно поэтому и нужно взять пару колонн, чтобы сменить принадлежность к местным подразделениям. То есть слиться с местными войсками. Мы ещё сохранили комплект документов и разные нашивки различных подразделений вермахта и люфтваффе, мало ли придётся притворяться командировочными. Бланки от последних у нас тоже были, нашли в портфеле одного из посыльных среди других бумаг. Двигались мы достаточно споро, той же привычной манерой передвижения, километр идти и километр бежать, так что на опушке уже были через полчаса. Вышли точно к мосту. По лесу проходила речушка, так что, наткнувшись на неё и сориентировавшись, я приказал двигаться по берегу. Над речкой нависал мост, и я надеялся там что-нибудь высмотреть. Пара бойцов так и бежала впереди в дозоре, поэтому добрались мы в этот раз без приключений, так никого и не встретили. Не водятся у немцев грибники, видимо, ну или не сезон. Основная группа осталась метрах в ста от опушки, в глубине леса, пока они завтракают, мы с Бабочкиным подползли к крайним деревьям и, достав бинокли, стали изучать дорогу. – Пусто, – известил тот. – Только какой-то местный на телеге с большими колёсами везёт просто огромный стог сена. – Это арба. – Мельком глянув в ту сторону – крестьянин действительно ехал к мосту, – я продолжил изучать мост и протянул: – Каменный. Бабочкин аж подавился и, откашлявшись, просипел: – Командир, ты его что, поджечь хотел? – Было такое дело, планировал. Ведь не только на фото из газет должны будут немцы увидеть нас на своих землях, а точно знать, что мы тут были. Чтобы своими глазами видели доказательства. Мосты жечь, уничтожать дорожную инфраструктуру, может, пару поездов под откос наконец пустим. А то у нас по этому делу по нолям. Диверсии на заводах – это всё наше. Бабочкин только радостно оскалился. Вот как раз против подобного он никак не был, только за. Маньяк-диверсант. Только бы что-нибудь взорвать, поджечь или пострелять. Это ещё он не видел, как весело эшелоны под откос слетают. На железке я практически и не работал, разве что когда у нас авиация была, та за подвижным составом охотилась. Хм, может быть, и исправим мы этот недостаток, уже тут, на территории Германии. Жаль только, не дадут нам долго веселиться, как пойдут первые диверсии, так всё население встанет на наши поиски, всё же мы не на оккупированной территории находимся, а в логове немцев. Не-е, отловят, и быстро. Думаю, дней пять удастся покататься вокруг Берлина, творя множество мелких диверсий, ну неделю максимум. О, надо будет заезжать на местные фермы, сначала изучать со стороны, а потом заезжать. Немцы уже второй месяц свозят в Германию молодежь с захваченных территорий. Тут должно быть немало наших девушек и парней. Проверим, если бюргеры издеваются над ними, петлю на шею и повесим на воротах с табличкой на груди, сообщая о совершённых ими преступлениях. Но пару раз, не больше, просто напомнить местным, что они тоже смертны и возмездие доберётся до всех. Они тут пока не пуганые, вот и стоит этим воспользоваться. Ведь, вешая хозяев, мы подставляем вывезенных из Союза подростков. Придётся брать их с собой, оттого и такое минимальное количество акций. Много взять с собой не сможем. Средств эвакуации попросту не хватит. Самим бы после того, что тут натворить успеем, уйти. Главное – развернуться успеть, и не помешал бы какой пустяк. Всё же тут от случайностей зависит. – Командир, а Берлин с какой стороны? – вдруг уточнил Бабочкин и погладил чисто выбритую щеку. Перед выходом я проконтролировал, чтобы все побрились. Да тут и напоминать не надо было, все и так это знали, даже привычка выработалась. – У нас за спиной. С противоположной от этой опушки. – А чего мы тут тогда делаем? – озадачился тот. – Только тут дорога подходит так близко к лесу. С той стороны, судя по карте, ничего подобного нет, поля да речка. Кстати, дорога