— Одна из версий, – кивнул я, после чего сделал шаг в сторону, пропуская двух связистов и писаря, что начали готовить штаб к эвакуации. – Такое тоже может быть. Но понимаешь, свои дальнейшие планы я формировал, отталкиваясь от боя и уничтожения подразделения из Красятичей, освободив нам этим дорогу и дав возможность несколько дней безнаказанно резвиться в этой области, но они не явились. — Утром будут, – уверенно сказал Смелов. — Это понятно, что будут, но в каком составе? Уверен, что полицаи рассказали всё в красках и будет их гораздо больше, чем я ожидал, но только вот мы не готовы к этой встрече. Даже при одном орудии. И уходить нам нельзя, прихватят на марше с голыми задницами. У нас полностью вооружено всего шесть взводов, остальные по остаточному принципу. Вот танкисты бронероты кроме двух ДТ вообще никакого оружия не имеют. А их набралось сорок шесть человек, между прочим. Все старшины да сержанты. — А если при трёх орудиях? – спросил Семёнов. — Шанс есть, – подумав, нехотя ответил я. – Всё равно на грани работать будем… хотя… Сколько у нас ящиков со шрапнелью? — Три боекомплекта для батареи, успел посмотреть и посчитать, – ответил задумчивый Семёнов. – Я об орудиях подумал. Думаю, мы успеем их поднять, стрелять будем прямой наводкой, целясь через дуло. В крайнем случае можно и так. Главное успеть поднять и привести в порядок орудия. Проверить надо механизмы перезарядки. — Занимайся, роту можешь снова забрать, она мне пока не нужна. А я с сапёрами займусь одной идеей… Смелов, две повозки с сапёрами отправь к артскладу. Нужно десять ящиков. Они там сами разберутся, что брать. Чтобы через час они вернулись, а я пойду готовиться… – остановившись и обернувшись, я усмехнулся: – Чую, спать нам этой ночью не придётся, но немцев ждёт горячий приём. * * * — Товарищ командир? – напомнил о себе боец, что лежал рядом и держал над клеммами автомобильного аккумулятора провода. — Рано, – спокойно ответил я, продолжая с помощью снайперки отслеживать движение крупной авто- и бронеколонны противника. – Не торопись, боец. Силы по дороге двигались действительно крупные. Шестнадцать больших грузовиков, набитых солдатами, две противотанковые пушки, три броневика, причём два из них бывшие наши БА, третий вроде чешский и один танк. Кстати, тоже наш, Т-26. Позади колонны двигалась часть, явно принадлежавшая другой службе. Там были две легковушки, три небольших вездеходных транспортёра, что тянули прицепы, один был с бочкой, видимо, с топливом. А вот первой ехала наша полуторка, в кузов которой набились полицаи. Кроме автотехники, в колонне было шесть мотоциклов. Все они двигались в голове колонны, но не впереди полуторки, благоразумно пропустив полицаев вперёд. Мы заминировали трёхсотметровый участок дороги минами и самодельными МОНками из шрапнельных снарядов трёхдюймовок, однако колонна растянулась на полкилометра. Ещё раз посмотрев на танк, что шёл после броневиков, но перед грузовиками, я перевёл прицел в конец колонны, разглядывая непонятную мне группу. — Странные вы. Более чем уверен, вы жандармы и ваша задача провести расследование на месте уничтоженного лагеря, – пробормотал я и, заметив краем глаза, что танк пересёк ветку–ориентир, скомандовал: – Давай! Боец моментально соединил оба провода с клеммами аккумулятора. Секунду ничего не происходило, но вот внезапно земля на обочине буквально вздыбилась и снесла семь грузовиков с дороги, разрывая кабины и тенты кузовов поражающим элементом. Что характерно, танк продолжил двигаться, но вот он упёрся носом в остановившийся БА-10, напоследок дёрнулся и заглох. Экипаж так никак и не проявил себя. Правда, я это скорее понял, чем услышал, так как взрывы были сигналом к открытию огня. Шестнадцать станковых МГ-08–15, «Максим» и десяток ручных пулемётов немедленно открыли огонь, защелкали карабины, но их всех перекрывал грохот