– Я не доброволец, меня вытолкнули из строя. Того, кто это сделал, я убил специальным ударом в горло, но меня всё равно записали. И в карцер сунули. А я утёк. – Давно? – Через час как стемнело. – Ясно. Кем в армии-то был? – Последняя должность? – Да. – Заместитель начальника штаба бригады по разведке. ПНШ-два пятой гвардейской танковой бригады. Капитан. Дважды Герой Советского Союза. Глаза троих парней, которым не было и восемнадцати, мужика, похоже, из фронтовиков, калеки, кисти руки нет, двух женщин и старшины надо было видеть. – А как так? – спросил милиционер. – Да просто. Приказал мне командарм, когда части попали в окружение под Харьковом, выводить их к своим. Больше ста тысяч вывел. А тут последняя группа – и немцы на хвосте, моторизованная рота. У меня танк, топлива нет, снаряды есть. Я показал, куда и как им пройти через передовую к нашим, а сам роту встретил и придержал. Я один был, экипаж с остальными отправил. Сжёг три танка и несколько грузовиков. В общем, меня подбили, танк загорелся, я еле выбрался. Контузило хорошо. Перешёл фронт в другом месте, а там свежая дивизия. Решили, что капитаны такими молодыми быть не могут, документы мои – липа, в штаб моей армии запросы слать не стали. Выбивали признание, что я диверсант немецкий или ряженый: мол, форму с убитого снял. Я разведчик, контуженый, мне убить этих четверых – что сплюнуть. Вот и убил, когда избивать стали. Меня в погреб. Потом начальник разведки дивизии допрашивать стал, снова избивали. Очнулся в землянке, смог дверь открыть. Я в плохом состоянии был, оглушить часового не смог бы, поэтому убил его и утёк. А днём застрелил и майора, и того сержанта, что меня избивал. У меня жизненное кредо такое, я всегда мщу. И своими я их не считал. Потом вышел к нашим, а меня под руки – и в камеру: свидетели были, как я часового убивал. Остальных досказать не смогли, я не признавался, но всё равно притянули к делу. Пять лет дали вместо пятнадцати. Думал, хоть тут спокойно поживу, в колонии. Два месяца счастья, форму для лётчиков шили. А тут этот подлый толчок в спину – и меня сразу записали в добровольцы. Твари. – Подстроено? – проявил проницательность старшина. – Конечно. Вот и решил уйти в леса, буду на заимке какой-нибудь жить, охотиться. После войны выйду к людям, опознаюсь, а дальше – что будет. – Фронта боишься? – Старшина, я не боюсь. Я лично больше тысячи немцев убил, своими руками. Меня в штрафбат отправят, там выживаемость – семь-девять процентов. Поверь, я попаду в оставшиеся девяносто. Мне это надо? Я лично считаю, что свой долг выплатил в полной мере. А после предательского суда пусть дальше без меня воюют, тем более я не считаю, что кому-то что-то должен. – Раз разведчик, значит, следопыт? – Нет, старшина, вот в этом я как раз такой же профан, как и все. Ясные следы увижу, остальные – нет. Не обучали. Это же целая наука. Пожил бы в лесу, может, и научился бы, но сейчас вам помочь не смогу. Я бы сделал, если бы мог. В это время донеслись крики – похоже, девочку нашли, живая. Меня подняли и повели. А потом село какое-то, пролётка и железнодорожная станция. Меня отправили в Москву следующим эшелоном. Везли в купе, в наручниках, три милиционера рядом. Один из них не спал, наблюдение за мной было постоянным: боялись, что сбегу. Так и доставили в Москву. Привезли в какое-то здание – кажется, военным принадлежит, – и заперли в кабинете. Я на диванчик прилёг. Вскоре в кабинет быстрым и стремительным шагом вошёл маршал Шапошников. – Да, беглец, многих ты заставил понервничать. Зачем с эшелона сбежал? – Карцер не понравился. – Про карцер ничего не знаю. Стоит сказать, удивил. Думал, ты с первой группой добровольцев вернёшься к своим, а ты вон сколько продержался. – Армия для меня больше не своя. Значит, это вы так устроили, чтобы меня добровольцем записали? – Нет, конечно, только намекнул, что ты нужен. – Армии я не нужен. Если бы нужда была, суда бы не было. Я был пострадавшим, а перевернули всё наоборот, сделали меня виновным. Так что на фронт я не хочу. Верните меня, пожалуйста, обратно в колонию. Там тихо, не стреляют. Я впервые нормально