Осмотревшись, старик лишь покачал головой, видно, что нас потрепало серьёзно, но стал спешно заниматься радиостанцией. Тут я его остановил, нас могут запеленговать, так что нужно сменить место работы радиостанции. Мы отъехали километров на пятнадцать, тут была подходящая роща, дальше я ему помогал забросить провод на верхнюю ветку дерева. Потом он отправил шифровку и ожидал ответа. Шифровку мы составляли вместе. Мол, задание провалено, всё по случайности, высадка произошла чуть ли не на головы армейцам. Резидент ранен, есть ещё раненые, имеются потери. Требуется срочная эвакуация, этой же ночью, двое из раненых совсем тяжелые. Ну и сообщили координаты поляны в лесу, где будем ждать самолёт. Поляна подходящая, там уже трижды «юнкерсы» садились, экипажи местность знают. В этом же лесу она и находилась. Ответ пришёл только через полчаса, подтвердили вылет самолёта. Дали коды опознавания для лётчиков. На этом всё. Старик лишь подтвердил получение, и мы начали сворачивать радиостанцию. Один из бойцов, что нам помогал, по моему кивку мигом заехал в солнечное сплетение старику – больше он нам не нужен, своё дело сделал, и мы скрутили радиста. Вставили кляп, проверили узлы, тот лишь с ненавистью вращал глазами, после чего, посмотрев на часы, я сообщил: – Всё, грузите этого архаровца в одну из машин и перегоните к дому участкового. Радиста сдадите ему вместе с радиостанцией на руки, пусть отправляет его в столицу, причём чем быстрее, тем лучше. Шифроблокнот тоже передадите, всё по описи. После этого бегом сюда. До темноты должны успеть, а потом к поляне двинем, где самолёт должен сесть. Мы доехали до леса, где находилась вся группа и вторая машина, после чего оба авто уехали, а я направился чуть вглубь, где наш зампотылу уже готовил в двух котлах ужин. Так как изображать раненых не требовалось, а бинты ещё будут нужны, то бойцы ходили по опушке, общались, смеялись, тот цирк, что они устроили для немецкого агента, им понравился, ну и принюхивались к ароматам, что шли от котлов, проголодаться успели все, тем более отправляясь к военкомату только позавтракали, обед почти все пропустили, ну кроме нас с Бабочкиным. Ах, какие же хорошие пельмени были, до сих пор вспоминать приятно. Время было свободное, я дал отбой для отдыха, только повар работал и два бойца на часах стояли, поэтому, пройдя к Бабочкину, что лежал на травке под дубом, и устроившись рядом, натянул фуражку на нос, решив до ужина вздремнуть с часок. Однако бойцу, видимо, спокойно не лежалось, уже через минуту он тихо спросил: – Командир, а как у тебя это всё получается? – Ты о чём? – Да насчёт этого дня. Столько провернули дел, вчера ещё у немцев в тылу были, а тут и настоящие бои на улицах Москвы устроили… Лосева, вон, потеряли, ладно хоть ранен не серьёзно, через пару недель уже рукой свободно сможет пользоваться. Только вот я не понимаю, мы в Москве чем только ни занимались, да взять тех же призывников. Ты же нахрапом брал, где наглостью, где подкупом, где обаянием. Скажи, как? – Знаешь, штука это действительно сложная в понимании. Трудно описать, я лучше на примере объясню. – Подняв фуражку на лоб, я сел и осмотрелся, рядом никого не было, чтобы подслушать, бойцы тактично отдыхали в стороне. Я пояснил: – Ты же в курсе, что я был в будущем главным инспектором бронетанковых сил? Так вот, в первое время мне было сложно проводить свою работу, у каждого директора и его помощников свой характер, желания и интересы. То в баньку пригласят, то ещё что, ходов много, вот мне Лаврентий Павлович Берия и отправил одного старичка. Да вроде ординарца. Тот за полгода так меня построил, обучил общению с людьми, что по сравнению с тем, что было раньше, – небо и земля. Особенно общению с такими людьми, что находятся на высоких постах и чуют за собой власть. Психологический прессинг одним взглядом, манера поведения, разговора, да даже жесты подбираются индивидуально под каждого человека, с которым я общаюсь… Я не слишком заумно говорю? – Не всё понял, но вроде главное уловил. Этот старик тебя учил говорить с директорами как начальник с подчинёнными. – Точно. Молодец, всё правильно уловил. Так вот, обучив меня, дав основы, тот дал мне возможность дальше набираться личного опыта самостоятельно. И следующие два с половиной года, с огрехами в первое время, я смог набраться этого опыта до такой степени, что уже подобная манера поведения настолько въелась в привычку, что по-другому я не могу. Именно поэтому мне было достаточно просто вести беседы как с теми милиционерами, беря их на дело, так и с военкомом. К каждому нужно подбирать свой ключик. – А можно этому научиться? – Ну, вообще-то вас с Лосевым я этому и так учу, с первого дня. Не явно, исподволь, но учу. Так что года через полтора ты сможешь уже без поддержки сам вести беседу. Только тут проблема одна, подучиться тебе надо. Вид деревенского рубахи-парня тебе, конечно, идёт, но образованные люди легко вскроют этот твой стиль поведения. Нужно уметь поддержать беседу по любой теме в любых слоях общества, что интеллигент, что военный, что колхозник, даже если ты её не знаешь, и сойти за умного и образованного человека. Раз это пройдёт, два, потом отловят и поймут, что их дурили. А вообще ты вполне неплохо себя вести начал. Вспомни, как ты впервые изображал немецкого постового, старался не смотреть в сторону немцев, чтобы не выдать себя взглядом, чуть ли не дрожал в ознобе, руки не знал куда деть. А сейчас? Лениво облокотился о коляску мотоцикла и лишь презрительно поглядываешь вокруг взглядом опытного матёрого солдата подвижного патруля. Именно так тебя воспринимают немцы, которых мы останавливаем для проверки. Да им даже в голову не придёт, что этот отличный парень откуда-нибудь из Дрездена на самом