Город был взят большой кровью. Долго бились в лоб, за что я откровенно презираю командование, пока, наконец, не кинули по флангам две свежие армии, создав плацдармы, после чего двумя фронтами окружили город. Дальше у немцев была уже агония, мы их добивали, и я принимал в этом активное участие. Есть что вспомнить, но как-то не хочется. Я пережил полтора года страшной войны, бывал в разных обстоятельствах и надеялся, что моя удача от меня не отвернётся. Потому что после двух недель отдыха и пополнения, когда численный состав дивизии в людях был восполнен на восемьдесят процентов, а в технике и тяжёлом вооружении – на шестьдесят, нас сняли с отдыха, вывели из состава пока не расформированного Сталинградского фронта и перевели в состав Крымского. В общем, мы грузились на эшелоны – и в тыл. Видимо, после прошедшей зимы решили погреть наши косточки на юге. Впрочем, до лета ещё несколько месяцев, сейчас лишь середина января. Мой взвод ехал в одном эшелоне со штабом дивизии. Сидя на нарах в теплушке и покусывая соломинку (тут целая охапка в углу, печку топим), я размышлял. Не судите строго, но так, в качестве предположения: я могу попасть в плен? Вполне. Могу сбежать? Да легко, с моими-то запасами. К слову, плюс-минус четыре тонны – это продовольствие разного вида, включая готовое, самое ценное на войне. Остальное – оружие, снаряжение, одежда и всё остальное, что так здорово помогло мне пережить эту зиму. Из транспорта как был один велосипед, так и остался, вот разве что лыжи ещё могу назвать – широкие, охотничьи. Вполне хватало. Перед отправкой я побегал по землянкам, которые мы оставляли, по жилым подвалам, и раздал припасы узникам Сталинграда. После страшных боёв в тех местах, где немцы сдались, начали вылезать горожане – истощавшие, просто дистрофики. Многие так и остались лежать в укрытиях, не в силах встать, настолько ослабели от голода. Бойцы нашей дивизии участвовали в поисках, откапывали, поднимали, и тела погибших горожан в том числе. Было найдено около трёх тысяч живых. Кого в тыл и медсанбаты, кто тут прижился. Вот этим прижившимся я и раздал часть припасов. На юг же едем, ещё добуду. Полторы тонны ушло, еле успел хоть это незаметно раздать, поскольку мы уже отбывали: дивизию срочно подняли и направили на станцию. Но речь сейчас не о том, что в хранилище тысяча семьсот килограммов свободного места, заполню, да и на двести кило уже заполнил – это двести литров чистейшей родниковой воды, ледяной, аж зубы ломит; на юге в жаркое лето, которое начнётся через несколько месяцев, пригодится. Я о возможности попасть в плен. Нет, прямо таких планов я не строю, но если подобное случится (ничего исключать нельзя), то назовусь чужим именем: Одинцова немцы заклятым врагом считают. Мы, снайперы, документы перед выходом сдаём, награды я в хранилище держу, так что могу хоть кем назваться. Ну а там, если нормально, можно пересидеть, а если условия невыносимые, свалю: да к партизанам. Освободят территории – и снова здравствуй, Красная армия. В общем, это так, если в плен вдруг попаду. Кстати, был один забавный момент, я над ним долго втихую угорал. Ещё в середине ноября в московской газете появилась заметка с некрологом: мол, дважды Герой Герман Одинцов погиб в бою; хвала герою, отомстим проклятым врагам. Видимо, так решили избежать вопросов, куда делся тот я, геройский парень. Я опять в Горький написал, у меня там дом, так чтобы не ушёл куда налево, пусть хранят до моего возвращения. В итоге все считали меня лишь однофамильцем, правду я не открывал. Даже на митинге по этому поводу, устроенном политуправлением дивизии, при всех поклялся отомстить за своего тёзку. Особист, вызвавший меня после для разговора, угорал, как