А я вернулся к парням и, закинув вещмешок за спину, сказал: – Парни, вы погуляйте по рынку, а у меня тут дела, нужно решить. – Герман, что случилось? – спросил один из курсантов, статный парень, как раз комсорг нашего курса. – Да ничего, с девушкой познакомился, хочу погулять с ней, – улыбнулся я. – Мой сидор возьмите, чтобы не мешал. Я там купил кое-что парням нашего взвода. – А Серёга где? – спросил комсорг, пока один из парней закидывал лямки моего вещмешка себе на плечо. – Прихватило его, чуть позже подойдёт. Похоже, мне не поверили. Ну, врать я действительно особо не умею, тем более меня заметно потряхивало от адреналина. Резко кивнув парням, я быстрым шагом направился вниз по улочке. Отсюда было видно, что Сергей перешёл улицу и скрылся в подворотне, где и была суета. Вскоре показалась голова в фуражке, осмотрела эмку и скрылась. Начало положено, пора и мне. Эмка почти сразу развернулась и последовала за мной. Чёрт, да я даже пятидесяти метров не прошёл, как она обогнала меня и притормозила. С заднего сиденья выбрались два сотрудника НКВД, оба лейтенанты, ладные такие и ловкие, бойцы не из последних. – Гражданин Одинцов, – обратился ко мне один, – вы задержаны. Тут рядом с визгом тормозов остановилась ещё одна машина, такая же эмка, из которой вышли ещё трое сотрудников НКВД. Первая парочка кинула на них быстрые взгляды, и один из них шагнул было ко мне, но я уже падал на спину, и удар кулака прошёлся над головой, сбив пилотку, а из окна машины диверсантов забил длинной очередью пистолет-пулемёт, срезав сразу двоих, видимо, настоящих сотрудников. Их машина также затряслась от попаданий. Выдернув из кармана галифе ТТ, я выстрелил в грудь тому, который пытался меня вырубить, потом выпустил две пули в прыгнувшего на меня второго, рухнувшего на брусчатку, и откатился в сторону, продолжая всаживать пулю за пулей уже в машину. Сменил дрожащими руками магазин и продолжал стрелять, машина обзаводилась всё новыми и новыми пулевыми пробоинами. Мне помогал выживший сотрудник госбезопасности, а вот водила их машины был мёртв, лежал на руле. Опустошив по машине второй запасной магазин, я вставил третий. Затем поднялся на ноги, поглядывая на помощника, укрывшегося за своей машиной, и, быстрыми шажками подойдя к расстрелянной эмке, заглянул внутрь. Водила и стрелок были мертвы, изрешечены, те двое в форме тоже: я знал, куда стрелять. Что меня удивило, я действительно опознал стрелка, у которого на коленях лежал наш ППД. Это он общался с тем «капитаном»-пограничником и был тогда в форме германского офицера, кажется капитана. – Порядок, мертвы, – сообщил я громко. От места убийства немецкого агента уже бежали вооружённые люди. Я также заметил, что метрах в тридцати лежали мои парни: оказалось, они за мной шли. Живые, просто упали и головы закрыли. Правильно сделали, видно, что фронтовики, первым делом нужно лечь и найти укрытие. Двое прятались за фонарным столбом. Вообще, улица быстро опустела, хотя отовсюду высовывались любопытные головы. Тот сотрудник госбезопасности, что так здорово мне помог, подошёл, придерживая руку (он, оказывается, был ранен в руку плюс скользящее в бок), глянул в змеившееся трещинами и пестрящее пулевыми пробоинами окно машины, потом на своих убитых коллег и поморщился. – Вот ведь… В общем, меня задержали. Тут и Серёга был, он подтвердил, что это я сообщил ему о немцах. Меня забрали в управление госбезопасности, где мурыжили до самого вечера, но потом всё же вернули в школу. Я потерял пистолет ТТ, но была замена в виде нагана, так что остался при своём. Хотя то, что меня до сих пор ищут, напрягало. Чего им эти гильзы дались? Обычные СП-5. В школе меня встретили меня как