Тут не было сплошной обороны. А к нам в тыл ушла паническая информация о прорыве крупной бронетанковой колонны в наш тыл. Пришлось на штаб фронта выходить по своему позывному, успокаивать. Я и не знал, радист слушал и сообщил о тревоге. В пути уничтожили две разведывательные группы немцев, что по пути попались. Они вполне легко просачивались в наши тылы. И ближе к десяти часам дня подъехали к Брянску. Тут уже ждали регулировщики и направили всех в поле, обозначив его как нашу стоянку. Пока мой зам выстраивал технику в ровную линейку, я на трофейном легковом «Мерседесе» покатил в штаб фронта. Верх поднят был, дождик моросил. Машина – это подарок комфронта. Командиру штаба бронетанкового управления отдам другую машину. Я десяток легковых трофейных автомобилей пригнал. Как раз в качестве подарков. Штабные любят это дело. Мой непосредственный командир, начальник бронетанковых сил нашего фронта, отсутствовал. Причина банальна: был ранен во время налёта и находился в госпитале. Временно его замещал генерал Парсегов, начальник артиллерии фронта. Однако встречал меня адъютант Кирпоноса и сопроводил прямо к своему командиру. Там я кратко доложился о том, что произошло за девять дней моего отсутствия. Да те и так всё знали. Просто доложил, что ещё было, пока возвращались. А помимо двух разведгрупп, уничтоженных уже на нашей территории, мы успели побить несколько тылов у немцев плюс полностью ликвидировали тяжёлый гаубичный дивизион, к слову, вооружённый бывшими нашими гаубицами. Орудия взорваны, расчёты уничтожены. Бой ночной был, что редкость для моей группы. Кирпонос покивал, слушая с невозмутимым видом, и задал совсем не тот вопрос, который я ожидал: – Почему вы бросили подразделение политрука Иванова? – Из соображений безопасности своего взвода и подчинённых мне бойцов. Он не выполнил мой прямой приказ, я такого не допускаю. В результате мне осталось два выхода: расстрелять политрука Иванова перед строем за неподчинение и попытку срыва приказа командования или оставить как есть, отрезав от своего подразделения, чтобы дальше делал что хочет. Если не выполняет приказы, мне такие командиры рядом не нужны. Он остался дожидаться окруженцев. Тех предателей, что сдали нашу засаду. Я не говорю – специально, но задание по их вине не было выполнено. Тут тоже два выхода: расстрелять их перед строем, как тех, кто сдал нас немцам, или плюнуть на них и уехать. Я выбрал второе, так как у меня день расписан поминутно, и задерживаться я не мог, да и не собирался. Тем более у меня на подразделение политрука были свои планы. – Какие? – спросил член Военного совета. – Немцы узнали, что их бьют, и подняли самолёты-разведчики. Нужно было кинуть им кость. Они уничтожили взвод Иванова и успокоились, что позволило мне работать дальше без особых проблем. Когда немцы спохватились, было поздно, я очистил от их мелких подразделений и довольно серьёзных групп три района. Также, пока немцы занимались ликвидацией взвода, мне удалось вызвать два связных самолёта и вывезти своего раненого бойца и генерал-майора, командира одной из стрелковых дивизий. Пять дней назад немцы держали в воздухе немало самолётов, мне пришлось выдержать ночной марш и с утра атаковать аэродром, с которого взлетала часть разведчиков. Это серьёзно сократило их возможности в небесной разведке. Помимо уничтожения пяти разведчиков, также было уничтожено двенадцать… – …бомбардировщиков и пять истребителей, – закончил за меня Кирпонос. – Да, мы читали ваш рапорт. – Это на пару дней серьёзно освободило мне руки, и я успел немало немцев набить, пока они не перекинули новых разведчиков. Пришлось сменить тактику. Днём отсыпаться, а утром или вечером бить немцев, вечером и ночами совершать марши, чтобы нас искали в другом месте, а с утра бить новых и под укрытием уезжать. Бойцы за это время приобрели огромный опыт по маскировке и перемещению под ней. – В каком состоянии техника? – спросил член Военного совета. – В ужасном. Если броневики ещё ничего, то трофейная техника и так уже поездила. Пока сюда двигались, бросили три единицы: вышли из строя на ходу. Требует ремонта и обслуживания. Мои броневики и автотехника