деле русский Иван, который хоть и выучил с десяток слов до совершенства, но немецкого и не знает. Вот к немцам переберёмся, начнём снова патрули образовывать, увидишь разницу между нами и новичками, им ещё предстоит набираться опыта и привыкать. Кстати, этим ты и займёшься, будешь учить их всему. Передача опыта тоже своего рода уроки, и на многое, что мы делали ранее, ты сможешь взглянуть с другой стороны, расширив свои знания и опыт во многих вопросах. – Даже интересно стало, – покосившись на отдыхающих, пробормотал тот. – Ха. Ты ещё не знаешь моих планов насчёт этого самолёта, что мы, надеюсь, захватим. Пока раскрывать все свои замыслы я не буду, но надеюсь, в будущем ты их поддержишь. Да что надеюсь, уверен. Мне его доработать надо, слишком сырой план будущей операции, а потом просвещу. Может, ошибку какую выявишь или неточность. Свежий взгляд со стороны тоже бывает полезен. Дальше мы отдыхали молча, пока повар не сообщил, что обед готов. Это порадовало, проголодались все, включая нас. А под конец ужина сменившиеся часовые сообщили, что по дороге к нам бегут оба бойца. Успели. Те доложились, что выполнили мой приказ в точности, машины оставили, милиционеру агента передали по описи, выдали мне лист с актом. Так что я их даже похвалил, молодцы, всё сделали правильно. Покормив и их также, мы собрались и, нагрузившись вещами, направились к поляне. Тут до неё километра три будет. Вышли прямо на неё, трудно проскочить мимо, по краю поляны овраг проходил, а он через весь лес тянется, наткнёшься, а там сориентироваться можно. Дальше мы сложили вещи на опушке, пустые пока носилки бросили там же, но бойцы, которые должны изображать раненых, примеривались и готовились к новой клоунаде, как они это называли. Пусть клоунада, главное транспортник захватить, пока это в моих планах. На лес опустилась ночь, ещё когда мы опушку леса покидали, направляясь к поляне. Усталость чувствовали все, особенно мы с Бабочкиным. Последний так не спал вторые сутки, даже третьи пошли, так что, когда добрались до места и расположились, я приказал подготовить сигнальные костры, в правильной последовательности, как указано в секретной шифровке, и отправил всех спать. Лишь двое часовых бодрствовали, вслушиваясь в шумы леса, не послышится ли гул моторов. Бабочкин уже спал, он сразу рухнул на носилки, на которые была постелена плащ-палатка, и мигом уснул. После ужина его окончательно разморило. Кстати, а вот я уснул не сразу. Прихватил свой сидор и прогулялся в поисках места для схрона, и нашёл его. При этом все свои следы я посыпал тем порошком, что Лосев наготовил. У нас ещё оставался запас. Несколько толстых пачек с банкнотами я сунул глубоко в дупло, завернув в два слоя портянок. Ну, и завалил листвой. После этого вернулся. На будущее сделал закладку, мало ли что. В принципе контакт с местным руководством налажен, просто НЗ. Не пригодится, также сдам государству. Просто я считал, что личные средства иметь обязательно нужно. Правда, убрал не всё, треть денег осталось, это на расходы группы, если мы снова в тылу наших войск окажемся, или где на оккупированной территории расплачиваться. Ведь там советские деньги ещё принимаются. Правда, плохой курс по отношению к оккупационной марке и уж тем более к рейхсмарке. Хм, денег у нас мало, надо будет добыть. Это я про немецкие рейхсмарки. В дальнейших планах они будут нужны. Разбудило меня потряхивание за плечо, с трудом разлепив глаза, я тихо спросил: – Что? – Товарищ старший лейтенант госбезопасности, слышу двигатели самолёта. Приближаются. – Отлично, поднимай остальных. Сев, я яростно потёр лицо, чтобы прийти в себя, потом виски и уши. Классный метод, быстро проснулся. Вскочив, я стал бодро командовать сонными, ещё не проснувшимися бойцами. Труднее всего Бабочкина было поднять, но и это удалось. Двое с котелком, куда мы слили часть бензина из бочки, стоявшей в кузове грузовика, другой ёмкости не было, побежали к кострам, где плескали бензин и поджигали костры. Ну, вот и все четыре в линию горят, осталось ждать посадки. Сделав круг нал лесом, «юнкерс», а даже Бабочкин смог распознать характерный рёв его двигателей, пошёл на посадку. Ничего, сел вполне благополучно. Дальше я побежал к самолёту, там уже открылся люк и показались двое. У одного пистолет в руке, у другого автомат, позади меня при свете костра было видно, как несут носилки с ранеными к самолёту. Наш силач-спортсмен, тот самый, который фигурой похож на резидента, даже ножку свесил с носилок, всем видом показывая, как он умирает. Сообщив пароль и услышав отзыв, я также на немецком подтвердил, что раненые пока живы, хотя один и при смерти. Дальше бойцы стали заносить раненых по очереди в салон самолёта, экипаж транспортника нам помогал. При этом моторы заглушены не были. И пилот находился в кабине. Вот так мы втихую и взяли экипаж, включая пилота. Наставили пистолеты и спеленали их. Костры тоже погасили. После этого стали носить вещи от опушки, загружая их в салон самолёта. Наконец, когда всё было готово, а я этим не командовал, Бабочкин вполне справлялся, и я закончил с допросом пилота и, скажем так, склонением к сотрудничеству. А всё просто, я «попросил» дать мне уроки пилотирования этого типа машин. Бывший пилот «Люфтганзы», который намотал огромное количество воздушных километров, обещал помочь, поделиться опытом, за то, что мы ему жизнь оставим. Пришлось пообещать, хотя и неприятно поразившись, что просил тот только за себя, на остальных ему, видимо, было плевать. Убивать лично я его не буду. Как и обещал. А вообще пилот оказался действительно на удивление толковым и, если я что не понимал, раз за разом повторял. Мы часа полтора простояли на поляне с выключенными моторами, я учился, сидя в кабине, как