героя, о бое с немецкими диверсантами слухи по всему городу ходили. Парни сказали, что у меня глаза шальными были, не понравилось им, как я себя вёл, вот они и двинули следом, так что всё видели из первых рядов. Впрочем, всё обошлось. На допросе я рассказал, где и как видел этого немца. Мол, при захвате майора-связиста, отчётливо рассмотрел, потому и запомнил. А потом в плен попал, и офицер мной заинтересовался, всё разглядывал меня – возможно, кто-то сдал, что это я их офицера пленил. Однако тогда он меня не задержал, а потом я со всеми бежал и его больше не видел, пока не опознал тут, на улицах Киева. Причём опознали мы друг друга одновременно. Это всё, что я сообщил, вполне хватило, по этой информации и работали. Про оружие у меня не спросили, просто изъяли. У фронтовика спрашивать, откуда пистолет? Это смешно. Потом я продолжил учёбу. Чуть позже снова увольнительная была. На этот раз обошлось без слежки. В эту увольнительную я купил не еду, а отличный белый овечий полушубок, белую меховую шапку-треух, валенки, утеплённые штаны на лямках, три пары вязаных шерстяных носков и три пары перчаток. К тому моменту мы с парнями подъели продукты достаточно, чтобы в хранилище хватило места для этих покупок. А вот два шарфа и свитер пришлось убрать в вещмешок, места в хранилище для них не осталось. Ничего, пока учусь, освободится, тогда и уберу. Скоро холода, нужно готовиться. Я всё ждал, когда построят личный состав школы и направят на фронт, но приказа всё не было. Уже больше двух месяцев учимся, через три недели выпуск. И вот наконец утром семнадцатого сентября нас всех построили на плацу, и начальник школы сообщил: – Приказ командующего Юго-Западным фронтом – покинуть Киев и прорываться в сторону Москвы. Мы практически окружены. Старшим курсам провести аттестацию, младшим курсам выходить своими силами, присоединившись к какой-нибудь из воинских частей. Приказ вступил в силу два часа назад. Старшим курсам остаться, младшим получить оружие и сухпай. Удачи вам. Стоит заметить, что комиссара школы не было, хотя тот всегда присутствовал на таких вот мероприятиях с построениями и часто брал слово. Да и многие преподаватели отсутствовали, а командиры школы были заметно бледны. Впрочем, это не отменяло их профессионализма. Два младших курса получали оружие, припасы и покидали территорию. Их разбили на роты по курсам, и под командованием командиров школы они направились куда-то прочь. А вот нас, старший курс, аттестовали без экзаменов и выдали нам новенькую форму со склада. Кладовщик всё готов был отдать: всё равно жечь будут. Я тоже получил форму комсостава, фурнитуру (это всё самому придётся пришивать), шинель, фуражку, ремень, пистолет ТТ, кобуру и боезапас. Выдали также документы и направление в резерв Юго-Западного фронта: когда выйдем из окружения, направление поможет распределить нас по частям. Пользуясь тем, что кладовщик отдал склад на разграбление, я прихватил две пары синих галифе своего размера, два френча, две фуражки, три пары байкового утеплённого зимнего нательного белья и портянки для зимы. Мы успели немного проесть мои запасы, так что всё это в хранилище ушло, свитер и шарфы я ещё раньше убрал. Школа как комплектовалась: каждый месяц новый набор, в наборе – сотня курсантов, три взвода. Те, что проучились месяц, переходят на второй курс. Вот и получается, что я курсант первого взвода старшего курса. Сейчас я сидел в казарме в одном белье, как и многие из наших, и быстро работал иголкой с ниткой, приводя форму в порядок: мы слишком долго к этому шли, чтобы всё наспех делать. Наших в казарме хватало, поэтому я сказал парням: – Как закончите, не уходите, нужно поговорить. – Эй, Одинцов! – окликнул