– Работайте тихо. Нас никто не должен видеть и слышать. Понятно, его группе дали какое-то задание, и они идут его выполнять. Меня как свидетеля решили убрать. Значит, не просто так, а на немцев работают. Получается, войны еще нет? Те трое, что первыми ко мне вышли, толкая в спину стволами винтовок, пару раз и прикладом прилетело, отчего я ойкнул и пробежал пару шагов, повели на другую сторону дороги, в глубь леса, не туда, откуда пришли эти шестеро. Они как раз обратно двинули. Едва мы углубились в лес, как я отработал молниеносно. Только один почти успел отпрыгнуть назад, открывая рот, чтобы заорать, еще и винтовкой закрылся, как я в длинном прыжке, уже падая, коснулся его пальцами и отправил следом за двумя, в хранилище. А это у меня пока одно оружие, что я мог быстро и надежно использовать, мое личное хранилище. Упал я плашмя, животом на хвою, еще и грудь отбил о несколько шишек. Перекатившись на спину, быстро встал, осмотревшись, и побежал в глубь леса. Насчет выследить основную группу и пострелять по ней, благо было чем, я думал и прикидывал шансы. Они есть, не без этого, но небольшие. То есть удар-отскок сработать может. Устроить засаду, пострелять, может, уничтожу одного-двух, и дальше просто валить нужно, и как можно быстрее. Второго шанса так поработать по ним мне уже не дадут. Да я думаю, и этого достаточно, если бывшего офицера снять, операция, которую им поручили, точно будет на грани провала. Знаю я такой тип людей, предпочитают все держать под контролем и все нити управления в своих руках иметь. Зам может и не потянуть. Бежал я, делая круг и собираясь выйти к дороге примерно там, где проходил ранее. Еще чуть дальше мои следы вели от танкетки к дороге. Выходить я пока не стал, а достал первого из бандитов. Конопатый и светловолосый. Хранилище убивает, не могу я там живое переносить, это не перстень, на что и был расчет. И вот так быстро разоружил и снял всю одежду, оставив голое тело. Потом так со вторым поработал и с третьим. Размер ноги у меня сорок второй, я все так же Герман Одинцов, несмотря на попытки магов скрутить мне мозги амулетом видений, засылая в разные тела, чего на самом деле не было, до сих пор в этом окончательно не уверен. Ага, два месяца меня в коме держали. Душу мою вернуть пытались, отправив в амулет видений, чтобы я им не мешал. Идиота нашли, мое сознание и душа это одно и то же. Нет, они что-то другое делали, и это что-то у них явно вышло. После чего от меня постарались избавиться. Меня кинули, и это факт. Все за мой счет сделали и избавились. Ненавижу магов. Ладно, пересекутся пути-дорожки, поквитаюсь, хотя в то, что мы можем встретиться, я сильно сомневаюсь. И то, что тут в сорок третьем у Житомира я встречу магеныша из параллельного мира, который со мной не знаком, тоже не факт. Все это навеяно амулетом видений. Там такая дичь была… И самое главное, очень хорошие видения, я не мог отличить настоящую жизнь от этих наведенных глюков. Ну все по-настоящему было, даже сомнений не было, что я проживаю не реальную жизнь. Очень хороший амулет был. Об этом я и размышлял, склонившись у трех кучек одежды и отбирая из всего гражданские элементы одежды. Сапоги моего размера всего одни были, как влитые сели, очень хорошие и качественные. Исподнее я еще стирать буду, поэтому натянул черные штаны, портянки намотал и сапоги, потом светлую рубаху и серый пиджак. Штаны короткие, у пиджака рукава тоже короче, только рубаха по размеру. Видно, что одежда с чужого плеча. Ремень застегнул, остальное убрал в хранилище, и с винтовкой в руке, я уже проверил, как та снаряжена, побежал к дороге. От дерева к дереву, просеивая местность вокруг взглядом. Перебежав рывком через дорогу, стал углубляться в лес с той стороны, откуда та шестерка с офицером пришла, забирая в их сторону. Вскоре уловив движение, я тут уже упал и перекатился за дерево, замерев. Заметили или нет? Еще я очень хотел есть, такое впечатление, что месяца два комы меня не кормили, в желудке черная дыра, и упадок сил в последний час шел. Мне срочно нужно поесть, но я обшарил карманы трофейной одежды, съестного там не было, о чем сильно жалел. Мелочовки много, даже пара наручных часов, снял с двоих, деньги были, советские дензнаки, не так и много, но были, и это все. Они даже не курили, табаком не пахли, и сигарет или чего-то подобного в карманах не было. Хорошо, у одного зажигалка в серебряном корпусе была, у другого полный коробок спичек. Потихоньку обзавожусь имуществом. Аккуратно выглянув, я не сразу, но заметил, что меня насторожило, пришлось аккуратно перебираться к другому дереву, чтобы лучше видеть. Это был часовой-наблюдатель. Тихо все. Похоже, тот меня не засек. Вот так ловко двигаясь по-пластунски, я его ополз и вышел к лагерю бандитов, было видно, что встали на полчаса, на передышку, но задержались. Офицер уже тревожно головой крутил, те трое не появились, и он отправил по следам десяток своих людей. Всего их я насчитал шесть десятков, причем восемнадцать было в нашей форме. Обычные стрелки, не НКВД. Один командир, вроде старший лейтенант, отсюда не