После завтрака, не больше часа прошло, моих соседей начали на допросы таскать. А про меня как будто забыли. Многие заметно побитыми возвращаются, некоторые скособоченные, но следов мало, видимо тут бить, не оставляя следов, умеют лучше, чем в милиции. Глиста тоже забирали, да ещё два раза. После последнего возвращения я почуял что от него салом несёт, копчёным. Да и другие начали принюхиваться. Хотя почему как бы, я отлично всё слышал и видел, что происходило в кабинете. Тот доносы строчил, сообщая что происходит в камере. Я же говорю подсадной, хорошо хоть его цель не я, а тот полковник, ну и атмосферу остальных собирает, всё что слышал. Его бутербродами с чаем накормили и отправили обратно. А вот насчёт себя я информации пока так и не нашёл, почти все кабинеты прослушал, но моей фамилии так и не мелькнуло. Разве что, когда этот глист докладывался, про яблоки сволочь сообщил. А вчера хрустел ого-го. Это их и заинтересовало, как я смог протащить. После сообщения в нашей камере внеплановую проверку устроили. Всё обыскали, особенно со мной старались, пару раз я по почкам получил, когда возмущаться начал, но ничего не нашли. После обеда, жидкого супа, тут я поел, наконец разрешилась тайна, почему меня на Лубянку привезли. Пока два командира НКВД наверху орали друг на друга как мартовские коты, я лишь посмеивался. Правильно говорил тот командир, который меня ждал, что теперь моё подорванное доверие будет трудно восстановить. Что восстанавливать если его просто нет? А вот ошибка довольно интересная. Когда командиры немного успокоились, то старший майор, который искал со мной встречи, и объяснил ситуацию коллеге. Запрос на мои поиск выдал Генштаб. Причём по уровню запроса было ясно, что найти этого хорошо известного народу Гусарова, просто необходимо. Поиски поручили этому старшему майору. Задачу ставил сам маршал Шапошников, что и инициировал поиски. Тот считал, что Гусарова похитили, потому как сам лично отдал приказ держать того в резерве. Вот и начались поиски. Майор выяснил что я отправился домой, где, кстати, меня не нашли. Однако управдом сообщил, что объект поиска отправился к новому месту службы, чего не может быть. Тот проверил по основной службе, и выяснил что меня из резерва перевели в действующие войска, и я отбыл на Южный фронт. Почему в личном деле стоит именно эта информация, никто не знает. Неразбериха стоит и у снабженцев жуткая, но запросы, отправленные во все части Южного фронта, ничего не дали. Точнее дали, там аж двое снабженцев с фамилией Гусаров было, но в званиях и именах совпадений нет. Так бы поиски и длились, пока через наградной отдел не прошла информация что полный тёзка Гусарова, которого так искали, отметился на Карельском фронте. Срочно отправили запрос и подтвердилось, как раз когда мы диверсантов побили, он и есть. Отправили приказ доставить того в Москву, отправив самолётом. Тут-то и получилось из-за смещенного акцента, при составлении приказа, что меня следует доставить на Лубянку, а не в Генштаб, как должно быть. Плюс ещё один момент, который тоже можно отнести к моему невезению. Старший майор быстро бы нашёл куда меня отвезли, если бы на том участке не был сбит другой «ПС-84» с пассажирами. Думая, что я был там, тот начал разбираться, и только сейчас выяснил что наш борт благополучно добрался до места назначения и я кукую в камере. Орал старший майор в основном на то что меня доставили сюда, а не как указано в сопроводительных документах, в Генштаб, где тот работал. Ну ладно, разобрались. Что Шапошникову нужно, это понятно, снова на моей шее в рай въехать хочет. Я ему уже говорил, Боливар не вывезет двоих. Помочь нужно, тут без сомнений, враг у порога Москвы, но помогать Шапошникову не хочу. Кому другому, кто меня ещё не подставлял, не искал с собаками, в каталажку Лубянскую не совал, пожалуйста. Нет, не ему. Хотя поглядим на поведение, извинится, а то вижу он это не умеет, передумаю. А нет, вот и мой будет ответ тем же – нет. Так размышляя, я стоял у окна, и делал зарядку. Окна тут на самом деле не было, был воздуховод, через которой подавался свежий воздух, но ведь помечтать можно. Вот так я занимался, когда дверь камеры скрипнула, и отворилась, за ней двое конвоиров стояли. - Гусаров на выход. Я на это никак не отреагировал, а используя некоторые приёмы йоги, я ею занимался в прошлой жизни, три года, иначе не смог бы на самолётах летать с моей аэрофобией, стоял на одно ноге и ловил нирвану, сложив ладони перед грудью и закрыв глаза. Стоял босиком на ледяном полу. Меня не шатало, стоял как в копанный. Соседи с интересом наблюдали что будет дальше, и не вмешивались. Да и на мою гимнастику поначалу с недоумением косились, пока один из командиров, что на КВЖД служил, не объяснил, что это такое. Видимо действительно видел, раз сходу разобрался. - Гусаров на выход! - уже громче повторил один из конвоиров. Видимо те думали, что я сплю, тем более двое завернувшись в шинели лежали на шконках, но они не спали, после допросов отлёживались. Видимо глист показал им на меня, да не видимо, он и показал, незаметно ткнув в меня пальцем. А я как раз руки начал поднимать, всё также на одной ноге. Один подошёл, а второй у двери остался. И положил мне руки на плечо, которую я сбросил резким движением плеча. Тот попытался меня на захват взять, да словил нокаут, удар по почке от него я не забыл, а я вернулся в ту же позу, не обращая внимание на тело под ногами, и продолжил заниматься гимнастикой. Дверь почти сразу захлопнулась, и второй конвоир смылся. Прибежал он с целым отделением минуты через две. Когда те ворвались в камеру, все соседи к стенам прижались, а эти ко мне бросились. Как пел Высоцкий, целый взвод меня бил, аж два раза устал. Вырубить не смогли, но отметелили на славу, вытащили в коридор и бросили в карцер. В нём только стоять можно, и воды по колено, ледяной, так что я продолжил йогой заниматься. Не дали, полчаса