меня помощник командира второго взвода, а теперь младший лейтенант Васильев, также пришивавший фурнитуру на форму. – Ты там не секретничай. Если есть что сказать, говори всем. – Да? Пожалуй, так и стоит сделать. Значит, вот что я скажу. Вы в курсе, что есть опасность, близкая опасность скорого окружения? – Да это все знают, – донеслось в несколько голосов. – Отлично. Только эта информация трёхдневной давности. На самом деле немцы ещё вчера сошлись и завершили полное окружение. Мы уже не в оперативном окружении, а в полном. Задача у немцев стоит такая: быстро построить линию обороны по направлению к Москве (а наши части будут рваться в ту сторону), усилить её пушками, мины раскидать и не дать нам выйти из котла. А потом дробить котёл на несколько малых и уничтожать наши части, пленить. И когда весь наш фронт будет, по сути, уничтожен, только тогда они пойдут на Москву. А между немцами и Москвой наших частей нет, они все тут, в котле. В казарме стояла полная тишина. Дураками парни не были, все осознавали размер той катастрофы, в которой очутился весь Юго-Западный фронт. – Как интересно, курсант Одинцов, – донеслось от входа; обернувшись, я обнаружил нашего куратора, капитана Крылова, рядом стоял командир нашего курса, лейтенант Матюшин. – И откуда у вас такая информация? – Информация секретная, – согласился я. – Однако я её получил. Знакомый служит в штабе, в охране. – И что ты предлагаешь? – прямо спросил Васильев, которого не волновало, откуда у меня информация, а больше интересовало, что теперь делать. – Не просто так ты решил пошептаться со своими из взвода. Есть какой-то план? Выкладывай. – План есть. Я видел, как части на машинах, технике и пешими колонами шли в сторону Москвы. Там их встретят и уничтожат. Тех, кто выживет, пленят. Немцев можно пройти только по-пластунски, как разведчики ползают за пленными – тихо, незаметно, ножом проверяя на минирование, ночью. Только так и никак иначе. Но не с криками «ура!» на пулемёты, без серьёзной разведки боем и поддержки артиллерией. Не пробить им оборону, лягут там. Там уже скоро будут строить вторую линию окопов, возможно, до третьей и не дойдёт. Так вот, пока немцы строят эту оборону, у нас есть два-три дня, а дальше они так сядут, ушки на макушке, что не пройти будет. Об этом я и хотел поговорить, объяснить ситуацию. Времени нет, нужно поторопиться. Сказанное мной заставило многих задуматься. Я как раз закончил с френчем, натянул синие галифе, намотал портянки и надел сапоги. Надел и френч, застегнул пуговицы – как родной сидит. Я последние две недели физкультурой не пренебрегал, на хороших харчах уплотнился, на дрища перестал походить. Многие обсуждали, что я сказал, но тоже не мешкали, работали быстро. Я тоже, подтянув к себе шинель, начал пришивать петлицы (эмблемы и знаки различия на них уже были), а потом и нарукавные нашивки. Двадцать минут – и я закончил. Надел шинель, опоясался, ремень на боку, портупея через плечо, тонкий ремешок планшетки – через другое, фуражка на голове. Многие тоже уже собирались, я не первый закончил. Подхватив сидор, спросил, осматривая парней: – Ну что, кто со мной двинет? Многие задерживались, хотя могли уже уйти. На множество голосов подтвердили, что отправляются со мной. Мы двинули в арсенал, получили карабины – к сожалению, тут было только такое оружие, да и то немного, остальное забрали два младших курса. Мне карабина не досталось, их и было штук пятьдесят, но не страшно, легче идти будет. Кстати, к нам присоединились и куратор курса с командиром, у Крылова жена и дети были. И вот мы и двинули в сторону железнодорожного вокзала. Меня назначили проводником нашей группы. А по пути я заметил