В этот раз никто машину мне выделять и не подумал. Тут как раз на часах боец из моей роты стоял. Я же отошёл в тень забора – солнце палит, – достал планшет и стал с ним активно работать. И что свидетели были, мне всё равно. Чтобы понять, что я делаю, нужно зайти мне за спину и глянуть на экран. А со стороны они ничего не поймут, если не знают, что это электронный планшет. Всё, дрону дал задание подслушивать определённого человека – пометил полковника Козыря, рассмотрев его через окно кабинета, – козырнул часовому (тот поздравил с наградами) и направился к казармам. Что касается наград, то я подавал списки на бойцов и командиров, которые также в операциях участвовали, но, видимо, до них не дошло. Тут Курочкин как тараном прошёлся и быстро помог мне получить причитающееся. Да, за это ему спасибо. Я и в зале после награждения поблагодарил всех присутствующих. А вот прослушать запись с дрона я смог только глубокой ночью, когда от Воронцовой вернулся, из самоволки. А та ждала, довольна была. Хорошо так помиловались. Жила Марина не одна в комнате, но соседка, крутя бёдрами, вышла, давая нам время. Я потом через окно утёк, благо первый этаж. Весь день я был занят. Пока отсутствовал (четыре часа меня не было), прибыло пополнение – шестьсот бойцов, среди них пять средних командиров плюс два старших. Это я о капитанах, они тоже к старшему комсоставу относятся. Один капитан, начальник штаба нашего полка, сразу делом занялся. Я в его подчинении. Второй, старший политрук – в первый батальон, то есть ко мне. Он ко мне в комнату и заселился, занял вторую свободную койку. Так вот, я стал создавать штаб, набирая бойцов и командиров. Не всех, всего одного пока, остальные уже получили направления на должности и принимали дела. Так что распределяли пополнение по всем подразделениям полка. Про свою роту не забыл, одного младшего лейтенанта туда, командиром второго взвода, пока он всю роту будет тянуть. В общем, дел множество. Надо подавать заявку на форму – пополнение только призвано, в гражданском, – на оружие, на пушки, на повозки. Да много на что требовалось оформить и подписать. Печать начальника штаба я ещё не получил, обещали через три дня сделать – пока так, на живую всё оформляли. Интендант завтра должен прибыть, уже он всё будет делать. Вот так день и пролетел. Вернувшись на территорию казарм (через забор), в комнату я не пошёл, а направился в свой кабинет, тем более все уже разошлись, дежурный только на месте. Достал планшет, вышел на дрона и, вставив в ухо наушник, стал прокручивать записи. Да, Козырь с замом пообщался, посидели с графинчиком водки. Излил тот душу, как я и думал. А камнем преткновения и неприязни ко мне стала Воронцова, к которой тот давно подбивал клинья, причём подбил, они любовниками были, а тут его бросили ради какого-то лейтенанта беспамятного. Нет, ну обидно! Ещё Шапошников попросил перевести меня на должность начштаба – званием тяну, а опыт придёт. Не Курочкин, значит, а Шапошников? А этому чего надо? Комдиву это не понравилось, но пришлось просьбу выполнить. Зам посоветовал Козырю подождать. Косяки у меня по незнанию будут, и по этому поводу можно куда-нибудь спровадить, перевести в другую часть или вообще отправить на фронт. В кадровый отдел управления РККА не стоит: Шапошников узнает, может осерчать. А вот оформить командировку и куда отправить – это хорошая идея. Лучше бы я этого зама в том сарае оставил: ишь, гад, выдаёт идеи одну за другой. Больше особо ничего интересного не было, поэтому я отправился в душевые – благо работали, хотя вода уже холодная была – и спать. А так, зная, чего ожидать, я работал от и до, не стесняясь спрашивать совета у капитана Кринина, начальника штаба нашего Сорок Четвёртого стрелкового полка. В следующие пять ночей я каждый вечер тайком посещал Марину, об этом только её соседка по комнате знала. Медсанбат