всего провёл, как совсем разоравшийся старший майор, что ждал, когда меня доставят, не приказал доставить меня под его очи в любом виде. Моё тело принесли в кабинет следователя в бессознательном виде, мокрого и избитого. Кому я имитировал, опыт есть. Надо сказать, меня изрядно позабавила искренняя паника старшего майора. Тот быстро всё организовал, и меня отправили в больницу при Наркомате. Врачи тут не задавали вопросы в каком бы состоянии не был пациент. И решётки на окнах очень сильно намекали что это за больница. Взор помогал наблюдать что будет дальше. Тот майор смог пробиться к Берии, доложился, и началось расследование, как до такого дошло. Пока меня осматривали врачи, брали анализы, ставили уколы, два, и оба больнючи, успели всё выяснить, после чего Берия наказал виновных. Дежурного, что отправил спецгруппу забрать меня с аэродрома и усадил в камеру, вместо здания Генштаба, с понижением перевели на другое место службы. Двум конвоирам вынесли предупреждение с занесением в личное дело. Вот и всё. И никто не вспомнил недавнюю историю с отделом милиции. Видимо никому и в голову не пришло, что кто-то это может повторить. Посмеет. Одно дело занюханный райотделе милиции, с другой – Лубянка. А я собирался, раз всё это устроил, и сидя в карцере сам себе нанёс видимые следы повреждений. Меня хоть и било целое отделение, но видимых следов не было. Если форму снять, то тут сплошная гематома, ногами обрабатывали, но лицо было целым, его не трогали. А теперь нет, живого места не было. Лежать в больницы было не особо приятно. Видно, что больница для заключённых, один комкастый матрас чего стоит, и хотя палата была одноместная, да они тут все такие, почти, всё равно ощущал себя как в камере. А медсестра, под халатом которой была форма сотрудника госбезопасности, так сидела рядом и проверяла моё состояние раз в полчаса. Я в это время с интересом наблюдал как тот старший майор докладывал Шапошникову. Многое тот упустил, но сообщил что я в коме и нахожусь в больнице. Именно маршал, уточняя детали, выпытав пусть и немногое, озаботился тем что дружки-психи Гусарова могут отомстить, как сделали это с райотделом милиции. Доказательств что это они поработали нет, но немногие посвящённые уверены, что это их работа. Да и я намёками подтверждал. Меня бы давно за шкирку взяли, и выбили всё что знаю об этих «боевых интендантах», но я был нужен, так что пока не трогали. Команды «фас» не было. А так, раз один раз посмели отомстить, что им помешает повторить? Старший майор, он пока был в подчинении маршала, его передали для моих поисков по личной просьбе самого Шапошникова, Берия пошёл на встречу, довольно уверено заявил, что – не посмеют. Зря они это. Напомнить, что меня трогать не стоит, нужно обязательно. Не стоит думать, что я беспредельничаю, вполне адекватный ответ. Мне предъявляли что-нибудь? Нет. Задержали? Да. Били? Да. В кому отправили? Да. Пусть я тут сам инициировал, но всё равно ответку кинуть нужно, и я собирался это сделать. Среди моих находок был «ХТ-26», огнемётный танк на базе «Т-26». Точнее даже их семь было, причём пять на ходу и полностью снаряжены. Два оставшихся имею пустые огнемётные баллоны, так что тоже готовы к бою, пулемёты стоят. Вот и хочу посмотреть, как такой огнемётный танк с Лубянкой поработает. Думаю, тут нужно сначала из пулемёта поработать, чтобы окна разбить, а то только закоптит стены, ну а когда струя пламени ворвётся в кабинеты здания, тогда всем горячо станет. Месть, она так сладка. Я ведь никого не трогал, служил, и хорошо, мне в Сто Четвёртой дивизии вполне нравилось, замещал ротного пока тот в госпитале, а тут в наглую, как будто я кому что-то должен, выдёргивают и тащат в Москву, да ещё в камеру сажают. Доволен ли я был? Однозначно нет. Прав ли я, решив бросить ответку? Да. Я сам понимаю, что виноват, и надо было прислушаться к Михаилу, не привлекать к себе внимания. Так нет, своим помочь хотел. Ну что, допомогался? Корпус, на который столько сил и средств ушло сгинул в Киевском котле. Одно меня примиряло с потерей всего что я ему дал, тот изрядно немцев потрепал. А теперь же никуда не денешься, я под присмотром, остаётся подтверждать, что те с кем я связан настоящие отморозки и меня лучше не трогать. Я под защитой. А если уж меня убьют, вроде забив в камере, ответка будет ещё страшнее. Надо напугать, и ответные действия представителям Лубянки, на мой взгляд, это тот самый жирный намёк что так необходим. Причём у меня должно быть железное алиби. В ином случае от меня не отстанут, и так и будут на шее сидеть, ещё попытаются выбить признания с кем я контактирую. Вполне в их духе. Можно конечно другим путём в этой ситуации пойти, однако из всех этот мне нравился больше. Слишком я привлёк к себе внимание, другие не сработают, вон даже на Заполярье отсидеться не удалось. Бить по рукам таких наглецов будет правильнее, они так быстрее понимают. Ну а смерть меня не страшит, я помню кем я стал. Подумаешь умру, очнусь в другом теле со всеми умениями и своим опытом. Я уже это как-то внутреннее осознал и принял. А вот суета с моим телом продолжалась три дня, пока я не позволил себе очнуться. В это время немцы подошли практически к окраине Москвы, километров пятьдесят осталось. Как стало известно из подслушанных совещаний Генштаба, сибирские дивизии уже на всех парах перекидывали к столице, но не было уверенности что те успеют. Начали формировать две дивизии из опытных бойцов, что закончили излечение в госпиталях, тут спасибо мне, что вывез их из Киевского котла, но на совещаниях об этом не было ни сказано ни слова, кроме того откуда те были вывезены. Вооружения для дивизий нет, всё уже выбрали, но маршал Шапошников твёрдо пообещал, что всё будет, но не сообщил откуда, хотя многие командиры понимали откуда тот всё это возьмёт. Не в первый раз брал. В курилке общаясь тронули эту тему, я подслушал. Как и то что те обсуждали двух