— Может, и так, но в штабе будут только дежурные. Я не собираюсь искать штабных по всему городу. Хочу застать на рабочем месте. — Я не могу разрешить мангруппе участвовать в этой авантюре, – нахмурился подполковник. — Ты всего лишь особист, – улыбнувшись, похлопал я Омельченко по плечу и направился обратно, купаться. Через час собрание бойцов и командиров мангруппы, нужно успеть подготовиться к нему. На обратном пути Омельченко меня оставил и с задумчивым видом ушёл в сторону лагеря, я же велел одному из бойцов позвать ко мне дежурного офицера. Когда тот пришёл, я сообщил ему о всеобщем совещании и назначил время сбора. 26 мая 1942 года. 11 часов 17 минут по московскому времени. Москва, Кремль. Кабинет Сталина — Товарищ Сталин, к вам со срочным докладом товарищ Берия, – прозвучал в селекторе голос секретаря. На секунду задумавшись, Сталин попросил присутствующих в кабинете старших офицеров Политуправления подождать в приёмной. Все трое молча вышли, пропустив в кабинет наркома Берию, и сели на стулья в ожидании окончания срочного совещания. — Сообщение от Омельченко, – с порога сообщил Берия. – Объект, чтобы помочь Украинскому фронту и корпусу генерала Титова в частности, решил атаковать штаб генерала фон Бока. — Что это может нам дать? – поинтересовался Сталин, читая поданную ему докладную записку. — Я заехал в Генштаб и поговорил с Шапошниковым, который в курсе действий Объекта. По его предположению, это может очень серьезно сказаться на обороне немцев и дестабилизации ситуации с их командованием. В этом случае общее наступление Украинского фронта будет наиболее благоприятно для нас. Шапошников уже поднял весь штаб и готовится к этому. — Я запрещаю эту авантюру. Согласно служебной приписке Шапошникова, ясно понятно, что мангруппа скорее всего погибнет. Нарком продолжал стоять перед столом по стойке смирно, хозяин кабинета пока не предложил ему присесть. — Объект, как сообщил Омельченко, считает так же, – кивнул нарком. – Однако они вот уже как два часа перешли только на приём. Предполагаю, что мангруппа Объекта выдвинулась в сторону штаба группы армий „Юг“. — Мы знаем, где он? — Да, сведения получены от штаба Объекта. Планировалась бомбардировка штаба массированным авианалётом, который должен был произойти через два дня. — Думаю, раз мы не сможем его остановить, тем более нам это выгодно, то мы им поможем, – сказал Сталин и, подняв трубку телефона, скомандовал: – Шапошникова, срочно… Борис Михайлович? Здравствуйте, Сталин вас беспокоит. Вы уже в курсе, что удумал наш майор?.. Вот как, очень хорошо, считайте, моё согласие получено, забирайте обе армии из резерва Ставки… Так вот что я звоню, думаю, нужно помочь майору в его деле. План налёта на цель у вас уже подготовлен?.. Вот и харашо, задействуйте его в девять утра. Ведь именно тогда майор решил действовать?.. Да, думаю, командующий ВВС вам поможет, поднимайте его. Остальное по вашему усмотрению, но я надеюсь, вы меня не подведёте. Положив трубку на место, Сталин серьёзно посмотрел на продолжавшего стоять навытяжку Берию и сказал: — Думаю, Лаврентий, зря мы отпустили Виталия обратно. Авантюрен. — Это так, товарищ Сталин, – тихо сказал нарком. – Но согласно моим выводам и выводам Шапошникова, это был действительно единственный шанс отвести внимание на данный момент от Титова, на которого мы возлагаем некоторые надежды. В том, что он ударит с тыла и поможет нам прорвать фронт с малыми потерями. В случае тяжёлого положения штаба фон Бока после атаки, мы временно выведем его из строя. — Да, – согласился Иосиф Виссарионович и стал не глядя искать в ящике стола любимые папиросы. – Нужно отдать приказ, чтобы провели налёт на штаб до атаки Объекта и после, чтобы сравняли там всё с землёй… Как думаешь, Лаврентий, Виталий будет участвовать в рейде? — Он своих бойцов не оставит. Не тот человек, – так же тихо ответил Берия. — Не тот, – закурив, вздохнул Сталин. – Но людей ты всё же подготовь. Ты понимаешь, о чём я. — Так точно, понимаю. — Что скажешь? – тихо спросил я Путянина. — Место они выбрали удачное, – ответил тот и стал показывать на небольшой городок с холмом неподалёку. – Рядом железная дорога, по столбам связь проходит, к которой они присоединились, не нужно задействовать свою проводную. Там на холме шесть радиоавтомобилей с антеннами. Пеленгатор в сопровождении бронетранспортёра и взвода солдат ездит и мониторит эфир вокруг штаба, чутко реагируя на все незапланированные выходы