– Точно ты, – слабо улыбнулся, глядя на меня, раненый боец. А я рассматривал знакомое лицо и никак не мог поверить, что это Олег – тот самый пулемётчик, с которым я был блокирован в подвале двадцать третьего вечером. – Олег?! Здорово, чертяка. А я думал, вы в плен попали. – Да мы попали, только я утёк через пару дней. А Слава погиб, его часовой застрелил. – Ох ты ж… Я так и пошёл рядом с неспешно двигавшейся телегой. Другие бойцы – что в головном дозоре, что замыкающие, – занимались делом, охраняли. Но тут поля, видно всё вокруг на километры, так что больше за небом следили. – Ты сам как выбрался? – спросил Олег. – Шкуры на себя завалил, так и сберегся от гранат, даже не оглушило. А когда немцев услышал в подвале, понял, что с вами всё: или убиты, или в плену. Как стемнело, выбрался, угнал бронетранспортёр и вывез раненого командира с семьёй и гражданскими. Командир оказался тот самый, что сердце моё заставил биться, когда я по голове получил. – Знаю его. А меня вот ранило: в контратаке от штыка увернулся, а от очереди пулемётчика – нет… – Лицо Олега было покрыто мелкими каплями пота, он немного помолчал, набираясь сил, и спросил: – Где смог медали заработать? – В соседней дивизии. Помог нашим из плена бежать да взял в плен немецкого майора, за это и дали. – Герой. Сейчас где? – В медсанбате как легкораненый. Нога-то травмирована, про это ты знаешь, а потом, когда немцы прорвались и мы медсанбат сорок пятой дивизии защищали, мне ещё осколком по каске прилетело, сознание потерял, очнулся уже в плену. Шея была травмирована, не поворачивалась, ещё лёгкую контузию выявили, звон в ушах недавно только прошёл, вот и лечусь. Как легкораненого направили на охрану санитарного обоза. – Да уж, покрутило нас. – Это точно. Кстати, я вчера подал рапорт в штаб дивизии, он как раз рядом с медсанбатом развернулся. Машиной управлять умею, только шофёрского удостоверения нет, а шофёров не хватает, уже клич кидали. Нашим штабистам тоже проще: отправлять на учёбу не надо, готовый специалист, только удостоверение выправить – и сажай за баранку. Жду ответа пока. – В тылу хочешь отсидеться? – хриплым голосом спросил один из раненых. Нас вообще все в телеге слушали, включая возницу, что вёл лошадь за повод, вот один из раненых и подал голос. – Герман труса никогда не праздновал, – разозлился Олег. – Знаете, сколько он немцев набил из своего винтаря? Шофёры тоже потери несут: и под обстрелы попадают, и авиация за ними охотится. Я правду сказал: вчера рапорт подал, ответа пока не было. А вообще я подумывал, как дожить хотя бы до конца этого года, о конце войны даже и не думаю пока – рано. Рассматриваю возможность подать прошение о направлении меня на курсы командиров, младших лейтенантов. Три месяца обучения – и вылупляется молодой взводный. Сам слышал, что уже отправили первую группу бойцов. Да, три месяца в безопасности, но, с другой стороны, взводные живут просто мизер; простому бойцу-окопнику, который особо не высовывается, выжить куда проще. Если не получится в шофёры уйти, не расстроюсь. – Пускай. Каждый имеет своё мнение, так что тут кричи не кричи, всё равно так думать будут. Мы ещё немного поговорили с Олегом, а тут темнеть начало, и сержант направил меня в дозор. Я и отправился. Чуть позже, оставив напарника одного, дошёл до сержанта и сказал, что видел тени в стороне, отсветы фонарика, хочу глянуть, кто там. Обоз уже остановили, и к нам подошёл старший над нами, старший военфельдшер Лукин, круглый, как колобок, мужчина в очках. Кстати, мой лечащий врач. Тот выяснил, в чём дело, но командовать не стал, явно отдав принятие решения старшему охраны, нашему сержанту. – Возьми кого-нибудь, – велел сержант. – Товарищ сержант, он же выдаст нас. Мне проще одному, я хоть в темноте вижу. Если немцы, закидаю гранатами и утеку. – А у