тоже. Приказ отдал, бойцы уже занимаются. Да, мой отряд пополнился за счёт окруженцев, вот списки, кто где служил и какую теперь должность занимает у меня. Вот это наградные. Многие заслужили, троих так представил к званию Героя Советского Союза. Одного посмертно. Передав стопку бумаг Кирпоносу, я вернулся на место. Вообще мы общались в кабинете командующего, тут было пять генералов, которые и слушали меня. Кирпонос отдал бумаги начальнику штаба. А вот дальше меня начали песочить, да ещё как! Не имел права я бросать политрука Иванова, он, по сути, старший командир и имел такие же права, как и я. Решил остаться и дождаться окруженцев – значит, так нужно. Похоже, у Иванова серьёзная крыша, и этот покровитель делал всё, чтобы я тут оказался виноватым, на что я возражал, а не молчал, смиренно принимая ругань генералов. Типа молчи, за умного сойдёшь. А мне не нравилась вот эта ситуация, когда на меня все ополчились, и я анализировал, как генералы на меня давили. Но чем больше я возражал, тем больше те злились. Тут я понял, что покровитель Иванова, скорее всего, как раз член Военного совета и есть. Кирпонос в роли судьи выступал, но и его я разозлил, даже скорее взбесил. Он вызвал охрану, и меня арестовали, забрав оружие. Прямо в комбинезоне и с шлемофоном в руках отвели на городскую гауптвахту местной комендатуры, втолкнули в какое-то помещение. Хм, я оказался не один, там двое командиров лежали на нарах, один совсем пьян, что-то втолковывал второму. И оба лейтенанты, как и я, только пьяный старшим был. Вечером, когда оба соседа уснули, я станнером отправил их в более глубокий сон, после чего сел, стянув комбинезон до пояса, и снял награды. Их убрал в шкатулку к документам – и в хранилище. Потом спустил дрона ниже к городу. Тот просветил здание, я определил, кто мне незаметно помешает выйти (таких трое было), и прицельно через стены облучил их станнером. Дальности хватило. Дальше достал небольшого технического дроида (да, у меня такие есть), и тот вскрыл замок. Просто через решётку выбрался наружу, под моим управлением пробежал к входу в здание, добрался до моей камеры и открыл её. Без следов. Так что я закрыл камеру и поспешил наружу. Дрон разведку уже провёл, и я знал, что делать. Через двадцать минут вернулся, сняв сон со всех, кого станнером облучил, дроид меня запер и через ту же решётку вернулся в камеру, где я убрал его в хранилище. Дрон я повыше поднял – пусть летает над облаками – и вскоре уснул. Член Военного совета был убит – застрелен. Пуля, влетев в окно его кабинета, попала ему в голову, прошла насквозь и поразила в шею одного политрука по фамилии Иванов. Что они там праздновали за накрытым столом – не знаю, но мероприятие было остановлено одной пулей, выпущенной из немецкого карабина. Как ни странно, главным подозреваемым стал я. Уже через два часа меня выдернули на допрос, опросив и сокамерников, но те сообщали, что ничего не видели, спали. Охрана тоже сообщила, что я никуда из камеры не выходил. Вот и крутили на признание. Чтобы сам признался. Убийство члена Военного совета фронта – это просто огромное событие, вроде убийства Сталина. Всех на допросы, даже Кирпоноса. Тут Особый отдел фронта работал. Самолётом вылетели новые следователи из ведомства Берии. А также всех моих людей разоружили и вели следствие на предмет, кто мог выстрелить. У пяти не оказалось алиби, у меня-то оно неплохое. Один сосед вставал на толчок, подтвердил, что я спал. Он через меня перелезал. У тех пяти – да, проблемы, выходили якобы в туалет, и долго не было, о чём сообщили дежурные. Трём алиби нашлось – получили десять суток ареста за то, что нашли спиртное, самогон купили. Жаль, напиться не успели, их раньше арестовали. Двое пока под следствием. С помощью дрона я подслушивал всё. Он вёл записи, а я в редкие мгновения, когда оставляли одного, их просматривал и был в курсе дел. Причём работа шла так оперативно, что выявили две агентурные группы немцев в городе и обе взяли, теперь их ломали на предмет признания в совершённом убийстве высшего чина фронта и страны. Впрочем, через двое суток поняли, что совершили ошибку, и вернулись к нам. На тот