— Всё, работаем… Воронин, кстати, не видел где? — У танков был, – махнул рукой старшина и заторопился к своим людям. Туда как раз подкатилась полуторка со Смеловым на подножке, и началась погрузка. Собирали мы с немцев всё, даже элементы формы на замену бойцам, чтобы они срамом не сверкали под своей ветхой формой, обувь и другое, то, что не было повреждено. А от крови оно отмоется, ещё как отмоется. Ещё раз осмотрев тот муравейник, что суетился на остатках разгромленной колонны, я поспешил к бронетехнике. Пора поставить лейтенанту боевой приказ. Формировать ударный кулак на колесах и начать выдвижение к Красятичам, медлить не стоит. Остальные двинут за нами. — Ну, что у вас? – спросил я Воронина, подходя к бронемашинам. То, что с танком было в порядке, я слышал, он урчал на холостом ходу, поменяв расположение и немного освободив место, чтобы можно было работать с БА. — Техника на удивление хорошо ухожена, похоже, у немецких техников руки растут откуда надо. А так боекомплекты полны, можем выдвигаться. Танк и БА пойдут своим ходом, вот второй БА, придётся на буксире тянуть. Танком будем буксировать. — Да, ещё одна пушка нам не помешает, – рассеянно согласился я, глядя на открытый люк одной из бронемашин. Мне показалось, там мелькнул наш переводчик. — Да, пригодится. Если учесть, что в основном снаряды осколочные. Специально сержанта попросил посмотреть, всего десять бронебойных. — Мне показалось, или в броневике Ней сидит? — Сержант‑то? Да, он. Немцы свои радиостанции на технику поставили, в танке она взрывом повреждена. Сейчас со второго броневика запчасти снимают, у меня двое радистов, попробуют отремонтировать, а вот в этом БА радиостанция на удивление цела. Я послушал, там немцы что‑то лопочут, вот и кликнул Нея. Уже минут пять сидит, слушает. Говорит, тыловики общаются. — Начальника разведки нам надо, – с чувством сказал я. – Очень надо. Через час колонна из двух грузовиков, набитых бойцами, трёх тягачей и шести мотоциклов выдвинулась в сторону ближайшего села. Наш рейд, пока только малой группой, начался. От успеха этого рейда зависели все мои планы, ведь если всё пойдёт неудачно, бойцами может овладеть уныние от поражений. Да и потери иметь не очень хотелось. Как ни странно, но я привык за эти два дня ко всем этим многочисленным подчинённым, как собранным по деревням, так и освобождённым из лагеря, даже было чувство отца–наставника, который присматривает за детьми. Батя, или командир, как меня называли в мехгруппе. Красятичи мы взяли без проблем, фактически застав немцев врасплох. В селе их было два десятка солдат плюс взвод вспомогательной полиции из изменников родины, а нас пять взводов. Два мотострелковых по двадцать пять человек при четырёх пулемётах и миномёте в каждом. Мотоциклетный взвод неполного штата. Пулемётный взвод, где было шесть мясорубок МГ-08–15 да пара ручников, ну и разведывательно–диверсионный взвод неполного штата. Пока в нём числилось всего восемнадцать человек, считая командира. Медленно он пополнялся. Отбор мы со взводным вели вместе, очень требовательно к желающим, а такие были, между прочим. Про бронетехнику и четыре пушки я не говорю, это средства усиления. От последних так вообще не было толку в бою в селе, поэтому они остались позади, дожидаясь сообщений от нас. Из‑за лимита во времени пришлось входить в село без разведки, с ходу. Правда, это было оправдано, на всей технике были опознавательные знаки немцев, да и не ждал никто такого сюрприза. На въезде в село был пост, будка и трое полицаев, что скучали, греясь на солнышке. Воронин, который сидел в головном броневике, проехал мимо поста следом за мотоциклистами, обряженными, естественно, под немцев. Однако по рации он приказал командиру идущего следом танка давить пост, что тот и проделал. Все три полицая оказались погребены