немецких генералов и боевые знамёна что доставили в Москву с Карельского фронта, а захвачены те были в Киевском котле. Обсуждали кто этому поспособствовал. Это сутки назад было. С тех пор тот теребил медиков, приказывая им привести меня в чувство. Честно скажу, было желание продолжать лежать в коме, но тут действительно жалко ребят которых кинут практически безоружных под немцев. Я их не для того вывозил, чтобы те по-глупому, из-за идиотов в Генштабе, погибли. Так что нате вам сволочи, подавитесь, очнулся я. Надо сказать, забегали все изрядно. Меня ещё двое суток назад перевезли в тот госпиталь где я в прошлый раз из комы вышел. Те же врачи, та же палата. Так что меня стали осматривать, а адъютант маршала, пройдя в палату, попытался со мной поговорить, я же, посмотрев на него мутным взглядом, послал матом и его, и его начальство, сообщив, что «… в гробу я их видел. У белых тапках». Так говорить и отказался, попросив медиков выставить наглого майора вон. Тот успел из капитана превратиться в майора. Это меня званий лишают, видимо, чтобы не зазнавался, а другим дают. Врачи моей просьбы не последовали, их тут серьёзно застращали, они тут у генштабистов на побегушках были, так что я просто закрыл глаза и ни на что не реагировал. Врачи запаниковали, но быстро выяснили что я просто не хочу с майором общаться. Вот и наблюдал со стороны за этим фарсом. Как бы майор толстокожим не был, но почему не выхожу на контакт понял, вот тот и рванул на доклад, а меня покормили кашей, вкусная, масла не пожалели. Маршал лично приехал к вечеру, и попытался поговорить. Я лишь отворачивался от того, переворачиваясь на бок, спиной к нему и общаться отказывался. Как тот не стращал, не пытался разжалобить, мол, бойцы погибнут фактически безоружные, не вышло. Стал орать, пытался приказы отдавать. И тут я его игнорировал. Тогда тот сел на стул и устало вздохнув, опустошённым тоном сказал: - Максим, я понимаю, что ты недоволен тем что случилось, но в камеру ты случайно попал, клянусь. Это всё стечение обстоятельств. Не стоит из-за глупых обид отправлять на верную смерть десятки тысяч наших парней. - Не стоит, - впервые подал я голос, маршал замер, затаив дыхание. - Но с вами говорить я не буду. Вы не оправдали оказанного вам высокого доверия. На этом всё, больше я общаться с маршалом не стал, так что тот вскоре ушёл. А через два часа ко мне прибыл Ворошилов, его выдернули с совещания в Кремле, Шапошников приказал ему повлиять на меня, не сообщив никому что я отказываюсь с ним общаться. Плюнув, я дал добро на сотрудничество, но с одним условием, чтобы представители Генштаба про меня забыли. Шапошникову и Ворошилову пришлось дать слово чести командиров, что так и будет. Дальше я за три дня всё передал, вооружения на два корпуса. Точнее не всё. Но самое необходимое точно. Так что, когда прибыли сибирские дивизии, парни, получившие всё необходимое, перемололи в обороне наступающий порыв немцев, и двинули вперёд, а тут и сибиряки подоспели. Так что немцев на четыреста, а где и на пятьсот километров откинули от Москвы. Дальше сели в оборону, тылы подтягивали что сильно растянулись. Некоторые дивизии гоняли немцев, что на освобождённых территориях оказались. Миникотлы организовывая. Одних пленных только взять удалось больше пятидесяти тысяч, это одна из самых крупных побед Красной Армии. Под Ельней не считается. Там не удалось выполнить то, что спланировали. Что про меня? Нет, обо мне не забыли. Сразу после передачи всего что было необходимо, я получил назначение, и весь жёлтый от сходивших синяков отправился в одну из свежесформированных дивизий, начальником службы снабжения стал, ПНШ-5 в полку. Поэтому я участвовал в битве под Москвой от начала до конца. Трофеи собирал, в основном склады с продовольствием, в боях лишь раз проявить себя удалось, после гибели командира миномётной батареи, тут батальонные орудия были, командовал двое суток, и надо сказать точный и убийственный огонь нашим бойцам понравился, наспех укреплённые деревни те брали сходу с минимальными потерями, после того как по обороне немцев мои миномёты пройдутся. Как только какой пулемёт заговорит, вокруг него тут же миномётные мины разрываются. Потом в другом месте, казалось пустом, а посмотрят, там уничтоженный пулемётный расчёт. Бойцы моего полка были снабжены всем необходимым, я смог добиться что те получали горячее питание прямо на передовой, им переносили в термосах. В такие лютые морозы горячая пища это то что доктор прописал. После этого и встали в оборону. Наш полк что понёс сильные потери, две трети личного состава, треть выбыла по ранению, был выведен во второй эшелон для пополнения и доукомплектования. Наркомату НКВД я так и не отомстил. Берия что со мной лично встретился, когда я вооружение и технику передавал, извинился. Его никто не просил, всё сам. Я принял его извинения и не стал мстить. Знаю, что это было бы ребячеством, детские обиды, но так было нужно, однако нарком спутал мне все карты. Ладно, если кто ещё попробует меня арестовать или руку поднять, натравлю всю мощь «боевых интендантов». Страшилку из них сделаю. В данный момент, вечером двадцать восьмого декабря сорок первого года, я как раз выбил передвижную баню в штабе корпуса, и возвращался обратно к полку, сзади катил длинный трейлер бани, я сопровождал его, чтобы по дороге никто не отобрал, ночь, авиации противника можно не опасаться, да и с такими морозами те практически не летали, как Взор дал сигнал. Кстати, тот уже три тысячи метров давал, недавно перешел рубеж. Опции никакой не открылось, будем ждать четырёх тысяч. Так вот, Взор ясно показал, что в глубине леса, к опушке которого мы подъезжали, а дорога пересекала лес насквозь, готовит засаду неизвестная группа. Думаю, это немцы, вполне в их духе. Практически всех недобитков отловили, но всё же мелкие группы ещё бродят, если не поморозились. Самые стойкие остались. Вполне возможно, что