двух трёхдюймовок, что били прямой наводкой, поставив трубку на минимальное значение, на картечь. Только автоматчики не стреляли, дальность не позволяла, они готовились к зачистке. Достав ракетницу, я вставил в ствол патрон с сигнальной зелёной ракетой и, положив рядом, снова приник к прицелу снайперки, осматривая уничтожаемую колонну. Передовая машина, полуторка, стояла на дороге, из кузова свешивалась пара тел, больше лежало рядом, остальные прятались на обочине. Но она была неглубокой, и пулемётчики видели залёгших полицаев. Как раз в это время на моих глазах один из пулемётчиков прошёлся по обочине, поднимая пулями пыль. Заметив, что после его работы двое ещё шевелятся, добил их, после чего стал смотреть, что происходит на дороге дальше. Один броневик горел, два стояли неподвижно, хотя у одного и была повёрнута башня в нашу сторону, но он не стрелял. Танк тоже молчал. Большая часть грузовиков была уничтожена, шесть из них горели, раздавались выстрелы разрывавшихся в огне патронов и снарядов. К одному из горевших грузовиков была прицеплена противотанковая малокалиберная пушка. — Пора, – пробормотал я и, подняв руку с ракетницей, выпустил в небо ракету. Колонна была подавлена, и ответного огня фактически не было, некому было отбиваться. За пятиминутный огневой налёт были выбиты все участки сопротивления. Почти сразу огонь начал стихать, через минуту начали раздаваться команды, и вперед выступили два мотострелковых взвода для зачистки дороги. С этой минуты время для нас понеслось вскачь. Как оказалось, мою личную просьбу бойцы постарались выполнить. Я их попросил при возможности не повредить технику, хотя бы три–четыре единицы взять трофеями. Три мотоцикла были целы, побиты только седоки. Да ещё удивили танкисты–пулемётчики, основной отряд бронероты остался с обозом, что бросились осматривать танк и броневики, сообщив, что танк и один броневик целы, хотя экипажи уничтожены. У них шла кровь из носа и ушей. Также была относительно цела полуторка. Кроме побитых пулями бортов кузова, ещё была пара пробоин в дверях кабины. Вот из остальных грузовиков более–менее целы были всего два. Да и то нужно менять скаты, снимая их с других грузовиков и при возможности снять и заменить также стёкла в кабинах. А так водители их признали целыми. Самым крупным сюрпризом оказались все три колёсных транспортёра с прицепами. Они вообще не пострадали. Лучшие стрелки одного из мотострелковых взводов, что держали оборону в месте, где двигались эти машины, просто перестреляли водителей и пассажиров в кабинах. Кузова у транспортёров были пусты, в них находились только какие‑то ящики, как позже оказалось, с боеприпасами, включая мины к двум миномётам. Отдав необходимые распоряжения – трофеи собирал взвод снабжения, чтобы потом распределить их среди подразделений согласно моим приказам, – я стоял на обочине и смотрел, как ко мне ведут немецкого офицера. Майора, судя по погонам на чёрном кожаном испачканном грязью плаще. Это был единственный живой немец, что был взят нами. Мотострелки, что выполняли зачистку, имели жёсткий приказ пленных не брать, если только офицеров. Приказ они этот выполнили до последней запятой. Я начинаю уважать своих недавно освобожденных парней. Молодцы. Если так и дальше пойдёт, мы горы свернём. — Через час выдвигаемся следом за обозом, – приказал я подошедшему Смелову. – Заканчивайте со сбором трофеев, ремонтом повреждённой техники, что берём с собой, и уходим, а я пока с немчиком поговорю. — Дозоры с дорог снимать? — Пока мы не отойдём, пусть продолжают нас подстраховывать. Кстати, на левом фланге у Путянина пулемёт замолк, что там? – Заклинило. — Понятно. А вот секреты можно снимать, они уже не нужны. В случае, если немцев могло быть большее количество, я оставил секреты на местах нашего отступления, чтобы в случае чего они отсекли преследователей. Ситуации ведь