говорят лётчики, «всухую» управлять самолётом. Ещё бы поучился так, но лимит времени был исчерпан, так что под присмотром лётчика я запустил двигатели, тот подтвердил, что всё правильно, после чего развернул самолёт, оказалось, очень сложно это делать на таком тяжёлом аппарате да на мягкой почве, потом я, держа тормоза, дал газу движкам, раскочегарив их, и отпустил тормоза. Часть бойцов спали, другие пленных контролировали, однако даже от той тряски и подпрыгиваний, что сопровождались при взлёте, те, что спали, так и не проснулись. Бабочкин так точно. Но мы уже летели и медленно поднимались в ночное небо, разворачиваясь в сторону передовой. Баки заполнены на две трети, так как экипаж заправлялся на фронтовом аэродроме у передовой, до Ровно должно хватить. Кстати, экипаж был тем самым, что нас выбрасывал прошлой ночью. Они, кстати, нас с Бабочкиным тоже узнали, не сразу, но узнали, серьёзно так перепугавшись. Полёт мне запомнился надолго. Много нового узнал, принимая знания, весь в поту сидел. Но ничего, постепенно освоился. Даже делал некоторые манёвры, чтобы почувствовать самолёт. Главное, чтобы эти манёвры нам с курса не давали сходить. Пилот оказался очень толковым в плане обучения, всё объяснял, всё показывал. Уже начало светать, когда мы, снизившись, оставили в стороне Ровно и транспортный аэродром, куда должен был сесть этот «юнкерс», и практически на последних каплях долетели до леса и совершили посадку на поляне. Немец меня подстраховывал, но сел всё же я. Потрясло серьёзно, да и посадку сложно назвать идеальной, я впервые пилотировал подобную машину, однако сели, и, ревя моторами, я подогнал самолёт к опушке, повернув его к ней хвостом. Только после этого заглушил хорошо потрудившиеся движки, до сих пор не понимаю, как те не встали от недостатка бензина, видимо на парах работали, я со слабой усталой улыбкой хлопнул немца по плечу, сказав ему: – А ты молодец. Не думал, что долетим, и уж тем более не думал, что сам смогу сесть. Да и за штурмана отлично поработал, добрались точно куда надо. Дальше я приказал покинуть самолёт и закатить его под деревья. Сам я сразу встать не смог, ноги затекли, пока массировал, пока ожидал, что слабость пройдёт, это на меня так усталость подействовала, минут пять прошло. Однако ничего, я чуть позже встал и, пошатываясь, направился к выходу. Во землю качает! Дальше мы все впряглись и стали толкать самолёт к опушке. Да уж, пятнадцать человек, а сдвинуть эту махину смогли с трудом, хотя нам и немцы помогали. Потом проредили кустарник на опушке, расчистили и затащили хвостом под деревья. Ветви скрыли самолёт. Потом ветвями замаскировали саму машину. Ещё пятеро бегали по поляне, маскировали следы приземления, то есть шасси. После этого я тем, кто успел выспаться, были и такие, поставил задачи. Бабочкину – отвести всех на ту поляну, где стоит или должен стоять «шторьх» и была организована наша база. Да, совершили посадку мы на другой поляне. Эта была больше, а та совсем крохотная, и сесть там мог только такой самолёт, как «шторьх» или У-2. А эту поляну мы изучали, когда к озеру ходили купаться, оно тут рядом, смотрели, вдруг удастся здесь организовать небольшой партизанский аэродром. Кочек на поляне было мало, и я решил, что для посадки самолёта годится. Правда, потрясло изрядно, практика показала, что всё же кочки лучше бы срыть, но сели. Норма. Так вот, Бабочкину, который отлично выспался и был бодр и свеж, я поставил несколько задач. Сейчас он берёт бойцов и отправляется на нашу базу. Если Лосев о ней и рассказал, а он должен был рассказать, как и о наших схронах в польских землянках и бункере, то не стоит ожидать наших тут так быстро, посетить можно свободно. Проверить, как там всё, как самолёт и часть бойцов с нашим имуществом, включая палатку и форму, вернуться сюда, теперь у нас тут будет временная база, два-три дня, на большее я не рассчитываю. Далее, взяв трёх-четырёх бойцов, Бабочкин направится к взорванному нами двое суток назад мосту, посмотрит, что там. Проведёт визуальную разведку. Бойцам тоже нужно осознать, что мы на вражеской территории, попривыкнуть к немцам, самим их форму поносить, освоиться, так сказать. Потом группа осторожно посетит место, где мы спрятали оружие, и заберёт его. Помимо этого, когда стемнеет, тот с парой бойцов пусть пробежится к месту, где мы спрятали мотоцикл, пусть и столкнули его вниз, в овраг, но тот целый, заберёт его и форму, если те на месте. Нам форма немецкая нужна и документы. Мотоцикл пусть отгонит и спрячет в лесу. Потом, соединившись с теми, кто будет ждать его, вернётся к нам на базу. А я в это время отдохну и до конца обдумаю свой план. То есть до начала подготовительных мероприятий оставались сутки, даже чуть больше, времени достаточно. Вот так Бабочкин ушёл, остались только два бойца. Фомин, это повар, и Игнатов, а это фельдшер. Те занимались по хозяйству, Фомин убежал к озеру за водой, и присматривали за всеми тремя немцами. Ликвидировать их я пока не спешил, может, найду, как их использовать. Да и пилота обещал не трогать, но это не значит, что не поручу убрать его кому другому. Обещание я давал не трогать его лично. Следующие сутки пролетели как один миг. Для начала я, после того как отдал приказы по лагерю, перекусил, а потом отрубился на десять часов, и бойцы, что вернулись от поляны с нашей старой базы, старались меня не беспокоить. Охраняли немцев и занимались делами, обустраивая временный лагерь. Старшим я поставил сапёра Бабаева, он был тут же. После того как я, выспавшись, проснулся и отужинал, а было время ужина, то занялся делами, часа два потратил на бойцов, проводя первичное обучение их действиям в тылу противника, описывал и показывал на примере, как себя вести и что делать, если