на параллельной улице строй в военной форме. Описав Крылову, что нам нужно на вокзале (уж этот добьётся своего), я отправил его вперёд, а сам добежал до соседей. Это были девчата-связистки, две сотни голов. У них училище рядом с нашим, их тоже дёрнули и приказали эвакуироваться своими силами. Старший у них был в звании майора. Я сказал, что мы уходим, и предложил присоединиться к нам: тут столько девчат, не стоит их под немцами оставлять. Я понимаю, что тут много кого нужно спасать: гражданские, раненые в госпиталях. Но мне не разорваться, хотя бы этим помогу. Майор подумал и согласился, так что мы спешным шагом строем нагнали наших. Крылов уже ругался с железнодорожниками, майор присоединился к нему. Железнодорожники не хотели гнать состав в тыл, объясняя это тем, что дорога перерезана. Так ведь нам и надо, чтобы они доставили нас туда, высадили перед немцами и вернулись! В общем, одну бригаду удалось уговорить. Погрузились в пустой эшелон с теплушками и поехали. Уже стемнело. А дальше была серьёзная работа. С помощью дрона я изучил, что там и как, и затем лично сделал порядка двадцати рейсов, чтобы тихо и незаметно провести всех через позиции. Немцы остались позади, а мы спешно уходили вглубь уже наших территорий. Тут, кстати немцы тоже бывали, но лишь мотопатрулями, большие силы не гоняли. Если кого встретим, то нашей огневой мощи хватит, чтобы отбиться. Мы так и двигались рядом с путями, пока наш дозор – два бывших курсанта с карабинами – не обнаружил стоявший на путях эшелон. Мы осторожно приблизились. Топка погашена, убитая паровозная бригада рядом лежит, а вокруг следы колёс мотоциклов и бронетранспортёра. Немцы побывали. Эшелон не пустой, все вагоны вскрыты, осмотрены. Боеприпасы там. Среди нас нашёлся один, кто молодым подрабатывал помощником машиниста. Он смог за час раскочегарить топку, так что мы погрузились, и эшелон задним ходом двинул в тыл до ближайшей станции. Нами были выставлены пять наблюдателей за небом и два – за путями, чтобы столкновения не допустить или, если пути повреждены, вовремя затормозить. Машинист-то наш позади, ничего не видит. На первой же станции, проходной, оказались немцы. Мы обрушили на них огонь из всего, что было в руках, так что они поспешили убраться, бросив повреждённый мотоцикл. А вообще страшно было: они по нам стреляли, а в вагонах-то боеприпасы. А вот на следующей станции, как раз узловой, были наши. Тут нашлась паровозная бригада, с которой мы вскоре договорились. Паровоз по путям перегнали на другую сторону состава, а мы за это время разгрузили остальные вагоны. В теплушки – раненых и медперсонал, что тут застрял, ну а после погрузились и мы, места хватило. Ну, и споро двинули в Москву. А куда ещё? Нам назначение получить нужно, а в этом поможет только Москва, главное управление по кадрам. Вот так двигались, на полустанках бегали за кипятком себе и раненым, и утром девятнадцатого сентября эшелон прибыл в Москву. Пока медики выгружали раненых, мы сами покинули вагоны и строем направились к зданию управления кадрами. Девчат тоже куда-то увели строем. Дошли мы минут за сорок минут. Крылов скрылся внутри – он, оказывается, забрал на нас документы из школы, – а Матюшин остался с нами. Кстати, супруга Крылова с дочками ещё на вокзале от нас отстали: видимо, направились жильё искать. Муж-то на службе, поди знай, куда его направят дальше. Мы терпеливо ожидали. Тут был весь наш старший курс, сто десять голов. Я думал, нас сразу будут распределять, но возникла заминка: всё-таки тут командиров взводов наберётся на целую стрелковую дивизию. Кстати, надо узнать: уже вышел приказ командирам на передовой переодеваться в красноармейское или ещё нет? Через