мне кажется, не меньше меня: он, видимо, один знал, кто я такой. В общем, взял подписку о неразглашении. Я дал, да мне и самому это выгодно. Но в итоге спалили меня: уже все в штабе дивизии знали теперь, кто я на самом деле. Пока ещё думали, как это можно использовать. Вот этого я и хотел избежать всеми силами. Особист тут теперь не поможет. На станции, когда шла погрузка в вагоны, меня окликнули: – Товарищ капитан! Товарищ Одинцов! Сообразив наконец, что зовут меня, я обернулся и сразу опознал знакомое лицо. На бойце, как и на мне, была шапка-ушанка с опущенными ушками (ветер сильный, пронизывающий), но он смог опознать меня с ходу, как и я его. Это был мой взводный из разведывательной мотоциклетной роты, где я служил в гвардейской танковой бригаде. Тоже гвардеец, мой боец, хоть и бывший. Тогда ещё молодой лейтенант делал первые шаги в войне, и я дал ему немало знаний из своего опыта. Вот и встретились. Обнялись, хлопая друг друга по спине. – Товарищ капитан, откуда вы тут? – спросил он, отстранившись и оглядев меня. – Читал в «Комсомолке», что вы погибли. А тут смотрю – живой, даже глазам не поверил. К нам подошёл мой комдив, тут же был начштаба и кто-то из политуправления дивизии, комиссара не было. Чуть в стороне стояли несколько офицеров и бойцов из комендантского взвода. – Представьтесь, – велел комдив. – Гвардии старший лейтенант Столяров, шестая общевойсковая армия, – козырнув, представился теперь уже офицер. – Возвращаюсь из госпиталя в свою бригаду. – Вы его знаете? – кивнул на меня комдив. – Конечно, товарищ полковник. Это мой бывший командир, капитан Одинцов. Дважды награждён золотыми медалями Героя. Мы вместе под Харьковом воевали, выходили из окружения. Потом он пропал. – И куда пропал, товарищ… капитан? – Последнее слово комдив произнёс с ядовитой интонацией, обращаясь уже ко мне. – После выхода из окружения попал в руки особистов. Молодая и свежая дивизия. Начали избивать, так как не поверили, что я командир и дважды высшей наградой награждён: мол, молод слишком. Даже запрос в мою армию не отправили, посчитав, что это излишне. Я был контужен, убил обоих особистов и двух бойцов. Потом начальника разведки дивизии и ещё одного бойца, которые тоже руки распустили. Очнулся в землянке, избитый. Когда бежал из дивизии, снял ножом часового. Снова вышел к своим, уже в другом месте, а там – суд, лишение всего и колония. Вины своей не признал и сейчас не признаю: жизнь свою защищал. Впрочем, доказали только убийство часового, по остальным свидетелей не было, а я не признавался. Потом штрафбат (не доброволец, силой взяли), и вот уже у вас воюю. А что касается некролога, то тут всё просто: дважды Герои непогрешимы и в штрафбаты не попадают. – Понятно. Грузитесь, – приказал комдив и, развернувшись, направился к купейным вагонам. Я же повернулся к Столярову. – Спасибо тебе, старлей. Не за всё, правда, но ты своё ещё получишь от особистов, когда в часть вернёшься. Научат языком не мести. Тот начал бормотать извинения, но я отмахнулся. Мы ещё раз обнялись, пожелали друг другу удачи и разбежались: его машина ждала, а я направился к вагону, уже дали сигнал к отправлению. Так как свидетелей нашего разговора хватало, то информация быстро стала расходиться. Что радовало, между собой говорили, обсуждали, но ко мне не подходили. Крепко меня Столяров с этим подставил. И угораздило же знакомца встретить перед отправкой. То, что шестая армия участвовала в штурме Сталинграда, я знал, но они были с другого фланга, мы с ними мало контактировали. Не думаю, что это подстава от Особого отдела, им это тупо не нужно: я воюю, они присматривают, и ладно. Это действительно была случайность. А вот до чего додумается комдив, даже