Ну а пока принялся изучать свои обязанности, места обороны и вообще привыкать к новому месту службы. Мой зам – это зам командира взвода, старший сержант Арбузов, – всё мне показывал. Кстати, сапёра не было, сам мост рвать буду, мне показали как. Ночью выпущу дрон, хочу глянуть, что тут за жизнь вокруг. Вообще, место для охраны не самое лучшее: пусть леса нет, но посадок вокруг хватало. Вот ночью и гляну, не сидит ли там кто. А так листва уже пожелтела, скоро деревья обнажатся – осень наступила, и по ночам уже довольно прохладно. Техники никакой нет. Зенитку привезли, обложили мешками и оставили – в случае чего и вывозить нечем. Три других орудия этой батареи находятся на железнодорожной станции Мценска, охраняют её. Это вся зенитная защита города. Зенитка тоже на северном берегу, позиция позволяет вести огонь по наземным целям, если противник появится. Бойцы жили в полуземлянках, их две, по одной на каждом берегу, и два пулемётных дота. Моя полуземлянка (тут угол отгорожен для личного проживания) находится на северном берегу, а немцев мы ждём с юга. Есть койка, стол для работы, полка для вещей. Вещи я уже разложил. Что касается пищи, то её привозили на телеге из города во флягах – видимо, армейских термосов в наличии не было. Готовили для нас в заводской столовой. Завтрак я пропустил, а вот обед и ужин неплохими были. Бойцы и командиры меня поначалу за молодого приняли – ну да, мне и есть восемнадцать. Но две моих награды дали им понять, что я не так прост, и отношение ко мне изменилось в лучшую сторону. Как медали заработал, я особо не рассказывал, только сказал, что встретил немцев на границе. А когда стемнело, я отошёл по берегу, не очень далеко, и вскоре запустил в небо дрон. Сделал круг вокруг моста – ничего. А вот когда повторил, отметил движение. От окраин Мценска, которые отсюда не так уж и далеко, шли двое в гражданской одежде, и как раз в сторону моста. Они меня заинтересовали. Проследил сверху и увидел, как они сменили двух наблюдателей, направившихся к городу. Меня поразило, что один из сменившихся мне знаком, это он утром показал мне дорогу к комендатуре. Следил, кто прибывает в город на эшелонах? А место для лёжки неплохое: можно поезда считать, примерно определять, что везут, и за охраной следить. Я бы и не увидел: лежат без движения, светом себя не обнаруживают. Я обнаружил место их лёжки, только наблюдая за сменившейся парочкой. Ночь же, серьёзная маскировка для смены не требуется, а мой дрон всё-ё видит. Я проследил за сменившейся парочкой – да они нагло в доме живут, в частном секторе. Такое внимание к объекту, находящемуся под моей охраной, мне сильно не понравилось, поэтому я решил известить об этом комендатуру. Не по телефону (хоть он и был, но в надёжности связи я не уверен), отправлю посыльного, и не одного, со вторым бойцом для охраны. Вернув почти в ноль разрядившийся дрон на землю (надо будет зарядить), я вернулся к себе в землянку и вызвал зама. Вообще, я эту землянку делил с дежурным, который сидел за столом и отвечал на звонки, к нему стекалась вся информация. Он же поддерживал огонь в кирпичной печке, а то ночью значительно холодало. Сейчас сержанта в землянке не было, он направился проверять посты. Я сел за стол и быстро составил донесение, на обратной стороне нарисовав схему района, с указанием дома, где засели диверсанты. Брать их не моя работа, моя – охранять мост. И, вот честно, работа эта мне нравится, но лучше бы мост был за Москвой, а не перед ней, так и охранял бы я его до конца войны. А так моё счастье не продлится долго, ну максимум пару недель. Не помню, когда немцы взяли Орёл и Мценск. Я вообще альтернативные романы читал, а в них ведь авторы добавляют своё, что не совпадает с реальностью; я помнил даты в их книгах, но мне это ничего не даёт: настоящие-то даты другие. Чёртовы альтернативщики. Даты