момент я уже находился в камерах Лубянки. Избитый, как основной подозреваемый (допросы с применением спецсредств шли), но не сломленный. Всё отрицал. Хм, а членом Военного совета фронта стал Хрущёв, вместо погибшего. * * * Отпустили меня двадцатого октября. Следствие по другому пути пошло, и с меня сняли подозрения. А пока я в Москве находился, в Орле (штаб фронта уже переехал дальше в тыл) на станции убили Хрущёва. Через окно вагона, из немецкого карабина. Это уже след – кто-то убивает высших политических чинов, и прошлые версии оказались несостоятельны. Начали работать по новым. А нас, кто был в подозреваемых, поломанных, избитых, выкинули на улицу. Я-то ещё ничего, лекарский амулет помогал, а многие прямиком в госпитали отправились. И надолго. Хромая, я отошёл от здания Лубянки, оглянулся и, недобро глянув на это мрачное здание, похромал прочь. Хромал для виду. Повреждённую ногу я уже излечил, остались только видимые травмы, вроде синяков. Три зуба выбиты – уже проращиваются новые. Пришлось отключать амулет защиты, иначе избивать бы не смогли, не поняли бы, почему удары до моего тела не доходят, а это палево, вот отключил и терпел. А что остаётся? Сам себе такие приключения устроил. Хорошо, догадался напасть на следака – карандашом пробил ему руку, всё подписать признание требовал, – и меня в карцер на несколько дней. А там ледяной воды по колено. Достал стул, забрался на него, извлек планшет и, выйдя на комп дрона, спокойно поработал, пока был в одиночке. До этого меня в переполненной камере держали, а там так не получится. Мелкого дроида я выпустил в комнате следователя, и тот укрылся под столом. О да, сеть уже четыре дня как заработала, через двое суток её стало можно слегка использовать, хотя она продолжала разворачиваться. А так как дроид был из того же мира, что и сеть, то я легко приписал его к сети (коды доступа имею) и мысленно им управлял. И как раз очередной допрос – вот я и выпустил дроида из хранилища, а сам в карцер был отправлен. Дроид потом через окно ночью незаметно покинул кабинет, поднявшись на крышу, и там был принят дроном на подвеску. А я, управляя дроном прямо из карцера, отправил его в полёт. Сначала нашёл немецкие войска и увёл карабин у часового, убив его. Потом нашёл Хрущёва на станции Орла, тот как раз в вагон погрузился на Москву, обустраивался в купе СВ, а эшелон готовился двинуть в путь. Как же трудно было зажимать карабин, чтобы не шелохнулся, целиться и стрелять, и всё с помощью мелкого ремонтного дроида! Сложно – не передать, но справился. Пуля попала точно в затылок Хрущу с двухсот метров. А у меня железное алиби, в карцере сидел, вот через сутки и выпустили. Даже не извинились. Хотя, честно признаюсь, извинения я бы не принял, потому как всех сотрудников, что со мной работали, уже приговорил. В этот раз ошибки не совершу, до конца войны времени уйма, потихоньку буду зачищать. Без следов. Те просто станут исчезать, и всё. Дело принципа. Я мстительный. И на то, что они делали свою работу, мне наплевать. Я ещё найду и тех, кто приказы отдавал. Ошибка с быстрой ликвидацией Иванова, который и поднял эту бучу, сработала против меня. Сейчас убийство Иванова признали случайным, главной целью был генерал, но это ошибка. Целью были оба. Ладно, пока не до них. Я очень хочу в баню. Нормальная баня была за пять дней до выхода к своим. В одной деревеньке затопили разом четыре, все помыться успели, кто-то даже постираться. Несколько раз топили и носили воды, чтобы все смогли попариться. Потом снова бои, даже умыться не всегда время было. Поэтому перед генералами я стоял с закопчённым лицом от сгоревшего пороха, весь провонявший им. Кстати, это одна из причин обвинения – от меня порохом пахло, стрелял, а о том, что бои вёл, как бы не знали. Тут, на Лубянке, конечно, мыли – в комнате, из шланга, ледяной водой под напором, тоже мне помывка. В общем, просто в баню хочу, смыть с себя всё. Я до сих пор был в командирской форме, уже грязной. Комбез и шлемофон мне вернули, надел, а то холодно, и вот так, привлекая внимание, и ушёл в улицы. Прохожие показали, где ближайшая баня; правда, понедельник, и она не