в эфир. Восемнадцать постов с пулемётами на подъезде и вокруг штаба, три роты в обороне с противотанковыми пушками и миномётами. Вон там танковая рота с моторизованной ротой стоят, подвижный резерв. Ещё в городке полк пехотный стоит со всеми средствами усиления. Зенитчиков тут видимо–невидимо. Я только с этой стороны шесть батарей насчитал разных моделей и калибров. — Да–а, – протянул я. – А наши соколы уже через полчаса должны появиться, как сообщила Большая Земля. Встретят их тут с огоньком. Потери будут, это точно. Но с другой стороны, во время неразберихи мы сможем спокойно подойти вплотную, старясь не попасть под свои авиабомбы, и атаковать немецкий штаб. Значит, говоришь, он располагается на той улице, где три трёхэтажки? — Все провода туда ведут, – кивнул Путянин и тут же зашипел: – Тихо, товарищ майор, егеря обход делают. Буквально в двадцати метрах от нас, внизу, под обрывом, шурша камышом, показалась группка из двадцати солдат в немецком камуфляже, некоторые с нашими самозарядками, и все очень уверенные в себе. Мне их вид очень не понравился. Мы расположились на берегу реки и с высокого обрыва разглядывали городок, где находился штаб фон Бока, деревянный, но крепкий мост через реку, что охранял взвод солдат, а также позиции немецких частей вокруг города. Последних было в достатке, как доложил мне командир диверсионного взвода. — Про егерей ты мне ничего не сказал, – шёпотом пробормотал я. — Их два взвода всего, стоят вон у той мельницы, видите сарай рядом? — Да, вижу, – снова приложился я к биноклю. — Что‑то немцы у зениток забеспокоились, – пробормотал через пару минут Путянин. — Похоже, им сообщили от передовой о пролёте крупной партии советских бомбардировщиков. Тут где‑то две эскадрильи „мессеров“ стоит, они тоже должны поучаствовать в драке. — А мы их так и не нашли, – огорчился Путянин. — Наше время, уходим, – скомандовал я, и мы медленно, отползая задом, покинули наблюдательный пост. В кустах бойцы помогли нам снять маскировочные накидки из камыша и кустарника, после чего мы заспешили к колонне, что стояла на повороте дороги, ожидая нас. Тут была низина и ответвление с дороги, немцы, что ездят по шоссе, нас не видят, а на этой их не встретишь. Была легковушка с какими‑то алкашами–тыловиками, но их быстро прирезали, машину отобрали. Продравшись через кустарник, я ещё издалека замахал руками, чтобы заводились, так что когда мы подбежали, колонна уже дымила выхлопами, ожидая команды к движению. На секунду остановившись, я окинул парней взглядом. Из кабин и кузовов грузовиков и бронетранспортёров, из люков танков на меня смотрели мои парни. Те, кто добровольно согласился пойти со мной в этот последний бой. Помню, когда я говорил после комиссара отряда те тяжёлые слова вчера вечером, то был ответ от Лютого: — Командир, мы всё понимаем. Ты нам всё объясни подробно, что нужно делать, мы сделаем, поверь нам. — И объясню, и пойду с вами. Это и мой бой тоже, – с некоторым облегчением улыбнувшись, ответил я. Тут на моё плечо легла рука Омельченко, обернувшись, я угрюмо сказал: — Не уговаривай, я иду. — Не буду, – тихо сказал он. – Я тоже иду. Это и мой бой тоже. В последний бой шли все боевые группы, все три мотострелковых взвода, в каждом по двадцать семь–двадцать восемь бойцов. Шли снайперы, но они нас со стороны поддержат, потом уйдут, шли танкисты. Все, отказавшихся не было. Артиллеристы и тыловые подразделения тоже как один высказались за то, что идут с нами. Но тут я жёстко настоял на своём, приказав им обстреливать из пушек город, поддерживая нашу атаку, потом уходить. Гаубицу бросить, всё равно снарядов мало осталось, как раз на один бой. Дальше остатки мангруппы поведёт Малкин. Жалко, Маргелова нет, он улетел вместе с танкистами Шереметьева, возвращаясь на Ленинградский фронт к своим боевым товарищам, а то бы я на него повесил эту обязанность. В данный момент артиллеристы–противотанкисты должны подготавливаться к выкатыванию пушек на берег реки, чтобы оттуда обстреливать окраину города и те подразделения, до которых они дотянутся. Стрелять недолго, два десятка осколочных снарядов, после чего всё бросать и бежать, потому что их сметут там в мгновение ока, как только определят, откуда ведётся огонь. Гаубицы и все три стадвадцатимиллиметровых миномёта установили в небольшой ложбинке примерно в полукилометре от противотанкистов. Уже брошена полевая связь к корректировщикам, если что, у них есть дублирующая радиосвязь. Ещё