хорошо известных битв я примерно помнил; помнил, что под той же Москвой немцев погонят седьмого декабря, и это всё. Я ведь не адреналиновый маньяк, которому хочется показать себя да наград побольше заработать. Мне это просто не нужно. Вон, например, стать Героем Советского Союза. Это же ужас: вызовы на разные мероприятия, встречи, постоянно быть на виду. Вот уж чего мне не надо. Мне бы до конца войны дожить, да и дальше тихо и спокойно проживать. Интересно, что там с моим наследством в Горьком? Если я о нём не упоминал, это не значит, что я о нём забыл. Когда я дописал рапорт, вызванные бойцы уже ждали. Был командир второго отделения сержант Самсонов (первое только сдало, третье заступило, а он как раз отдыхал) – идеальный вариант. И бойцов для охраны я приказал подготовить двух, а не одного. Кроме этой тройки был и мой зам, а чуть позже зашёл и командир зенитного расчёта: я его тоже вызвал. – Сержант, подойдите, – заканчивая запечатывать конверт, приказал я и, когда тот сделал три шага вперёд, к столу, продолжил: – Ваша задача – отнести этот конверт в комендатуру и передать дежурному. В комендатуре могут быть гражданские или другие лишние уши. Если будут свидетели, попросите дежурного поговорить с вами один на один. Передадите послание, а на словах скажете следующее. Обнаружены диверсанты, наблюдают за мостом и проходящими составами. При смене наблюдателей удалось проследить, где они проживают. Вся информация – в рапорте, там же схема улицы с домом, где живут диверсанты, указано и где у них пост наблюдения за мостом. Двух бойцов даю вам в охрану, причём не просто идти рядом с винтовками за спиной, а двигаться так, как будто вы на вражеской земле, с оружием в руках, ожидая нападения с любой стороны. Передав послание, ответа не ждите, сразу возвращайтесь. Доложитесь дежурному – и отдыхать. На этом всё, свободны. Я убрал конверт в планшетку и протянул её командиру второго отделения. Тот козырнул и, забрав обоих бойцов, покинул полуземлянку. – Теперь с вами, – сказал я, посмотрев на зама и старшего сержанта-зенитчика. – Значит так. Выследить противника было несложно, просто прикинул, где бы сам устроил лёжку, обошёл их и на шестой повезло, как раз пересменка у них была, вот и проследил до места проживания. – Так, может, взять? – с азартом спросил мой зам. – Это не наша работа, а соответствующих служб, пусть берут и колют, кто ещё тут работает. Наша работа – это охрана моста. Думаю, подорвать мост мы не сможем: скорее всего, или провода, или средство инициации выведены из строя. Немцам мост нужен целым, и они ради этого на многое пойдут. В эту картину отлично вписывается и пропажа прежнего начальника охраны моста. Вызнав все расклады, они подготовились. Я бы так и сделал. – Так проверить надо. – В рапорте я на это указал, попросив вызвать сапёров, чтобы всё прозвонили и проверили. Теперь смотрите по схеме. Лёжка вот тут, в посадке у кривой берёзы. Это для зенитчиков – накроете осколочными снарядами, если дам сигнал. – Помню её, хороший ориентир, – оценил зенитчик. – Вот и хорошо. Мы о противнике знаем, но делаем вид, что нет, и ожидаем решения командования. Это пока всё. – Товарищ лейтенант… – не совсем уверенно обратился ко мне мой зам. – Вы не знаете, что там на фронте? А то слухи ходят… – Недели через две, максимум три немцы возьмут Мценск, – сказал я уверенным тоном, но больше наугад. – Приказа принимать бой у меня нет, моя задача – не дать противнику взять мост. Немцы, будучи убеждены, что мост мы взорвать не сможем, попытаются сбить нас наскоком. Так что когда увидим немцев и убедимся, что это они, отбиваем атаку с максимальными для противника потерями, а затем подрываем мост и уходим. Терять своих людей я не собираюсь. Сержанты покивали и отбыли отдыхать: они не на дежурстве. А я немного поработал, дождался возвращения дежурного – командира