вместе со снесённой будкой под гусеницами танка, а колонна, не останавливаясь, проследовала дальше. Только один боец, спрыгнув с остановившегося замыкающего мотоцикла, осмотрел тела и штыком добил одного недодавленного. Схема улиц, а также расположение комендатуры и места ППД охранных подразделений были у каждого командира, чтобы они не заблудились. Село не особо крупное, но улицы петляли. Броневик и танк выехали к зданиям на главной улице, у одного, отмеченного германским флагом, стояли два грузовика и два мотоцикла, и остановились, взяв на прицел здание комендатуры и бывшую школу, где находилась казарма немцев. — Что‑то машин многовато, как бы поисковики не вернулись, – пробормотал я, глядя на технику у нужных нам зданий. Однако предупредить бойцов не успел, операция дошла до завершающей фазы – штурма. Трое немцев, что курили у входа в комендатуру в строго отведённом для этого месте, с недоумением смотрели на бронетехнику, но тут к зданиям выехали грузовики и из них посыпались бойцы. Тогда и дураку станет понятно, что происходит, когда увидишь советских солдат при полном вооружении. Правда, немчура у зданий ничего сделать не успела, попадала, скошенная пулемётным огнём. Мотоциклисты в зачистке зданий не участвовали, они перекрывали выезды и рвали проводную связь на столбах. В обоих зданиях шёл бой, рвались гранаты, свирепо били пулемёты, трещали автоматы. Дважды по просьбе штурмовиков грохнула танковая пушка, чтобы уничтожить очаги сопротивления. После этих выстрелов из окон вылетали рамы в остатках стекла, в пыли и мусоре, но в тех помещениях бывшей школы, где ещё сопротивлялись немцы, после выпущенных снарядов, сопротивление было подавлено. Открыв дверь грузовика, я спустился на пыльную землю улицы и, встав у капота, терпеливо дожидался окончания боя. Рядом топтались два фельдшера из санвзвода, что выделила нам Семёнова. Пока бой не стихнет, им в здание соваться нельзя, у нас и так мало врачей и фельдшеров. Честно говоря, я ожидал больших потерь в обоих штурмовых взводах, и они без сомнений будут. А как иначе? Эти парни в большинстве своём два дня назад сидели в лагере и подумать не могли, что через несколько часов возьмут в руки оружие и пойдут в бой, тем более на штурм зданий. Чему успел, теорию я им дал, даже были проведены тренировки. ДВА РАЗА. Это немного, это фактически ничто, поверьте мне. Но нужны тренировки и бои, чтобы парни кровью, потом и своих боевых товарищей постигли эту науку и получили тот бесценный опыт, который, я надеялся, они получат. Но пока эти взводы только в названиях, чувства локтя у них нет, его можно наработать лишь опытом. В бой я не лез, это не моя задача, моя – командовать и отправлять на смерть этих доверившихся мне парней. Такой уж удел командира. Вот я и стоял у капота «Опеля» и с некоторой тревогой прислушивался к стихающему бою. — Вперёд, – скомандовал я медикам, заметив, как двое бойцов выводят раненого, за ним появился следующий. Через пару минут из здания комендатуры вышел Путянин, это его подразделение штурмовало её. Буквально опоздав на пару секунд, на улицу из здания бывшей школы вышел командир второго мотострелкового взвода, старший сержант Неплюев. Оба командира направились ко мне. — Докладывайте, – приказал я. Как старший по должности и званию, начал Путянин: — Комендатура очищена, уничтожено шесть немцев, двоих нашли прячущимися в подвале. Мы там, кстати, кое‑что интересное нашли. Было ещё два пособника, что работали на немцев… Бойцы их не стали брать в плен. Ранено трое, один серьёзно, убитых нет. Гранаты хорошо помогли и автоматы, – спокойно доложил командир диверсионного взвода. — Что у тебя? – спросил я у Неплюева. — Школа очищена от немцев, большая их группа смогла прорваться к хозяйственным строениям, уничтожив одну из наших боевых пятёрок, не моего, первого