могут быть разные – где‑то кто‑то недоработал или недопонял, кто‑то спраздновал труса или понадеялся на авось. Пушки или пулемёты заклинило, вон, как у Путянина, что‑то не сработало и не взорвались мины, живых немцев после первого и главного удара оказалось больше, и они оказали организованное сопротивление. Много может быть причин, и мне, как командиру, нужно перед боем о них подумать и принять контрмеры. То есть надо продумывать запасные варианты на случай неблагоприятного развития событий – секреты для уничтожения отступающего или удирающего противника, засадную роту недалеко от места событий (бойцов у меня хватает с избытком), которая, если понадобится, проведёт встречную атаку на контратакующего противника. Продумать пути отхода и места сбора бойцов при совсем плохих обстоятельствах. Всё это должен предвидеть командир и составить несколько схем на случай разных поворотов сюжета в бою, причём не только составить планы разного развития боя, но и довести их до командиров подразделений, чтобы они знали, что делать, и реагировали на мои сигналы без колебаний. — Хорошо, – кивнул Смелов и, осмотревшись, неуверенно сказал с вопросительной интонацией: – Я что‑то Игнатьева в последнее время не вижу. — У него своя задача стоит. Не мешай… Ты лучше к работе приступи. Вот твои из взвода снабжения рукой машут, похоже, ещё что‑то интересное нашли, – как только Смелов отошёл, прежде чем идти и допрашивать пленного майора, я обвёл взглядом колонну и, зло усмехнувшись, сказал: – А дальше начинается моё любимое дело. Квест. Немец молчал минут пять, но разговорить его всё же удалось, крепкий оказался. Сержант Ней, наш штатный переводчик, морщась, переводил слова сломленного майор. То, что он говорил, мне не нравилось. Вечно я все действия немцев по полочкам разложу, а они всё по–своему сделают. — Ну что тут, собираемся? – спросил подходивший к нам Семёнов. Так как пушки было всего две, да один пятидесятимиллиметровый миномёт, захваченный нами в лагере военнопленных, то как самый опытный, именно капитан корректировал цели для каждого орудия, пользуясь посыльными. Командир батареи из двух орудий и миномётный расчёт довольно неплохо поработали, это им в плюс, но вот профессиональных корректировщиков у нас не было. Вернее, был один, это Семёнов, который и организовал столь блестящий огневой налёт. Я видел, как мины ложились на обочине, выбивая залёгших немцев. Учиться парням надо, учиться самим работать. — Да, собираемся. Идём в Красятичи, – и добавил себе под нос: – Как раз удачный момент. — Что сказал немец? – насторожился Семёнов. — Они не из Красятичей. Гарнизон там, кстати, как и в лагере, из неполной роты состоит, из двух взводов. Зато вещевое имущество роты, что мы не обнаружили в лагере, большей частью находится в Иванкове. Тылы охранного батальона там, как и сам штаб. — Не понял, так эти немцы не из Красятичей? — Нет, я тебе более того скажу, они из Иванкова. Гарнизона в Красятичах нет, он отправлен на наши поиски, мы ведь полицаев побили в двух сёлах, вот они и ищут, а полицаи, что обследовали уничтоженный лагерь, смогли связаться только с Иванково, вот оттуда и вышла усиленная охранная рота. — Это получается… – задумался капитан. – Перед нами открыта дорога? — Полицаи в основном, а те вояки сам знаешь какие. Да, ты прав, дорога до Иванкова, а соответственно складов трофейного имущества для нас открыта. Тут прямое шоссе между сёлами. Думаю, до обеда заскочим в Красятичи, а после обеда и Иван–ков посетим, взяв его под свой контроль. Пойду сам, с мангруппой Воронина, на всей технике, что добыли. Тут медлить нельзя. Обстановка молниеносно меняется. Остальные подразделения пешим порядком поведёт Смелов следом за нами. В это время ветер сменился, и дым от горящих машин понесло к нам. Кашляя, мы отошли в сторону, где было посвежее. — Там три тягача–грузовика захватили, вроде