третьего отделения – и тоже отправился отдыхать. Потянулись осенние дни. Я нёс службу как полагается, нареканий ко мне не было. Утром, когда светало, перед завтраком, я час занимался зарядкой вместе со всеми, только часовые были этого лишены. Тело постепенно окрепло. Я и бегом занимался, нарезая круги вокруг посадок, но стараясь не теряться из виду часовых, выносливость так нарабатывал. Кроме того, я смог придумать, как незаметно заряжать дрон, всё же каждую ночь один-два раза проводил разведку. В землянке генератор не запустишь, шумит, а электричества тоже нет, лампами керосиновыми пользуемся. Но в поле, в трёхстах метрах от моста, я нашёл глубокую яму, поставил туда генератор и дрон, и шум до наших уже не доносился. Прямо днём заряжал, но этого никто не видел и не слышал. Ещё я принёс немецкий карабин, МП и один МГ и обучал бойцов и командиров пользоваться трофейным оружием, чтобы все бойцы, не только моего взвода, но и пулемётчики с зенитчиками, знали от и до слабые и сильные стороны этого оружия. И дело двигалось, за десять дней освоили. Хотел и ручные гранаты показать, теорию использования дать, но в тех ящиках, что я спёр из кузова грузовика на улочке Владимира-Волынского (вот и до них дело дошло), гранат не оказалось: я ошибся, это были осветительные ракеты. Но выдал их часовым и в дотах сложил запас, теорию использования дал. Если что-то ночью потребуется рассмотреть, можно использовать. И пару раз действительно использовали, заметив тени. Это оказались беженцы, мы их не пропускали, запрещено, отправляли к автомобильным мостам. Я вошёл в конфронтацию с командиром роты и политруком. Да потому что идиоты. Не стали они передавать информацию в НКВД: мол, шпионы и диверсанты – это их тема. То есть информацию телеграммой передали, но уже когда сами ушли брать противника. Один взвод под командованием ротного штурмовал дом, где засели диверсанты, и одно отделение под руководством политрука брало наблюдателей у моста. Нас, охрану моста, не трогали, и хорошо. Как я понял, на награды надеялись. Чёрт, да даже наблюдатели и те нанесли нам потери, что уж про дом говорить, где пулемётчик-диверсант из окна хорошо побил наших из первого взвода. Был убит командир взвода, а ротный ранен – скользящее ранение в руку. Пять бойцов погибли у дома, восемь ранены. А дом сгорел, диверсантов живыми взять не смогли. У наблюдателей один погиб, трое раненых, их тоже завалили всех. Ох, как зол был сотрудник НКВД, числившийся за Мценском. Он прибыл, когда уже всё закончилось. Всех опросил, в том числе и меня, и вежливо попросил в следующий раз первым ставить в известность его, а не командиров своих. В общем, обмишулилось командование роты. Впрочем, их не сняли, но по линии НКВД выговор влепили. А награждать даже и не думали, на что те втайне надеялись: враг же уничтожен. А тут я ещё с уроками по трофейному оружию – как раз обучал пользоваться бронеружьём. Политрук у нас бывал хотя бы раз в два дня – проводил политзанятия. Вот он и узнал об этом. Вскоре примчался ротный и приказал оружие сдать. Ага, это моё, сначала найдите. Не нашли, конечно: я всё держу в хранилище. После этого меня окончательно невзлюбили. Ну, я и не цветок, чтобы всем нравиться. Переживу. О том, что немцы взяли Орёл, мы узнали от беженцев, некоторые сами видели немцев. Было пятое октября. А потом загрохотало, причём по флангам, и канонада начала сдвигаться в тыл. Я отправил посыльного в комендатуру, а там пусто, всё брошено, он ещё и мародёра вспугнул. Тогда я отправил трёх разведчиков, и выяснилось, что наши ушли, бросив нас. Причём на одном мосту отделение стоит, охраняет, а на втором охраны нет. Видать, те, кто за этот мост отвечали, ушли и забрали охрану, а остальных бросили. Неприятно, показательно, но что делать, служба есть служба. Я на второй пост отправил своего зама с отделением