— А ты что тут делаешь? — удивленно спросил я. — Ты же эвакуироваться успела. — Поезд разбомбило, вот все иду, — тихо ответила она, а глаза радостно заблестели. Стремительно подойдя, она судорожно обняла меня, и я почувствовал, как сотрясается в рыданиях ее тело. — Знакомы? — все понял политрук. — Одноклассница. Да и жили рядом… В одном подъезде. Отцы были командирами Красной Армии, у меня еще и мачеха служила, жаль, что она погибла. Девушка у меня в объятиях вздрогнула, охнула и стремительно выбежала из помещения. — Чего это с ней? — удивленно спросил я у полит рука, но тот только пожал плечами. — Ладно, держи краба, давай прощаться. Сейчас погружу людей и двину. До нужного населенного пункта, как я помню по карте, километров двадцать пять, до рассвета хотелось добраться до него. — Удачи, — крепко пожал мне ладонь командир. В это время в помещение прошел Морозов, он разбирался с теми красноармейцами, которых уже подвели к штабу обороны, то есть к сельсовету, а за ним, к моему удивлению, в драной одежде и старом пальто в комнату шагнула тетя Нина. Живая, только пустой рукав левой руки бросался в глаза. Зашедшая следом Селезнева звонким голосом сказала: — Я же говорила, Женька это. Живой и здоровый. Услышав мое настоящее имя, оба командира синхронно улыбнулись. Тетя Нина подошла и так же молча обняла меня одной рукой, прижавшись, командиры смущенно переглядывались. Селезнева смотрела на нас от дверного проема, и на ее глазах стояли слезы. В это время Шмель, который вылез из-под стола зевая, принюхался и стал скакать вокруг нас, тыкаясь мокрым носом в ноги тети Нины. Та охнула, наклонилась и погладила щенка, который вспомнил ее. Ведь видел давно, сколько времени прошло, а запах узнал, и руки, что кормили его и гладили. — А девчата сказали, что вы погибли, — несколько растерянно пробормотал я. Тетя Нина дико на меня посмотрела, в ее глазах вспыхнула надежда. — Ты знаешь, где мои дочери? — вскочила она на ноги. — Ну да. Они у меня дома, я опекунство оформил, живут нормально, в школу ходят. Мачеха снова подскочила ко мне и начала обнимать, целуя в щеки то плача, то смеясь. Пришлось снова выдержать этот ураган женской истерики радости и слез, но не долго. Не выдержав, я сказал: — Может, поговорим в дороге? Нам выдвигаться пора. — Да, конечно, — кивнула та и, еще раз обернувшись, счастливо осмотрела меня с ног до головы и направилась к выходу. Вышла она вместе с обнявшей ее Селезневой. Попрощавшись с командирами, я вместе с ними вышел на улицу, где толпилось довольно порядочно народу. Были женщины, дети, старики и старушки, в руках они держали узлы и другие вещи, что несли на себе. Многие были в откровенно ветхой одежде. — Теть Нин, Маш, вы ко мне. Сейчас открою танк. Остальных в грузовик и машину. Узлы в кузов машины, — принялся я командовать. С уборкой я еще не закончил, поэтому сложил в кузов все, что оставалось в десантном отсеке бронетранспортера, и отпустил сиденья, велев рассаживаться. Тетя Нина сама, без посторонней помощи, через командирский люк башни забралась в танк, следом туда залезла Селезнева, которой я отдал свою шинель, а то ветхая куртка, что была на ней, ее совсем не грела. Они заняли сиденья командира танка и наводчика. За пару минут мы распределили всех беженцев. В бронетранспортер втиснулось аж двадцать человек. Полноватых не было, дети сидели на коленях родителей, трое устроились в кабине «Ганомага». В кабину «Опеля» втиснулись четверо с двумя детьми. Однако осталась одна женщина с тремя детьми, места для которых не нашлось ни в бронетранспортере, ни в грузовике — не в кузов же ее садить, поэтому я решил усадить ее в салон танка, там было два свободных места, устроимся. Приблудный пес не убежал, а сторожил меня у машин, поэтому я откинул борт грузовика и похлопал по полу: — Прыгай, — велел я ему. Тот, немного поколебавшись, все же запрыгнул, потом я закрыл борт и завязал брезент, женщина и дети уже были в танке, поэтому я, снова попрощавшись с командирами и забравшись через люк на свое место, чуть не придавил Шмеля. Он устроился в кресле