это одна из таких групп, тем более почти всё оружие немецкое. Разве что ручной пулемёт, пара автоматов, шесть винтовок «Мосина» и две самозарядные винтовки наши. Скорее всего трофеи. К своему-то оружию боеприпасов почти не осталось. - Притормози, - скомандовал я водителю нашей передовой машины. Всего в колонне, кроме бани и трёх машин с другим банным оборудованием, двадцать три автомашины, я двигался со складов, где получал материальное обеспечение, даже три «сорокапятки» смог выбить за мзду, с артиллерией в полку плохо, мало осталось. Похоже из своих запасов придётся пополнять. Также в десяти машинах перевозили пополнение. Стоит отметить, те хоть и в форме, в зимнем обмундировании, но без оружия. Мол, в полку получите. А я точно знал, лишних стволов нет, около пятидесяти единиц наберётся, не более, а пополнения две сотни без малого. Чую, хотят чтобы я поделился, наш полк вообще плохо вооружением пополнялся, но я и не отказывался, так что наше соединение по тяжёлому вооружению снабжено лучше всего не только в дивизии, но и нашей армии. Наша дивизия подчинялась напрямую штабу армии. Всё хорошо, но особист полка строчил рапорта наверх, трое в моём окружении на него работали. Ну без этого никак, так что я особо не удивился. С комиссаром полка у нас отличные отношения, тот особенно был впечатлён точностью огня миномётной батареи, которой я командовал. Даже сожалел что нового командира прислали, молодой, только из училища. Ускоренный выпуск. Предложил мне в партию вступить, вот я и сообщил что и так кандидат, но книжицу кандидата забрал комиссар нашего управления. Тот начал поднимать шумиху, но быстро заглохло. Сверху рявкнули чтобы не в своё дело не лез и тот притих. Колонна встала, до немцев было метров пятьсот. Специально проехал поближе чтобы использовать неучтённый ротный немецкий миномёт, что я возил в своём грузовике. Отдав распоряжение достать его и три ящика с минами, больше боеприпасов к нему не было, я с тремя бойцами собрался пройти вперёд, когда подбежал интендант второго ранга Архипов, начальник банно-прачечного отделения нашей армии. То есть, он начальник бани, что с нами ехала в центре колонны. - В чём дело? - подходя, спросил тот. - Немцы, товарищ интендант второго ранга. - Как вы их увидели? - Дымом от костра и паром выдали себя. Засаду на лесной дороге устроили. Сейчас прочешем там всё из миномёта, и дальше проедем. - А ты умеешь? - уточнил тот. - Да, приходилось командовать миномётчиками в наступлении. Бойцы передовых рот были довольны результатом. - Хорошо. Мы пробежали вперёд, за поворотом и будут немцы, а на повороте наблюдатель, я его снял из карабина, который одолжил у одного из водил. У меня автомат был, но для него далековато. Немцы в засаде заволновались, и промедлили с отходом, мы успели в центре дороги установить миномёт, я сам вывел прицел и велел одному из бойцов опускать первую мину в трубу. Хлопок, и та взвившись вверх понеслась вперёд. Повезло, ветки ту не задержали, и мина рванула между трёх немцев, в ногах у одного, раскидав тех. Калибр небольшой, но досталось всем троим, один точно погиб, двое тяжелораненые. Дальше поправляя прицел, я отправлял серии мин по три штуки. Где-то половина детонировала в ветвях, или верхних ветках или нижних, но немцам всё равно доставалось смертельным дождём осколков. Мы успели выбить половину, около двадцати солдат, когда те спешно стали отходить вглубь леса. Выпустив им вслед последние три мины, всё, закончились, да и засадники ушли за дальность стрельбы, я отправил бойцов обратно к колонне, а сам остался на месте. По дороге навстречу нам ещё одна колонна шла, но встала, услышав звуки боя и разрывов мин, выжидали. Когда машины подошли, миномёт закинули в кузов, ящики из-под мин я уже на обочину скинул, и мы поехали к месту засады. Вызвав тридцать бойцов пополнения, а с ними и начальника разведки полка, именно он их отбирал, и сопровождал их, и отправил в лес, пусть оружие собирают, начальник разведки найдя двух легкораненых, но оглушённых немцев, точно окруженцы, уже занимался ими. Решил с собой взять, остальных хладнокровно добили. Пополнение действительно бывалым оказалось и работали спокойно. Минут двадцать простояли, встречная колонна прошла, узнали, что у нас происходит, и дальше покатили. Санитарная была. Раненых везли. Покинув лес мы по полю покатили. До штаба полка оставалось километров восемь. Справа в километре опушка леса была, Взор показал там скопление немцев. Не тех, которых мы миномётом сократили, другие, почти рота. Там заговорило три пулемёта. Я приказал ускорить скорость движения, чтобы выйти из-под обстрела, недоумевая чего это немцы такие наглые и смелые, как страшный удар в бок бросил меня на водителя. Дальше ничего не помню, потерял сознание от боли. Надеюсь парни смогли вырваться, шансы были немалые. Главное, чтобы машину в центре не подбили, иначе те кто сзади не смогут объехать из-за снежных заносов, и станут отличными мишенями. Очнулся я… не знаю через какое время. Но очнулся сразу, открыв глаза и приходя в себя. Сознание конечно плавало, но в принципе соображать ещё мог. Все три опции были доступны, раскачены, значит я не умер и всё также в своём теле Максима Гусарова. Сильно ныл бок и внутренности живота. Запустив стандартную нулевую диагностику тела, что съело один процент заряда, раньше больше было, я стал изучать результаты. Визуально же я видел ночную палату, двухместную, на второй кто-то похрапывал, Взор показывал, что сосед одноногий, а так я в госпитале, и изучил результаты. Диагностика показала, что мне провели операцию брюшной полости, распахали всего, треть кишок нет, видимо вырезали, большой шрам на боку всё ещё ушитый нитками. То, что палата небольшая и комфортная, это понятно, Героям Советского Союза положены такие льготы, а вот что произошло, сейчас попытаюсь проанализировать. Кстати, я запустил лечение. У меня у Исцеления открыто