работала. Санитарный день у них по понедельникам. Ничего, дал денег на лапу работнику, и тот проводил в отдельную парилку для начальства, а они, бывает, и в понедельник приезжают. Всю форму отдал – всё, что на мне было, кроме шлемофона: портянки, нательное бельё, сапоги в чистку. Работник обещал отстирать, и от крови тоже, погладить. Как будет готово, принесут. Прачке я отдельно обещал уплатить. Вот так и кайфовал, холод уходил из костей. Тут я, конечно, преувеличиваю. Холодно мне в камерах не было, даже в карцере. Во время последнего заказа я купил у демона целую шкатулку с запасом амулетов, походный набор четвёртого уровня сложности. Больше сотни, с запасом накопителей. Всё для простых людей, не приписаны ни к кому. Вот амулет климат-контроля и носил, потому в порядке был, не мёрз. Был ещё амулет чистки, универсальный, полость рта тоже очищал и чистил тело, но баню всё же хотел посетить, что и сделал. Скорее для души, чем для тела. Или разом и для того, и для другого. А пока в парилке сидел и мылся в небольшом зале – под душ и снова в парилку, – размышлял, что делать дальше. Куда угодно, но не обратно на Юго-Западный фронт. Пошли они. Вон сделали танкистом, петлицы на форме чёрные, с «танчиками» эмблем, теперь за бронетанковым управлением числюсь – вот карьера? Бумаги отдали, что претензий ко мне нет, удостоверение вернули, поэтому иду в бронетанковое управление и прошусь в какое другое место. Понятно, подкупить придётся, чтобы лояльны были, но есть чем. Трофеи имеются. А причин не возвращаться хватало. Для начала, никто и не думал за меня заступаться – дело громкое, все за свои шкуры тряслись. Было две награды на меня выписано. К Герою представили за то, что спас штаб фронта и вёл ночной бой на броневике у того моста. И орден Боевого Красного Знамени уже оформили по результатам, за работу с моторизованными группами противника. Только как узнали, что я под следствие попал, да ещё по такому делу, сразу порвали. И на «Боевик», и отправили запрос в наградной комитет на отзыв награждения Золотой Звездой. Вернули, и его порвали. Приказ начальника штаба фронта, но Кирпонос не возражал, подписал. Награды уже не вернуть – документы порваны и уничтожены. Дрон слушал внимательно всё по штабу фронта, так что в курсе дел. Я могу сказать, что мне всё равно, не надо мне этого, но я уже настроился получить, а тут такой облом. Обидно мне. Ну вот обидно. Заслужил честно? Честно. Раз не дали, то и пошли они к негру в задницу. Вот такие дела у меня шли. Воевал, честно это делал, немцы оценили, потом арест и освобождение. В принципе, и всё. Хотя так, чтобы отвлечься, одно дело опишу. Окруженцы, что вырвались из Киевского котла, иногда встречались, в основном небольшие группы. Я их подкармливал, кого-то себе брал, а остальных отправлял дальше в тыл, описывая, как идти, чтобы немцам на глаза не попасть. И было там трое, при старшине, техники из автобата. В общем, я им заказ сделал, обещая включить в свою группу. Мне как раз брошенная полуторка попалась, внутри кузова рулоны войлока. Его для утепления используют. Выдал этой тройке мой грузовик «Опель», войлок, печку-буржуйку, трубы, а также инструменты и всё, что может пригодиться, и велел подготовить в кузове утеплённое жилище на зиму. Грузовик, если так подумать, занимает полезное место. С аэробайком он особо и не нужен. А для чего он нужен? На будущее, может, пригодится. Когда-нибудь. А пока только место занимает. Вот я и решил использовать его для постройки походного дома в зимнем варианте, раз зима близится, и суровая. Хоть какая-то польза будет. Вдруг в пути метель застанет, как спасаться? Палатки есть, но ставить долго, не пять минут. А тут достал «Опель», поднялся в кузов, зашнуровал вход, печку раскочегарил – и тепло. Койку установил – спать можно. Вот и набирал материалы, удачно войлок попался и куски жестянки. Те всю ночь работали, но справились. Обшили и проклеили войлоком весь кузов: верх, бока и даже уложили двойной слой на полу. Слева у заднего борта буржуйку поставили, выведя дымовую трубу наружу, даже ещё обложили асбестом, чтобы войлок не тлел, если прокалится труба. Небольшой запас был в том же