восстанавливали, пополняли, технику давали, оборудование, и Марина очень занята была, она зам командира батальона. Не хирург она, терапевт, командовала ротой, которая принимала раненых. Их там осматривали, ставили диагноз и перевязывали, направляя или в ожоговый, или хирургам. Я за пять дней полностью пополнил батальон личным составом, даже командир есть, капитан Обухов. Смог достать три противотанковые пушки, два батальонных миномёта, три ротных, двенадцать станковых пулемётов Максима и одну счетверённую зенитную пулемётную установку максимов. По штату, хотя его меняли, урезали многое, добытое оставалось у нас. Последнее выгребали со складов. Правда, у нас изъяли пулемётную роту. Три стрелковых осталось, теперь пулемётная рота отдельная на весь полк, в батальоне только пулемётный взвод. Поэтому максимы, по две единицы, ушли в каждую стрелковую роту, и шесть – в пулемётный взвод, туда же и зенитка. Жаль, кухню достать смог одну, и ту времён Первой мировой, лудить заново пришлось. Больше не было, и сказали, что не будет. Мол, и так на батальон целых две кухни есть. Тут я и трофейную считаю. Зато двенадцать повозок для обоза достал и две пролётки для штаба. Это тоже пока всё, что есть. Автомашин не то что в батальоне, в полку-то не было, для командиров верховых коней выдавали. Вроде всё хорошо, но вдруг вызвали в штаб дивизии и без слов выдали командировочное с приказом отбыть на Центральный фронт, где прибыть в Двадцать Восьмой стрелковый корпус и Шестую Орловскую стрелковую дивизию. Там поступить под начало начальника штаба Восемьдесят Четвёртого стрелкового полка для получения опыта штабной работы. А у нас в дивизии обучить не могут? Ну бред же! На то, что в дивизию я уже не вернусь, даже намёка не было, хотя я продолжал подслушивать Козыря, и там об этом говорили. Чуть позже начальник штаба полка введёт меня в штат их дивизии, об этом была договорённость. Комдив уже в курсе, куда его дивизию передадут. Меня в корпус другой армии, а тех – в другую. Ладно хоть фронт пока один. Только полковник не знал, что в эту игру вдвоём можно играть, я уже разработал план. А пока мне оформили командировочное, дорожные, всё выдали. Более того, уже созвонились с военным комендантом на вокзале и заняли мне место в военном эшелоне, который в нужную сторону шёл. Как от меня избавиться-то хотят? Подгорело. Впрочем, я успел попрощаться с Мариной, о чём полковнику незамедлительно сообщили, вызвав у того злость (были свидетели). Сделаю вид, что я не нарочно. Так что, сдав дела в батальоне (туда уже замену прислали, вроде как временно), я покинул территорию казарм с вещмешком в руке. К слову, велели сдать и автомат. Ага, найдите сначала, он ни по каким документам не проходил. Вот так и двинул пешком, не спеша, в сторону вокзала. Эшелон только через два часа уходит, успею. А пока шёл, размышлял о том, что успел сделать за эти пять ночей. Днём-то времени нет, служба забирала каждую свободную минуту. Я уже разобрался и понял одно: лучше простым командиром быть, штабная работа – это каторга. И хоть я вполне освоился на должности, не хочется эту муть тянуть. Да ладно, я что-нибудь придумаю. Тут вот в чём дело: я по два-три часа каждую ночь, после того как возвращался от Марины, тратил на авто и мототехнику. Да, наконец-то дошли до неё руки. Причём в первую ночь я занимался только своей пушкой в пятьдесят семь миллиметров – почистил, смазал, ствол надраил. Вот всё время на неё и ушло, зато та теперь в порядке. Я педант и не люблю, когда что-то недоделано, поэтому в армии меня всё бесило. А тут стихийный бардак. Я все пять дней убил, чтобы порядок в батальоне навести. Как бы новый командир, тоже старлей, что на замену прибыл, всё не похерил. Ладно, на следующий день броневик и плавающая танкетка. С БА порядок (немцы за ним следили, всё на месте, начищено) – хоть сейчас в