уже тридцать два умения из ста, всеми я пользовался, и вот стал наращивать кишки и убирать повреждения. Полностью заряд потратил, но внутренности все восстановил. Шов послеоперационный на боку как был, так и оставался. Не хватило заряда на него. Правда, после лечения я килограмма три скинул, материал из тела брался, жирового слоя, а его мизер, так что откуда придётся бралось. Однако главное восстановил. Шрам пока трогать не буду, иначе врачей насторожу. Ранение в живот неприятно, но сам желудок цел, кишки пострадали. По ранению ладно, разобрался, но как это произошло, стоит обдумать. Немцы стреляли издалека, хотели бы проредить колонну, то ближе бы подошли. Больше похоже на отвлечение внимания, чтобы силы наши раздёргать. И те на лесной дороге. Может готовились к какой акции, атаке на нашу тыловую часть? Может на штаб? Теперь поди гадай. Начальник разведки полка не сообщал мне результаты допросе тех двух подранков. Меня иногда как переводчика использовали, но когда пленных итальянцев брали, наша дивизия с одним из полков макаронников схлестнулась, а так начальник разведки немецкий знал, хуже моего, но знал. В результате я словил случайную пулю в живот, причём был странный удар, отчего меня на водителя швырнуло. Опыт у меня есть, пули легко проходят через человеческое тело. Максимум, это тело вздрогнет. Так, что у меня с того боку было? Чёрт, в кармашке дамский пистолетик последнего шанса, трофей. Вёз в подарок девушке, военфельдшеру из медсанбата, у нас похоже начинались отношения. Симпатия точно были. Если пуля попал в него, то теперь понятно, что за удар был. Ближайший медсанбат был в трёх километрах, как раз нашей дивизии, и где та девушка служила. Если меня быстро доставили до места, то прооперировать могли успеть. Сейчас я точно не в медсанбате, это тыловой госпиталь, значит я довольно продолжительное время нахожусь без сознания. И ведь никаких временных просветлений между ранением и теперешним пробуждением. Выключили-включили, вот и всё. Так, Взор показывает, что я нахожусь в госпитале. По множеству мелких деталей скажу, что скорее всего это бывшая больница. Не школа, переоборудованная в госпиталь. Москву я успел изучить, и могу точно сказать, нахожусь где-то в центре незнакомого города. Три тысячи метров в любую сторону, а окраина всего с одной стороны, и то до неё две тысячи восемьсот метров. Город не знаю. Надеюсь медперсонал или сосед по палате расскажут. А вообще ранением я был недоволен. У меня в полку всё отлично было, служи знай без проблем. Служба хорошо шла, командование мной довольно, поощряло меня, а я их деликатесами к столу. Многие уже привыкли к черноморской рыбке. Пусть наград не заработал, зато на хорошем счету. Знало командование что на меня можно положится, и я на него мог. Решилась пробелам с женщиной, в полк пришла новая радиотелеграфистка, вот у меня с ней и закрутилось. Правда, не у меня одного, та шуры-муры ещё с двумя командирами крутила, то есть, в постели с ними бывала. Таких пулемётчицами прозывали, или скорострелками. Но мне как-то всё равно. Главное та мою проблему со спермотоксикозом решила. А когда полк у остатков деревни встал на пополнение, я с радиотелеграфисткой порвал. Да и та к ПНШ-2 ушла. Я с местной жительницей сошёлся. Молодая вдова с двумя малолетними детьми. Деревню враг спалил дотла, одни трубы остались, другим бойцы кому срубы ставили, кому что, помогая деревенским, а я своей Насте отличную землянку подарил. Большая, с деревянным полом, деревянной перегородкой что на две комнаты помещение разделяло. Окна под потолком, та полуземлянкой была. Печь поставили в центре, как раз частью перегородки было. Так что в одной половине кухня и прихожая, во второй спальное место. Взвод в землянке уместится. Стены оббиты досками, нормальная панцирная кровать, и всё такое. Наверху на участке сарайчик поставили для живности. Я Насте подарил пару коз, с пяток уток, с десяток кур, а то всё немцы поели. Так что с молочком был. Жаль корову подарить не успел, думал перед тем как покинем деревню, и подарю, а тут вон оно как вышло. Так что та как во дворце теперь с детьми жила. Ну и я с ней на постое, причём удалось добиться чтобы один. Деревня крупная, но церкви не имела, значит не село. Та на ночь детей к соседям отправляла, и мы с ней здорово время проводили. Может та считала этой платой за всё что я сделал. Ну а я просто пользовался. Девушка та красивая, с приятными формами, так что буквально залюбливал её. Мужских сил в новом теле оказалось куда больше чем в прошлом, этим и пользовался. А военфельдшер это на будущее, не всю же войну у деревни простоим. Что интересно, деревенские, прознав что я живность могу достать, они думали я из тыла их вожу, стали ко мне ходить, просить, принося свои немудрённые ценности что смогли спасти от немцев и огня. Я ничего не брал, а всех одарил хотя бы по пять кур. Петухи мало кому достались, но были. Так что постепенно деревня оживала. Зато у Насти кур не уворуют и коз не уведут. Маломальски живностью обеспечены. Двум крупным семействам, по бурёнке подарил и бычка. В деревне ко мне хорошо относились, по правде, без лжи, я ложь вижу. А так немало немцы перед отступлением деревень и сёл пожгли. Не везде успевали, слишком стремительно мы продвигались, но если где успевали, то ничего не оставляли. Мы таких поджигателей на месте преступления не один раз настигали, живыми никогда не брали. Другие части также поступали, как мне было известно. Тут мои размышления прервал сосед, всхрапнув, тот проснулся, полежал несколько минут, сел и попытался ногой утку из-под кровати вытащить, но та дальше отпинывалась и зацепить тот её не мог. - Помочь? - тихо спросил я. Нет, я мог громко говорить, но сейчас ночь, не хочется шуметь. Тем более раненые с подобными повреждениями как у меня громко говорить просто не могли, отдавало в раны. - О, очнулся? - удивился тот, тоже говоря шёпотом. - Очнулся. Где