бойцов. Взрывать мосты пока нельзя: там толпы беженцев, воинские подразделения идут. Вот когда появятся немцы, тогда и можно. Объяснил, что немцы могут быть в нашей форме, поэтому стоит это учитывать и быть осторожными. Велел Арбузову повыдёргивать из отступающих колонн сапёров, чтобы проверили, всё ли работает и можно ли подорвать мост. Ну, и чтобы показали ему, как это сделать. После этого можно их отпустить. Так как я остался старшим, то третье отделение третьего взвода, охранявшее второй мост, перешло под моё командование. Я сам поговорил с его командиром, ставя задачи. Питание из заводской столовой продолжало поступать ещё два дня, пока и там не эвакуировались. Потом мы перешли на сухпай. Воду для чая грели на костре. Стоит также сказать, что в тот день, когда узнал, что наши сбежали, я побывал на телеграфе (он ещё работал) и отправил телефонограмму в Генштаб. А чего мелочиться? Они же меня сюда направили. Уверен, командование роты будет топить меня, а я лично сказал правду. Мол, командир взвода такой-то, охраняю то-то и там-то; обнаружил, что были брошены, взял на себя охрану трёх важных объектов: одного железнодорожного моста и двух автомобильных; противника в городе нет и пока не было. Пусть теперь кто что скажет. Мост, находившийся под моей охраной, был двухпролётный, с железными фермами. Так я наверху фермы (там был сколочен скворечник из досок) посадил бойца, и тот в бинокль осматривал окрестности. Оба автомобильных моста он тоже видел – один, который ближе, полностью, второй частично. Наблюдатели менялись каждые два часа. Было восьмое октября, и уже три дня как эшелоны через нас не ходили. Позабыты, позаброшены… И вот под грохот недалёкого взрыва наблюдатель с фермы прокричал, что видит уничтожение ближайшего моста. Этот мост охранял Арбузов. Да я и сам видел облако пыли и дыма и слышал взрыв, потому что стоял у дота с северной стороны и наблюдал, как по просёлочной дороге рядом с путями к нам двигаются два пушечных броневика и три грузовика. Всё советское, в кузовах – бойцы-красноармейцы, блестят штыки винтовок. Я каждую ночь гонял дрон на двадцать пять километров, дальше не стоило, и вполне осознавал, что мы находимся в окружении. Я видел, что среди немецких колонн была отдельная, включающая два советских пушечных броневика и четыре грузовика, полные диверсантов в нашей форме. Я также видел, что двигались они к Мценску – видимо, по нашу душу. Где-то задержались и вот нагоняли график. Правда, в этой колонне не хватает одного из грузовиков. Уж не к Арбузову ли он подъехал, вынудив моего зама подорвать мост? Похоже, что так. Диверсанты приближались. Как только наблюдатель сообщил о колонне, я сразу вызвал всех командиров, пулемётчиков, зенитчиков своих отделений и сообщил, что к нам двигаются немецкие диверсанты в нашей форме и на нашей технике. Объяснил своё знание тем, что получил информацию от отступающих бойцов: я иногда с ними общался. Приказал незаметно занять оборону и готовиться открыть огонь. Пленных не брать, всех уничтожить. На зенитчиках уничтожение обоих броневиков, их подстраховывает боец с немецким бронебойным ружьём, я ему ещё и напарника выдал. Из дота, рядом с которым я стоял, уже достали «максим» (он тылы стерёг) и разместили в открытом окопе, расчёт готовился открыть огонь и поддержать собрата на другом берегу. Покосившись на высокое облако дыма и пыли слева, я повернулся к командиру зенитки, пристально смотревшему на меня, и кивнул, спрыгивая в окоп. Выстрел зенитки и будет сигналом к открытию общего огня, которого все ждали. Ствол орудия быстро опустился на цель, раздалась первая очередь, и бронебойные снаряды понеслись к передку бронемашины, размолотив её, даже подожгли. Остальные тут же открыли прицельную стрельбу по кузовам грузовиков, из которых посыпались диверсанты. Наблюдатель с фермы залёг наверху и бил