тебя что, гранаты есть? – удивился сержант. У нас были только винтовки, по тридцать патронов на ствол плюс один ручник, и всё. – РГД, три штуки. – Дай мне одну. Я передал ему ручную гранату, достав её из хранилища. Врач сказал, что пока займётся ранеными, да лошадям дадут отдохнуть, а после двинем дальше. В общем, у меня полчаса на разведку. На самом деле ничего я не видел, придумал всё. Мне это нужно было для того, чтобы отбежать и достать дрон – хочу изучить окрестности. Идти нам долго, дня два топать: ближайшая железнодорожная станция аж в шестидесяти километрах, там медицинский сортировочный узел, туда приходят санитарные эшелоны, туда мы и направляемся. Причём неспешно, так как раненых нельзя сотрясать. На одной из телег везли припасы в дорогу, как раз на два дня. Нам сухпай на три дня выдали, бойцы в сидорах несли, а мой – в хранилище. Проверил дроном – вроде чисто. А вернувшись, сказал сержанту, что это тыловики из сорок пятой стрелковой дивизии, наших соседей. За ночь я дважды ещё отбегал: были какие-то мутные группы. Но ночь у нас прошла без проблем. Часть следующего дня мы отдыхали на берегу озера, там росли деревья, которые нас скрыли. Я, когда на часах не стоял, из воды не вылезал. Вечером, за два часа до темноты, мы двинули дальше и к ночи добрались до места. Раненых сдали. У нас за эти три дня трое умерли в дороге, мы их в деревнях оставляли, договариваясь с местными, что похоронят на погосте. Сдав раненых, нагрузили на освободившиеся телеги боеприпасы, припасы, медикаменты и всё, что нужно воюющей дивизии, и отправились в обратный путь. Вот на обратном пути мы чуть не встряли, но я подкрался и закидал немцев гранатами, а потом пустил в небо осветительную ракету. Наши подумали, что это сделали немцы, так что наши стрелки и пулемёт тоже поучаствовали. Немцы бой не приняли, отошли, а я в темноте успел собрать отличные трофеи. Теперь у меня два МП-40 с боезапасом и подсумками, пистолеты и немецкий карабин с оптическим прицелом – целый, осколками не побило. Однако больше всего порадовали три тюка спальников – зелёные, армейские, облегчённые, осенне-весенние, для зимы тонковаты. Не знаю, зачем они немцам, лето ведь, ночью тепло, но вот были. Два попорчены осколками, но их я зашью, а один цел. Редкое и ценное приобретение. Нашёл ещё два рюкзака (не ранцы, где сверху шерсть телёнка, а нормальные), десантные, видимо; тоже чуть попорчены, но не беда, зашью. Пригодятся. Я даже сапоги снял, что уж про остальные трофеи говорить. Двух подранков добил, семь тел было, и все – моя работа. А когда мы вернулись, меня затребовали в штаб дивизии. Дохромав до него (колено разболелось от долгой ходьбы), я был направлен к начальнику штаба дивизии. – Видел твой рапорт, боец, но по нему отказали. Пришёл приказ направлять опытных бойцов и командиров в школу младших лейтенантов, готовить командиров взводов. Сам знаешь, какая у нас убыль в командирах. Ты у нас легкораненый, как раз долечишься за три месяца. Десять классов закончил, награды имеешь, вполне подходишь, нужно только звание тебе дать. Приказ комдивом подписан. Вот направление, младший сержант Одинцов. Сейчас документы тебе поправят, и через два часа с ещё тремя будущими средними командирами с попутной машиной отбываешь в Киев, где находится школа. Удачи, боец. Надо сказать, я был ошеломлён. Очнулся, только когда мне поменяли информацию в красноармейской книжке. Саму книжку менять не стали, просто вычеркнули моё звание красноармейца и вписали новое. Теперь я младший командир. Все документы, необходимые для поступления в школу командиров, забрал старший нашей команды, он передаст их, когда прибудем в школу. Тряхнув головой, я сходил к кухне, где мне выдали чай и перловую кашу в качестве ужина – вечер был. Ужиная, я осмысливал случившееся. Командиром становиться