бой, даже красные звёзды на месте. Машина была намыта, видимо, перекрашивать хотели и тактические знаки менять, просто не успели, я лишь покатался по ночным улочкам, пробуя ее на ходу. А с танкеткой пришлось повозиться. Два часа на неё убил, потом в душ – и спать. Что по Т-40, то чистил пушку и пулемёт, они изрядно постреляли. Сам танк в порядке, на ходу. Были следы попадания, но из стрелкового оружия – краска попорчена, следы борозд свинца от пуль, но и всё. Так что заправил, масла добавил моторного (уровень низкий был), покатался также, боезапас пополнил до максимума, как у пушки, так и у пулемёта. Теперь можно использовать. Следующую ночь заняла та вездеходная эмка. У неё оказалась проблема с забитым карбюратором, промывал бак и сам карбюратор. Потом заправил – и всё отлично, машина на ходу. Новая и пахнет новизной. Полуторку уже не успевал, её следующей ночью. Да там порядок, заправил и покатался. А вот ЗИС не на ходу оказался. С трёхтонкой я решил просто: банально подарил медсанбату, сказал, что нашёл брошенной, сломанную. Ту волоком утащили на ремонт, мост был заклинен. Чинят ещё. Я лучше себе новую машину добуду. Ну и оба мотоцикла заправил и опробовал – порядок. Это всё, что успел за пять ночей. Причём с освобождением хранилища от грузовика (при выходе из окружения я многим ещё поделился) у меня оказалось свободно семь с половиной тонн. Своих грабить – так это не по мне. Да и зачем, когда немцы есть? Например, в это время очень ценятся советская тушёнка и ржаные сухари, а у меня их нет, как-то не добыл, а надо. Также несколько переправ вдали от мостов дали понять, что нужно иметь своё плавсредство. Танкетка тут не поможет. Это сейчас лето, купаться одно удовольствие, даже по ночам, а если осень или весна? То-то и оно, шлюпку иметь стоит, а лучше моторный катер. Хотя лучше лодку. Катер, чую, всё свободное место, все семь тонн и займёт. Даже не семь, у меня, считай, пять тонн свободного места, потому как две тонны я зарезервировал для угля. Запаса так и не сделал, всё забывал. Ладно с деревом проблем нет, укупорки от ящиков пойдут в дело, а уголь нужен. У немцев я видел вездеходные грузовики, вот один и уведу, подберу новый. А оставшееся место – для тушёнки и сухарей. Я уже пробовал, ничего так, вкусные, не зря их хвалили. А тушёнку с немецким фаршем, ветчиной и мясом в консервах вообще не сравнить. Наша лучше. Вот так и дошёл до вокзала. Успел ещё полчаса покупаться на речке, там детворы много было, и ничего так, свежий и довольный и добрался. Сел на поезд, и тот направился на восток. Артиллеристов везли, трёхдюймовки на платформах, мне купе выделили в штабном вагоне. Сутки в пути. Один раз, утром первого августа, когда почти прибыли на место, под налёт попали, но обошлось. В смысле жив, эшелон пополам разорван был. Там попутная машина – и вот уже в два часа дня первого августа я в штабе Тринадцатой армии. Остается выяснить, где нужная мне дивизия. А там – бедлам, если не паника, то близко. Немцы прорвались, Шестая Орловская стрелковая дивизия частично в окружении, тот полк, куда мне надо, так весь в окружении. В общем, не до меня. Начальник штаба армии изучил командировочные и поставил свою резолюцию. Если проще – закрыл её и отправил назад. Мне снова выделили дорожные, продаттестат – мол, вали обратно. Да, кто в армии служил, тот в цирке не смеётся. Я балдею с РККА. Я тут планы строю, как бы отменить командировку и вернуться, но наша советская действительность показала себя во всей красе. Какие там планы? Вали обратно. Я был рад? О, ещё бы. К слову, когда документы в канцелярии оформили, я попросил внести информацию, что на дорогу даётся трое суток, а то тылы расстроены, ещё опоздаю. Мне двое суток давали. Ничего, пошли навстречу. А я тут решил у немцев в тылу побывать. Раз есть свободное место в хранилище, то стоит кое-что прибрать. Отъехал я на