на них немецкая форма и они изображают немцев. К этой мысли тоже нужно привыкнуть и осознать её. Описывал особенности действий вермахта, что значат те или иные нашивки, звания, как себя ведут немцы в повседневной жизни и в бою, особенности их менталитета. И даже зачитывал некоторые пункты устава. А что, у меня книжка в планшетке была, я потом выдал её одному из тех двух бойцов в группе, что немецкий язык знают. Второго, морячка, не было, пока не вернулся с Бабочкиным из рейда. Когда стемнело, я устроился чуть в сторонке и, подсвечивая фонариком карту местности, занимался работой, планировал будущую операцию и наши действия по её подготовке. А для этого нужна трофейная форма, документы и какая-нибудь немецкая техника, тот же мотоцикл пойдёт. Как я уже говорил, основа плана будущей операции уже была готова, а мелочь ещё нет, вот и наращивал мясо будущей операции, занимаясь её подготовкой. Бабочкин вернулся к полудню следующего дня. Причём вернулся не один. Пусть все бойцы были загружены до предела, тут и прикопанное нами оружие было, и коробки с мешками продовольствия, сержант заглянул в один из наших схронов, чтобы пополнить запасы продовольствия, а при возвращении наткнулся на группу наших. Пятеро летунов со сбитого дальнего бомбардировщика, Варшавский железнодорожный узел бомбили, где и получили снаряд, тянули сколько смогли и упали у Буга. Пробирались в сторону фронта и вот произошла эта встреча. Чуть до стрельбы не дошло, ладно лётчики рассмотрели советскую форму и то, что бойцы экипированы по полной, включая петлицы, каски и пехотные лопатки. Да и Бабочкина рассмотрели в его форме бойца НКВД, особенно фуражку характерной расцветки. А то уже встречали полицаев в красноармейской форме да с повязками на рукавах, вот и были на нервах. Немцы уже активно переодевали полицаев в свою униформу, но на всех её пока не хватало. Командиром экипажа был старший лейтенант Берёзов – ха, у моего бойца прошлой группы такая же фамилия была. Вот он, пообщавшись с Бабочкиным, и решил двигаться с ними. Те жуть какие голодные были, третьи сутки на подножном корме, так что бойцы их на месте покормили, особо не усердствуя, и взяли с собой. Сейчас пока всех новоприбывших, включая летунов, осматривал наш фельдшер Игнатов, я выслушивал доклад Бабочкина. Особо и сказать нечего было, тот всё выполнил, как я и приказывал. Мотоцикл с формой на месте был, технику в лес отогнали и спрятали, форму с собой принесли. Оружие тоже нетронутым обнаружили, забрали всё из ухоронки и также доставили. Как и некоторое количество продовольствия. На неделю хватит, потом снова придётся сбегать и принести. Повар муке радовался, сможет хлеб печь, как именно, не сказал, лишь сообщил, что это его проблемы, есть идеи. По поводу моста сообщил, что остались от его каменного основания лишь обломки, но сверху уже заканчивают рубить деревянный настил, там немецкие сапёры работают. Сегодня утром пустили первые машины через него, хорошо ещё, наши за ночь успели перегнать мотоцикл, не попались. Вот так выслушал доклад и велел идти обедать, потом, когда вернувшаяся группа выспится и отдохнёт после бессонных суток, сержант займётся делами. Но уже сейчас отправит пару бойцов стирать трофейную форму, высушим и выгладим, и начнём учить носить её. Тех, кому по размеру она будет. Ну, и завтра уже можно отправляться к дороге, только работать начнём подальше от тех мест, где уже работали. Мало ли что. Нам нужна форма на всех моих бойцов, и после учёбы, когда та на них сядет и станет привычной, можно уже заняться серьёзными делами. А пока я решил пообщаться с Берёзовым, узнать, какие планы у летунов, а то они вон как возбудились, увидев самолёт, видимо, им не сообщили, что у нас есть транспортник, правда быстро скисли, узнав, что у него сухие баки. Летуны уже пообедали, их первыми покормили, сейчас остальные пищу готовились принять, Фомин наготовил побольше по моему приказу, по подсчётам наши вскоре должны были вернуться. И они вернулись с опозданием всего на час. Правда, людей больше оказалось, но ничего, на всех хватило. Салом спасались, на остатки московского хлеба резали, бутерброды делали, это и увеличивало размеры пайков. И да, я распорядился со вчерашнего дня выдавать нашему силачу полуторную порцию, обычной ему не хватало, так что получил от него взгляд, полный благодарности. Представившись и поздоровавшись с летуном за руку, я предложил ему отойти, что мы и сделали. Присели на ствол поваленного дерева, после чего повели неторопливую беседу. Я сразу скомандовал без чинов, всё же равняюсь армейскому майору, а тот старлей, это и позволило спокойно поговорить. Тот тянулся к фронту и хотел как можно быстрее выйти к своим, а когда я предложил временно присоединиться к нашей группе, тот задумался. Да ещё я маслица подлил в огонь, мол, «юнкерс» мне нужен для разовой акции, а потом передам его летунам, даже топливо выдам, чтобы те до своего аэродрома долетели, это его и добило. Помотаться по местным землям они успели вволю. И старлей прекрасно представлял, сколько километров непростого пути до линии фронта, через которую тоже ещё нужно перебраться, ему предстоит. В общем, он согласился, причём за всех, являясь командиром. Дальше я спросил по поводу тех, кто был с ним. Штурман, к счастью, присутствовал. Поэтому я приказал пока осваивать трофейную технику и готовиться её эксплуатировать, после чего подозвал сапёра Бабаева и приказал ему избавиться от немцев, теперь они нам уже не нужны. Знаю, что это не совсем хорошо, но отпускать их было бы ещё большей глупостью, а три лишних рта уже мне были не нужны, так что выход тут был один. Немецкий летун с отчаяньем глянул в мою сторону, но наткнувшись на мой твёрдый, полный уверенности взгляд – кто бы