рассмотреть. Медлить я не стал, прицелился, офицер замер, настороженно осматриваясь, вот чуйка у него. Грохнул выстрел, и тот упал как сноп, тут метров сто пятьдесят, попал точно в грудь. Вскочив, я рванул прочь. Делать второй выстрел точно не стоит, уничтожат. На бегу выбив гильзу, я вскинул винтовку и от бока выстрелил в того часового. В живот попал. Даже подбегать не стал, метрах в десяти мимо пронесся и бежал прочь. Дыхание быстро сбил, еще бы, голодный, в пот бросило, но старался двигаться быстро. Даже не зигзагами, время, темп и скорость потеряю. А то, что преследователи имеются, это точно, слышал крики, загоняли. Тут почва мягкая, следы от меня остаются отчетливые, не удивительно, что находили. Пока не стреляли, хотя позади я уже иногда замечал мелькавшие фигуры. Встал за дерево и, вскинув винтовку, выстрелил. Еще один бандит покатился по песку. Ранил, тот начал уползать, а по мне стреляли, в ствол ели попало несколько пуль. Черт, похоже за меня серьезно взялись. Однако я еще пробежал полкилометра, и как-то тихо. Встал за дерево, поводя стволом. Минута, две, пять, никого. И по бокам, да за спиной, мало ли по флангам обошли, тоже. Я стал уходить в сторону, к дороге. Свежих следов не было. Через полчаса убедился, что бандиты просто прекратили преследование и ушли. Странно, но я рад, что жив. На дороге, а тут открытый перекресток двух, сложил огромную кучу книг, освободил хранилище от этого барахла, и поджег с пяти сторон. Медленно, но куча начала разгораться. От книг давно нужно было избавиться, а тут мощный костер будет, может, внимание привлеку местных патрулей, и они наткнутся на бандитов, сорвав их задание? То, что я сорвал, это вряд ли. Убедившись, что куча ярко полыхает, я побежал прочь. Выглядел я уже как местный житель, винтовки нет, она в хранилище, потом надо будет почистить. пиджак снял, жарко, на сгибе руки нес, так и двигался по дороге. Километр бегу, километр шагом, дыхание восстанавливая. Такая слабость мне не нравилась, но ничего, терпимо. Километров пять отмахал, пока на опушку не вышел. Дорога шла к трассе, где виднелось движение. Вот и я туда пошел. Километра на два отошел и обернулся, разглядев заметный столб дыма. Там деревья расступались на перекрестке, надеюсь, ветви не загорятся. Еще лес не хватало спалить, он хвойный, вспыхнет как спичка. Шел я быстрым шагом, так и добрался до трассы, от опушки до нее километра четыре было. Дальше виднелось полотно железной дороги, где время от времени проходили составы. Тут армейские машины мелькали, гражданские, вот и повезло уже через десять минут остановить «полуторку» с почти полным кузовом пассажиров, куда я и забрался, мне руки подали, и к восьми вечера мы доехали до Барановичей. Уф-ф, хорошо, хоть покормили меня, с шутками и прибаутками я выяснил, где нахожусь и какое сейчас время. Это была трасса Брест – Барановичи. Машина ехала из одного колхоза на склады Барановичей, за запчастями к сельхозтехнике. Ну и пассажиров попутных по дороге вот подбирал шофер. Где-то на полпути между Брестом и Барановичами меня подобрали. Сейчас девятнадцатое июня, и да, до начала войны еще три неполных дня, два, я бы сказал, с мелочью. Да ладно, я уже смирился. Хорошо ощущать себя сытым и довольным. Видно было что я оголодал, и мне кусочки подкладывали сердобольные женщины, их пятеро в машине оказалось. Вот так поблагодарив пассажиров и шофера, я направился к железнодорожному вокзалу, даже смог купить билет на поезд, что шел на Минск, и документов не спросили, которых у меня как раз и нет. Тут не приграничная зона, она дальше к границе. Такого особого контроля нет. Документов и у той тройки бандитов не было, иначе позаимствовал бы. В девять вечера я отбыл на Минск, попутный поезд из Бреста шел, с этим повезло, там и уснул на полке. Разбудили ночью, поезд заходил в Минск. Проводник толкнул, знал, что я тут выхожу, так что я покинул поезд, который встал на перроне вокзала, тут много кто выходил, другие занимали свободные места, и вот я направился прочь от вокзала. Нашел городской парк, густой кустарник, пиджак на землю, вторым накрылся и вскоре продолжил прерванный сон. Нужно набраться сил. С утра на рынок, планы такие. Хранилище по сути пустое, нужно сделать запасы, именно что съестного. А то не понравилось мне, что чуть до голодных обмороков не дошло. Я решил повоевать, аж дрожу от предвкушения, схватка с бандитами взбодрила, но еще больше завела. А война долгая, и запасы иметь стоит, тем более я решил добровольцем оформиться через минский горвоенкомат, и есть немалые шансы, что попаду в скорое окружение, в Минском котле. Поэтому подготовка и нужна. А так проснулся вовремя, уже рассвело, но было рано, часы показывали шесть утра. Отряхнувшись, прибрал лишние элементы одежды, коими укрывался, после чего, покинув парк, направился на поиски рынка. Я в Минске несколько раз бывал, но обычно во время войны или после, когда тот сильно пострадал и особо в довоенном не ориентируюсь. Поэтому и спрашивал у местных. Мне даже подсказали, где остановка трамвая и какой номер нужен, они уже ходить начали. Доехал