выспался, не слыша шума бомбёжки или артиллерийских ударов. – Знаешь, я дал аналитику всю информацию по тебе, и парадоксальный факт: там, где ты, нам сопутствует успех в наступлении. Это всё представленные вовремя довольно точные данные по противнику. Как ты это делаешь, выяснить не удалось. Почему ты не хочешь на фронт, я понял, но почему бросаешь своих? – Разве я их бросил? Скорее они меня. Удара в спину не прощаю. Я убил тысячу немцев, и, думаю, с меня хватит и этого. – Тысячу? – Ну… округлил, но восемь сотен точно есть. – Значит, тебя всё устраивает? – Более чем. – А если я попрошу? Несколько секунд я размышлял, после чего печально вздохнул и спросил: – Зачем я вам нужен? Я же не палочка-выручалочка. По щучьему хотенью не работаю. Тем более после трибунала желания помогать кому-либо не имею совсем. Везде буду работать из-под палки. Извините, но в этой истории вы для меня совсем не добрый волшебник. Скорее наоборот. – Я тебя понял. Хорошо, буду говорить твоими словами. Ты уже отомстил обидчикам, так что не стоит строить из себя обиженного. Суд был, но по делу. Предлагаю сделку. Решение военного суда отменяется, тебе возвращают звание и награды – всё, чего ты был лишён. Войну закончишь гордым бойцом Красной армии, а не вшивым заключённым. А за это ты сделаешь то, что нужно мне. – А может, я вам то, что нужно, и меня обратно в колонию, и вы забываете о моём существовании? – Не хочешь всё вернуть? – Ой, да можете себе всё забрать, дарю. – Нет, только отмена решения суда и возвращение потерянного. – Блин… – сказал я после некоторого раздумья. – Согласен. Слушаю вас, «добрый» волшебник. – Мне нужен командующий группой армий «Центр» генерал Клюге, с картами и всеми документами по скорому наступлению немцев на Москву. – А вы знаете толк в военных извращениях, – с восхищением протянул я. – Вернёте всё сейчас или потом? – Когда будет результат. Возврат утерянного и будет наградой за выполнение задания. – Тогда условие с моей стороны: чтобы такая просьба была первый и последний раз. – Я подумаю. – Ну, я так и думал. Хорошо. Путь будет, как вы сказали. Мне нужен самолёт. Надеюсь, вы знаете, где штаб этого Клюге? Или мне самому искать? – Известно. Вылетаешь сегодня на закате. Уже всё готово, амуниция и оружие тоже. Операция тайная, о ней никто не знает, курирую всё я лично. Где тебя заберёт самолёт с грузом, обговорим отдельно. – Нужно бесшумное оружие, винтовка и короткоствол. – Будет. – Добро. На этом мы и скрепили сделку рукопожатием. А с маршалами можно иметь дело, но один раз, предложит ещё что-то подобное – пошлю. Вот честно, уж лучше обратно в колонию, но он на такое не согласен. Меня всё равно втянут в это дело, а тут хоть своё отыграю назад. И это не штрафбат, ну его к чёрту. Маршал ушёл, а я задумался. Несмотря на свой бравый и самоуверенный вид, в положительном результате я сомневался. Какой, к чёрту, Клюге? Так мне и дадут его похитить. Ага, ещё и бумаги в придачу. Что-то маршал заигрался, требования невыполнимы. Я пока не так категоричен, прибуду на место, там видно будет, дрон покажет все расклады, но всё равно, это не операция – это опаснейшая авантюра. Ещё и прыгать ночью с парашютом. Это будет мой второй прыжок в этом теле. Первый, во время побега, был удачным, а как тут повернётся, увидим. Главное, не на лес прыгать, пусть в поле сбрасывает, я об этом пилота особо предупрежу. Жаль, план с тем милиционером в лесу не сработал: ведь я признался в убийствах, пусть и при самообороне, надеялся на новое следствие, суд – и здравствуй, родная колония. Но не сработало. Список необходимого я накидал, хоть какую-то компенсацию получу за эту операцию: возвращать полученное и не подумаю. Мне дали выспаться, а вечером подняли и отвезли на аэродром. Там меня ожидал знакомый старый «дуглас». Ну да, тот самый, пробоины пулевые заделаны, но латки видно. Я проверил мешок с грузом, его отдельно с парашютом скинут. Внутрь мне лезть не дали: мол, долго упаковывать. Вскоре мы были в воздухе. Вокруг быстро темнело. Я же размышлял о маршале. Тот ясно дал понять, что и дальше будет использовать меня в подобных делах. Оно мне надо? Оно