механика-водителя, поэтому я передал его Селезневой и стал искать наушники. Свои я сразу нашел, они на спинке сиденья висели, потом достал другие, подсоединил их к бортовой сети танка и протянул мачехе и однокласснице, велев им надеть их и показав, как это делась. Свет в салоне был включен, и мы хорошо видели друг друга. Запустив мотор танка, я дал ему немного прогреться, за два часа стоянки он успел остыть, немного поболтал с «экипажем», чтобы те привыкли, после чего медленно стронул танк с места. Веса прибавилось, поэтому шел он тяжело, набирая скорость. Женщина-беженка сидела по правую руку от меня с двумя детьми на коленях, третий, десятилетний мальчуган, устроился на сиденье заряжающего — в общем, всем места нашлись. Так двигаясь на небольшой скорости, я и стал расспрашивать тетю Нину. Правда не на того напал, получившая надежду найти своих детей женщина буквально завалила меня вопросами. Пришлось описать, как я их нашел, как мы попали в Москву и как устроились. Про дом сказал, что купил его по случаю, что попалось, то и взял. Мол, не в нашем случае претендовать на хоромы. О школе рассказал, о том, как девчата конец лета и начало осени ухаживали за огородом, как делали запасы, отдыхали и бегали на речку. Как подарил Але на день рождения часы, та была счастлива. А также признался, что сестренки все же грустят, вспоминая о ней. Слушала та жадно, ловя каждое слово в шуме эфира. Потом уже я начал расспрашивать ее о том, как так получилось, что она выжила. Оказывается, сестренки действительно видели, как погибают бегущие от пассажирского поезда люди под пулеметами и пушками немецких стервятников. Только мать их была чуть дальше. Очнулась она через час, с культей вместо левой руки. Руку срезало осколком около кисти. Какой-то седобородый мужчина профессорского вида успел наложить ей жгут на рану, останавливая кровь. Сам он сидел рядом. Мертвый. У него сердце остановилось от всего того, что он видел. Пожилой был. Тетя смогла собраться с силами и встать, вся в крови и рваной форме она стала искать своих детей, разглядывая детские тела вокруг, их хватало. Как она не сошла тогда с ума, она сама не знала, но тут прибыли военные и медики из ближайшей части. Они начали собирать тела и оказывать помощь раненым, тем, что не могли идти, а ее отправили в госпиталь. Пробыла она там неделю, но после очередного прорыва его вместе с ранеными эвакуировали в Киев. Все это время тетя Нина искала дочерей. Ведь она их не нашла тогда у расстрелянного поезда. Значит, они были живы. Когда немцы прорвались к Киеву, была начата срочная эвакуация, и как и многие ходячие раненые, которых готовили к выписке, она решила идти пешком. Вот и пошла. А Селезневу она встретила, когда выходила из столицы Украины в потоке таких же беженцев. Случайная встреча, как и у нас тогда с сестренками на дороге. Вот и шли они уже две последние недели голодные и оборванные по военным дорогам Союза, слыша, как их догоняет канонада. Тетя Нина часто уставала и просто не могла успеть за другими беженцами, поэтому скорость их движения и была не такая уж большая. Подвозили на попутном транспорте их всего дважды, да и то на небольшие расстояния. А Селезнева пояснила, как она тут оказалась. Практически история зеркально повторяла то, что случилось с тетей Ниной. Ее посадили на поезд, мать осталась с отцом, и отправили в Москву. Попала под налет, как и другие пассажиры, бежала от расстреливаемого с воздуха поезда, заблудилась в лесу, потом вышла на дорогу, долгими путями и приключениями добиралась до Киева и там загостила у знакомых отца. Но когда появились панические слухи о прорыве немцев, собралась и двинула пешком в сторону Москвы, все вокзалы были забиты людьми, и шансов сесть на поезд не было. Ну а дальше понятно, встретила бывшую соседку, очень обрадовалась знакомому лицу и всячески ей помогала в пути. В этом она была молодец, о чем я сказал вслух, поблагодарив ее. Когда впереди показались дома нужного села, я даже удивился, за разговорами время пролетело просто незаметно. Три часа как не бывало, я даже забыл