без проблем и за билет уплатил, и вот он, рынок, ворота широко открыты, и видны ряды с продавцами и покупателями. Люд городской втягивался на территорию. Гул разговоров над ним стоял. Пройдя на территорию, нашел, где продаются вещевые мешки, видно, что сами пошили, деревенского типа, купил один и, покинув территорию, загрузил вещами с бандитов и двумя парами сапог, последние снаружи подвесил. Они мне все равно не подходили. Потом вернулся и распродал на вещевых рядах, да все брали, даже элементы польской формы не смущали. Исподнее все продал, постирать так и не успел. Потом купил городскую одежду своего размера и один комплект нательного белья. Переоделся и продал те трофеи, что на мне были. Сапоги вот убрал в хранилище, вместо них купил обычные летние ботинки. Тоже ношеные, как и одежда. Раз я в вещевых рядах был, приобрел еще кепку. Поискал и нашел подушку и два одеяла, кусок брезента три на три метра, бечевку. Один торговец продал мне армейскую двухместную палатку. А еще один – медвежью шкуру, рулоном лежала. Без нее жить на открытом воздухе можно, но тяжело. Ох как мне повезло ее найти было. Полчаса ходил, спрашивал у кого есть. Все это я прибрал в хранилище, отчего часто покидать рынок пришлось. Остаток наличности потратил на покупку пяти десятков вареных яиц у бабулек и семи цельных пирогов. Три с капустой, один с капустой и грибами, один с рыбой и два сладких с яблоками. Все, потратился, налички больше нет. Тогда я поискал и нашел колхозника, тот уже расторговался овощами, сворачивался, и предложил ему оружие. Мол, осталось от отца с Гражданской. Того это заинтересовало, особенно почему-то австрийская винтовка. Ту «мосинку», что поновее, я себе оставил, а две другие единицы оружия решил продать. Торговец покинул рынок, он телегу держал в стороне, там и конюшня, и, выехав на улицу, подъехал к ближайшему городскому парку, где в кустах осмотрел оружие и пересчитал патроны. Считать умел. К винтовке Мосина я десять штук выделил, а для австрийской все отдал, пять десятков там и было. Цену за все мы еще на рынке обговорили. Он замотал оружие в мешковину и отнес в телегу, спрятал под соломой, а мне принес два вещмешка. Один к слову мой. В одном было двенадцать караваев свежего хлеба, во втором двадцать килограммов свежего соленого сала. Это и есть та цена, что была установлена за оружие. Я принял мешки, проверил и кивнул. Сделка заключена. Вот и разошлись, тот укатил, а я убрал содержимое вещмешков в хранилище и поспешил обратно к рынку. Со всем тем, что я успел сделать, время дошло до пол-одиннадцатого. На улице я останавливал командиров Красной Армии и предлагал купить наручные часы. Люди они обеспеченные, зарплата высокая, вполне могли, так и вышло, одни купил лейтенант, по виду только из училища, вторые капитан-артиллерист. Выручил я куда больше, чем мог бы, продав на рынке. Хотя оба торговались, но я изначально завысил цену, поэтому легко сбросил процентов пятнадцать, и все остались довольны. Одиннадцать наступило, наверное, ведь часов-то больше нет, но деньги мне нужнее, когда я вернулся на рынок. Дальше в вещевые ряды. Купил котелок на десять литров, походный чайник на пять литров. Две кружки, три глубокие тарелки, эмалированные повезло найти, две ложки и две вилки. Жестяной поднос с хохломой. Нож для кухни, разделочную доску. Тазик небольшой. На одного в основном брал. Подумав, купил среднего размера сковороду, с крышкой. После этого в продовольственные ряды. Приобрел целый мешок картошки, полмешка репчатого лука, около полусотни кило чеснока и моркови, полмешка гречки и полмешка крупы. Соли кило пять и меда две крынки. Чаю нашел, два килограмма. Хороший чай. Он у меня остатки налички и съел, то, что хорошее, оно еще и дорогое. Зато самый минимум, что мне нужно, я приобрел. Подумав, продал три ножа, вроде финок, они у всех бандитов были. Купил охотничий нож, хороший, с ножнами, а на остаток рыболовные средства. На две удочки. Да много что нужно приобрести, для зимы вообще ничего нет, но я уже сказал, самый минимум взял, пока хватит, тем более скоро добровольцем пойду, там снабжают необходимым. Покинул я город на своих двоих. Ушел на берег реки Свислочь. Ничего так речка, я на опушке леса, что и выходил к реке, поставил палатку, очаг оборудовал, лопаты не хватает, потом место для туалета. Срезал две ветки ивы и сделал удочки, две рогатки, наживку из насекомых и закинул их в воду. Вот так поглядывая на поплавки, стал готовить на костре, рогатины сделал, ветку, на которой подвесил котелок. Воды в чайнике вскипятил, в обеих кружках, а всю утварь и посуду я отмыл, заварил чаю, с медом. Сварил в котелке суп, на сале, с крупой и картошкой. Немного моркови настрогал и одну луковицу нарезал. Аромат хороший пошел. Рыбка клевала, шесть штук поймал. Мелочь была, но две вполне крупные, граммов по триста, их и пожарил на сковороде. В сухую, масла не было. С луком пожарил. Жир от рыбы шел, так что сильно не подгорело. В тарелки разлил, котелок убрал и поел. Я слабо позавтракал, кусок пирога со стаканом молока на рынке, а теперь уже нормально