из укатанного щебня. Я думал, тут асфальт везде будет, похоже, перехвалили немецкие дороги. Или это нам так повезло. Ладно, сейчас этот крестьянин проедет, и будем выходить на дорогу. Работать будем наудачу, времени отслеживать местный транспортный поток у нас нет. – Понял. Мы продолжали наблюдение, а я задумался. Мой авантюрный план, как ни странно, получился вполне благополучным, мы в Германии. Пусть самолёт изувечен, повреждён при посадке, но, к счастью, никто не пострадал. Вообще я старался очень подробно, до мелочей планировать свои будущие боевые операции. Тут ведь многое зависит от подобной тщательной проработки, не только благополучное завершение очередной операции, но и отсутствие потерь, а это немаловажно, поэтому я так долго и засиживался, стараясь учесть каждую деталь. Тот же Бабочкин считал, что именно это способствовало тому, что пока мы обходились без потерь и всё выходило так, как надо. А так как при работе подвижным патрулём или тем же постом большая часть боевых операций идёт в импровизации и доработку планов требуется проводить на ходу, то вообще удивительно, что мы смогли так долго протянуть. Не стоит так удивляться, я и сам этому дивлюсь, и, понимая в чём дело, стал больше времени тратить на планирование операций. Удача не может длиться вечно, и я это понимал как никто другой, но надеюсь, за всё время запланированного пребывания в этом государстве-агрессоре мои бойцы успеют выполнить всё задуманное. А вообще, это я уже откровенно признаюсь, что делать дальше после того, как мы доберёмся до места, я так тщательно не прорабатывал, всё время и силы ушли придумать, как вообще тут незаметно оказаться. Вот и придумал лететь под прикрытием рейсового пассажирского самолёта, а Берёзов с частью экипажа это блестяще исполнили. Дальше та же импровизация, и я не мог составить чётко работающий план, хотя бы мысленно, без информации по этой местности, разведка наше всё. Значит, тут нужно брать «языков», именно во множественном числе, узнавать обо всем и обо всех, и вот тогда можно будет уже что-то начинать планировать, а сейчас это как гадание на кофейной гуще. Меня как-то всё это мало устраивало. Я сторонник качественно проведённой разведки и анализа допросов «языков». На шару куда-либо лезть очень не хочется, не могу просчитать, что из этого выйдет, а это бесит больше всего. Импровизация – это проводимая операция, составленная на достоверных разведданных или фактах, полученных только что. А на шару – это лезть в неизвестность. Не путайте, всё же это разные вещи, и сейчас у нас операция идёт именно по второй, что мне и не нравится. Вот не люблю так работать, хотя изредка и приходится. Да что изредка, чаще, чем хотелось бы. – Что-то дорога пуста, сорок минут уже лежим, арба эта давным-давно скрылась, никого так и нет, – осмотрев обе стороны дороги, пробормотал Бабочкин. Достав карту из планшетки, я ещё раз бросил на неё взгляд, хотя местность вроде как изучил по ней по памяти отчётливо. Мне нужны эти, казалось бы лишние движения, чтобы подумать. И вроде надумал вполне возможную версию. – Тут может влиять несколько факторов на загруженность дороги. Один из них – это то, что есть объездная дорога, вот она отмечена неподалёку от железной дороги. Но ещё стоит учитывать, что недавно рассвело, пока позавтракают, пока машины проверят и колонну сформируют… Но ты прав, один старик на арбе, и всё, это странно. К тому же ранним утром, да на уже загруженной. Ты приметил, на стоге, что он вёз, вроде остатки росы были? – Да вроде блестела трава при свете солнца, я ещё подумал, где тот её намочить успел, вроде дождя не было. – Значит, он ещё вчера загрузил сеном телегу, а только сейчас перевозит её. То-то меня так удивило его появление. Ладно, давай к нашим, отправь сюда двух бойцов, пусть продолжат наблюдение, а мы позавтракаем. Уже хочется что-то.