представить страшно, уж больно он задумчивый уходил. Хотя, может, и забудут, я на это очень надеялся. Лёжа на нарах, я общался с командиром другой пары моего отделения. Тот начал войну авиационным техником, побывал кавалеристом, теперь вот снайпер, семнадцать подтверждённых имеет. Средний, надо сказать, стрелок. А служил он в части, где были связные самолёты «Аист», их выпускали наши до начала войны, это копия немецкого «шторьха». Я заинтересовался его рассказами и начал выпытывать подробности. Дело в том, что у меня в хранилище полторы тонны свободного места, а имеющихся припасов мне хватит надолго, вот я и решил добыть транспорт посерьёзнее. Автомобиль – банально, а вот самолёт, думаю, самое то. Оказалось, «шторьх» вполне неплох и весит чуть меньше тонны. Правда, наш У-2 ещё меньше, кило на сто, но у немца была закрытая кабина с большим остеклением (даже потолок стеклянный), что было комфортнее. А что, самолёт плюс пара бочек с запасами бензина – и у меня есть транспорт на все случаи жизни. Были два минуса. Во-первых, я не умею управлять такой техникой (да как-то не интересовался никогда авиацией), а во-вторых, дальность: даже четырёхсот километров не было. Хотя нет, ошибся, техник мне пояснил: это в одну сторону триста восемьдесят, с возвращением, а если только в одну, с двумя полными баками на сто пятьдесят литров в общем объёме, то примерно семьсот пятьдесят километров выходит. Для такого маленького самолёта вполне прилично. Да и скорость выше, чем по земле. Где бы научиться летать? А самолёт я добуду. Да, стоит отметить, что удостоверение шофёра у меня было: сделал, когда в танковой бригаде замом по разведке служил. А вот насчёт самолёта, поразмышляв, понял: это всё лажа. Да на черта он нужен, если я управлять не умею? Мёртвый груз. Хотя идея стоящая. Перед окончанием войны подосвобожу хранилище и приберу новый аппарат с запасом топлива. После войны выучусь в аэроклубе, и будет у меня своя лётная техника. Пока же буду пополнять хранилище тем, что пригодится во время войны, причём не припасами. В основном интересует наземная техника. Там, на юге, поля, степи; мотоцикл бы какой или авто – самое то. Кстати, в хранилище я не освобождаю десятки килограммов ежедневно, не думайте. Нас вполне неплохо кормят, а из своего я добавляю что-нибудь сладкое или солёное, та же рыбка сушёная хорошо идёт. Поэтому если за день полкило уйдёт, то это порядочно, обычно куда меньше. Нас везли в неизвестность, и мы не знали, чего ожидать, активно это обсуждали и делились своим мнением. Судя по направлению, двигаемся куда-то на Кубань, где идут бои. Наши постепенно освобождали земли, уже взят Ростов. Немцы на нашем берегу – те, что частично взяли Новороссийск – оказались в кольце, отрезанными от снабжения. Пусть у них там Азовское море, считай, внутреннее, и лоханок разных они захватили изрядно, имея возможность водой доставлять необходимое, но наша авиация активно их выискивала и уничтожала. Однако никто не угадал. Нас доставили в Грузию, в порт Поти. Причём где-то по пути железная дорога была перерезана врагом, там нас выгрузили, и мы совершили обходной марш-бросок. Потом снова железной дорогой – и так до Грузии. А тут куда теплее, снега вообще не было. В нашей форме, в валенках, полушубках мы истекали потом. Хорошо, что нашлись шинели, сапоги. Переодели, правда, не всех (запасы закончились), но большую часть точно. Комдив, да и никто из командиров, так меня и не вызвали – видать, особист дивизии подсуетился. Хотя это не точно, предположение. Но это радует, внимания я не хотел. И вот двенадцатого февраля большое транспортное судно, нагруженное бойцами восемнадцатой гвардейской стрелковой дивизии, двинуло в Крым. Наша задача – брать Крым в составе десанта, то есть мы первыми участвуем в высадке. Я устроился на палубе (повезло найти свободное место) и поглядывал вокруг. Был день, к Крыму должны подойти в темноте. Поглядывая на боевые корабли сопровождения, на другие транспорты с десантом, где тоже были части нашей дивизии, я размышлял. А размышлял я о судне. Плаваю я неплохо, опыт большой, как дайвер отлично состоялся. Немцы разведчиков своих воздушных часто гоняют, а значит, наверняка знают о десанте, подготовятся. Они не знают место высадки, а побережье протяжённое, чтобы крупные силы держать, следовательно, будут держать опорные пункты и манёвренные моторизованные группы, готовые подойти на помощь с задачей скинуть нас в море, пока мы не закрепились. Это всё неважно, рабочие моменты, наша дивизия на высадках и создании плацдармов собаку съела, по Сталинграду ещё. Видимо об этом начальство и подумало, вспомнив о нас. Но не об этом сейчас. Я про авиацию. Люфтваффе до сих пор сильно, и налёт на наш морской караван вполне возможен. На судне несколько тысяч бойцов нашей дивизии да ещё несколько рот морских пехотинцев. Если вдруг пробоина и транспорт будет тонуть, как спасаться? Я не каркаю, мне просто интересно. То-то и оно. Шлюпок не хватит, а вода ледяная, чтобы долго в ней продержаться. Насчёт себя я особо не беспокоился: у меня был водный транспорт. Ещё в сорок втором под Харьковом повезло найти разбитую машину – не нашу, немецкую. Внутри среди хлама тюк – это оказалась надувная лодка. Там же был и ножной насос. Я накачал лодку – вполне целая, четверо свободно сядут. Лодка была не военная, где каждая секция имеет свой наддув: пробьёшь одну – всё равно доползёт на оставшихся секциях. Нет, это была обычная гражданская лодка. В машине и рыболовные принадлежности были: видимо, немец-офицер был заядлым рыболовом. Всё было высокого качества, я и прибрал, самому пригодится. Так вот, лодка с двумя вёслами у меня была наготове, в случае чего заберусь в неё и погребу к берегу. Вот только в воде будут несколько тысяч наших. И как с ними поступить? Не будешь же грести прочь, слыша крики о помощи? М-да, муки выбора. У нас тут медсанбат, девчат буду спасать, а остальные?.. Однако дошли мы благополучно. Корабли сопровождения вели огонь по берегу – видимо, кто-то наводил, – о тихой высадке и разговора не шло. Началась погрузка в лодки, я, согласно спискам, в первой волне с напарником шёл. Наша задача – выбивать огневые точки и поддерживать высадку. Офицеры дивизий уже давно определились с тем, как высокоэффективно использовать снайперов, что и делали. Высадились. Я, правда, сапоги замочил, но нестрашно: незаметно переоделся, натянув свои, из запасов. Ну а дальше работали. Плацдарм быстро удалось расширить, прибывшее к немцам подкрепление – это были румыны, целый батальон, что подошёл на технике – накрыли из тяжёлых орудий крейсера, которые их разметали, ну а мы потом прошлись, добили. Пленных не брали. После того как местные рассказали, что творили эти твари, никакой жалости у нас к ним не было. А высадились мы у Алушты, тут была прямая автодорога на Симферополь. Высадка продолжалась, подразделения разбегались, выполняя свои задачи. Я так понял, наша задача – отрезать тех, что были в Севастополе, а затем, уничтожив тех, что в котле, гнать остальных к перешейку. Войск у противника тут оказалось не так и много, справимся. Так и было. На третий день после высадки наша дивизия первой вошла в Симферополь, где начались городские бои. Ох и не повезло немчуре и мамалыжникам! У нас был огромный опыт городских боёв, так что, двигаясь как таран, мы за два дня вышибли противника из города, как тот ни цеплялся за каждую постройку. Румыны бежали первыми, а