раз осмотрев серьезные лица бойцов и командиров, я поднял руку со сжатым кулаком и, ударив ею вверх, крикнул: – Порвём их, парни? — Да–а-а!!! – раздался многоголосый вопль. — По машинам! – крикнул я и, запрыгнув на подножку грузовика, скомандовал: – Начать движение! В этот раз я был в форме офицера Красной Армии, как и всё бойцы и командиры. Шансов выбраться из этой передряги было не много, поэтому мы шли в своей форме. На подъезде к мосту первый советский самолёт, кажется, это был Пе-2, клюнул носом и с воем, который расслышал даже я, начал падать на позиции зенитной артиллерии, которая палила по подходившим эскадрильям советских соколов. Наш пикировщик, получив несколько снарядов в кабину, врезался в землю, забрав с собой одну из зенитных батарей. Похоже, до самого столкновения им управляли. А наверху был бой, немецкие „мессеры“ своими худыми силуэтами похожие на летучих рыб, мелькали среди сомкнувших ряды советских бомбардировщиков. Однако и те оказались не так беззащитны. Мало того, что они огрызались оборонительным ворожением, так оказалось, что их прикрывал целый полк дальних истребителей. На земле царил ад, бомбардировщики подходили и разгружались, не обращая внимания на плотный зенитный огонь, от которого то один, то второй бомбардировщик покидал строй и с дымным следом проваливался вниз, но город был затянут дымами. Пока мы наблюдали за боем, бойцы Путянина уже ликвидировали охрану моста, давая нам возможность переправиться на тот берег. Авиация помогла неслабо, отвлекла внимание охраны, и потерь во взводе Путянина было всего трое убитыми. Другие немецкие части не заметили безобразия на мосту, им было не до этого. В это время к городу подходила последняя группа советских бомбардировщиков. — Пошли! – скомандовал я, и мангруппа, ускоряя ход, сквозь разрывы авиабомб, содрогаясь от случайных попаданий осколков, направилась к окраине города. Нас не интересовали войска, что стояли вокруг него. Нет, наша цель была внутри, там, где упало не так уж и много бомб, в основном цели советских лётчиков были вокруг города, те самые подразделения, что обороняли штаб. Прорваться в город смогли не все, один грузовик и один „Ганомаг“ остались на дороге, нашпигованные осколками от наших авиабомб. Их покидали уцелевшие бойцы и на ходу заскакивали в проходящие мимо машины. Мы уже несли потери, даже ещё не добравшись до штаба фон Бока. Дальше колонна разделилась, основная группа пошла по центральной улице прямо к штабу, до которого было полкилометра, две другие свернули кто направо, кто налево. Их задача террор на улицах городка. То есть они должны ездить по улицам и стрелять во всё, что одето в форму Вермахта. То есть создавать панику и отвлекать от действий нашей группы, куда входило три танка, два бронетранспортёра и два взвода мотострелков. Улицы городка были просто забиты разнообразной техникой, но проход посередине был, машины и бронемашины были припаркованы, и это Воронина и его экипажи не остановило. Танки, идущие впереди, шли клином, снося их с дороги или подминая под себя. Когда до штаба фон Бока осталось метров сто, здания уже было видно, один танк „разулся“ на одном из металлических блинов, ранее бывшим легковым „Опелем“ Однако танкисты не покинули машину, а крутили башней, прикрывая нас пулемётным огнём и редко бухая из пушки, когда была достойная цель. Именно наводчик этого танка, трижды выстрелив, снёс входные двери у всех трёх штабных зданий, что облегчило нам проникновение. Пока танки крушили все машины, что были на этой и соседних улицах, стреляя во всё, что шевелится (а надо сказать, немцев хватало), мы покинули грузовики и, разбившись на группы, начали штурм зданий. У входа в то, к которому устремился я вслед за пятёркой мотострелков, лежало в крови два старших офицера, полковник и генерал–майор. Работали мы жёстко, мой ППШ бил не переставая, благо запасных дисков хватало, у меня их было шесть штук. К тому же Борисов постоянно прикрывал меня. Работали мы двойкой. Пока один перезаряжался, другой прикрывал, и наоборот. Пока пятёрка мотострелков используя гранаты и автоматы зачищала второй этаж здания, мы с сержантом и ещё двумя бойцами то же самое делали на первом этаже. Сперва граната, потом очереди по углам. Не всегда успевали. Некоторые офицеры покидали свои комнаты через окна, приходилось стрелять им в спину, но пяток всё‑таки ушло. Самое обидное, среди них был и генерал. Проверка бомбоубежища показала, что там было