знал, как трудно он мне дался, – поник. Понял: и его приговорили. А обещание я выполнил, свои руки не запачкал, только душу. Нужно было правильно составлять просьбы, чтобы нельзя было их обойти. Неприятно всё это, гадко, но их сюда никто не звал. Дальше так и потянулась подготовка. Только на дело мы пошли не сразу, а только через два дня, больше времени на подготовку потребовалось, а точнее, на тренинг нашей группы, тяжело им было ещё освоиться с тем, что придётся работать в тылу и ничем не выдать себя, именно этим тренингом мы и занимались. Форму постиранную и выглаженную носили мы с Бабочкиным, она нам по размеру была, и один из бойцов. К сожалению, ни один из тех, кто умел говорить на немецком языке, трофейную форму не получил, размера подходящего не было, а у этого бойца фигура как у Лосева, вот и подошла. Так что, собравшись всей группой – мы трое были в полном немецком снаряжении, даже ранцы немецкие за спинами, – попрыгали, после чего, выстроившись в колонну, побежали к тому месту, где оставили технику. Говоря о всех, я имел в виду всю свою группу, включая повара и фельдшера, в боевых действиях у нас участвуют все бойцы, что не могло не радовать этих двоих. Так что на базе остались лишь летуны. Оборона тут была нами подготовлена, один ДП стоял в пулемётной ячейке, он контролировал часть поля и лагеря, отличное место для обороны. Как готовить и как разводить бездымные костры, мы летунов тоже научили. Они и остались, ожидая нашего возвращения, охраняли базу и несли службу. Избыток трофейного оружия пригодился. Все карабины получили. Продовольствие им оставили практически всё, дней на пять хватит, а там мы планировали вернуться. Перед уходом я предупредил, только чтобы не подстрелили ненароком, к тому моменту я планировал всех бойцов переодеть в трофейную форму. Летунам она без надобности, они в рейдах участвовать не будут и фактически станут нашим тылом – тем, куда мы будем возвращаться. Шли мы быстрым темпом, километр бежали, километр шли отдыхая. И так всё время. Путь в основном был разведан, поэтому и двигались уверенно, выслав двух бойцов в головной дозор. Вот так, пока шли, я размышлял. Пролёт транспортника, которого немцы ждали, они засекли. Не могли не засечь, и то, что тот сошёл с маршрута и где-то стих поблизости, возможно сел, тоже засекли. Потому, пока я спал после прилёта, над лесом покрутился самолёт-разведчик, пару раз мелькнул, и всё. Видимо, так и не найдя, куда делся их самолёт с экипажем и диверсантами, те стали искать в другом месте, проводя также наземные поиски с опросом местного населения. Что кто слышал ночью. Нашу поляну и замаскированный самолёт лётчик-наблюдатель так и не обнаружил. Пролетели мимо, не покрутившись, чтобы рассмотреть что-то. Следы колеи тоже удалось благополучно замаскировать. Сейчас летуны, оставшиеся на поляне, получили пару трофейных пехотных лопаток и должны заниматься поляной, срывать кочки и подготавливать площадку для взлёта. В остальном всё как обычно, работаем под подвижный патруль и тормозим то, что нам будет нужно, опыт есть, при этом нужно, чтобы такого же опыта набрались остальные бойцы группы. Для этого всех и взял, чтобы набирались, чтобы не казались желторотыми новичками. В будущем это ой как пригодится. Я даже с обоими бойцами, знающими немецкий, говорил только на языке противника, и для меня языковая практика, и для них тоже. Мне даже указывали на моменты, где я неправильно говорил или строил фразы, учили, и это правильно. Помимо этого я поставил обоим задачу обучить остальных бойцов хотя бы самым распространённым фразам, а потом уже к серьёзному обучению перейти. Благо один из бойцов как раз и был ранее учителем немецкого языка, знал, что и как делать. А так всё они получат лишь с опытом и тренировками. Похоже, придётся задержаться тут чуть больше времени, чем я планировал. Парней придётся дольше обкатывать, работая под немцев, иначе какой-нибудь момент из-за их неопытности может сорвать нам всю основную операцию, а этого хотелось бы избежать. Тут пришёл сигнал от дозора, вырывая меня из размышлений. Путая следы, мы удалились от базы с самолётом уже достаточно далеко, половину дороги точно преодолели, когда возникла первая неожиданность. В лесу дозор обнаружил чужаков. Ладно хоть не наткнулись, выбежав прямо к ним, а засекли движение и светлое пятно, и, упав, перекатились за ближайшие деревья. Один боец стал высматривать, кто это там шастает по нашему лесу, а второй, по-пластунски уйдя в сторону, вскочил и побежал к нам навстречу, чтобы остановить и доложиться мне. Вот и доложился. Пришлось отправлять Бабочкина, тот пробежался и, вернувшись, доложил, деревенские это. С корзинами гуляют, похоже грибники. Три девчонки и с ними взрослая женщина, нас они услышали, шум движения, и, укрывшись за ёлкой, вслушивались в лес, явно дрожа. Испугались. Лешего, что ли? Выходить мы к ним не стали, обошли стороной и побежали дальше. Только вот грибники стали встречаться, чем дальше, тем больше. К счастью, обошлось без встреч. К вечеру, выехав на перекрёсток дороги, я заглушил хорошо потрудившийся мотор и, выключив зажигание, последним покинул седло мотоцикла, двое других, Бабочкин и второй боец, которому досталась трофейная форма, уже осматривались. Остальную группу под командованием Бабаева мы оставили в лесу и, используя мотоцикл, укатили почти за двадцать километров. Вернуться уже не сможем, топливо к концу подошло, но место для стоянки выбрали отличное. Жаль, так постов фельджандармов ни одного и не встретилось, очень надо, но и так пока неплохо. Тем более возвращаться без трофеев мы не планировали, а значит, и топливо добудем. Главная же задача на ближайшие дни не только обкатать основную группу под видом патрулей, чтобы те привыкли