останавливаться, хотя хотел это делать раз в час, чтобы проверять, как там остальные пассажиры. Когда Селезнева закончила рассказывать, как они с моей мачехой передвигались по дорогам и тропинкам, я сказал: — Покрутило вас. Ну да ладно, теперь все беды позади. Доберемся до Москвы, там уже легче будет, свой дом как-никак. У меня жить будете. — А мы там все поместимся? — спросила тетя Нина. Видимо, она по моим словам подумала, что я купил ветхий покосившийся домик. — Поместитесь, — хмыкнул я. — Не сомневайтесь… — Надеемся только. — А вот и комитет по встрече, — пробормотал я, когда впереди трижды мигнули фонариком — все, как и договаривались. Четырежды мигнув в ответ, я продолжил движение. Въехав на окраину села, я рассмотрел комитет по встрече, там стояли две машины, вроде «полуторка» и «эмка». Что меня удивило, там были бойцы не только в характерных фуражках, но и в танковых шлемофонах. — Похоже, меня сейчас грабить будут, — пробормотал я себе под нос, останавливая автопоезд, когда на дорогу ступил неизвестный командир и поднял руку. Он подошел к люку механика-водителя. Я выглянул, встречая командира. Рядом со мной проснулся и захныкал ребенок, да и женщина, спавшая на соседнем сиденье, вздрогнула и проснулась, тут же успокоив трехлетнюю дочурку. Командир представился особистом стоявшего тут неподалеку танкового полка. Ну как полка — того, что вышло из окружения, то есть часть людей сохранили. А вот технику — увы. Как я и подозревал, меня раскулачили, да я и не думал, что мне дадут уволочь технику к себе. Приказ был подписан командующим Брянского фронта. С бронетехникой в войсках была катастрофическая ситуация. А тут две единицы хотят уволочь в тыл, хоть и трофейных. В общем, у меня забирали танк, бронетранспортер и мотоциклы со всем положенным по штату вооружением. Именно для этого и прибыли танкисты. С моим командиром майором Лучинским это было согласовано. Пока особист занимался беженцами, моих знакомых я велел ему не трогать, они отправлялись со мной дальше на грузовике, его у меня не забирали. Главное — доставить все легкое вооружение и форму по заказу с базы, насчет этого нам пошли навстречу. Так вот, пока снимали мотоциклы и нормально укладывали груз в кузове — бочку с топливом таксисты тоже забирали, как и канистры с маслом и ящики с боеприпасами, — я пояснил механику-водителю, как управлять танком. Тот был кадровым, мгновенно ухватил суть и стал осваиваться в машине, экипаж тоже был тут, но с башней и ее оборудованием пусть сами учатся обращаться, я туда не лез. Все свои вещи я уже перенес в «Опель», где в кабине сидели мачеха и одноклассница. Грузовик уже отцепили и залили водой, заправили бак. Сейчас он тарахтел на холостом ходу. Заправили также и бронетранспортер, я показал, как это нужно было делать. После этого мне выдали все необходимые бумаги, копию приказа командующего, заверенную особистом, и документы, чтобы я мог без проблем добраться до столицы. Двигаться мне следовало по шоссе, пересекая все посты. Их уже должны были предупредить о том, что я проеду. Сопровождения мне не выдали, посчитали, что не требуется. В этом была своя правда. Когда начало светать, мы покинули село, оставив танкистов позади, те уже выдвинулись в свое расположение и покатили в сторону ближайшего шоссе. До Москвы мы добрались только под вечер следующего дня, перед этим останавливаясь на ночевку в одном селе. Там нас остановил очередной пост, что был предупрежден о нашем проезде. Там же и покормили. Шмель ехал с нами в кабине, а вот приблудного пса не было, он, еще когда я с танкистами и их особистом общался, куда-то пропал, сколько я ни свистел, он так и не появился, так что уехали мы без него. Добравшись до столицы, до которой оставалось километров двадцать, я заметил на перекрестке стоявший мотоцикл с одним седоком, причем и мотоцикл и седок мне были хорошо знакомы. Это был один из инструкторов с базы, техника оттуда же. Остановившись на обочине не глуша двигатель, я покинул машину. — Здорово, — поздоровался со мной наш двадцатитрехлетний спец по стрелковке Михаил и, посмотрев, как