пусто, успели мы как раз в то время, когда офицеры штаба покинули его. Мои расчёты подтвердились. Когда мы закончили, живых кроме нас не осталось. Со второго этажа спустился только один боец, да и то раненый. Мы тоже потеряли одного бойца, да Борисову зацепило руку и бок. Боец доложил, что второй этаж зачищен, но третий, где укрылось большинство немцев, взять не смогли, потери были слишком большие. Раненый сержант, командир пятёрки, у лестницы сторожит их, чтобы немцы не спустились и не ударили нам в спину. Пока уцелевший мотострелок перевязывал их обоих, я выглянул на улицу. Увиденное заставило меня поморщиться. Разутый танк горел, ещё один полыхал на соседней улице, а в ста метрах я видел знакомый корпус „четвёрки“ Воронина, что крутился с заклиненной башней, пулемётным огнём пытаясь не допустить до корпуса подкрадывающихся немецких пехотинцев с минами в руках. Его прикрывал пулемёт со второго этажа из соседнего здания, которое должны были брать бойцы под командованием Омельченко. В третьем здании всё ещё шёл бой, с третьего этажа вырывались языки пламени. Подхватив автомат, я достал из подсумков погибшего бойца снаряжённые диски и велел раненым держать окна – скоро немцы покончат с нашим уличным прикрытием и примутся за нас. Было видно, как по улицам подтягиваются новые силы. Наше прикрытие, группы террора, что работали на других улицах, похоже, уже были уничтожены. Это не Киев, тут везде были немцы и не дали им нормально разгуляться. Пробежав наверх, я присел у тела сержанта, полусидевшего рядом с лестницей, и проверил пульс. Мёртв. После этого я дёрнул кольцо и, подождав пару секунд, кинул лимонку на площадку третьего этажа. Там заорали, но сбросить гранату не успели. Времени не хватило. А я рванул наверх, стреляя на уровне пола по суетящимся фигуркам в такой ненавистной форме. Выпустив диск – полтора десятка я точно положил, коридор тут дли–и-инный, для стрельбы подходящий – я перезарядился и чуть не подстрелил Борисова и обоих бойцов, бегущих вверх по лестнице. Хотя Борисов скорее ковылял, слишком много крови он потерял. — Мы с вами, товарищ майор, – сказал сержант. — Один на лестнице, держит второй этаж и площадку первого, чтобы нам в спину не ударили, остальные прикрывайте меня, – скомандовал я и, приготовив гранату, кинул её в ближайшую полуоткрытую дверь. Скорее всего, там никого не было и граната хлопнула вхолостую, но мы всё равно проверили. Переступая через тела погибших офицеров, ниже капитана не было ни одного, мы так проверяли комнату за комнату, кабинет за кабинетом. Видимо, немцы решили атаковать – две двери дальних кабинетов распахнулись, и на нас помчались, стреляя из пистолетов, десяток офицеров. Как в атаке, с перекошенными лицами они шли в рукопашную. А мы стреляли. Я стрелял в положении с колена, остальные стоя, три автомата взяли богатую жертву и положили всех. Но я обнаружил, что встаю один, боец и Борисов лежали на спине. Сержант наповал, а мотострелок отходил. Да и я вдруг почувствовал слабость. Вот честное слово, не чувствовал, что в меня попали, а на груди мокро. Собрав последние силы, я стал осматривать оставшиеся кабинеты штаба. В одном, здоровенном, с картами, устилающими стол, я обнаружил двух генералов и полковника, они стояли и гордо смотрели на меня, их кобуры были закрыты. — У вас был шанс, – чувствуя, как по губе течет кровь, прохрипел я и, вскинув автомат, нажал на спусковой крючок, добивая остатки диска. Генерал, в котором я признал фон Бока, упал изрешечённый пулями, как и остальные офицеры. Чуть позже, с опозданием в пару секунд, на ковровую дорожку упал и я. Я был ещё в сознании, передохнув несколько секунд, собираясь с останками сил, полз к окну. Там я несколько раз пытался встать, чтобы узнать, держится кто или нет, но силы быстро таяли. Сняв с пояса последнюю гранату, я выдернул кольцо и держал рычаг, устало поглядывая на входные двери, чувствуя, как с кровью из меня уходит жизнь. Мои надежды не оправдались, через пять минут двери с шумом распахнулись и в кабинет ворвались немецкие автоматчики, рассредоточившись вдоль стен. Ко мне они не подходили, только поглядывали на зажатую в руке гранату да переговаривались на своём на варварском. Через минуту следом прошёл офицер, майор, судя по погонам. С огорчением посмотрев на убитых генералов, он покачал головой и подошёл ко мне, присев на корточки в паре метров. — Майор Фролов? – спросил он, жутко коверкая слова. — Да… я, – прохрипел я.