час вышел лейтенант, помощник дежурного, который сопроводил нас к казармам столичного гарнизона, где нам выделили один зал казармы с койками. Вот мы и стали обустраиваться, приводить себя в порядок, форму чистить: всё же на пузе изрядно поползать пришлось. Тут были отличные душевые, мы с парнями их оценили. Обед был в столовой, потом и ужин наступил. Ну а после ужина наших вызывать стали по десять человек, и они тут же отбывали к местам службы. Не в одной части будем служить, размазывали тонким слоем по тем подразделениям, что наспех формировали. Три десятка парней уже ушли, а я всё лежал в нательном белье на койке, отходя после плотного ужина (хорошо в столице кормят). Было часов семь вечера, когда дневальный крикнул: – Младшего лейтенанта Одинцова к начальнику караула! Ну, вот и обо мне вспомнили. Быстро накинул форму, натянул начищенные сапоги, ремень, фуражку. Шинель надевать не стал, оставил с сидором на койке и последовал за бойцом. Однако пришлось вернуться: шинель и вещи велели забрать. Заодно наскоро с парнями попрощался. А там машина – и в Генштаб. Оказалось, поговорить со мной хотели. Шинель я оставил внизу, награды видно, они у меня хорошо начищены. Был и маршал Шапошников. Я представился, и меня начали расспрашивать, что и как делал, как выводил людей. Крылов всё доложил, и некоторых командиров поразила проработанность моего плана операции по выходу из котла и чёткость его выполнения, вот и захотели на меня взглянуть. Однако я не экспонат в музее, не люблю внимания: оно опасно. Почти час общались, изучали меня так и эдак. Им что, заняться нечем? Тут фронт рухнул, такая дыра, а им интереснее я, чем то, как закрыть эту дыру. Впрочем, как только закончили с расспросами (я так и маялся на ногах, отвечая на задаваемые вопросы), тут же получил назначение – приказ на руки выдали. Меня направляли на свежеоткрытый Брянский фронт, который должен был защищать направление на Москву. Я не знаю, куда получили направление другие парни, они в казарму не возвращались, сразу в части. Приказ меня озадачил. Мне предписывалось принять под командование маршевую роту, которую отправляли железной дорогой в Брянск для пополнения одной из дивизий – какой, решат на месте. А назначение я получил на должность заместителя командира роты. Между прочим, это заметное карьерное продвижение: первая должность – командир взвода, потом – зам роты, командир роты, зам комбата и там дальше. Видимо, так решили наградить за спасение своих, о других наградах даже не заикались. Однако когда я уже стоял у гардероба, куда сдал сидор и шинель, меня вернули обратно. Забрали прежний приказ с назначением и выдали новый – ещё страньше. Объяснять ничего не стали, велели выполнять приказ и отпустили. Я вернулся к гардеробу и постарался побыстрее собраться и покинуть здание, чтобы снова не вернули, так как новое назначение устраивало меня куда больше. Добираться до места службы предстояло своими силами, я планировал поискать попутный транспорт. А приказ был прибыть в город Мценск и там в комендатуре найти офицера, который сопроводит меня к месту службы. А всё просто: меня вдруг ни с того ни с сего назначили командовать охраной железнодорожного моста у города Мценск. Мотив такого решения мне непонятен, но я более чем доволен. Служебные обязанности объяснят на месте, но я и так догадываюсь: чужих не подпускать, а когда подойдёт противник, взорвать мост. Ну, и отбиться от диверсантов, если будут, до прихода подкрепления. А вообще в карьере я расту по часам: командир охраны моста, считай, на уровне командира роты. Да, обычных стрелков может быть взвод, зависит от размеров моста и важности, но там зенитки, пулемёты – всем этим и