я? - В Казани. В тыловом госпитале. Это палата для Героев Советского Союза. Кто ты, я уже знаю. Свою звёздочку я ещё в Испании заработал. Кстати, разреши представиться, бывший майор, бывший командир штурмового авиаполка. Видишь, теперь везде бывший, и муж тоже, но хоть отцом остался. Веришь, повёл остатки полка в атаку, и вот получил. Как машину посадил уже не помню, главное до передовой дотянул и перевалил через линию фронта. А очнулся без ноги. - Война, стерва та ещё, - вздохнул я. - Давно я тут? - Три дня уже. Как привезли, тебя осмотрели, говорят прооперирован хорошо, осталось ждать, когда очнёшься. Медсестра каждые три часа заходит, проверяет. Ещё не заходила? - Пока не было. Какое сегодня число? - Семнадцатое января наступило. - А ранило меня двадцать восьмого декабря. Долго же я без сознания был. - Да, врачи начали переживать что совсем не очнёшься. - Пить хочу, - подумав, известил я того. - Тебе нельзя, ранение такое. Я сейчас медсестру кликну. Тот взяв костыль, прыгая, направился к двери, а я, приложив палец к губам и открыв маленькое отверстие в Хранилище с запасами пресной воды, из того лесного озера в Белоруссии, сделал три больших глотка, и убрал палец. Проблема с обезвоживанием решена, теперь будем глядеть что дальше будет. А так похоже я надолго в госпитале застрял, с такими ранениями полгода, а то и год лежат. Надеюсь удастся сократить на те самые полгода. А лучше вообще пару месяцев и на фронт. Вскоре в палату быстро вошла медсестра. Включив свет, отчего я стал щурится, лапочка что висела в абажуре под потолком хоть и не была особо мощной, но всё равно ударила по глазам, та прошла ко мне. С непривычки глаза даже заслезились, но вскоре всё прошло. Медсестра оказалась пожилой дородной женщиной с явно богатым опытом. Та, осмотрев меня, начала задавать вопросы о самочувствии, после чего смочила тряпицу и положила на губы. Пить запрещалось, а вот сосать тряпицу нет. Та вскоре ушла, выключив свет, а я, слушая кряхтение соседа, тот уткой пользовался, размышлял. Похоже все дни проведённые в этом госпитале пройдут для меня с немалой скукой. Правда есть чем разнообразить её. У меня в Хранилище изрядно книг. Причём немало разной художественной литературы. Две библиотеки разорил в оккупированных городах. Причём если находил книги в вещах убитых немцев, брал, так что книг у меня изрядно, даже на итальянском есть, но немного, и чтением я разноображу досуг. Главное первые дни вытерпеть. А пока у меня по стандарту. Кач Взора, уже три тысячи восемьдесят три метра. Кач Хранилища, тут даже если яблоко доставать и убирать, по мизеру, но он качается. Ну и Исцеление. Вон, тридцать третье умение из списка ста открылось. В этот раз названное как «Внутреннее око». Это опция на глазах, я теперь могу не только себя, но и других людей видеть. Причём опцию можно переключать, люди без одежды, тут мне понравилось, молоденькие медсёстры с врачами зашли, полюбовался на красоток. Ну красотка одна из трёх была, однако у других и формы лучше. А вот дальше переключать, убирая кожу, мышцы, сухожилья и кости, как-то не то. В общем, магический взгляд медика. Или хирурга что ищет заболевания. Работает как Взор, но куда тщательнее и точно до микрона. Это первая опция в Исцелении что я могу использовать на других людях. Прямого воздействия нет, только смотреть могу, пусть и недалеко, но и это уже радует. Как я и думал следующие дни потянулись очень тяжело. Когда я через две недели сам встал чтобы до туалета прогуляться, а меня шатало, ещё бы столько лежать, но налетели медсестры и заставили лечь обратно, мол, я слишком тяжело ранен. Рано самому ходить. Так и приходиться ходить в утку. И книги не почитаешь, поди объясни откуда я их взял. Правда, в госпитале неожиданно оказалась своя библиотека, видимо наследие от больницы, девушка что там работала приносила списки книг, от руки написаны в тетрадке аккуратным девичьим почерком, и можно выбирать. Тут стало легче, в чтении книг время летело незаметно. Для меня следующие два месяца пролетели не сказать что быстро, скорее даже не пролетели, а неторопливо прошаркали мимо. Вот уже как две недели, держась за бок, я шаркал тапками по коридору, чуть ли не с начала ходить учился. После долгого лежания голова кружилась, но отошёл. Снаружи заканчивалась зима, середина марта была, ноздреватый снег с грязными проплешинами, весёлых звонких весенних ручейков ещё не было, но было видно, что ожидать недолго осталось. По моим умениям заметный прогресс был только у Взора. Почти полторы тысячи накачал, теперь дальность работы четыре тысячи шестьсот семьдесят два метра. На четырёх тысячах открылась четвёртая опция. Называется «Глас Бога». За таким пафосным названием скрывается обычное чревовещание. То есть, я мог с закрытым ртом говорить, да и с открытым тоже, одновременно общаясь. Причём не просто другим голосом, а тембр можно сменить даже на женский, но и вдали от себя, на дальности Взора в любом месте, можно было так делать. Эх, раньше бы оно было, какую игру с общением с «боевыми интендантами» можно было провести. Хотя не поздно, ещё будет шанс. Я тренировался, теперь многие жители Казани боятся Барабашек, и знают, что есть домовые Кузя, Архип и Лука. Повеселился я изрядно, а эти дремучие люди теперь веники в углу ставят и блюдечки с молочком. Правда, были и печальные истории, нескольким детям помогал. Нуждались они в совете или сочувствии. Многие и в помощи. Матери их сбиваясь с ног с трудом могли их прокормить, вот так представляясь домовым сообщал о кладках, те находили и отдавали матерям. Становилось легче жить. Правда, не все матери ответственные, из восьми одна отнесла находку в милицию. Ладно, по Взору объяснил. У Исцеления открылась недавно сорок первая опция из ста, а Хранилище за два месяца, используя мелкие вещи, накачал ещё на сто кубов. Лёжа, да с мелочью, на мой взгляд даже солидно получается. Врачи мне поражались. Быстротой