спокойно работать, но и добыть топливо для самолёта. Да тупо остановить машину с бочками и проверить. Если то, что нужно, то водилу под нож и отгоняем технику в лес. Нужно две машины, полетать придётся изрядно, так что запас иметь стоит. Запас карман не тянет, как говорится. Вот и нужно для этого добыть форму, причём достаточно много, так как для каждого бойца форма будет подбираться индивидуально, чтобы сидела идеально. Особенно с силачом нашим придётся потрудиться, чтобы найти под него подходящего размера форму. Однако надеюсь, найду, как технику, так и бляхи с документами фельджандармов и свежими картами, что у них обычно имеются. А вообще, пост фельджандармов – это наша первоочередная цель. Мы бы продолжили кататься, но топлива на дне бака осталось, а перекрёсток уж больно удачно попался, дороги хорошо укатанные, будет кого тормознуть. – Ну что? – проверив мотоцикл, поинтересовался я у Бабочкина, что стоял чуть в стороне и внимательно осматривал в бинокль все четыре стороны, дороги изучал, есть пыль на них или нет. Второй боец облокотился о коляску и поглаживал приклад пулемёта, мы за эти два дня всем бойцам провели краткий курс использования трофейного вооружения, и тот эту машинку знал, пусть не так и хорошо и опыта применения не было совсем, но он у нас был за пулемётчика, вот и находился рядом с ним. Сам боец в первое время сильно нервничал. Как мы покинули лес, тарахтя мотоциклетным движком, то я заметил, как тот впивался во встречные машины взглядом, или те, что мы обгоняли, в телеги с полицаями всматривался. То есть вёл себя как новичок, даже Бабочкин это отметил, однако постепенно тот привёл нервы в порядок и сейчас ничего, поднял очки на каску и вытирал лицо платком от пыли. Я приказывал вести себя естественно, пусть думают, что для них немецкий тыл как наш, вроде как тут вокруг все свои, это позволит быстрее адаптироваться, но пока дело двигалось туго. – Пусто, – сообщил Бабочкин и сменил направление наблюдения. – Вечер, движение стихает. Поздно встали в качестве поста. Если только опоздавшие какие появятся, спеша добраться до места назначения до темноты. Бабочкин как будто предсказал, вскоре появилась пыль на горизонте, и мы в бинокль рассмотрели два грузовика, что двигались на довольно высокой скорости к нашему перекрёстку. – Пропускаем, – рассмотрев в кузовах солдат, приказал я. – Нам с ними не справиться. – Пулемёт повернуть в их сторону? – спросил второй боец. – Нет. Это подозрительно. Постарайся вести себя непринужденно, а то, я смотрю, ты руки не знаешь куда деть. Посмотри, как опытный в этом деле сержант Бабочкин поставил ногу на запасное колесо коляски и бархатной тряпочкой начищает сапоги до зеркального блеска. Тут и делом занимается, и внимания к себе особо не привлекает. Для примера, ты можешь заиметь сигареты, и когда такая колонна приближается, суёшь сигарету в рот, зажимая её губами, и делаешь вид, что ищешь спички или зажигалку, хлопая по карманам. Не нашёл, начал спрашивать у коллег. Пока ищешь, машины и прошли. Никто на тебя и внимания не обратил бы. А сейчас ты бледный, пот на лбу, и трясёт всего, очень подозрительный. – Так я же не курю, товарищ командир, – слабо улыбнулся тот. – И что? И я не курю, а пачка трофейных сигарет в кармане есть, бывает немцев угощаю, если попросят, или огоньку даю прикурить. А ещё у меня в нагрудном кармане очки имеются, с простыми стёклами, это позволяет тряпочкой их протирать, время тянуть. Облик меняют, если надеть. Мне сейчас этого не нужно, как видишь, я делаю вид, что песочу тебя, а ты стоишь навытяжку, руки по швам, это тоже для маскировки, позволяет не привлекать к себе внимания… Ну вот, немцы благополучно проехали, но игру не заканчиваем, на нас ещё поглядывают из кузовов машин… Вот теперь всё, пыль скрыла нас от противника, продолжаем заниматься делами, то есть раз пост, значит пост, пусть и не жандармский, обычные армейцы из охранных дивизий тоже их организовывают. – Ясно, товарищ командир, – кивнул тот, я был для него непререкаемым авторитетом после того, как бойцы нашей группы, наконец, услышали довольно подробное описание похождений нашей прошлой группы, даже групп – что я майор К., тот самый из газет, они ещё во внутреннем дворике военкомата узнали, а сейчас только осознали, что это действительно мы столько дел натворили в тылу врага, и о нас столько в газетах писали. Газеты тоже были в наличии, и все желающие могли их прочитать, мы с Бабочкиным их уже полностью изучили в личное время. Бойцы, читая ту или иную статью, обращались к Бабочкину, ко мне лезть с вопросами они опасались, хотели услышать, как происходили те или иные события, описываемые в статьях. А мы рассказывали, делились так же таким образом тем самым опытом, и бойцы видели теперь эти операции совсем с другой стороны, чем они были описаны в газетах. Летуны, узнав, к кому они попали, изрядно возбудились и обрадовались. Выяснилось, что за эти два месяца войны я стал настоящей легендой в Красной Армии, обо мне не только в газетах писали, говорили на радио, да и бойцы передавали разные слухи. Например, об авиационном партизанском отряде какие только слухи ни ходили. Да и сами летуны однажды видели такой же транспортный «юнкерс», что у нас сейчас имелся, своими глазами видели. Тот садился на их аэродроме для дозаправки, вот и узнали хозяева аэродрома от гостей, кто захватил этот аппарат, наслушались разных небылиц. Когда пересказали их нам, мы с Бабочкиным только посмеялись и описали, как на самом деле всё было. Между прочим, аэродром, где мы те четыре «юнкерса» трофеями захватили, находился не так и далеко, меньше чем в тридцати километрах. Ещё штурман сказал, что видел меня на фото. Правда, со спины, но в немецкой форме. На том фото, что было