я не особо хотел: напомню, что для немцев командиры – цель номер один, обычные стрелки им не так интересны. Однако, судя по всему, командиром я как раз и не стану: учиться три месяца, выпуск в октябре, а уже в сентябре Киев с массой войск попадёт в окружение. Наши командиры любят кидать курсантов в бой – скорее всего, и с нами так же будет. А там закрутится, и останусь я младшим сержантом, как и был, а то и вовсе простым красноармейцем. Однако два месяца в тишине, которые позволят мне восстановиться – это лучшее из того, о чём я мечтал. Так что решение комдива мне нравилось: я, получается, в плюсе, как ни взгляни. Тут меня позвали. Я сходил и сдал винтовку: никто меня с ней в тыл не опустит, тут есть кому её вручить, роты пополнения часто прибывают в дивизию без оружия. Номер винтовки из красноармейской книжки уже был выписан, подсумки я сдал, а вот ремень оставил. А тут и машина за нами пришла, и мы направились в тыл. Машина полна, лавок нет, на полу устроились, прижимаясь друг к другу, сидоры на коленях. Пятеро ехали в школу командиров, а остальные – попутные пассажиры, в основном интендант да его помощники. Кстати, в кабине машины ехал начальник политуправления дивизии, которому срочно что-то в тылу понадобилось. Если б не он, мы с каким-нибудь обозом добирались бы, а так быстрее получилось, уже ночью были на станции. Под мерное покачивание машины все дремали, я даже уснуть смог. Вот такие полусонные мы и забрались в санитарный эшелон, который уже готовился отходить. Свободных мест не было, ехали в тамбуре. Эшелону везде зелёный свет, так что быстро добрались до города, а там и школы. Между прочим, нас включили в ту же группу, где учились другие курсанты из нашей дивизии. Мы от них на неделю отставали, и вот включились в учёбу. Сказать, что мне было тяжело – значит ничего не сказать. Чёрт, да я когда учился-то? Хорошо, что можно было потерю части знаний свалить на амнезию в результате травмы. Один из преподавателей даже ворчал: мол, зачем прислали контуженого? Однако другие парни здорово мне помогали, да и сам я всё свободное время, которого и так было мало, тратил на самоподготовку. Так что, в принципе, поспевал за остальными, был в середнячках. А парней за помощь подкармливал из своих запасов, потому что кормили в школьной столовой если не отвратно, то близко. Учёба шла, месяц пролетел, как и не было, я даже не заметил, с такой-то нагрузкой. А давали действительно многое, и довольно интересное. Да и я за это время успел восстановиться. Меня наблюдал школьный врач, которому я передал заметки своего врача Лукина, и он поглядывал, чтобы нагрузка по физподготовке была для меня пока щадящей. Вскоре колено перестало давать о себе знать, да и шея тоже прошла. Боевые действия шли так, как я и помнил. Бои на Смоленском направлении были серьёзные, но город немцы уже взяли. Шли бои за Ленинград. На юге всё было плохо: наша армия попала в окружение, Николаев уже взяли, скоро за Крым возьмутся. Честно говоря, информации поступало крайне мало, новости мы узнавали в основном от новичков, прибывающих ежемесячно. В казарме целые словесные баталии шли на эти темы. Я в них не ввязывался, не люблю словоблудие. Не хотел говорить правду, всё равно никто не поверит. Успокаивать курсантов не моя работа, а комсорга, что тот и делал. А вообще я на курсе пользовался довольно большим авторитетом: хотя награждённые медалями и орденами тут имелись, лишь у меня одного их было сразу две. В середине августа – это было семнадцатое, воскресенье – мы получили увольнительную. Утром вшестером покинули территорию школы и прогулочным шагом направились к остановке трамвая. Это была наша первая увольнительная, и парни обсуждали, куда пойдут. Хотели везде и всюду, но в итоге договорились пойти в кинотеатр на какой-то фильм, а потом в парк, где