выздоровления это тоже, но не так как могло быть. Те поражались что с моим ранением я не становлюсь с виду живым скелетом как должно быть, меня кормят по минимуму, сначала через вену, а потом через две недели потихоньку кашки начали давать. Им невдомёк что пока сосед спит, я хреначу разные блюда что у меня в Хранилище из готового. Надо сказать, что всё, горячее закончилось за эти два месяца, всё подъел, все запасы, теперь на хлебе с солёным салом сижу, да на овощах. Ладно хоть в последнее время кашу нормальную дают, супчики, уже можно. Видно, что плохо мне от них не становится, однако увеличивать размеры блюд отказываются, порции пока ещё мелкие, детские, так что если бы не подкармливал себя, точно бы в дрища превратился. А так я давно Исцеление использовал, шрам залечил. Не беспокоит, красная полоска только осталась. Так что лечимся. Причём, как я понял, теперь мне на всю жизнь диета будет прописана. Вот за что мне это, а? Хотя о чём я? Как будто буду следовать ею. Однако нужно наготовить себе горячих блюд, да побольше, как показали время и опыт, сколько не готовь и не имей запаса, всё равно мало. Продовольствия у меня в запасе много, но ведь его готовить нужно. Ладно банки консервов, вскрываю и с сухарями ем, свежий хлеб и пирожки тоже закончились, но долго на такой диете я не проживу. Одно хорошо, как был откормленным мускулистым кабанчиком, так им и оставался. И после излечения, когда скинул сколько-то килограмм, быстро наверстал упущенное. Тем более малоподвижный образ жизни сказывался. Мне уже разрешили гулять и покидать госпиталь, вот и наверстаю. Тут рядом стадион школьный, там можно будет заниматься. Однако для начала планы несколько другие. Достала меня безвкусная не солёная госпитальная еда, свою нужно приготовить. Вот так рассуждая, я в шинели, это не моя, выдал местный завсклад, вышел на крыльцо госпиталя, кивнув знакомым ранбольным, что дымили у курилки. Шинель фронтовая, командирская, заметно потасканная, опалённая огнями костров, но вполне ещё приличная на вид, приведённая в порядок. Мой размер. Мне шапку-ушанку выдали, форму без знаков различия. От работницы регистратуры я получил справку, сообщавшую что я ранбольной госпиталя номер такой-то, и нахожусь на прогулке. С этим строго. Несмотря на мнение некоторых альтернативщиков, что считают, что в каждом госпитале работает по особисту, то в нашем такого сотрудника нет. А то мол он выдаёт такие справки. Не было такого. Если нужен, то вызывают или сотрудников милиции, была поножовщина среди выздоравливающих, что-то не поделили, или сотрудников госбезопасности. Насчёт вызова последних, то такое при мне было дважды. Однажды один из ранбольных начал поносить наших командиров, стуканули на него быстро, и забрали тоже немедля. Во второй раз действительно по делу пришли. Один из свежеприбывших раненых опознал в другом раненом, тот дольше в госпитале пробыл, своего однополчанина что перебежал к немцам, и даже подговаривал через громкоговоритель последовать его примеру. Тут тот под чужими данными был. Арестовали и увезли. Я потом через Взор наблюдал как его по приговору суда шлёпнули на заднем дворике тюрьмы. Много там народу положили, три десятка, пока я лежал эти два месяца. Так вот, первый мой выход. Спустившись по ступенькам на гололёд, тут хоть и сбивают до брусчатки, всё равно скользко, и аккуратно ступая я направился к калитке чтобы покинуть территорию госпиталя. Мне заказы сделали, сосед по палате, раз в город иду. Чтобы купил ему. Попросил сладкого, с ним в госпитале действительно проблемы. Кстати, сосед у меня новый, лётчика-штурмовика отправили в санаторий на долечивание, и вот уже как две недели со мной в одной палате проживает капитан-танкист. Тоже Герой. За дело получил. А ранен был в бою, покидая горевший танк, раненый отползал, и ему по ногам прошёл другой танк. Причём наш, неуправляемый, объятый огнём. Видимо экипаж погиб. Обе ступни подавило. Кости раздроблены, хорошо снег немного спас. Ноги спасти смогли, но ходить ему теперь неизвестно когда, в гипсе пока, да и сможет ли. Так что инвалидность его ждала, это точно. Тот ещё и ранен был, окалиной от брони, когда болванка попала, но не пробила. Теперь раз я хожу, то оказывал мелкую помощь соседу. Воды там поднести, медсестру позвать, утку вынести, мне всё в радость, раз лишнее движение делаю. Так и жил. Однако всё же дождался своего первого выхода, заболтал врачей так, что те вынуждены были разрешить, что не могло не радовать. Дежурный врач сегодня утром заходил, просил аккуратным быть. Выйдя на улицу я уверенным шагом направился по нужным мне координатам. За два месяца эти районы вокруг госпиталя мне чуть ли не родными стали, и я теперь ориентировался не хуже аборигенов. Так что прогулявшись, тут с два квартала вышло, трамваем не воспользовался, хотя они и ходили, так и добрался до цели назначения. Пройдя в старую часть города, проигнорировав два рынка, я добрался до дома где сдавалась квартира, отдельная, со своей кухней. Хозяйка жила у сестры в коммуналке, а сама сдавала, чтобы им банально хватало на еду. Вчера съехал очередной постоялец, командировочный, и сегодня та прибиралась, чтобы начать искать следующего постояльца или постояльцев. Вот так поднявшись по деревянной скрипучей лестнице, квартира на втором этаже, я постучался в нужную деревянную дверь. Квартира хорошо утеплена, и дверь оббита изнутри шкурой. Когда дверь приоткрылась, я посмотрел на пожилую женщину в головном платке, и улыбнувшись, чтобы войти в доверие, сказал: - Здравствуйте. Меня Максимом зовут. Мне Аркадий, ваш прошлый постоялец, тот что командировочный, инженер, сказал, что у вас квартиру можно снять. Это так, или я адресом ошибся? - О, нет, не ошиблись, - засуетилась та, отряхивая мокрые руки. Она полы заканчивала мыть, та пропустила меня в прихожую и провела на кухню. Плита тут была газовая, баллон стоял, а отопление паровое от