пообедал. Пусть и было два часа дня. После готовки я уже никуда не пошел, так и рыбачил до вечера, наловил два десятка рыбин. Чистил их, мелочь насаживал на ветки, солил и жарил над углями. Хорошо прожарились, как семечки, те, что покрупнее, в хранилище. А на будущее, в уху или на жарку. Отлично время провел, хотя под вечер и слепни заели. Ничего, в палатке отлично выспался, их там не было. Да, то толстое одеяло, зимнее, с которым я на эту Землю переместился, повесил на ветку, и оно практически просохло. Завтра еще подсушить надо будет. Вот так утром двадцатого числа я вернулся на рынок. Время часов девять было. Раньше бы пришел, но посетил парикмахерскую, где меня коротко постригли. Армейская стрижка. Осталось несколько монет, вот и расплатился. Интересовали меня представители криминала города. Еще вчера, отдыхая на берегу реки, делами занимаясь, купаясь, и не раз это делал, я размышлял. Вот так и возьмут меня добровольцем, как же. Документы есть? Ну хотя бы кто-то может подтвердить твою личность? В общем, могут быть проблемы, и я решил добыть паспорт, да хоть какой-то документ. А где это можно сделать? Да, в воровской среде такие специалисты есть. Минск город большой, думаю, и тут их найти можно. На рынке карманная шушера работала, не знаю, есть у них выход или нет на нужного специалиста, но решил с них начать. Я погулял немного по рядам. И как их искать? Приметив мелкого небритого мужичка, который, толкая ногами колесо, крутил круг, на котором затачивал ножи и ножницы, выкрикивая об этом всем вокруг, некоторые подходили, и тот работал, я решил обратиться к нему. – Слышь, дядь, – подойдя, сказал я. – Мне деловые нужны, не подскажешь, к кому обратиться? Сам я не местный. – Вон Волына стоит, – кивнул тот на мужчину у перекрестка, плечом столб с фонарем подпиравшего и одетого под рабочего. – У него спроси. Тот, кстати, интерес к нему от нас заметил, искоса поглядывал, поэтому, поблагодарив точильщика мелкой монетой, у меня больше и не было, последняя, я направился к этому Волыне. Тот насторожился. Может, своим дал знак, но я этого не заметил. – Волына? – Это я. – Мне срочно документы нужны. Ушел с этапа. Все средства потратил на одежду, что добыл, но чем заплатить есть. Первоклассный набор медвежатника. Тут в городе скрыт. Я им пользоваться не умею, хочу им расплатиться за паспорт. – Ты ведь не из наших? – Это имеет значение? Из разжалованных командиров. – Ясно. Ну идем со мной. Мы покинули рынок, а по пути еще два парня присоединились, моих лет. Я себя, к слову омолодил до двадцати лет, на момент встречи с магами, когда к ним в ловушку попал. Что там говорил ранее, это все амулетом видения навеяно. Отвели те меня не к спецу, а в темный переулок. Тот, что сзади, пытался взять на захват, я не препятствовал, другой нож к боку прижал, вот и обыскали. Ничего не нашли. – Пустой, – сказал второй из парней. Волына кивнул, и меня отпустили, так и дошли до двухэтажного здания, бревенчатого, обшитого рейкой, на несколько квартир. Нужная нам хата была на первом. Зашли в квартиру, но и тут спеца не было, дальше меня связали и привязали к стулу, Волыну интересовали инструменты медвежатника, и на мой интерес ему было плевать. Для того и привели сюда, а ночью тело бы вывезли. Пришлось уничтожить подручных, в хранилище отправил, Волыну я ногой ударил в грудь, веревку и стул в хранилище, следом за парнями. Дальше скрутил того, связал и допросил. Роли поменялись. Ну так и понял, никто сводить меня с нужным спецом и не собирался. Да, был такой, но недавно его взяли, причем НКВД. Самое главное, у Волыны было несколько чистых бланков паспортов, как раз купил незадолго до ареста у того спеца. Волыну я тоже умертвил, все что знал, включая тайники в квартире, тот сдал. Достал и тела парней из хранилища, собрал все трофеи, а немало, даже граммофон с трубой и запас пластинок прибрал. Вообще зажиточная квартира. Я и все запасы продовольствия, и часть утвари забрал. Обнес что мог, на две тонны трофеев. Покинув квартиру и дом, я поспешил прочь. Жечь ничего не стал, найдут и найдут. У Минска было несколько рынков, колхозных и вещевых, что брали на себя львиную долю снабжения города. Магазины были, но они бы все не потянули. Я направился на другой рынок, там, где примелькался, появляться точно не стоит. Остановил пролетку, наличности теперь много, и доехал. Дальше стал закупаться, припасы молока свежего купил и сметаны, пучки зеленого лука. Сметаны, сливочного масла, творога и молока заказал на завтра побольше. Да много чего. В вещевых рядах заказал покупку зимней одежды, от шапки и тулупа, до валенок. Пока время есть, займусь, потом когда это делать? Такого товара тут нет, завтра обещали завезти. Заберу и выкуплю. Проснулся я от звуков бомбежки, почва дрожала. Ну вот и все, раннее утро двадцать второго июня. Началась самая страшная война в истории человечества. Для русских и немцев точно. Последние дни я потратил на накопление запасов и могу сказать, что готов к войне, с комфортом буду воевать в любое время года. Закупил зимнюю одежду, плотничий инструмент, лопаты, кирку, ломик, разный