взвода, но мы их там во дворе покрошили. Тех, кто успел спрятаться в строения, гранатами закидали. Там конюшня оказывается была. Две лошади убиты, многие ранены осколками. Живых немцев шестеро, все ранены. Потери в первом взводе: командир взвода и семь бойцов убиты, четверо ранены, один тяжело. В моём взводе трое убитых, пять ранены. Немцев два полнокровных взвода оказалось. Я поспрашивал у местных, немцы буквально пару часов назад вернулись. Сейчас ранеными занимаются медики. Мой зам подсчитывает трофеи. Количество захваченного имущества пока не известно. — Хорошо, – кивнул я и, достав ракетницу, выпустил ракету, давая сигнал Семёнову, который его ожидал в двух километрах от села со своей батареей и повреждённым броневиком, после этого я повернулся к Путянину: – Начинай со своими зачистку села. Спрашивай, кто где живёт, наверняка полицаи по домам квартируют, тут не все, даже половины нет. Всё, свободен. А тебе взводный… Первый взвод я расформировываю как понёсший большие потери, из двух взводов требуется создать один. Принеси мне списки с ранеными и целыми бойцами, сейчас займёмся переформированием. Через час посёлок напоминал разворошенный муравейник, на дорогах стояли посты, усиленные бронетехникой. Уже были попытки прорыва одиночками и группами. В основном полицаи, но были и немцы, трое с офицером. Пленных пулемётчики не брали, стреляли наверняка. Школа и двор с хозпостройками были очищены от трупов немцев, и там готовились расположиться тыловые службы мехгруппы. Пока все свободные машины, включая транспортёры, перемещались между Красятичами и обозом, что шёл с подразделениями следом за нами. Первым делом был доставлен сан–взвод со всеми ранеными и больными, что находились на его попечении. Он расположился в здании комендатуры. Конечно, стёкла в окнах были выбиты, но хоть что‑то. Зато были обнаружены медикаменты, которые полностью передали Семёновой. Она по прибытии сразу же встала к операционному столу. Раненых действительно было много. Время было два часа дня, когда я передал командование всеми службами в Красятичах Смелову, на несколько дней это село становилось нашим форпостом, а сам на увеличившейся по количеству технике собрался выдвинуться в сторону Иванково. Нам кровь из носу, пока не поднялась паника, требовалось сегодня взять его под свой контроль. Буквально у самой машины, бойцы как раз занимали места в кузовах, меня догнал Смелов, рядом с ним шёл прихрамывая немолодой мужчина, что характерно, в шинели, на рукавах которой были нанесены знаки политработника. Это меня заинтересовало, и я остановился, ожидая их. Вряд ли неизвестный надел чужую шинель, чревато. — Мангруппа готова к выдвижению, – подошёл Воронин. — Подожди, – остановил я его. Был один момент, меня действительно заинтересовал этот неизвестный в комиссарской шинели. В моё время это могло показаться смешным, но для этого времени роль идеологии, в данном случае коммунистической, была чрезвычайно велика. В это время народ в основе своей малообразованный, а армия была тем же народом. Открыв рот, все слушали тех, кто умел красиво говорить. И верили им. Потому что больше верить было некому. И такой суженный взгляд на мир впитывался с молоком матери, особенно у младших командиров РККА, не кончавших академий и не являвшихся кадрами бывшей царской армии. В эти времена партия – главный столп общества, а партийный человек, командир особенно, являлся идеалом для простых людей. И поскольку это цементирующий состав советского общества, то для подчинённых очень странно, что я не заботился о наличии маломальской партячейки, кроме создания комсомольской. Да и то по инициативе самих ребят–комсомольцев. В действительности мне было просто некогда этим заниматься и, что немаловажно, не из кого создать партячейку. Сам я провёл пяток политзанятий, сообщил