попутке от штаба армии километров на пять, нашёл пустой овраг, установил сверху излучатели инфразвука, оборудование охраны лагеря из спаснабора (тут и от животных, и от людей), а сам внизу стал работать. Доставал всё своё добро, кроме кухни и котелков с горячей едой, и избавлял от укупорки. Решил всё же сбросить лишнее, побольше наберу добра. Вообще, дрова везде можно найти, в крайнем случае уголь будет, а раз имеется оказия в тыл отправиться, то почему бы и нет? Тем более я пару раз собираюсь демона-воришку вызвать и новые заказы сделать. Души нужны. Уже знаю, что мне остро необходимо. За три часа справился и убрал всё обратно, а по оврагу целые штабеля пустых ящиков, коробок и пустых цинков от патронов. Две с половиной тонны. Да, почти на три тонны ещё освободил хранилище. Я удивлен. Костерок развёл, три котелка булькали на перекладине над костром. Хочу спагетти отварить, тем более и соус есть. Ну вот что-то захотелось пасту. * * * Сегодня утро четвёртого августа, ночью я прилетел в Москву и на попутке, как рассвело, доехал до штаба дивизии. Как раз командировку закрыл. Козырь имел кислый вид: пока меня не было, брал штурмом Марину, но без успехов. Я дрон гонял, поглядывал, что и как, а тут раз – и вернулся. В общем, тот сообщил, что место моё уже занято, замену сделали постоянной, поэтому направил меня в наш же полк, на место химика. Тот заболел, заменить нужно. Вот, блин, нашли должность, я вообще не знаю, что те делают. Химичат на службе? Да, это ко мне. Правда, оформить до конца не успели, пришёл начальник Особого отдела дивизии майор Дергач, с ним два лейтенанта НКВД, и сообщил, что я задержан. А в машине я потерял сознание, только почуял боль укола в бок. Амулет защиты от такого не спасает. Потом дважды чуть прояснялось туманное сознание, слышал гул авиационных моторов – и снова погружался в забытьё. Похоже, химия. И нейросеть не работает, иначе меддок давно бы убрал всё и очистил кровь. Очнулся я… Да чёрт его знает где, ещё и тело онемело, как будто отлежал. Я больше скажу, была очень сильная слабость, едва смог поднять руку. Впрочем, мне удалось достать лекарский амулет и провести им диагностику (одна из встроенных опций), так что вылечить себя смог. Вскоре я уже сидел на койке и быстро ел щи с хлебом. После излечения напал неумолимый жор, да и желудок был пуст. Воды попил, потому как был на грани обезвоживания. Судя по следам уколов на сгибе руки, меня кормили внутривенно. Заодно осмотрелся, не отрываясь от приёма пищи. Поводил глазами туда-сюда. Темнота (а была ночь) мне не мешала. Одиночная палата какой-то тюрьмы. Двойные решётки на узких окнах бывают только там, а здесь два окна и одинаковые решётки. Железная дверь с зарешеченным смотровым окном. Ну и главная примета – я прикован короткой цепочкой к кровати, браслет на левой руке. Снимать с помощью хранилища пока не стал, хочу знать, что происходит. Она мне принимать пищу не мешала. Палата одиночная, кроме меня никого не было. Сам я обнажён, был прикрыт простынёй. Формы нет, наград нет, удостоверения нет, видно, его забрали те два лейтенанта. И есть подозрение, что офицеры эти – поддельные. Похоже, я у немцев. А щи замечательные, повар сготовил их в начале войны, а ем в шестой раз (это шестой котелок), надолго растяну запас. Щи, белёные сметаной (достал её в Минске, купил на рынке), хлеб свежий. В общем, отлично поел. Чайку попил и всё-таки снял браслет. И так узнаю, кто похитил, зачем и что со мной хотят сделать. Надел форму свою, старую ещё, потрёпанную, ремень застегнул, проверил пистолет и, прислушиваясь, прошёл к двери. Кто-то говорил, и далеко, но лёгкое эхо в коридоре так ломало звук, что даже непонятно, на каком языке общаются. Вроде такие лающие слова. Немецкий. Осторожно вскрыв дверь (просто убрал язычок замка и потянул ту на себя), тут же насадил на штык-нож дёрнувшегося