грузовике, где и войлок. Сделали воздуховод – можно открывать и закрывать для доступа свежего воздуха. Справа у заднего борта (а он не открывается теперь) установили приставную лестницу. Расшнуровывается вход – и можно забраться внутрь. Изнутри зашнуровывается. У входа и под буржуйкой листы жести прибиты к полу – защита от искр и угольков, что могут вырваться из печки. Её жерло (назовём это так) направлено в центр комнаты. В принципе, это всё, что эта троица успела за ночь, – считай, главное сделано. Когда я принимал работу, указал, что у входа неплохо бы вешалку для верхней одежды и головных уборов сделать. Зашнуровал вход изнутри, скинул обувь (в сапогах там не походишь), снял шинель, а куда вешать её? Нашёл вешалку, её закрепили. Вполне крепко вышло. Так что принял работу. Следующей ночью сам модернизовал получившийся домик, походный или охотничий, думаю после войны его использовать. Пусть без окон, но мне нравится. У левого борта поставил армейскую койку, матрас застелил постельным бельём, не забыл про тёплое одеяло, подушку с наволочкой, и накрыл покрывалом. Под кровать сунул свёрток ватного одеяла, если ночью печка остынет и я замёрзну. Спать буду ногами к печке. У правого борта поместил небольшой столик – кушать за ним или делами заниматься. Стул со спинкой – его ближе к выходу, чтобы сидя обувь снимать. По мебели всё. Да и не так тут много места, чтобы ещё что-то ставить. Оставалось только оснастить домик благами космической цивилизации. Из спаснабора фонарик имеется, который может работать как светильник, вот и закрепил под потолком. Будет освещать комнату. Также два амулета из той походной шкатулки. Один климат-контроля – обогревает помещение, так что печка тут… да пусть будет. Заряда амулета при активном использовании на неделю хватит, а накопителей с зарядами у меня достаточно. Второй амулет – противопожарный. Активировал, указал зону работ, кроме печки и жестянки. Это чтобы угли, стреляя, если дровами буду топить, не вылетали, и войлок не тлел. Сразу потухнут, если попадут в зону работы амулета пожаротушения. У меня ларь был, небольшой, с крышкой, поставил его между печкой и входом в комнату, внутрь насыпал угля – кило сто вышло. Потом затопил печку и дал помещению прогреться. Поставил сверху чайник с водой. Когда тот закипать стал, потушил фонарик и покинул комнату, убрав машину в хранилище. Достану – и меня ждут тёплое протопленное помещение и горячая вода, которую можно использовать как для чая, так и для помывки. Тазик и полотенца есть, мыло тоже. Почему вспомнил это – сам не пойму, как-то пригрелся в парной, да сгоревшим углём несло от котельной. Видимо, ассоциациями навеяло. Но я дооборудованием машины был вполне доволен. Мотор прогрел, горячий – пусть будет так. В общем, зря времени не терял, готовился. Может, и не пригодится, но я сомневаюсь. Впереди не первая зима войны, всё равно пользу она принесёт. Мысли медленно ворочались в голове, я серьезно расслаблялся, помимо меня ещё трое в парилке было, из начальства. Поглядывали на меня, всего изукрашенного синяками, как старыми, уже пожелтевшими, так и свежими, но я не обращал внимания. Снова окатился в душе, смывая пот после парилки, и вытерся полотенцем. Работник сказал, что всё готово. Форма чистая, отстиранная, вернул награды на неё – медаль и орден. Я оделся, только вместо комбинезона и шлемофона накинул шинель – это моя – и фуражку, тоже из моих запасов. Для такой поздней осени ещё годится, но холодно, нужно зимнюю добыть. Покинув баню, я расплатился со всеми, включая прачку – хорошо поработала, от меня приятно пахло не только мылом, даже берёзовыми вениками. А что, банщик прошёлся дважды. Вот так и двинул в сторону автобронетанкового управления, довольный с виду и в душе. По пути попался военторг. Зашёл. Опа, есть в продаже зимние головные уборы. Приобрёл две шапки-ушанки (больше в одни руки не дают), даже со звёздочками. Хотя не так и холодно, менять головной убор не стал. Вскоре дошёл до нужного здания. Дежурный, поглядывая на меня с сомнением, направил к нужному командиру. Я так и сообщил: за новым назначением. Полковник изучил мои документы и удивлённо