ближайшей котельной. Вполне тепло. Даже вода горячая в кранах была, можно ванную принять. Тоже очень хотелось, а то что там тряпицей пожилой санитар протирал. Нет, ванная это ванная. Про баньку уж и не говорю. Хозяйка всё описывала и показывала, мне это не интересно, и сам всё знал, и когда та закончила, то вдруг сказала: - Можно ваши документы посмотреть? - Документов у меня нет, они в регистратуре госпиталя. Поэтому и форма чужая. Я в Шестом тыловом госпитале лежу. Вот справка, разрешающая посещение города. Та внимательно изучила справку, и возвращая с некоторым любопытством уточнила: - Зачем вам молодой человек квартира, да ещё на месяц? - Ранение у меня в живот, лечить будут долго. У меня очень чуткий сон, все шаркают, ругаются, храпят, даже ночью покоя нет. Я у вас хоть посплю. Ну и ванную, хочу ванную. Буду каждый день ходить к вам, а на ночь в госпиталь. Может добьюсь разрешения у вас ночевать. Вряд ли дадут, погулять не отпускали, но надеюсь всё же уговорю. - Вы в какой палате лежите? У меня там знакомая работает. Варвара Андреевна. - А-а-а, знаю, светловолосая такая, с грустными глазами. Она на первом этаже, а я на втором. Видел её в перевязочной. Сам лежу в отдельной палате для командиров. Нашу палату ещё называют «Золотой». - Не слышала. Уточню у Варвары. Давайте поговорим об оплате. Мне нужен аванс хотя бы на две недели. - Вот тут на месяц. Ещё я очень люблю чистоту и порядок. Я готов доплатить если тут в квартире раз в неделю будут влажную уборку делать. Мне в моём состоянии, как вы понимаете, это очень сложно сделать. - Да, конечно, я смогу приходить. Обговорив сумму с учётом уборки, мы ударили по рукам. Я передал деньги за месяц вперёд, с возможностью продления, а та мне ключ. Дальше я направился по магазинам и рынкам, нужно заказ выполнить, а та продолжила приборку. Сегодня вторник, мы договорились что та каждый вторник будет приходить и убираться. Покупки я все сделал и незаметно убрал их в Хранилище, со сладостями не густо было, но банку мёда, две с домашним вареньем, пару кило конфет и колотую головку сахара купить я смог. Поискал и не нашёл банки со сгущёнкой. У меня запас есть, год город кормить можно, думаю презентую пяток банок соседу. Потом ещё, если потребуется, мне для Героев ничего не жалко. Это бы съел и не слиплось. Любитель сладкого. Когда я возвращался, то приметил Дворец Спорта. У меня на него тоже планы были, там имелась боксёрская секция, так что или самостоятельно восстанавливаться, или тут под присмотром профессионального тренера. Я сам не любитель, но всё же помощь необходима. Сегодня заходить не буду, но через неделю другую зайду. Сначала физику подтяну на турниках спортгородка стадиона. Хозяйка, закончив ушла, Взор это показал, я в этом время из парикмахерской выходил, стрижку модельную сделал, так что я вернулся на квартиру и пройдя на кухню, достал из Хранилища большую кастрюлю, из-под борща, что я съел пока в госпитале лежал. Так что отмыв кастрюлю хорошенько, залил холодной водой из крана, зажёг плиту и поставил воду греться. С плитой повозился немного, разбирался как пользоваться, но там не трудно, сделал. Уху хочу отварить. Есть ещё один момент. Сварив блюдо, я сразу убирал в Хранилище, а доставал-то такое же горячее, крутой кипяток, и приходится ждать пока остынет. Так что сразу подожду и убирать буду горячим, но не кипятком. Ну и по тарелкам разлить заранее стоит, а то доставать кастрюлю, наливать в тарелку, да ещё смотреть чтобы как-то не пролить, очень сложно. При том лёжа на кровати. В общем, мучений много. У меня в запасе несколько сотен армейских котелков, включая круглые красноармейские, помою и разолью. А поесть захочу из котелка этого, не горючее блюдо, то это будет куда проще. Вот так кастрюля на плите, а я, раздевшись до нага, прошёл в ванную и наконец отлично намылся. Не спешил, но и время не тянул, так что закончив, надев новое исподнее, командирские кальсоны, рубаху надевать не стал, прошёл на кухню, тут уже тепло расходилось от плиты, свои домашние тапки у меня на ногах, а то пол холодный, вот так достав овощи и рыбу и начал творить, подготавливая всё для приготовления ухи. Первой рыбу забросил, и пока та доходила, поставил чайник на плиту и стал сковороду отмывать. Закончив, полил маслом и тесто замесил, лепёшек напеку, хлеб у меня тоже к концу подходит. Лепёшки печь проще, да и привычнее. Так и работал, стопка готовых лепёшек увеличивалась, аромат от ухи уже по всей кухне гонял, так я параллельно ещё котелки отмывал и складировал на комоде, чтобы просохли. Фляжек с десяток помыл. Когда вода в чайнике закипела, насыпал заварки, подсластил, добавил мёду и стал разливать по флягам. Хватило на семь штук. Большой чайник был. Фляжки не убирал, пусть остынут, а то горячие, в руке трудно удержать, обжигают. Также и с ухой, погасил огонь под кастрюлей, разлил по котелкам и оставил стоять на комоде чтобы остыли. Планов на готовку много, тут и холодец отварить, и макарон с тушёнкой, и риса с котлеткой, гречки с гуляшом, картошки с грибами. Борща, ухи, да много чего. У меня несколько поваренных книг было, ещё одну заказал в госпитальной библиотеке и зачитывал их вслух в нашей палате, пока в меня сосед подушку не бросил, попросив больше над ним так не издеваться. Так что хочу попробовать всё на живом опыте сготовить. Интересно же. Однако я уже пятый час отсутствую в госпитале, пора возвращаться. Поэтому всё проверив, забрав готовые блюда, котелки и фляжки с лепёшками, и покинув квартирку направился обратно к госпиталю. Ах да, перед уходом выкинул мусор из ведра в мусорный короб во дворе дома, чтобы рыбой и требухой не завоняло. Меня уже хватились, обед пропустил, так что получив втык от лечащего врача, прошёл процедуры и вернувшись в палату, форму я уже сдал в гардеробе и снова ходил в полосатой пижаме, увидел там, что сосед наворачивает ложкой варенье прямо из банки. Даже без чая. Вот человек.