мои пассажиры покинули кабину и направились к посадке явно по надобности, предложил: — Слушай, давай в кабине посидим, а то я продрог тут на ветру. Третий час тебя ожидаю. — Пошли, печка работает, в кабине тепло. Мы устроились в кабине, и пока Михаил осматривался, я спросил: — Батя прислал? — Да, велел встретить, чтобы окончательно тебя не ограбили. Поторопиться нужно, скоро выброска очередной группы. Хотели в наших комбезах и при нашем оружии, а тут ты. Форма очень нужна, документы да оружие, от этого зависит успех операции. Я там точно ничего не знаю, но дело действительно важное. Вовремя ты подоспел. Батя на тебя даже не злится, что на фронт умотал. — Да уж, ситуация, — согласился я. — Не зря я, видимо, с немцев еще и белье поснимал. Пригодится. — А это кто с тобой? — Женщина — мачеха, а девушка — одноклассница. Встретил их среди беженцев, к себе везу. Сестер моих помнишь? Видел их, когда я новоселье справлял. Вот это их мама. — Понятно. В это время вернулись пассажирки, и я сказал Михаилу, хлопнув его по плечу: — Перебирайся за руль, а то как бы ты окончательно не простыл, и так шмыгаешь, а я на мотоцикле впереди поеду. — Лады, — кивнул он и, когда я вылез, перебрался на мое место за руль. Водитель он хороший, разберется, сложного тут ничего не было. Завязав подбородком шнурок ушанки, я завел мотоцикл и, сев в седло, стронулся с места, уходя с шоссе на второстепенную дорогу. Шмель бросать меня отказался и сидел в люльке. Тут километров восемь — и наша база будет, недалеко осталось. Грузовик, подвывая мотором, медленно последовал за мной по дорожной грязи — ударила оттепель и дороги развезло. Ну, а когда Михаил освоился, то и прибавил скорость. За час мы добрались до ворот нашей части, там мы после досмотра проехали к штабному строению и остановились. Командиры нас уже ждали. Почти стемнело, но майора я узнал. Тот подошел, поздоровался, с интересом посмотрел на пассажирок, уточнил, кто они, и велел двум интендантам, на которых и было обеспечение базы всем необходимым, принимать машину со всем грузом. Забрав свои вещи, я проследил, как машина развернулась и направилась в сторону складов. За руль сел один из интендантов. — Пошли, расскажешь, где был и что делал… Дежурный, угости наших гостей, пока я с Ивановым пообщаюсь. Вздохнув, я поплелся следом за командиром базы. Как и ожидалось, прошли мы к нему в кабинет. — Это что? — спросил он, когда я протянул ему лист бумаги. — Список всего, что находится в машине, а это планшет с документами уничтоженных мной немцев. — Не доверяешь, значит, интендантам. — Привычка такая, — пожал я плечам. В это время в кабинет прошли другие командиры с базы, инструктора, как и я, после чего последовал подробный допрос о том, как я оказался на фронте и что там делал. То, что мне стало тут скучно и я решил развеяться, они проглотили не моргнув глазом и слушали с большим интересом, задавая грамотные вопросы. Стемнело, и наступила ночь, а я все не покидал кабинета. Рассказывал я действительно во всех подробностях, тут собрались спецы, а их на мякине не проведешь. В общем, разложил все по полочкам. А женщины, что прибыли со мной, были устроены в казарме, они уже поужинали, приняли душ, переоделись в выданное им белье и форму без знаков различий, после чего легли спать. Закончил я где-то в час ночи. К этому времени комната напоминала побоище. На столе были разложены документы, карты и все, что я снял с немцев, некоторые командиры курили, да и сам майор задымил. Расстегнувший воротник френча Лучинский, откинувшись на спинку стула, хмуро разглядывал все, что было разложено на столе. — М-да, — протянул он. — Нахальство и импровизация — вот как у тебя прошел этот самовольный рейд. Ладно, сейчас иди к дежурному и начинай писать рапорт, я уже задним числом отметил твою командировку к фронту. Так что с этой стороны ты прикрыт, но рапорт еще нужен… Заскучал он, видишь ли… Завтра отдыхай, сутки тебе даю, но чтобы послезавтра тут был как штык. — Спасибо, Батя, — искренне поблагодарил я. — Да иди ты уже… Женя! — окликнул он меня в дверях.