девчат хватает. Ну, может до войны и хватало, а сейчас – сомневаюсь. – Что вы на меня смотрите? – спросил я, когда все повернулись ко мне. – Это ваши планы, дерзайте. А я на рынок: кое-что прикупить нужно. Тут же выяснилось, что и другим тоже ну вот прямо срочно что-то там нужно прикупить. Так мы и поехали все вместе в переполненном трамвае. Что мне не понравилось, так это легковушка, обычная на вид эмка, которая тронулась с места и покатила за нами. В машине шторки, и сколько там народу, не видно. А катила она точно за нами. До рынка был маршрут с пересадкой, и как они ни старались не выдавать себя, движение автотранспорта было не настолько массовым, чтобы затеряться. И видимо, запасной машины у них не было, использовали ту, что была. Меня это очень напрягло. За кем идёт слежка? За мной или за кем-то из парней? Почему-то мне кажется, что интерес был именно ко мне. Кто это? Спецслужбы? Да на черта им следить? Могли ведь прийти, вызвать с уроков и поговорить со мной. Нет, это, скорее всего, немцы. Привет от «капитана»-пограничника? Вполне может быть. Неужели немцы так заинтересовались гильзами от «Вала», что пошли на всё, чтобы меня разыскать? А кто оставил эти гильзы, они знали: я сдал документы убитых патрульных. Да и когда майора-связиста брал, и «капитана» с его людьми валил, не только автомат использовал, но и «глок», а эти патроны, если не ошибаюсь, начали производить в двухтысячных. Версия зыбкая, но слежка была. Мы доехали до рынка и соскочили с задка: внутри трамвая свободных мест не было, держались друг за друга. Ну а дальше двинули к входу на рынок. Машина же проехала дальше и завернула за угол. Ну, меня такой уловкой не обмануть. Договорившись с парнями через час встретиться у входа на рынок, я направился вглубь рядов. По пути незаметно достал армейский вещмешок: с ним я меньше внимания буду привлекать. К слову, нам выдали форму курсантов, не знаю зачем: мы могли бы и в своей форме учиться, а тут средства потратили на наше обмундирование. Не понимаю. Хотя форма была неплохая, до меня её один-двое носили, мне она нравится. Кроме того, выдали отличные сапоги. Парни, которые, как и я, были в обмотках, тоже радовались. А свою красноармейскую форму и обмотки я сохранил. На память. Время было полдесятого. Я надеялся найти то, то хотел купить, что это ещё не успели распродать. А деньги у меня были: в доме вырезанных мной бандитов я нашёл несколько мест, где лежали деньги, общая сумма составила около тридцати тысяч советских рублей, что очень неплохо. Были ещё золотые украшения, и много, но это НЗ, для мирной жизни. Помня о слежке и внимательно поглядывая по сторонам, я стал закупаться. У меня готовая еда к концу подошла, я ведь не один ел, вон сколько проглотов молодых. Чую, я тут оставлю немало средств. Первым делом направился в молочные ряды. Ну, прям молочных тут нет, но поспрашивал у местных, они подсказали, где можно купить. Простоквашу я уже выпил, от сметаны тоже ничего не осталось. Крынки помыл, вот с ними и стал закупаться, потому что если брать в таре продавца, то выходит очень дорого. Я как делал: мне заливали в крынки сметану (она была свежая и вкусная, я пробовал), я убирал крынки в мешок, уходил, опустошал содержимое в хранилище и, возвращаясь, снова наливал. Шесть заходов за сметаной – литров двадцать, получается, купил. Потом простокваши пять крынок (больше не было), флягу молока литров на пятьдесят. Тут пришлось подумать, как убрать флягу в хранилище, но удалось сделать это без свидетелей. Творога купил килограмма четыре, сыров разных килограммов сорок, даже козий был. На этом всё. О нет, купить я желал ещё немало – да даже хлеб, несмотря на то, что у меня ещё было чуть больше двухсот буханок. Но заметил соглядатая, слишком часто он мелькал. Работал профи. Похоже, один. Причём он