солдата, который, оказывается, охранял дверь. Я не знал. Дальше достал станнер и амулет-сканер (надо было сразу их достать) и направился по коридору в сторону разговора. Точно у немцев, солдат был в форме СС. Тихо шёл (сапоги на мне были немецкие, мои с прошлой формой и наградами пропали), а на ходу вспоминал, как отлично в тылу побывал у немцев, перед тем как вернуться в столицу и попасть уже в руки немецких диверсантов. Ловко те всё провернули, и, главное, получилось! Похитили командира РККА прямо в Москве и вывезли его. Тут остаётся только рукоплескать. М-да. Ладно, этот вопрос решится, сейчас я о другом. Тогда, покинув штаб Тринадцатой армии, я чуть подосвободил хранилище – десять тонн свободного места, – дождался темноты и вылетел в Минск. Его захватили внезапно, там немало армейских складов с запасами. Около Минска сел, и мне попался (в деревушке рядом) взвод полицаев. Всех их пустил в дело. Купил у демона амулет тишины (хочу на самолёт поставить, чтобы тот бесшумно перемещался, а то по звуку засекали наземные подразделения) и амулет-сканер (на тысячу метров вокруг я теперь всё вижу). Оба амулета первого уровня сложности, для простых людей. Ещё купил третьего разведывательного дрона. Да та же модель, в таком же заводском кофре. Причина в том, что мне нужно отслеживать происходящее поблизости, а также быть в курсе дел, что там, в Москве, между Козырем и Воронцовой. Поэтому один дрон с помощью дрона-ретранслятора работал над Москвой, второй обеспечивал мне безопасность, а третий вёл разведку вокруг. Четвёртая покупка – это малый походный реактор, сто пятьдесят кило веса, и сто стержней к нему. На пятьдесят лет постоянной эксплуатации хватит. Потом докупать оборудование к нему буду. Ещё думаю подетально купить запчастей и собрать аэробайк модели «Страйк». Тот на батареях, как раз реактор и будет его заряжать. Всех полицаев скормил демону, аванс таким образом ему выплатил, тот подтвердил. Отпустил его, прибрался (тела-мумии также сжёг, а жители деревни спали после станнера) и направился на мотоцикле к окраинам Минска. Взять интенданта, который гулял в кабаке, не составило труда. У него многое выяснил и за ночь успел взять две тонны советской тушёнки, разных других консервов, тонну сухарей – всё, есть запас. Также увёл с берега шлюпку. Отличная шлюпка с двумя вёслами, шесть человек берёт легко и весит всего двести килограмм. Крепкая. Тут рассвело, пришлось на берегу в кустарнике задневать. Хорошо выспался, поставил датчики оборудования охраны, и никто ко мне не подходил – страхом отпугивало, инфразвуком. Проснулся ещё днём, вечер наступал. Фильм посмотрел, так до темноты время и занял. И пошёл на дело. Грузовик хочу иметь. Знаете, нашёл. На железнодорожной станции, там стоянка автомобилей, видать, недавно новые пришли по железной дороге, на замену потерянных. И среди грузовых «Опелей», с крытыми кузовами и нет, нашёл шесть «Опель-Блиц А» с приводом на все колёса. Осмотрел – да они новые – и выбрал ту машину, что по душе пришлась. Две тонны семьсот кило та весила, с крытым кузовом. Потом две тонны угля. Причём не брал кучу, где много угольной пыли. Два часа убил, собирая камни и откладывая, так две тонны камней и набрал, без пыли. Есть запас. Покинув Минск, я нашёл ещё полицаев и использовал их для вызова демона. Жаль, что его только раз в сутки вызывать можно. В четыре приёма купил детали аэробайка. Взял каркас летательного средства определённой марки. Не «Страйк», выбрал другую модель, сто сорок кило композитного металла. Потом полный обвес, сюда входили кожухи обшивки и сиденье, но без начинки. Третье – система управления, и четвёртое – система полёта. Ещё два заказа – и можно собирать аэробайк. Только инструментарий купить. Дальше лёг спать, а утром прошёл в Минск. Я был в гражданском, полицаи поделились отличным гардеробом прямо под меня. Там на