оттуда из своей винтовки. А я взял ракетницу, и мы с моим посыльным бойцом разом выпустили три красные ракеты – это сигнал охране второго автомобильного моста. Через минуту и там поднялся столб огня и дыма – вот и второй подорвали. Место сбора им было известно, они должны туда отойти, там мы и соединимся. А пока нам диверсантов нужно добить, отпускать их живыми я категорически не хотел. Перебежав до моста, я встал за балку фермы (тут отличный вид) и стал выбивать огневые точки из своей СВТ с оптическим прицелом. Вообще бой как развивался. Зенитка выбила из боя передовой броневик. Второй, укрываясь за ним, вёл огонь из пушки, и не без успеха: зенитку он всё же накрыл. Впрочем, это не спасло его от наших бронебойщиков. Броневик задымил, экипаж в слезах и соплях резво полез наружу, наши бойцы это предвидели, так что быстро всех постреляли, а потом броневик вспыхнул. Два грузовика тоже горели: патронов с зажигательными и трассирующими пулями у нас хватало. Ну а дальше мы выбивали в основном пехоту, что расползлась и залегла у машин. Потери немцам мы с первой минуты нанесли чудовищные, так что потом быстро выбили очаговые сопротивления. – Прекратить огонь! – крикнул я, и сержанты передали приказ своим бойцам. – Наблюдать! При любом шевелении открывать огонь на поражение! Вскоре прозвучало несколько выстрелов, я поддержал. Затем снова режим тишины – со стороны немцев движения нет. Отделение, бывшее на южном берегу, и пара бронебойщиков под нашим прикрытием двинулись осматривать тела противника. Я так и ставил задачу при зачистке: видишь тело, в каком бы оно ни было состоянии, даже без головы, выстрели, не подходя близко – мало ли живой. Патронов жалеть не нужно. В машинах рвались патроны и снаряды, близко не подойдёшь. Но трофеев мы собрали немало. Были винтовки СВТ, автоматы ППД и даже редкие пока ППШ. Я себе один отложил, с рожковыми магазинами и подсумками к ним, чуть позже убрав в хранилище, а второй, с дисковыми барабанами, забрал себе как служебное. Многие второпях прибарахлились, я разрешил. Немцы издали наблюдали за нами, пытались артиллерию навести, как раз когда мы заканчивали. Так что мы поспешили от разбитой колонны к мосту и, подобрав раненых и сняв с фермы верёвкой раненого наблюдателя, двинули прочь. Когда бойцы отошли, я из своей землянки подорвал мост – бык и обе фермы рухнули в реку. А потом побежал догонять своих, чувствуя спиной злые взгляды немцев. Своим сержантам я дал приказ сделать носилки. Санинструктора у нас нет, с ротой ушёл, но перевязать раненых сможем, главное – унести. Причём не только раненых, вещи тоже проще нести на них. Нарубили веток, сделали носилки, десять штук. Все десять заняты. Бойцы, загруженные до не могу, уходили от остатков моста с личными вещами и всем, что могли взять. Потери были: от прямого попадания в орудие погибли трое зенитчиков, остальные были ранены, причём тяжело, их и несли. Также был ранен мой наблюдатель, второй номер расчёта станкового пулемёта (в шею по касательной), и ещё у двоих бойцов ранения в плечо, причём одно серьёзное. Ещё один боец получил осколком от гранаты, когда диверсантов осматривал (под немцем граната была), но успел залечь, когда её увидел, и осколок застрял неглубоко под кожей на боку, шинель спасла; отойдём, тогда и извлечём, пока только перевязать всех успели. Часть раненых мы несли, а часть могли идти сами, поэтому пять носилок были заняты скарбом бойцов и станковыми пулемётами, а также боеприпасами. ПТР я не забирал, его нёс боец, рядом второй номер семенил. Так с дозорами мы и дошли до места встречи. Отделение третьего взвода было в полном составе, немцев они и не видели. Когда увидели наш сигнал, подорвали объект и ушли. А вот от отделения, где старшим был Арбузов, мой зам, осталось три бойца. Тут же занялись ранеными. Запас медикаментов у нас был, а один боец