последние новости по фронтам и немного о зверствах нацистов, взвинчивая бойцов и командиров. Но я не политработник, а командир, знаний у меня для этой работы не хватает. Так что нужно было исправлять этот недостаток, мне был нужен умный, умеющий красиво говорить и повести за мной бойцов и командиров, то есть хороший зам по политчасти. В бытность мою командиром зенитчиков эта сторона вначале как‑то обошла меня, так как практически весь набор был из немолодых мужиков, состоявшихся в жизни. Это уже потом мне под командование попал Руссов, и я понял, какую роль играла партия в жизни народа, а до этого, без шуток, даже понятия не имел. — Товарищ старший лейтенант, – официально обратился ко мне Смелов. – Вот, только что вышел к нам. По предъявленным документам, политрук Песцов, Андрей Дмитриевич, из сто седьмого мотострелкового полка двести пятнадцатой механизированной дивизии двадцать второго мехкорпуса. После тяжёлого ранения проживал в Красятичах. — Восстановились после ранения? – поинтересовался я. — Да, – коротко ответил мужчина. — Какие у вас были планы до нашего появления и какие сейчас? — До вас подумывал уйти в леса, к партизанам, недавно кто‑то мост поджёг, обстрелы немцев были, а на днях были налёты на село. Всех полицаев побили. А сейчас хотел бы присоединиться к вам. — Хм, почему не захотели идти к фронту? — Не дошёл бы. Просто не смог бы, – усмехнулся политрук и, наклонившись, приподнял штанину гражданских штанов, мы все увидели, что один ботинок был надет на самодельный деревянный протез. — Ясно, – озадаченно потёр я шею, натёртую воротом гимнастёрки. – С этим проблем у вас не будет, у нас моторизованная часть, пешком ходить не планируется. Но меня интересуют ваши профессиональные качества. — Бойцы под пулемётами немцев проползли двести метров до разбитого танка и вынесли меня в тыл. — Убедительно… Ну хорошо, принимаю вас на должность заместителя по политчасти с испытательным сроком, посмотрим, какой вы в деле. В комендатуре есть радио, которое ловит Москву, также пообщайтесь с лётчиками, которых недавно сбили, чтобы быть в курсе всех линий партии. Это всё, чем я могу вам помочь. Основной упор по подъёму патриотизма делайте не на выход к фронту и пересечение границы, а на то, что мы сможем тут натворить и как это поможет нашим на передовой. — Ясно, – кивнул политрук. – Это не всё, я не один. — Это к начальнику штаба мехгруппы, он распределит людей согласно специальностям по подразделениям. Если есть лётчики, то они у нас в тыловых службах, мы их бережём, – сообщил я и, посмотрев на Смелова, приказал: – Работайте. Быстро забравшись в кабину, я приказал выдвигаться. Грузовик следом за двумя мотоциклами выехал на окраину села, где колонну возглавили БА и танк, второй броневик, тот, что поврежденный, остался у блокпоста на въезде, как неподвижная огневая точка. Не успели мы проехать и трёх километров, как на дорогу выскочил конник в нашей форме, в нём я опознал Белова. Приказав водителю остановиться, я вышел из машины и получил от Белова запечатанный лист бумаги, свернутый в треугольник. Разорвав склеенные края листов, прочитал сообщение от Игнатьева. — Хм, всё идёт по плану, – пробормотал я себе под нос, после чего, посмотрев на Белова, приказал ему передать капитану на словах: – Пусть начинает. Белов скрылся в лесу, а колонна продолжила движение. В кабине машины я размышлял о захвате Иванкова, то есть о плане, который совместно разработали мы со Смеловым, Семёновым и Ворониным. В принципе ничего там сложного нет, орудия мы оставим на подъезде, где они займут позицию, также с ними останется броневик. Это вынужденная мера из‑за отсутствия переносной радиосвязи, а Воронин на «двадцать шестом» с его слов вполне в состоянии корректировать огонь. Дальше просто: в селе не осталось боевых подразделений, они