французские. Все три тебе отдаю. Ещё пару миномётов нашли, вот их из кузова достали и на обочине сложили, а также противотанковая пушка. Принимай новую матчасть. Криворук уже всё подготовил. — Я иду с вами? — Да, поэтому и велю подготовиться. Кстати, что там с третьей полковушкой? — Ремонтные артиллерийские мастерские её спасут, а так… Там осколком накатник повредило. Так что она всё ещё стоит у озера, из которого мы её достали, расчёт пытается что‑то сделать, но… – расстроенно махнул рукой Семёнов. — Ещё найдём, на складах такое вооружение тоже должно быть. Значит, так, обе немецкие пушки в противотанковый взвод, вторую, я смотрю, отцепили и откатили от горящего грузовика, миномёты… В общем, сам знаешь, что делать, командуй. Семёнов убежал в конец колонны, созывая своих артиллеристов, они практически на ходу должны были принять новое вооружение, а я, вытащив финку из‑за голенища сапога, подошёл к языку и, с безразличием поглядев немцу в глаза, вогнал ему клинок в сердце. — Немец стойкий был, уважаю, – сказал я бойцам, что присутствовали при допросе. – Отнесите его в сторону и аккуратно положите. Он достоин этого. Не трусом был. — Есть, – козырнул младший сержант, командир пятёрки мотострелков, и, отдав распоряжения, последовал за своими бойцами, что понесли тело немца в сторону, чтобы оно никому не мешало. Я же последовал к колонне, пора у Смелова узнать количество захваченного имущества и вооружения. Тот молча сунул мне список и побежал к голове колонны, там как раз завели полуторку, в неё планировалось загрузить боеприпасы. По списку значилось вот что. Техника: Три колёсных вездехода–тягача французского производства модели «Laffly S20TL» с двумя полуторатонными прицепами и одним прицепом с топливом. Техника в исправном состоянии. Шесть мотоциклов марки «BMW» и «Цундап». Три в исправном состоянии, три разобраны на запчасти. Пятнадцать грузовиков марки «Опель–Блиц». Шесть уничтожено огнём, у остальных разной степени повреждения, три введут в строй на месте, два отбуксируются с последующим введением в строй, остальные разберут на запчасти. Снимается всё, что уцелело. Танк Т-26, используемая немцами бывшая советская машина. В исправном состоянии, боекомплект полон. Два БА-10 и броневик неустановленной марки, предположительно французского производства. Один БА-10 исправен. Второй не на ходу, пушка в порядке. Третий броневик потерян, сгорел. Две легковые машины немецкого производства, «Опель» и «Мерседес». Обе не подлежат восстановлению, начато снятие некоторых запчастей. Вооружение: Два тридцатисемимиллиметровых противотанковых орудия. Два пятидесятимиллиметровых миномёта. Третий повреждён огнём в одной из горевших машин. Восемь ручных пулемётов МГ-34. Ещё два пулями и осколками повреждены, остальные сгорели в кузовах машин. Четыре станковых пулемёта МГ-08–15. Сто семнадцать карабинов «маузер», шесть не подлежат ремонту. Остальные сгорели в машинах. Тридцать два автомата МП-38 и 40, три не подлежат ремонту. Остальные сгорели в машинах. Восемь снайперских винтовок Маузера. Сорок один пистолет… Закончив на перечислении боеприпасов, я посмотрел на штабеля ящиков, что выгрузили из транспортёров, там находились мины для миномётов и патроны к пулемётам. Я спросил у подошедшего Криворука: — Снайперские винтовки в одной машине нашли? — Шесть да, две другие в разных машинах. — Понятно, снайперскую команду мы уничтожили. Личные вещи и амуницию снайперов собрали? — Так точно, согласно вашему приказу в одном месте сложили. Оптики там всякой много, правда, некоторая повреждена. — Ничего, это всё пойдёт снайперам. Сейчас телеги и повозки обоза подойдут, сразу начинаете грузить боеприпасы. Вооружение немедленно после подхода обоза нужно начать раздавать бойцам. Список приоритетных подразделений у начальника штаба. Все пистолеты командирам и танкистам. Ясно? — Так точно.