до армии санитаром подрабатывал в больнице. Вот пока он с помощниками извлекал осколки, чистил раны, перевязывал всех нормально, я составлял рапорты по уничтожению мостов. Бойцы доложили, как погибло отделение. Немцы на ЗИС-5 нагло заехали на мост, но встали и, посыпавшись из кузова, сразу атаковали. Их было в два раза больше, закипела рукопашная схватка. А я, ставя задачу перед строем бойцов, три раза повторил: в случае внезапного нападения нельзя позволить немцам взять мост; даже если боевые товарищи на мосту, ближайшие должны добежать и активировать подрыв. Арбузов серьёзно воспринял приказ: у подрывной машинки всегда сидел дежурный боец. Вот он, как схватка началась, сразу и активировал подрыв, хотя два немца почти добежали до его окопа, они его и убили. Таким образом, из отделения выжили трое. Двое ранены были, но на ногах стояли твёрдо, их тоже перевязали. Кстати, подрывную машинку они забрали, вещь редкая, они на учёте. Я свою тоже забрал. За час я оформил все рапорты, с описанием боёв и подтверждением уничтожения мостов через реку. Поставил отметку, что подрывные машинки, три единицы, эвакуированы. А так как народу стало больше, перераспределили груз и двинули дальше. То, что мы в окружении, всем было известно, но я был спокоен, и все это видели. На прямой вопрос бойцов, что теперь делать и как быть, я пожал плечами и сказал, что в тылах немцев бывал не раз, даже немецкого майора в плен взял, так что не вижу с этим проблем, выйдем. Моя уверенность передалась и бойцам. Шли с четырьмя дозорами: впереди, замыкающий и боковые. В каждом по два бойца, всего восемь на это дело выделено. Плюс двух разведчиков я отправил вперёд на два-три километра, чтобы местность разведывали, все же десять часов дня, светлое время суток, хоть и дождливая хмарь вот-вот готова была разродиться. А двигались рядом с железной дорогой, у правого скоса, дороги тут не было, по бурьяну шли. Отдыхали каждый час по десять минут, бойцам тоже отдых нужен. Иногда дозорные менялись, чтобы носильщики в дозорах могли отдохнуть. На железнодорожные пути мы не поднимались: день, видно издалека. Двигаясь во главе колонны, я размышлял. Две недели, даже чуть больше, отличной и, по сути, спокойной службы. Хорошо бы нас и дальше снова направили куда-нибудь мост охранять, подальше от войны. Я не боюсь её, немцев лично я, на мой взгляд, уже достаточно набил, семь десятков точно есть. Долг свой исполнил, пусть другие геройствуют. Нет, если на фронт отправят, куда деваться, пойду, но предпочитаю тыл и спокойную службу до конца войны. Вот так мы и шли, оскальзываясь иногда в грязи. Не самый простой путь, но нам нужно держатся подальше от автомобильных дорог: думаю, там немцы, а вот тут, у железки, их можно встретить разве что случайно. Вроде дождя нет, но сыро очень, шинели постепенно набирали влаги, тяжелели. Прибыв на службу в Мценск, я понемногу начал заниматься своими вещами. В школе командиров и минуты свободной не было, а тут я время находил, занимаясь ремонтом ценных и дефицитных трофеев. Спальники зашил, хорошо получилось, потом вещмешки. Всё перебрал, что-то бойцам раздал, остальное в хранилище. В общем, неплохо поработал, в хранилище появилось килограммов сто свободного места, но после боя его не осталось. Тут и ППШ трофейный, и все три подрывные машинки, за которые я отвечаю, часть вещей из землянки, три керосиновых лампы. Часть вещей прихватил, остальное бросить пришлось. На мой взгляд, тот бой у моста прошёл неплохо: почти сотню диверсантов положили. Плюс Арбузов отличился, я ему наградную на Героя напишу. Всех бойцов я ещё ранее опросил: кто, откуда, кто из семьи есть, записал в блокнот. И сейчас в минуты отдыха, когда носильщики менялись, я писал короткие письма их родным – похоронки, по сути. К концу дня закончил на всех. Часть бойцов мы похоронить не смогли, а вот погибших