все полегли на дороге, и именно на их технике мы двигаемся. Все бойцы и командиры переоделись в немецкую форму, я хоть и не знал языка противника, но форму обер–лейтенанта надел. Так что проезжаем с ходу пост на окраине Иванкова и спокойно берём городок под свой контроль. Пушки на позициях – это просто перестраховка. Всё шло, как я и рассчитывал: в трёх километрах от Иванкова часть колонны сбросила скорость и в сопровождении броневика свернула в поле, а мы продолжили движение. Правда, тоже не особо торопясь, чтобы артиллеристы успели занять позиции. Мы спокойно проехали пост, который охраняли трое полицаев и два немца, и въехали в районное село, довольно крупное, кстати говоря. Как и в случае с Красятичами, мы знали расположение всех зданий, которые занимали немцы, поэтому не плутая поворачивая на нужных перекрестках, выехали на площадь. Народу на площади хватало, человек сорок точно было, я внезапно вспомнил, что сегодня выходной день. На заборах висели плакаты. На стенде – сообщения от администрации. У входа в кинотеатр стояла очередь человек в двадцать. Трое мужичков и пожилой немец в форме ефрейтора пили пиво у пивного ларька. Как только наш «Опель» остановился, я покинул машину и встал у капота. Пока всё было тихо, люди смотрели на появившуюся колонну и на набитые «солдатами Вермахта» кузова, тенты были сняты, но без особого любопытства. Они тут и не такие колонны видели. Осмотревшись, я вдруг почувствовал удивлённый взгляд, видимо, засёк его краем глаза. Поправив фуражку и повернув голову, я посмотрел на парня, что, прислонившись к стене, до этого лузгал семечки, а сейчас ошарашенно смотрел на меня, не замечая, как из его ладони семечки высыпаются на землю. Парень был в гражданском – косоворотка, штаны, ремень, низко надвинутая на глаза кепка, но я всё равно его моментально узнал. Не мог не узнать того, с кем полтора месяца крушил немецкие тылы. Это был мой особист–пограничник в бытность командиром зенитного дивизиона, Адель Самакаев. Тот самый, которого я с захваченными документами, шифровальной машинкой «Энигма» и фельдфебелем–связистом отправил в тыл к руководству Союза и командованию РККА. Наша техника въехала на улицу и встала посередине площади. До административных зданий, из комендатуры как раз вышел фельдфебель и с интересом на нас посмотрел, было метров шестьдесят и где‑то сорок до противоположных домов. Вот у одного из этих домов из красного кирпича, между подворотней и длинным стендом для объявлений и стоял Адель. Без сомнений, он меня тоже узнал, ошарашенный вид на это намекал, однако Адель быстро пришёл в себя и со слегка бледным лицом продолжил щёлкать семечки, мельком покосившись на стоявшую в четырёх метрах от него девушку довольно симпатичного вида, личико и фигурка оказались ничего. Только цвет волос я не видел, их скрывал белый платок. Та занервничала и стрельнула взглядом на мужчину бандитского вида, что стоял дальше у стенда. Между девушкой и мужчиной стояли трое прохожих, тоже интересующихся объявлениями, но я уверен, что смотрела она именно на него. Видимо, его невозмутимый вид её немного успокоил и девушка продолжила читать объявление, у которого стояла, но вот её напряжённая спина выдавала, что она была на нервах. Мужчина–бандит даже не посмотрел на меня, но я понял, что он контролирует все мои движения боковым зрением. Сам я был в форме немецкого офицера, с двумя подсумками, в каждом находилось по четыре магазина к МП-40, что у меня висел на правом плече. Кроме этого на мне была камуфляжная куртка с капюшоном, одна из уцелевших, что сняли с убитых снайперов. Я сразу же отжал её себе. Остальное всё строго ушло снайперам, и они уже осваивали вооружение и средства корректировки. Оптику, проще говоря. Жаль, я с ними провёл только теоретические беседы, без практики, просто не было