немцы отступали, выравнивая линию обороны. Неделя пролетела мигом. Севастополь окружили. И вот тогда меня вызвал командир взвода. Он хоть и был ранен в руку (она у него на перевязи), но строй не покинул. – Одинцов. У нас в тылах кто-то безобразничает: обстрелы, две машины пропали. Приказали выделить группу, усилив её снайперами. Пойдёшь со своим напарником. Машины ждут. Там два ЗИСа у здания бывшей школы, увидишь. – Есть, – козырнул я. Прихватив своего напарника, молодого бойца на полгода старше меня, я с вещами и имуществом добежал до машин. К слову, это наши трофеи: мы отбили их у румын, а они до этого – у нас. Парни в машинах были знакомые, из разведроты. Покатили к месту последнего нападения, будем выслеживать. Есть подозрение, что это местные из татар бандитствуют. Тут, видимо, целая рота в засаде на дороге засела и обстреляла наших – обозников побили, да и лошадей немало. Между собой мы уже договорились: в плен брать не будем. Кстати, парни сообщили, что от Алушты навстречу нам другая группа идёт – чтобы мы в курсе были. Татар мы нагнали – и давай их гонять. Они – врассыпную, разделились на три группы, уходя в разные стороны. Вот и мы на три разделились. Напарник ушёл с другой группой, а я остался с парнями из первого отделения, их пять при сержанте. Татар подстёгивали мои редкие и точные выстрелы, шустро они убегали. Но мои выстрелы били точно в цель, и из группы убегающих выпадал то один, то другой. Мой официальный счёт уже составлял двести двенадцать единиц противника уничтоженными. На самом деле набил я, конечно, больше, но вот не всех подтверждают, сволочи. Татары, которых мы преследовали, снова разделились, ну и нам пришлось: отпускать кого-либо из них не хотелось. Поэтому и оказались мы всемером против десятка. Впрочем, когда нагнали двоих оставшихся, один из которых был уже ранен, они скрылись в ауле. Оказавшись на окраине аула, я тут же забрался повыше на скалы, используя трофейное скалолазное снаряжение, и занял позицию, пулемётчик наш расположился чуть ниже. Остальные стали осматривать первые дома с краю и зачищать их, прикрывая друг друга. А мы с пулемётчиком прикрывали их всех. Ну, не в первый раз, опыт большой. В первых домах ничего серьёзного не нашли: старики да старухи, ну и дети. А потом я приметил, как у дальних мазанок перебегают вооружённые люди, пулемётчик тоже их засёк и открыл огонь. Я двоих сразу свалил, потом продолжил стрелять, перемещаясь: мою позицию обнаружили, пытались задавить огнём. По моим прикидкам в ауле было до пяти десятков вооружённых мужчин помимо тех, что мы сюда загнали. Некоторые до сих пор были в форме помощников немцев. Сейчас от этого отряда самообороны уже и половины не осталось. Я видел, как тех двоих, которых мы сюда загнали, пытаются вывести из аула дальней тропкой, свалил обоих, как и троих из сопровождения. Один из них был старик с длинной седой бородой. А тут в аул с противоположной стороны забежали ещё татары, их преследовали наши из другой группы. Я успел выбить половину из них, прежде чем они скрылись в домах. Аул был окружён, и началась планомерная зачистка. Это была привычная работа, и бойцы действовали легко и непринуждённо. Правда, обнаружив места пыток наших бойцов, а также яму, где сидели трое сильно изувеченных наших бойцов, разъярились и начали валить всех. В дома закидывали гранаты, потом уже сами входили. Когда зачистка закончилась, я спустился со скалы и направился в аул. Меня заинтересовал самый большой дом. Бойцы уже всё там осмотрели. Я зашёл в открытую дверь сарая, переступив через тело убитого старика в дорогих одеяниях. Не показалось: были видны часть колеса и крыла автомобиля. Это был кабриолет, ну, или фаэтон. Причём машина