сделано с борта бронетранспортёра одним из корреспондентов, где три красноармейца вели к немецкому посту пленённых ими окруженцев. Я даже признался, что на мне сейчас как раз и была та самая трофейная форма, только нашивки перешиты. Тот подтвердил, со спины я один в один как на фото. Ну ещё бы. Так что популярность наша с Бабочкиным у других бойцов группы и у летунов была огромной. На лекциях или на рассказах была стопроцентная явка. Осмотревшись, я подумал и протянул бойцу свои очки, сказав: – Держи, на первое время пригодятся, а дальше тебе они уже не понадобятся, сам найдёшь стиль поведения, как вести себя, пока проезжают рядом немцы. А пока хоть руки займёшь. – Спасибо, товарищ командир. Пока боец открывал очки и протирал их, то есть тренировался даже в этом, чтобы потом не накосячить, мы с Бабочкиным стали всматриваться в очередные клубы пыли. Пока непонятно, кто там так гнал, что поднимал огромное облако пыли. Торопились успеть до темноты куда-то. – Легковушка, – наконец сказал я, рассмотрев характерную кабину «опель-кадета», что показалась впереди. – Сопровождения не вижу. Есть или нет, – добавил сержант. – Остановим – увидим, – пожал я плечами. – Внимание, готовимся. Подняв руку, я приказал водителю легковушки остановиться. У той всё же было сопровождение, когда пыль стала оседать, а машина окончательно остановилась, мы рассмотрели позади мотоцикл с тремя седоками, запылёнными до такой степени, что грязь покрывала их сантиметровым слоем. Бабочкин направился к мотоциклистам, это его клиенты, а я подошёл к водительской двери «опеля». Боец стоял у коляски, к пулемёту он и не тянулся, но автомат был наготове, тот должен был прикрыть того из нас, у кого могут возникнуть проблемы. А так у нас у всех троих были МП, у меня и у Бабочкина ещё и пистолеты в кобурах. Гранаты и всё остальное также имелось. В общем, от обычных пехотинцев не отличить. Разве что наличием автомата у рядового, а не карабина, как должно быть. В салоне легковушки сидел вальяжный оберст, подполковник по-нашему, с лейтенантом, тот на переднем сиденье находился, и ещё водитель за рулём. На заднем сиденье также находились какие-то мешки, причём опечатанные, попалась на глаза эта печать на одном из мешков. Пока я брал для проверки протянутые водителем документы, оберст надменно спросил: – В чём дело, унтер? Мы торопимся. Ответить я не успел, Бабочкин рявкнул те фразы на немецком языке, которые хорошо запомнил, зазубрил, заставляя сопровождение оберста поднять руки и не шевелиться. Да уж, под стволом автомата не подёргаешься, срежет всех одной очередью. Наш боец бросился к нему, верёвки – вязать пленных – уже были готовы, а я просто бросил внутрь кабины гранату, оберст замер, выпучив глаза, а лейтенант, явно его адъютант, мигом выскочил из машины. Водителя я приголубил по голове такой же гранатой, а лейтенанта взял на прицел, держа его и оберста в кабине под стволом автомата. Граната была не взведена, так что опасаться её не стоило, чего не знали немцы. Когда бойцы спеленали охрану, то и за них взялись. Грязное это дело война. Но опросив захваченных «языков», мы отвезли их подальше и без особой жалости отправили под нож. Ну не нужны нам пленные, которые могут рассказать о нас. В том-то и доля простого диверсанта, мы стараемся следов и свидетелей не оставлять. А взяли мы не много не мало, а начфина первой танковой группы Клейста. Я больше скажу, денег офицеры и солдаты этой группы за последний месяц не увидят. А тугие пачки рейхсмарок, что были набиты в шести опечатанных мешках, находились в небольшом багажнике и в самой кабине. Так что оберсту было позади тесновато с мешками. Откуда они тут взялись такие красавцы, тот мне описал. И свела нас не судьба, а всего лишь поломка их броневика охраны. Деньги пригодятся, так что, развернувшись, мы сменили место стоянки и по пути остановили грузовик с автомобильными запчастями. Появилось у нас ещё три комплекта трофейной формы, в кузове солдат сидел, и уже когда окончательно стемнело, мы доехали до леса, где оставили бойцов. Так и заехали в лес, где выгрузили мешки и запчасти с бочкой бензина в один из схронов. Следы старались не оставлять. И да, мешки с деньгами я выгрузил не все, один оставил при себе. А так в кузове грузовика ещё одна бочка была, должно хватить. Дальше, те бойцы, которым подошла форма, переоделись, то, что не подошло, ушло в схрон, после этого, оставив замаскированную легковушку финчасти в лесу – мотоцикл охраны, после небольших раздумий, я решил забрать, – мы погрузились на захваченную технику и покинули лес. Все со мной были, и те, что в трофеях, и те, что в красноармейской форме, кузов крытый, кто внутри, не видно. Мы так ранее не раз делали. Отъедем подальше, начфина, особенно те деньги, что он вёз, немцы с собаками будут искать, вот и уедем из зоны поисков, и будем захватывать то, что нам нужно, а это авиационный бензин. Почему-то самолёты без него не летают. Причём покидали этот район так, чтобы заехать и забрать тело оберста и пары его солдат, надо будет подбросить их в другом месте с документами и мотоциклом, пусть там ищут, подальше от нашего леса. Всё это и выполнили. * * * Вот уже как неделю мы работали на разных дорогах, где изрядно пропало машин и разных колонн, и всё благодаря нам. Немцы только поиск начинали, а мы уже в другой район перебирались. Тело начфина танковой группы подбросили поблизости от одной из оживлённых дорог, чтобы заметно было, и его нашли. Как выяснилось из допроса некоторых «языков», и поиски шли там же, а не где мы их действительно захватили. За эту неделю мои бойцы действительно освоились, заматерели, очки мои с простыми линзами в первое время из рук в руки переходили, уже все обзавелись трофейными папиросами и