автоинструмент. Лодку весельную, единственное плавсредство. Из транспорта только взрослый велосипед, почти новый, в прошлом году выпустили с фабрики. Запасов съестного, включая готового, тоже немало. На данный момент у меня запасов всех этих, включая транспорт, на девятнадцать тонн. Неплохо, на мой взгляд. Из оружия четыре единицы. Это винтовка Мосина, я купил на рынке бутылочку оружейного масла и ветошь. Оружие с бандитов, постреляло, я почистил. Патронов к ней всего восемьдесят семь. Также три единицы короткоствольного оружия, взятого с квартиры, где меня хотели допросить и убить. Два нагана и ТТ. Все оружие я также привел в порядок и зарядил. Под рукой оно. Но с боезапасом не густо. К пистолету всего пятнадцать патронов, хорошо еще запасной магазин имелся в наличии. К револьверам на двоих тридцать восемь патронов. Это все. Что по бланкам паспортов, так их шесть было, они для Белоруссии свои, и написать, что я из Киева, не получится, сразу поймут. Да и писать негде, все графы заполнены, кроме личных данных и года рождения. Все шесть паспортов записаны за город Белосток. Кстати, у Волыны из кармана достал паспорт, тоже белостокский, видимо из этой же серии. Так что я пером, чернила и перо взял там же на квартире, аккуратно и нанес в графы одного паспорта свои данные. Год рождения тысяча девятьсот двадцатый, девятое мая, на имя Германа Геннадьевича Одинцова. Я привык к ним, ничего менять не хочу. Это вся подготовка. Выбравшись из палатки, я посмотрел на дымы над станцией. Немцы уже закончили бомбить и, выстраиваясь в клин, уходили к себе. Сплюнув, занялся делом, свернул лагерь, костер развел, сковороду достал и на углях пожарил свежую яичницу. Позавтракал, чаю попил. Потом вторую партию яиц пожарил, на будущее, и вот так двинул к городу. Полпути проехал на велосипеде и, убрав его, дальше пешком. Трамваи почему-то не ходили еще, хотя уже рассвело и было шесть утра. Где военкомат, я выяснил вчера еще, поэтому не плутал. Поглядел со стороны. Народу пребывало изрядно. То, что война началась, еще не объявили, это в обед, помнится, должно было произойти, но добровольцы стекались к зданию. Я пока не стал штурмовать военкомат, да и двери закрыты, уже сотня добровольцев сюда подошла, а направился на ближайший рынок. Несмотря ни на что, тот работал, хотя пустых рядов хватало, бомбежка напугала многих продавцов, там до обеда время и провел, и тут же из рупора на телеграфном столбе, в толпе, что молча стояла, прослушал сообщение Молотова. Дальше к военкомату. Очередь двигалась не быстро, но к двум часам дня и до меня дошло. – Из Белостока? – изучая мой паспорт, спросил старший лейтенант. – И зачем ты здесь нужен? Езжай в свой город. – Я не идиот, пока доеду, там уже немцы будут. У вас проще добровольцем призваться. – Служил? – проницательно спросил тот. – Выправка выдает. – Из разжалованных командиров. – О как? И за что? – Тебе не все равно? Избил политрука, вот и отыгрались. – Кем был? Специальность? – Лейтенант, командир минометного взвода. – Ум-м, минометчик? Это хорошо… Сам откуда будешь? Паспорт после суда в Белостоке получил, это ясно, значит, и служил где-то там. – Сыктывкар. – Это где? – На Урале. – Понятно. Ладно, оформлю. В минометчики и пойдешь. Он действительно все оформил, более того, из своих запасов достал красноармейскую книжицу, сказав, что буду ему должен, и стал вносить мои данные в нее. Дальше я получил направление на пополнение начавшей формироваться стрелковой дивизии по плану мобилизации. Это тут в городе. Я красноармеец и минометчик. Тот оформил лист призывника, паспорт приложил, и все, свободен. Меня включили в команду, состоявшую из сотни человек, и молодой лейтенант повел нас куда-то к окраинам города. Вроде пока неплохо все начинается. Мне нравится. На окраине казармы были, нас прогнали через баню, свою одежду я кучкой не оставлял, прибрал в хранилище, как и обувь, красноармейская книжица тоже при мне. Нас сначала побрили наголо, потом в баню. Уже по выходе двое старшин начали выдавать форму. Глаз-алмаз. Ни фига ни угадали. Я поменял и дальше быстро оделся. Форма новая, не ношеная, ботинки с обмотками вместо сапог, пришивал петлицы сам, эмблемы общевойсковые закрепил, да звездочку на пилотке. Вообще очень даже неплохо снаряжали, все выдали, что положено, даже шинель была. Я и там тоже пришил петлицы. Ну и оружие выдали. Попросил СВТ, и нашлась такая красавица. Почистил от консервационной смазки, патроны выдали две сотни штук, две гранаты РГД-33. Так как патроны велели в цинках самим выносить со склада, я там незаметно прибрал два ящика патронов для ТТ, ящик для нагана и пять цинков для винтовки Мосина. Парни были в основном послужившие, некоторые воевали, то есть видно, что не лапти с улицы. Дальше в казармы, и начали формировать подразделения. Красноармейскую книжицу оформили. Меня в третью роту, командиром расчета ротного миномета. Его скоро должны были дать. У меня будет еще помощник, он же переносчик боезапаса. Двадцать третьего, когда нас из города вывели в поле, в летние лагеря, тут палатки рядами, меня