наша, сорок первого года выпуска, я нашёл шильдик. Это был двухдверный КИМ-10-51 бежевого цвета. Редкое авто. Похоже, машина – фетиш местного старосты (это был его дом), потому как блестела, словно новая. А вот бак был пуст, и запасов бензина я не обнаружил. Похоже, автомобиль, у которого даже тысячи километров пробега не было, был для старосты красивой и дорогой игрушкой, которую он холил и лелеял. Я убрал машину в хранилище – это восемьсот сорок килограммов. Трофеи за время боёв в Крыму были (сухофрукты, красное вино), хранилище постепенно пополнялось, и теперь, с автомобилем, полторы сотни кило свободного осталось. Можно будет бензин добыть и машину использовать. Да и в порядок следует привести, похоже, давно стоит – может, год, а может, и больше. Надо у местных спросить. Толпа местных под охраной сидела на улице, туда и пошёл. Поинтересовался, откуда авто. С сорок первого, угнали у какого-то советского чиновника, тот хвастался, что машину сам Сталин выдал. Их всего несколько штук и выпустили. Подарок старосте был от сыновей. Вообще, «кюбельваген» весом был меньше на сотню кило, но с этой машиной плюс в том, что запчасти всегда достать смогу. Так что пока оставлю. А вот сообщение, что машина не на ходу, мне не понравилось. Вернулся в сарай и, достав машину, начал проверять. Даже крышку цилиндров снял. Парни заглядывали, но не мешали, только сказали, что сообщат, когда выходить будем. – Что с машиной? – спросил, заходя, взводный разведчиков. Удивил. Во время боя за аул его не было, видимо, только что прибыл. Впрочем, на скалах у нас наблюдатель, предупредил бы, если бы опасность была. – Хана движку. Стуканул. Видать, без моторного масла ездили. В общем, хлам. – А если мотор сменить? – Будет ездить. – Тогда берём, – решил тот. – Нам тут лошади достались, будем буксировать. Сдадим её в наш автобат. Сам знаешь, автомашин крайне мало. – Угу. Помнишь ту пропасть, где Садыков погиб? – Ну да. – Там внизу машина лежала на боку. Вроде не горела. Там движок такой же стоит. Если цел, можно будет перекинуть. – Хм, нормально. Тут за руль сядешь. – Хорошо, – согласился я и стал возвращать на место всё, что снял, а потом загружать вещами машину. Ко мне раненого из наших сюда же положили, так перевозить лучше будет. Убитыми потерь мы не понесли. А вообще я задумался, что стоит брать машину-амфибию: авто и лодка, два в одном – самое то. Тут или немцев ограбить, у них такие машины появились, вроде хвалят (уже захватили несколько трофеев), или у американцев, что по ленд-лизу их поставляют. В общем, выбор есть. По весу смотреть буду: что меньше весит, то и возьму. И что-то мне подсказывает, что выбор будет не в пользу американца. Вернулись мы благополучно, сдали шестерых раненых бандитов, больше в плен взято не было: корми и лечи их потом. А меня сразу затребовали к комдиву. Наша дивизия готовилась к штурму Севастополя, уже на окраинах стояла. Туда я и прибыл. А там посыльный, да ещё офицер – меня ждёт самолёт. Я существо подневольное, приказали собраться – сделал. Вот и вылетели. Уже через семь часов я был в курсе дел. Генерал-лейтенант Михайлов, командующий шестой общевойсковой армией, случайно нашёл меня (Столяров проболтался) и затребовал к себе. Не просто так, а с переводом в его армию. Даже своего офицера направил, чтобы я не заблудился в пути. Документы мои все забрали, даже учётную карточку снайпера. Это он мне сам объяснил, обнимая, когда встретились. Он сам чудом не сгинул в котле летом сорок второго, успел вырваться с несколькими подразделениями и штабом армии. Собственно, наша пятая гвардейская танковая бригада коридор и пробила, почти все танки потеряла, но дала возможность выйти частям и подразделениям армии.