зенитчиков похоронили – в окопе, наспех обрушив стенки, но хоть так. Я семьям этих зенитчиков даже нарисовал схему, где они погибли и похоронены: если будут тут после войны, можно будет перезахоронить. Весь день мы были в пути. Была станция, проходная, но разведчики доложили, что там немцы, поэтому мы обошли её по большой дуге и встали за ней. Я сделал вид, что из вещмешка достаю керогаз, и мы вскипятили несколько котелков воды, в которые я покидал чай и сахар. Хоть чая горячего попили. Запасы провизии у нас были, дня на два должно хватить, их и использовали, пообедав, а позже и поужинав. А за станцией мы встали по той причине, что разведка, изучая в бинокль станцию и строения прилепившейся к ней сбоку деревушки, обнаружила наших – в смысле советских военнопленных. Они там работали, а потом их в какой-то барак загнали. Разведка насчитала человек двадцать. До наступления темноты оставалось часа два, вот я и решил их освободить, а заодно дать отдохнуть вымотавшимся бойцам. В полночь двинем дальше по путям. А если удастся освободить своих, рабочих рук прибавится, и станет легче. Мы встали на отдых, поужинали, а потом я построил бойцов и сказал: – Товарищи бойцы и командиры! Там, на станции, томятся в плену наши боевые товарищи. Мной принято решение освободить их. Там замечены врачи, а нам они нужны, вы знаете. Действовать буду сам, мне это привычно. Среди трофеев, взятых с диверсантов, был пистолет «Вальтер» с глушителем, я использую его для тихой ликвидации часовых, что позволит тихо и незаметно для остальных немцев освободить и увести наших. Мне нужны два добровольца в помощь. Если есть желающие, шаг вперёд. Почти весь строй сделал шаг вперёд. Я отобрал двоих: успел изучить своих бойцов и знал, что эти двое ночью видят не хуже меня. Остальным велел отдыхать. Часовые выставлены, назначенный старшим сержант будет менять их в нужное время, а когда приведём освобождённых пленных, покормит их нашими пайками – можно всё распотрошить, я дал добро, те наверняка будут очень голодны. Ну а пока легли отдыхать. Тут еловый лесок, нарубили лапника, кинули плащ-палатки, у нас их с десяток на весь взвод, уложили раненых, сами легли, их согревая и накрываясь шинелями. Даже поспать успели немного. Как стемнело, от станции прибежали разведчики, продолжавшие следить за станцией, и доложились. Я отошёл и отправил к станции дрон, посмотрел, где посты и часовые, наметил самый возможный и безопасный маршрут. Затем вернул квадрокоптер и, забрав обоих бойцов, двинул к станции. До нужного барака мы добрались без проблем. Хлопок – и часовой медленно осел на землю. Мы подбежали. Один боец присел у немца: я велел снимать всё, от сапог до шинели, и документы убитого доставить мне. А сам тем временем кривым гвоздём открыл амбарный замок, сделав это раньше, чем боец нашёл ключ в кармане шинели часового. Распахнув створки, я зашёл в барак. Тут было тепло: надышали. Я включил фонарик и, поводя лучом в разные стороны, стал освещать бойцов и командиров. Те закрывались от света руками, некоторые садились, морщась, пытались рассмотреть нас. Народу в бараке было с сотню, я думал, меньше. Видимо, не всех к работам привлекали. Второй боец прикрыл створки ворот за моей спиной и остался стоять снаружи. Я негромко заговорил: – Внимание, вы освобождены доблестными защитниками Отечества, бойцами Красной армии, а именно – вторым взводом комендантской роты города Мценск, под командованием младшего лейтенанта Одинцова. Это я, если кто не понял. Часовой ликвидирован. Сейчас тихо собираемся, встаём в колонну по одному. Мой боец станет проводником: первый держится за его ремень, следующий – за него, и так далее. Вас выведут на стоянку моего взвода, там еда и горячий чай. На этом пока всё. Собираемся, медлить не стоит. Я не знаю, когда меняют часового, тревога может подняться в любой момент.