действительно познакомили с нескладным высоким парнем. На голову выше меня, не служил, из студентов, третий курс педагогического института. Познакомились, шла отработка подразделениями своих задач, если проще, наш полк, что в стадии формирования был, сбивали. Думаю, завтра или послезавтра двинем к передовой. Быстро подразделение создавалось. Уже дивизия формироваться заканчивала. Двадцать четвертого, ближе к обеду, нас построили, командование полка было и дивизии. Сам я уже все получил, и миномет образца тысяча девятьсот тридцать восьмого года, и запас мин. Некоторые мины понесут бойцы нашей роты, нам двоим все не унести. Вот так слово взяли политработники, там и до комдива очередь дошла, любят они поговорить. Строй не распускали, командование двинуло к штабу, когда я подал голос: – Товарищ полковник, разрешите обратиться? Комдив остановился метрах в пяти от меня, с интересом осмотрел, на миномет глянул, что передо мной стоял в боевом положении. Командование полка и мой ротный напряглись, ротный еще незаметно и кулак показал. А особист полка подошел и что-то зашептал на ухо полковнику. – Из разжалованных командиров, значит? Обращайтесь. – Товарищ полковник, вечером девятнадцатого июня я двигался от Белостока на Минск, через Барановичи. В том районе заночевал в лесу, разбудило меня движение рядом. Это были бандиты, шесть десятков, одеты частично в гражданскую, частично в военную польскую форму. Меня они не заметили и прошли мимо. Все вооружены. Среди бандитов было подразделение в форме Красной Армии, семнадцать бойцов при командире. Кажется, старший лейтенант, не рассмотрел петлицы. Думаю, диверсанты. Сейчас я наблюдаю у штабной палатки «полуторку» с крытым кузовом. Три бойца рядом общаются. Двое точно из той группы, третьего впервые вижу. Командиры и часть бойцов повернулись в сторону штабной палатки, чем насторожили диверсантов. Полковой особист зашипел от злости, да и начальник Особого отдела дивизии, что тоже тут был, также поморщился. Я говорил негромко, не вся рота меня слышала, а кто мог и слышал, они посмотрели в нужную сторону. – Работайте, – велел комдив особистам. Диверсанты, что-то поняли, рванули к машине, та уже двигалась, на ходу запрыгивали, из палатки выбежало еще пятеро, из них трое в командирской форме, раскидывая ручные гранаты, также забирались в машину, что набирала ход. К тому моменту я уже стоял и прицельно стрелял из СВТ, она снаряжена была. Приклад бил в плечо, но я точно вел огонь. Не все диверсанты в командирской форме забрались в кузов. Одного пуля сбила с ног, второй повис на заднем борте. Дальше пули выбивали щепки из него. Другие тоже стреляли, и машина, проехав метров сто, остановилась, чуть поддымливая. Ее покинули двое, убегая в сторону рощи. У нас там медсанбат развернут. Палили по ним все. В общем, в результате всего этого с нашей стороны семнадцать убитых, те в штабной палатке всех вырезали, и я так понял, командование дивизии ждали, чтобы обезглавить. Наглый ход, только вряд ли бы ушли, смертники. Да и этих из восьми диверсантов двоих живыми взяли, хотя и серьезно раненными. Они подтвердили, имели задание уничтожить командование дивизии. Особисты велели мне осмотреть всех, я еще двух опознал, остальных не видел. Ну и рапорт велели написать о встрече в лесу. Еще возмущались, что не сообщил о них. Сказал, что в Барановичах на вокзале услышал о том, как патруль вел бой с бандитами. Решил, что это они, которых я видел. Да и уехал уже, времени не было все проверять. Вот так сняли с меня показания и отпустили. А через два часа дивизия выступила по дороге на Гродно, причем почему-то пешком. И думаю понятно, что мои действия не остались без последствий. От командования дивизии была вынесена мне благодарность, а лично от комдива упали треугольники на петлицы. Ну да, мне присвоили звание младшего сержанта, информацию уже внесли в красноармейскую книжицу. Да что это, я успел до выхода прикрепить треугольники, старшина выдал из своего запаса, не только на гимнастерку, но и на шинель. Она скаткой через грудь была. Я нес миномет, а мой подчиненный, красноармеец Синцов, которого я звал только как Студент, – четыре кофра с минами. Тяжело, знаю, но надо. А ведь еще есть личное оружие, вещи. Вещмешок у меня за спиной. На нем двунога, а ствол и опорная плиту нес на плече в сборе. События со схваткой с диверсантами довольно долго обсуждаемая тема, даже сейчас шли, и многие вспоминали, анализируя ее. Я же размышлял о том, что плохо винтовку почистил, времени не было нормально это сделать, наспех все. Встанем на отдых, еще раз почищу. А пока поглядывал по сторонам и нес немалый вес миномета. Впрочем, это легкое оружие, и дальность невелика, даже километра нет, вот батальонный или вообще полковой, это да. Так что зря жалуюсь. А вот то, что особист наш полковой в курсе, что я разжалованный командир, удивило. Это видимо внесли в мой учетный лист в военкомате, и тот прочитал его. Ну профессионализму его можно только позавидовать, ладно бы не спалили меня. Хотя я особо и не переживал, не успеют. Скоро не до этого будет, Минск в окружении