зажигалками, хотя курили всего двое, гармошками – учились пиликать на них. Те есть нормально, уже не казались такими новичками, как в первые дни. Но Бабочкин всё гонял их, учил и учил, так что наше подразделение очень хорошо походило на немецкое. За эту неделю мы кем только не бывали: и связистами, и лётчиками, и танкистами, и моторизованной частью, даже артиллеристами, – нашивки и номера на машинах способствовали этому, а сейчас мы работали под усиленный пост фельджандармов, вчера добыли всё, что нужно, вырезав пост, и глазастый Бабочкин только что рассмотрел на подходившей к нам колонне эмблемы люфтваффе и бочки в кузове. Неужели наконец повезло, и есть авиационное топливо? Это впервые, когда мы за эту неделю встретили нужные машины, иначе я бы свернул поиски раньше. Вон, у нас летуны второй день должны без еды сидеть, на пять дней же запасов было. – В колонне два бензовоза, – сообщил, не отрываясь от бинокля, Бабочкин. – Берём всё, – принял я решение. – Водил берём живыми. У нас своих на всю технику не хватит. – Понял. С колонной могут быть проблемы. Та шла с охраной, однако у нас уже не было выбора. Топливо требовалось до зарезу. До такой степени, что мы с Бабочкиным уже подумывали совершить рейд к одному из аэродромов и устроить налёт. А тут в колонне было четыре грузовика, заставленных немецкими бочками с топливом, уже по расцветке было ясно, что там авиационный бензин, ещё один крытый, два бензовоза, и охрана на двух «ганомагах» и в сопровождении мотоцикла. Последний явно осуществлял головной дозор, двигался метрах в двухстах впереди колонны. Один бронетранспортёр возглавлял колонну, второй шёл позади. Правда, мы тоже не лыком шиты были, имели такой же «ганомаг», как и у охраны, пару мотоциклов с пулемётами и броневик с автоматической пушкой. Вроде той, что на танках стояли, тип «Два». Все трофеи имели обозначения той же части, где и мы служили, то есть имели нашивки. Потому особо на нас внимания не обращали. На самом деле техника была из других подразделений, мы просто наносили новые эмблемы и перешивали нашивки по мере надобности. Танкисты из моей группы уже освоили как броневик, двое в нём были, так и «ганомаг», там был сформирован свой экипаж. Мы с Бабочкиным управляли мотоциклами при движении нашей колонны. В запасе был ещё один водитель, резервный, но на всю эту колонну нас всё равно не хватит. Дальше, пока колонна приближалась, я стал обходить бойцов и ставить им задачи. Сам я был теперь очкастым рядовым, а оба наших переводчика учились проверять документы, вести беседу с водителями и сопровождением, с офицерами. Так что один был в форме лейтенанта, это морячок, другой унтер. Именно унтер и вышел на дорогу, подняв жезл, чтобы остановить дозорный мотоцикл. Дальше тот проверял у трёх немцев документы, пока колонна подходила, а я закончил ставить всем задачи, включая нашего офицера. Наблюдатель в «ганомаге» подал сигнал, всё чисто, свидетелей нет, дороги пусты, можно работать. Сразу же вышедший на дорогу наш офицер, заложив руки за спину, направился к кабине передней машины, где сидел интендант, тоже офицер. Тот вышел и, явно проявляя недовольство, стал показывать бумаги, но тут произошло две вещи, наш офицер показал жетон СД, отчего интендант сразу скис, а также наш бронетранспортёр, рыкнув двигателем, выкатился на дорогу, перерезая колонне путь вперёд. У броневика шевельнулась пушка, было понятно, что на любое сопротивление будет открыт шквальный огонь. Дальше наш офицер скомандовал вывести всех водителей для проверки, так как было подозрение, что колонна ложная, всем известно, как тут бесчинствовали русские диверсанты. Потом будет проверена охрана. То есть действовали мы вполне по инструкциям, написанным самими же немцами, и, судя по тому, как те начали выполнять приказ, такую проверку им уже приходилось проходить. Как только все водители выстроились в шеренгу, очередью ударила пушка нашего броневика, и выпущенные им снаряды кромсали борта второго «ганомага», а в десантный отсек передового в колонне полетели гранаты, отчего корпус затрясся от разрывов. Из этого бронетранспортёра уже вылез унтер, чтобы узнать причину остановки, так его из автомата срезали, а все его солдаты остались внутри в виде фарша, нашпигованные осколками. Интенданта и всех водил поставили на колени, а я тут тоже работал, продолжая делать вид, что рядовой, все и так знали, что делать дальше. Потом проверили оба бронетранспортёра, к счастью они не загорелись, после чего один отогнали своим ходом в овраг и столкнули вниз, тот был на ходу. А вот второй утащили уже нашим бронетранспортёром на буксире и столкнули туда же. Ещё постарались подмести следы на дороге вениками, они у нас заготовлены были. Дальше было объяснено водителям, что те должны делать, получив их согласие, они сели в кабину, естественно не одни, под охраной бойцов, что сменили автоматы на пистолеты, и колонна, уже под охраной фельджандармов, отправилась в путь. Только свернула не направо, в сторону своего родного аэродрома, куда и доставлялось топливо, а влево, и направилась прямиком к тому лесу, где и находилась наша база. Ох, надеюсь, что туда ещё не высадили советскую разведгруппу партизанскую борьбу организовывать, благо запасы мы для этого создали основательные, ну и меня поискать. А ведь вполне могли, времени-то сколько прошло. Пару бойцов для проверки пошлю сначала на поляну. Если всё в норме, то и сами подъедем. Первоначальная фаза операции подходит к концу, топливо добыли, только многовато, но да ладно, главное, лишь бы довезти, всё же сто километров без малого по прямой до него, теперь можно переходить на основную часть операции. Кстати, а в крытом грузовике были коробки с лётными пайками, полный грузовик высококалорийной пищи.