рынок. Платил, в основном, марками, у меня они были – трофеи. Купил молока свежего три бидона по десять литров, сметаны немало, деревенские торговали, разные свежие овощи мешками, лук репчатый, пучки зелёного, капусту, чеснок, картошка поспевала, молодая была. Много чего купил. Только к обеду закончил. Покинув город, устроился в тихом безопасном овражке у реки и поспал. Потом ругал себя. Вот идиот, мог прицепить к самолёту амулет шумоподавления и отвода глаз и без проблем долететь до своих. Не сообразил. А ночью полетел в сторону Москвы. У меня пять тонн свободного места, и я заполнил его сливочным маслом, сырами и молоком. А что, лечу себе, смотрю – ферма, сообразил сесть рядом и провести разведку. Её немцы захватили, на них и работает. Там маслобойня и сыроварня были, вот запасы свежие с ледника сколько смог, столько и взял. Откуда пять тонн взялось? А рядом с фермой в роще амулет-сканер показал чей-то схрон. Крышка поднимается, спускаешься – и можно жить. Вот я и выложил внутри пять тонн консервных банок, а на свободное место более ценные припасы с ледника фермы забрал. Это место я запомнил, хранилище освободится – посещу и приберу. За сохранность спокоен, видно, что схрон давно не использовался – дёрн на крышке пророс, пришлось прорезать ножом, чтобы поднять её. Может, и забыли о нём. А пока летел дальше, сел у одного села, и тут полицаи тоже пошли душами на оплату. Купил оставшиеся детали к аэробайку плюс средний инструментарий техника, и четвёртый заказ – это полётный костюм моего размера со шлемом. Без него летать на этой малышке смерти подобно. Она до двух махов разгоняется, и пусть есть силовой щит, что защищает седока, но если он схлопнется (бывает всякое), ветер просто порвёт седока, а вот костюм защитит. Я вернулся к столице, до рассвета час остался, вот и занялся аэробайком. Достал каркас, инструменты и набор деталей оборудования полёта и стал устанавливать. Много деталей и креплений, очень нудная работа. Два часа возился, но сделал. Это всё, что успел. Дальше вышел на дорогу, остановил колхозную машину, которую ещё не мобилизовали, и шофёр довёз до города. Там уже на трамвае доехал. А дальше меня взяли немцы – и вот я тут. Голоса доносились из комнаты в конце коридора. Общались дежурный врач (всё же тюремная больница) и ещё один охранник, унтер СС. Его я станнером вырубил и зашёл в комнату, держа врача на прицеле пистолета. Тот запираться не стал и вполне охотно отвечал на вопросы. М-да, промашка вышла, врач не в курсе дел, знает о свежем поступлении, что под особым надзором, и всё. И да, лекарства в крови не должны были дать мне очнуться, до утра я бы точно проспал. Поэтому медик сильно удивился, увидев меня и даже опознав. Зато удалось выяснить, где я и какой сегодня день. А сегодня уже девятое августа. Пять дней в руках у немцев. И нахожусь на территории Германии. Рядом с Берлином есть город, называется Ораниенбург, на территории которого находится концлагерь Заксенхаузен. Именно в этом лагере, в больничке, я и очнулся. Сейчас полпервого ночи. Доктора я ликвидировал ножом, лекарским амулетом пробудил унтера, связав его, и по-жёсткому допросил. Этот как раз и сопровождал меня от аэродрома и в курсе, где те офицеры, что отвечали за меня. Да тут же, в офицерском общежитии, комнаты охраны лагеря получили. Про мои вещи и форму ничего не знает, но какие-то вещи и сумки сдали на склад кладовщику, на хранение. Так что и его сработал ножом и под амулетом скрытности и шумоподавления (шагов не слышно) дошёл до склада. Мне объяснили подробно, где он и где общежитие. Вскрыл замок, изучил полки. Нашёл сумки, осмотрел. Уф-ф, всё моё тут, даже с описью. Отдельно в конверте мои документы. Всё забрал – даже пистолет мой тут – и, покинув склад, двинул к общежитию. Допрос обоих офицеров по очереди занял час и двадцать минут. Второго допрашивал, уже зная, какие