времени. Ничего, будет ещё время, я займусь ребятами. Но до этого момента они будут нести потери, и потери немалые из‑за своего незнания. Бойцы мои спокойно сидели в кузовах четырёх машин и не отсвечивали, немецкие каски рядами виднелись над бортами грузовиков, у танка открылся башенный люк, мелькнул Воронин, ожидающе взглянув на меня, и снова скрылся внутри. Все ждали сигнала. Не моего, тут мы играли вторую скрипку. Стянув с рук коричневые лайковые перчатки, я сунул их за пояс, продолжая изучать заинтересовавшую меня троицу. Потом, открыв клапан нагрудного кармана френча, я спокойно достал плитку трофейного шоколада, всё разглядывая напряжённую троицу, и, отломив кусок, сунул в рот. Горький вкус шоколада прочистил мне мозги, и я наконец догадался отвернуться и посмотреть в сторону комендатуры. Действительно, похоже, я устал, раз своим поведением так подвожу разведгруппу. Вряд ли это подпольщики, похоже, действительно группа с каким‑то заданием. Когда я возвращал шоколад на место, вдали, где‑то на окраине, вдруг взлетела красная сигнальная ракета. Однако мои бойцы всё так же продолжали сидеть в машинах, только командиры не сводили с меня взгляда, ожидая того мгновения, когда я взмахом отправлю их на штурм комендатуры. Но я медлил, не понимая причин нахождения здесь разведгруппы. Вроде особых целей тут быть не может. Да и Адель В ПРИНЦИПЕ НЕ МОЖЕТ ТУТ НАХОДИТЬСЯ. Секретоносителей такого уровня за линию фронта никто не отпустит, дураков нема. Но он тут, я смотрел в его глаза и видел в них непонимание, почему я жив. Это означало, что он один из ключевых фигурантов этой выброски, то есть без него не могли обойтись. Это не моя фигура так заинтересовала командование, что‑то другое. Потому что Адель улетел в тыл до моей гибели и, как мне сообщили, нормально добрался до цели. Судя по его реакции, он слышал о моей гибели, хотя сам свидетелем этого не был. Значит, было что‑то ещё, что знал только Адель, но я об этом был не в курсе. С момента взлёта ракеты, что заинтересовала не только многих прохожих на площади и удивила трёх советских разведчиков, прошло всего полминуты. Плохо было другое, фельдфебель тоже её увидел и понял, что ракета взлетела со складов трофейного имущества. Он что‑то крикнул внутрь здания, я это засёк краем глаза, но остался стоять на месте. Тянуть было нельзя, поэтому я посмотрел в сторону Неплюева, что напряжённо наблюдал за мной. В этой операции штурмом руководить ему, вот старший сержант и нервничал. Посмотрев на него, я кивнул, давая сигнал к штурму. Почти сразу прозвучала команда к атаке. Крайние бойцы спрыгивали с кузовов, откидывали задние борта и помогали высаживаться другим, которые сразу же бежали в сторону зданий, где размещались немецкие подразделения. Бежали молча, без стрельбы, им это без надобности, так как в кузовах осталось прикрытие. Грохнул выстрел, второй, третий. Упал фельдфебель, стоявший до этого на крыльце комендатуры, немец, что пил пиво, уткнулся лицом в столешницу, как будто уснул, только по столу потекла тонкая струйка крови. Споткнулся и упал полицай на другой стороне улицы. Грохнул выстрел танковой пушки, видимо, командир танка что‑то заметил в окне. Из него и двух соседних сразу же вылетели стёкла, другие задрожали. Так начался захват Иванкова. По плану диверсанты Путянина с мотоциклистами вырезают посты охраны складов, при возможности бесшумно, в чем я сомневался, что у них получится, опыта маловато. Потом бойцы должны подать сигнал ракетой, а мы – докончить разгром оккупантов у комендатуры. Вот и весь план. По всем признакам, он выполнялся нормально, однако столь внезапная встреча выбила меня из колеи. Отойдя от машины, я приблизился к Аделю под напряженными взглядами двух других разведчиков и спросил: — Ты какого хрена тут делаешь?! Я для чего тебя в тыл отправил?!