окажется, и будем выходить к своим, а там уже проверку не проведешь, все в Минске осталось, или досталось немцам или было сожжено. Поэтому я буду выходить не один, с бойцами роты. Ну со Студентом хотя бы. Это так, прикидки. Мы еще даже с немцами не встретились. Диверсанты не в счет. Тут я да, засветился, чему не сильно рад. Бонус, конечно, получил, но и внимание к себе привлек. Мы уже километров десять отмахали. Наш полк не передовой, перед нами артиллерийский полк шел, на конной тяге, лепешки часто попадались. А перед ним первый полк. Да и за нами изрядно подразделений дивизии шло. Быстро же ее сформировали. Да еще не одни шли, Добровольческий батальон московского ополчения прибыл сегодня, его придали нашей дивизии. Где-то впереди двигался. Слухи, они такие слухи. Скорее бы дали время на отдых, у меня уже вся гимнастерка мокрая от пота. Да и не я один такой, некоторые еле шли, шатаясь. Тут я заметил кое-что и цыкнул зубом недовольно. Ну вот опять. – Передайте, ротного к Одинцову, срочно. Просьба пошла дальше по строю, ротный шел во главе нашей колонны, так что тот встал и стал ожидать. Да уж, выставил его. Младший сержант к себе старшего лейтенанта требует. Казус. Точно в наряд отправит или еще что сделает. – Что случилось? – прямо спросил тот. – Снова тех диверсантов опознал. Вот те трое связистов, что связь проверяют, у грузовика. Всех трое видел тогда в лесу. О чем я, тот в курсе, слышал все от начала и до конца, когда сообщил о диверсантах у штаба. – Понял, – покосившись в сторону связистов, тот пробормотал: – О, так они там не одни? В траве кто-то прячется. Похоже, прикрытие. Все это мы обсуждали, не сбавляя шаг, приказа останавливаться не было. Старлей, придерживая планшетку, побежал вперед, там где-то командование полка, видать доложить, а мы так и шли. Над бойцами роты стоял глухой рокот разговоров, те, кто слышал, о чем я сообщил ротному, передавали дальше, многие оборачивались поглядеть на врагов в нашей форме, но мы так и уходили дальше. И только минут через десять позади донеслась заполошная стрельба. Даже пулеметы работали. Около минуты, потом все стихло. Видимо взять диверсантов тихо не получилось. Прав был ротный, у них было прикрытие. Мы же еще два километра прошли, пятнадцать за раз отмахали, для начала неплохо, и объявили привал на полчаса. Я тут же велел Студенту снять обувь, у него, как и у меня, ботинки с обмотками, и чуть задрать ноги, так и лежали. Вскоре заметно легче стало, кровь к голове прилила. А тут рядом остановилась легковая машина, ГАЗ-А, та, что фаэтон, верх опущен был, и наш полковой особист крикнул: – Одинцов, в машину! Медлить я не стал, велел Студенту заботиться о миномете и со всеми вещами в руках, с винтовкой, заскочил в машину, та развернулась и поехала к месту, где я связистов видел. Пока ехали, портянки намотал, боты надел и обмотки наматывал. Как раз успел, мы приехали и остановились. Ну да, как и предполагал, вызвали опознать бандитов. Я и опознал восьмерых, застопорившись на одном крепком сержанте. – Вот этот тогда в форме командира был. А тут уже сержант. – Это нормально им часто личину менять. Значит, из восемнадцати диверсантов, что вы тогда в лесу видели, опознано двенадцать. Где-то еще шестеро бегают, – пробормотал лейтенант госбезопасности, что вел опрос и протокол. Тут не только наши особисты были, но и вот представители НКВД. Откуда взялись, не знаю. А так выяснят, взяли двух пленных, один ранен, другой без царапинки. Разговорят, уже колют. Посмотрев на ряд бойцов, что погибли при захвате, шестеро их, я вздохнул. Так что я расписался в опросном листе и свободен. Пришлось бежать к месту отдыха своего полка. Все обочины заняты, бойцы дивизии отдыхали. Чертовы диверсанты. А как добежал, приказ начать движение, и не отдохнул, получается. Ничего, миномет на плечо и двинули дальше. За день пару раз попадали под налеты, один раз это были «лаптежники», те самые, что с неубирающимися шасси. Да, действительно та еще хрень. Это реально страшно, мы лежали, бомбы рвались, и от толчков почвы чуть не на полметра подбрасывало. Вечером постояв в очереди к полевой кухне, мы были из тех счастливчиков, что имели свою, повар накладывал хорошие порции каши, котелок у меня круглый, красноармейский, вот сидели мы со Студентом и наяривали кашу. Два куска хлеба, еще и чай, нечто похожее на него, налили в кружку. Даже не подслащенный. Поели неплохо. Мы за тот остаток дня километров на тридцать от Минска ушли. В общем, проверило нас командование чего мы на марше стоим, как ротный сказал, где-то на среднем уровне, подтянуться нужно, а пока устроились на ночь. Ночью не стали двигаться. Подняли нас после полуночи, в два часа ночи, построили, и мы двинули дальше. Дорога дальше так на Гродно и шла. На этом направлении немцы уже заканчивают окружение нескольких наших армий. Под полмиллиона человек, а вырвутся считанные единицы. Командование нас спешно гнало, двадцать пятого весь день в пути, три налета было, а на следующий день, когда светать начало, вышли на берег мелкой речушки, перепрыгнуть можно, еще и не