посмотрел на меня: – Лейтенант, тут же ясно написано: направиться в свою часть. – Не имею желания возвращаться, товарищ полковник. Плохо там со мной обращались, воспоминания самые негативные. Поэтому прошу принять рапорт на перевод не просто в другую часть, а на другой фронт. Рапорт я ещё не писал, просто положил ему на стол золотую вещицу, похожую на табакерку. Внутри кольца, цепочки, всё из золота. – В вещах одного унтера нашёл, мной лично убитого. Мне без надобности, а вам куда пригодится. Девушке какой подарить. Очень прошу. У того была крайняя степень охренения. Изучил табакерку, красивый орнамент, открыл, глянул внутрь, потряс, подумал и, убрав в стол, велел писать рапорт. Выдал бумагу, перо с чернильницей и сам диктовал, поэтому написали быстро. Дальше я ждал в коридоре, минут двадцать. Вернувшись в кабинет, полковник вызвал меня. – Брянский фронт, – сообщил он, выдавая документы. – Туда все возможные силы направляют. Почему, я был в курсе, не самое лучшее направление, но бумаги принял. Двое суток на дорогу выделили, так что я козырнул, поблагодарил и покинул не только кабинет, но и здание, направившись к трамвайной остановке. Кстати, полковник моему виду поначалу удивился, но, когда изучил справку и понял, откуда я, интерес сразу пропал. Чудом вырвался из застенков, тут свечку ставить нужно. Эти мысли в его взгляде читались. Теперь у него работа направить в штаб Юго-Западного фронта извещение, что такой-то командир переведён служить на другой фронт – это чтобы меня за дезертира не считали. И на Брянский сообщит, что к ним направлен такой-то командир для дальнейшей службы. К слову, в удостоверении записано, что я командир броневзвода. А получу должность или нет, уже на месте будет ясно. Обычно командиров направляют на пополнение частей и уже тогда подразделение посылают на передовую, отдавая тому или иному фронту. Меня же – напрямую. Впрочем, ладно, главное – другой фронт. Теперь ситуация по этим самым фронтам. На юге без изменений, на севере тоже, блокада Ленинграда уже идёт. Кирпоноса сняли с командования девять дней назад, отозвали в Москву, на его место поставили маршала Тимошенко. Тот за два дня сдал Брянск, штаб фронта перебрался в Орёл, и из разбитых армий был образован Брянский фронт. Брянск сдан, немцы шли дальше, и вот в эту клоаку я и попал. Скоро попаду. В принципе, я не прочь, отдохнул, даже индивидуальный массаж всего тела кулаками получал, можно покинуть «санаторий» – и на фронт. Уехал я недалеко; пока ехал, сговорился с пожилой женщиной, та комнату сдаёт, и вот вскоре заселился на сутки в двухкомнатную квартиру. Сразу оплатил, выдал припасы на неделю, чтобы обед сготовила (у той проблемы с припасами). Время час дня было, и я прилёг отдохнуть. Впервые в полный рост, вытянув ноги. Из-за недостатка места в камерах спали, свернувшись в клубок: ноги не вытянешь, к животу колени поджимали, да и спали плохо. А тут сразу сонливость напала, и я не противился, заставил себя раздеться и уснул в нательном белье. Я для того комнату и снял, чтобы наконец выспаться, а до штаба Брянского фронта, который в Калуге стоит, доберусь на аэробайке. Не хочу в поезде трястись. Да, штаб Брянского фронта создан на базе Двадцать Первой армии. К вечеру следующего дня я прошёл в здание штаба фронта и передал дежурному направление, он уже указал, к кому мне надо. Я был доволен, очень даже, потому как вчера выспался, и вечером решил прогуляться. А тут, надо же, приметил на тёмной улице идущего куда-то в жилой район командира НКВД, капитана, одного из списка тех, кто у меня на ликвидацию записан. Тело не прятал, сделал вид ограбления бандитами, сняв с того всё ценное. Ножом, как швейной машинкой, отработал. Жестоко? Ничуть, обычная месть. Я и остальных найду. Как уже говорил, это принципиально. Причём я этим сотрудникам не угрожал, не обещал потом встретить в тёмном углу. Зачем такой след оставлять? Это же бред. Капитан и не понял в темноте, что его убивают. Удар в печень ножом – и, придерживая тело, положил, а дальше уже навёл вид ограбления урками. Только они так ножами работают. Мне не надо было ему говорить, за что и почему, я просто мстил.