командует такой командир. Время для прибытия и вступления в должность мне выделили мизерное – что такое сутки? Мало. Поэтому стоит поторопиться. На Тулу и Орёл идут поезда с Киевского вокзала, куда я и поторопился прибыть. Едва успел, как раз уходил воинский эшелон, на него начальник станции меня и посадил. В Мценск я прибыл под утро, там сошёл, а эшелон проследовал дальше. Было ещё очень рано, только светало, народу на улице нет, спят все, но мне всё-таки удалось найти прохожего, объяснившего мне, как дойти до комендатуры. В комендатуре, кроме дежурного, никого не было. Дежурный подтвердил, что да, охрана моста на их балансе. Будить нужного командира он не собирался: мол, утром придёт на службу и решит насчёт меня. Да и некого посылать было: помощник дежурного с пятью бойцами отправились к месту перестрелки и до сих пор не вернулись, потому дежурный и был один в здании. Он проводил меня в кабинет, где на стульях можно было поспать, я и прилёг. Лейтенант немного прояснил мне ситуацию. Прежний командир охраны моста… пропал. А вот так, отошёл к зазнобе, к которой часто ходил, (что, к слову, запрещено – в самоволке находился), и как сгинул. Зазноба подтвердила: был, но ушёл под вечер. Два дня назад дело было, тело пока не нашли. А охраной командует командир из комендатуры. Тут и так людей не хватает, на весь гарнизон города всего рота бойцов, и один взвод безвылазно на моём мосту, поэтому дежурный был рад моему прибытию. Он о нём знал, телефонограмму они получили вчера вечером. Уснул я не сразу, было время подумать. Значит так. Я беру под командование взвод стрелков и одновременно являюсь командиром охраны моста, остальные мне подчиняются. То есть две должности тянуть придётся. Впрочем, прежний командир, пропавший лейтенант Климетьев, тоже тянул эти две лямки. И что я получу? Четыре десятка бойцов (чем они вооружены, выясню на месте), два «максима» в двух дотах на разных берегах и всего одна 37-милллиметровая зенитка. Это всё. Получается едва шестьдесят бойцов, а скорее, даже меньше. В принципе, нормально. Интересно, сапёр в подчинении будет или самому провода замыкать придётся? С этой мыслью я и уснул. Проснулся от шума – в комнату заглянул командир в звании старшего лейтенанта. – Одинцов? Давай документы, оформлю тебя – и к мосту, нужно поторопиться. Даже не поздоровался. Сев, я отдал документы и, когда тот вышел, привёл себя в порядок. Протёр лицо, собрался, шинель надел, ремённую систему застегнул и, прихватив сидор, покинул кабинет. Спустился к дежурному, чтобы дождаться старлея. Дежурный, кстати, сменился. От него я узнал, что старлей и есть мой непосредственный командир – ротный. А я теперь числюсь командиром второго взвода, заменял меня пока политрук роты. На этой роте лежит охрана складов на железнодорожной станции, двух автомобильных мостов и железнодорожного, да и в целом безопасность города. Вообще, обычно такие стратегические мосты охраняют другие, но тут почему-то отдано было комендачам. Рота была сформирована и направлена сюда едва неделю назад, когда стала очевидна катастрофа под Киевом. И мосты тогда же под охрану взяли, до этого мой мост охраняло отделение бойцов железнодорожных войск. Вскоре подошёл ротный, протянул мне документы, и мы вместе покинули здание. У крыльца нас ждала полуторка – единственная машина комендатуры. Ну, и покатили к мосту. Минут за двадцать доехали, мост находился не в черте города, но рядом. Там меня представили бойцам, их временный командир сдал мне дела, рассказав, что и как – на это у нас ушёл час, пришлось немало подписей ставить, дело-то серьёзное, бумаг хватало. «Что ж, будем служить и охранять», – подумал я под шум проходящего по мосту состава.