явно обратил внимание на то, что вещмешок вмещает куда больше, чем можно предположить, глядя на него. Блин, спалился. Так что продолжать делать покупки на виду у соглядатая я не мог. Надо от него избавиться. Закинув вещмешок за спину, я двинул к мясным рядам. По пути купил у двух торговцев солёное сало. Было и копчёное, но осталось мало – два килограмма. Тоже взял и убрал вещмешок. Парней своих я иногда видел, мелькали в других рядах, один так с петушком на палочке шёл и жмурился от удовольствия. Я быстрым шагом покинул рынок и двинул в сторону жилых многоквартирных домов. Пройдя два дома, зашёл в подъезд третьего и, мигом взлетев наверх, подошёл к окну. Я видел, как тот парень подошёл к подъезду и зашёл внутрь, но только на шаг, внимательно слушая. Двери не хлопали, и он стал изучать подъезд на предмет второго выхода: мало ли, вдруг проходной. Мягко ступая, я спустился по ступенькам и направил на него пистолет «Вальтер» с глушителем. Меня выдала тень, и парень резко обернулся, дёрнувшись рукой к ремню. – Доставай, что у тебя там, – негромко, почти шёпотом сказал я. Тот аккуратно извлёк и положил на пол наган. – На немцев работаешь или сам немец? – Я из НКВД, – буркнул он. – Если позволишь, достану удостоверение. – Не куплюсь. Эту хрень другим дебилам говори. Что вас интересует? Секретное оружие? – Да. – Он выпрямил спину и взглянул мне прямо в глаза. – Тебе предложат серьёзные блага, если сдашь его. Наши учёные были изрядно озадачены, изучая эти гильзы. Если будешь работать на нас, получишь землю, дом, женщину. – Где машина? Второй твой подручный? На это вражеский агент только настороженно ухмыльнулся, но отвечать не стал. Громче пистолет лязгнул затвором, чем кашлянул глушитель, и противник, получив пулю в грудь, мягко повалился на пол. Наповал – попадание в сердце, но я подошёл и выстрелил повторно, в голову. Наверху хлопнула дверь, и я, подобрав револьвер, поспешил обратно. Дальше уже никто не мешал мне закупать пирожки, варёные яйца, пироги, хлеб, мясо, сало, овощи – те же помидоры и огурцы, да ещё два мешка молодой картошки купил. Взял, кстати, и полкоробки леденцов-петушков на палочке. Чай нормальный с трудом нашёл, всё смесь продать пытались. Мёд нашёл, с сотами и без. Вот так и делал запасы, постепенно заполнив хранилище почти целиком. Когда подошёл к выходу, все парни уже были там, ждали меня. Я к тому времени успел прикинуть расклады. Сдать следящую за мной группу своим я не мог: начнут выяснять, чем это я заинтересовал немцев. Впрочем, можно сказать, что добыл у бандитов странное оружие, а когда майора-связиста взял, выкинул его, потому что патроны закончились. Что-то польское, видать секретное. Может, и прокатит. Да, есть шанс, что бандитов всех положат. А я их видел, машина чуть дальше стояла, полна пассажиров, аж присела. А там, где я их человека застрелил, заметна суета: машина подъехала, сотрудник милиции мелькнул. – Серёга, – обратился я к одному из парней, – что-то я в туалет хочу. Идём, прогуляемся до скворечников. – Да я не хочу. – Идём, – надавил я тоном. Тот удивлённо глянул на меня, но кивнул и, передав покупки остальным, последовал за мной. Мы ушли за ряды, и я, притянув его за шею, зашептал ему на ухо: – Там на улице чёрная эмка с красными шторами на окнах. Внутри немцы. Это точно, я одного опознал: когда в плену был, тот подходил к конвоирам. Эта сука меня тоже узнала. Похоже, меня убивать будут, я же его видел, опознать могу. Там дальше, у жёлтых домов, что-то случилось: суета, милиция. Постарайся без резких движений дойти до них и сообщить о врагах. Я пойду вниз по улице, постараюсь увести их подальше от людей, от рынка, чтобы, если до стрельбы дойдёт, лишних жертв не было. – Понял, – кивнул Сергей, внимательно посмотрел на меня и, развернувшись, быстро затерялся среди рядов.