топкая. Берег песчаный, мы стали рыть стрелковые ячейки, подразделения дивизии расходились в сторону, артиллерия позади нас готовила позиции. Вот и мы выдвинулись чуть вперед со Студентом, и стали рыть окоп на двоих, у самого берега. Метр глубины, и ниже вода. Камышом устлали дно и поставили миномет, приготовили мины. К слову, убойность у них слабая, не особо те мне и нравятся. Вот мины батальонного миномета – вещь, а уж полкового – вообще улет. Нас завтраком покормили, обед потом был. Сегодня уже двадцать шестое, четвертый день войны. Сидя рядом с окопом, поглядывая, как купаются некоторые парни, я-то уже искупался и форму постирал, вон сохнет, наблюдал, как наша конная разведка возвращается. То, что немцы недалеко, было ясно, дымы на горизонте, явно техника горит, громыхание пушек. На нас выходили разрозненные советские подразделения. Справа у нас железнодорожная насыпь, там оборону другой полк держит. Поезда со вчерашнего дня не видать. Думаю, к вечеру будет первый бой. А может и нет, оборона не сплошная, о чем немцы отлично знают, их воздушная разведка постоянно в небе висит, зенитчики сбить не могут, обойдут стороной и двинут на Минск, оставив заслон нас удерживать. Я бы так и поступил. К вечеру нас действительно стали обрабатывать артиллерией. Тут и там песчаные фонтаны вставали. А наземные войска мы так и не видели. Вот и сидели в укрытии с напарником. Зря я стенки не укрепил, песок такое дело, начал от сотрясений колоться и осыпаться, засыпав нам ноги и миномет. Пришлось шустро откапываться, выкидывая почву наружу, почистил и миномет. Вот и все, темнеть начало, а немецких солдат мы так и не увидели. Однако ночью, пока мы приводили в порядок позиции, нас сняли, и мы пошли не обратно, а вперед. Комдив решил атаковать ночную стоянку немцев. Впереди отсветы костров было видно. Даже неплохо вышло, разведчики сняли часовых, и мы орущей массой налетели на бивуак какой-то танковой части немцев, тут рядом и пехотная была, там другой полк атаковал, и кололи всех, кого видели. Отлично поработали. Только одно: какой-то разгильдяй, а это точно наш был, я видел, воткнул мне в ногу штык. В грудь целил, и, если бы я не споткнулся, хана была бы. Выше колена рана. С хрустом по касательной по кости прошел, хорошо ее не пробил. Я такой мат выдал, что тот мигом утек, и я не знал, кто это был, о чем сильно жалею. Вот и получается день двадцать седьмого июня, а я, покачиваясь, еду в телеге санитарного обоза нашей дивизии. Двенадцать телег экспроприированных, вместе с хозяевами, у местного населения. Зато я порядка десятка немцев застрелил и заколол, это точно, увел три ранца, МП-40 с боезапасом, котелок плоский с крышкой и фляжки, и тут меня ранил наш. К слову, свою СВТ и ремень с подсумками, со всем, что на нем было, я также в хранилище отправил, да и миномет с боеприпасами, а ротному сказал, что боец какой-то забрал. Мне рану перебинтовали, в телегу и в медсанбат. Там без наркоза, даже не почистив и не промыв рану, наложили швы, новый бинт и в тыл. В Минск ехали, там хватало госпиталей. Везут уж какой час в сторону Минска, я утром немного поспал, как в забытье, но мне мало было, так что иногда засыпал и просыпался на очередной кочке. Еще и рана сильно ныла. Доехали мы до ближайшей железнодорожной станции, там санитарный эшелон ждали, и он через два часа прибыл, нас туда и в Минск. Уже вечером двадцать восьмого моей раной занялись в госпитале. Та ныла и стреляла, явно воспаление началось. Срезали нитки и промыли рану. Она гноилась. Я там сознание потерял, когда новые швы накладывали и бинтовали, уже не помнил. Проснулся в коридоре, на матрасе лежал, раненых много, а мест нет. Поинтересовался у врача, почему меня в тыл не отправили, ответил, что тяжелых отправляют, а мою рану средней признали, мясо проткнуто. Через три недели танцевать снова буду, и на передовую. Прямо обрадовали. Двадцать девятое прошло, тридцатое наступило. Слухи об окружении уже циркулировали. Сам я так и лежал на матрасе, но в туалет самостоятельно ходил, у нас на трех соседей одна пара костылей, по очереди использовали. Рана ныла, но не дергала, хорошо обработали, молодцы. Стараясь не тревожить, лежал в основном. А тут начал медперсонал к обеду тридцатого июня бегать, а потом объявили, что тем, кто может двигаться сам, лучше покинуть госпиталь. Немцы прорвались, скоро будут в городе, а эвакуировать раненых не на чем. Как и многие, я тоже подорвался, допрыгал до архива, получил свою красноармейскую книжицу, ее сдать пришлось, и даже выписку из госпиталя, потом к кладовщику. Тот выдал форму. Ну гимнастерка моя, а вот шаровары уже чужие, мои порезаны были штыком, а потом и медиками. И сапоги вместо моих обмоток, с трудом натянул все, и дальше с одним костылем, второй другой сосед взял, направился к воротам, куда стекался народ, многие в больничных пижамах. Кто куда рванул. Кто к железнодорожной станции, а кто и машины пытался остановить, а я по улочке, на окраину. Тут повезло, дед выехал на телеге с навозом, я привлек внимание и подскакал к нему. – Дед, отвезешь в лес? Плачу золотом. – Давай.