вопросы задавать. Получается, я сам налажал. Вообще, места жертвоприношений исследовали специальные люди из секретной организации Третьего рейха – «Аненербе». Когда обнаружили мумифицированные тела своих солдат, поднялась та ещё тревога и паника, которую быстро и погасила эта организация. Оказывается, не все тела сгорели. Некоторые сползли с куч и откатились в сторону. Выжившие солдаты, которых я не трогал (бывало такое, когда их много вокруг) опознали своих камрадов. Все случаи засекретили и стали исследовать. Пару раз я небрежно уничтожал пентаграммы, и часть смогли восстановить по впитавшейся в землю крови. Уже знали, что искать. В каждом таком случае вызывали экспертов, и они тщательно восстановили места призывов. О том, что происходили жертвоприношения и даже призывы сущностей из других миров, узнали, найдя свидетеля. Того мальчишку в Польше. Мой первый призыв. Он видел демона. Тогда для немцев всё встало на свои места. Осталось найти призывателя. Определив, кто из солдат пропал и стал жертвой призыва, напрягли всех своих агентов, и в Генштабе русских всплыли документы одной группы солдат – те пришли из штаба Сорок Второй стрелковой дивизии РККА, отмечены как взятые с убитых врагов. Потом, через несколько недель, снова появились документы, которые находились в особом розыске. И снова Сорок Вторая. Дальше – дело техники. Так и вычислили, кто эти документы сдал. Сначала лейтенант Павлов, потом старший лейтенант Павлов. Уже известный немцам. Он ещё из плена двух советских генералов вызволил. Засветив в спешке несколько своих серьёзно законспирированных агентов, они получили эти сведения и дальше разработали операцию похищения – и прошла та прекрасно. С начала войны прошло немало времени, и о случаях жертвоприношения уже знало слишком много людей. Вся верхушка Германии, включая Гитлера. Тот как раз очень сильно заинтересовался этим, любитель мистики. Свидетелей убирать надо, но тут работы на месяц, да и когда те поймут, что их просто зачищают, начнут прятаться и охрану вокруг возводить. Бесперспективно. И знаете, если охота на меня будет продолжаться, то я и не против, это пощекочет нервы. Немцы как-то сняли с меня амулет личной защиты, не понимая, что это. Я уже вернул его, так что уничтожить меня не смогут. Второй раз я на такое не попадусь – укололи шприцем и вырубили. Средство мгновенного действия. Так что вернусь и буду воевать и отбиваться от их попыток меня снова похитить. Ликвидация возможна, но не думаю, что до этого дойдёт. Им интересно исследовать меня и получать все знания по призыву. А есть и второй способ уйти от поиска – пока думаю. Сменить внешность и личность, что с лекарским амулетом несложно. Я это сделаю без проблем. Немцы будут знать, что я жив, находя последствия призывов, хотя в этот раз я постараюсь прятать все следы. Однако искать меня среди всей Красной армии – дохлое дело. Ликвидировав обоих офицеров, я уничтожил охрану лагеря (станнер здорово помог) и освободил всех пленников тюрьмы. Пока стоит паника после побега такого количества заключённых (а многие вооружились за счёт охраны), я поработаю, зачищу всех, кто планировал моё похищение, отдавал приказы и исполнял. Большую часть фамилий я теперь знаю. Записал в блокнот. Кстати, а много пленных в лагере – не считал, но больше двадцати тысяч точно. Вскоре, когда уже показался рассвет, я перебрался к Берлину. Там с амулетами скрытности и шумоподавления на мотоцикле проехался по адресам. Ликвидировать мне нужно порядка трёх десятков тех, кто участвовал и исполнял моё похищение. За этот световой день успел. В Берлине паника, уже все газеты писали о побеге и что успели натворить беглецы. Сюда уже войска стягивали (Берлин брали под охрану), с воздуха искали беглецов и наводили немецкие части для уничтожения или пленения. Говорю же, отличное отвлечение внимания, и я поработал.