мне не надо. Значит, маршала будем валить. После этой операции найду возможность. Ждать, когда тот сам умрёт (вроде в сорок пятом от туберкулёза – вон, покашливал уже), я не хочу, это долго. А то назначат главным диверсантом, ещё и после войны буду под присмотром. Это же ужас, а не жизнь. Нет, маршала нужно валить, а потом на какой-нибудь тихой штабной должности спокойно досидеть до конца войны и демобилизоваться. Да, план хорош, он мне нравится, так и поступим. А пока ожидаем высадки, похоже, до неё не так и долго осталось. Где меня заберёт самолёт с грузом, уже обговорили: как я понял, там другой борт будет, и сигналы опознавания тоже. Работаем. Наконец сигнал, первым за борт мешок с грузом, следом и я шагнул. Вытяжной шнур выдернул купол, и я начал опускаться вниз. А там темно. Только белел в стороне купол с грузом, спускавшийся чуть дальше. Земля довольно больно ударила по ногам. Я был в новенькой красноармейской форме, имелась и новая гражданская одежда, но она с грузом была, пока ещё не видел. Смотав купол, я прибрал его в хранилище. У меня там почти пятьдесят кило свободного места: за два месяца я что-то подъел, что-то, оказавшееся ненужным, выкинул. Подбежав к мешку, прибрал и этот купол тоже, а мешок распотрошил, подсвечивая фонариком. А неплохой набор, даже шнуры для вязания были. Большая часть ушла в хранилище, заполнив его до ста процентов, пришлось выкинуть парашюты, и тогда ушло всё. Были винтовка СВТ с глушителем и два нагана, я ещё вальтер просил, но его зажали. Шум движков самолёта совсем пропал. Вокруг продолжалась ночная жизнь: стрекотали кузнечики, ветерок ворошил траву. Собравшись, я побежал к дороге. До Витебска не так и далеко было. Немцы штаб постоянно перемещали: наши бомбили его ночами, высотники работали. Сейчас он пока в Витебске. Достав дрон, я поднял его метров на триста, осмотрелся и нахмурился. Похоже, засекли выброску: стягивали сюда подразделения, перекрывали отходы. А, теперь вижу, кто засёк. Пост на дороге, видна длинная антенна рации. Ну да, парашюты могли видеть. Вот блин. Ладно, валим. Я уже присмотрел проходы, которые немцы пока не контролировали, так что, оседлав велосипед, приналёг на педали. Стояла осень, и хорошо, что сильных дождей пока не было, почва не раскисла, велосипед катил легко. За два часа я ушёл за зону поисков, а её, похоже, расширяли: поняли, что я вырвался из окружения. Впрочем, признаюсь честно: я солгал. Ни к какому Витебску я не ехал. Мой путь лежал в сторону ближайшей железной дороги, по которой я собирался добраться до Минска, а потом и обратно. Город сильно пострадал во время боёв в сорок первом, да и наши бомбили, устраивая ночные налёты. Это я к чему веду. Всё это мне на фиг не нужно, но маршал ясно дал понять, что от меня не отстанут. Убить его я смогу, даже не используя дальнобойное оружие, замаскировав убийство под несчастный случай, но это ничего не даст: обо мне знает слишком много народу. А значит, чтобы от меня все отстали, я просто обязан провалить это задание. Украду какого-нибудь штабного офицера, желательно связиста, грохну парочку генералов и вернусь. Пусть дальше сами. Скажу: это всё, что я смог сделать. А там уже как дальше закрутится. Вряд ли маршал выполнит своё обещание и всё вернёт: я же задание провалил. Вот и будет принято какое-то решение, пока не знаю какое, но будет. Надеюсь не штрафбат, хотелось бы соскочить с этого «счастья». А Минск по банальной причине. Прошлый год я прощёлкал, будучи курсантом школы младших лейтенантов, да и тут в колонии срок тянул. Да, я о припасах, о свежих и молодых фруктах и овощах. Мне нужны помидоры и огурцы. Делать салаты зимой – это просто замечательно. Запас сметаны у меня пока был. В Киеве я покупал огурцы и помидоры, делал запасы, но как ни экономил, всё закончилось ещё до Нового года: мало купил. В общем, нужны свежие овощи, мёд – да много чего. Понятно, что в хранилище места нет, всё занято, но я готов пожертвовать чем-то из своих запасов. Оружия у меня мизер. По одному ППШ, ППД, МП-40, ПТРД-41, М-34, ДТ-29, ДП-27, АВС-36 с оптикой, карабин Мосина, по две СВТ и винтовки Мосина, они в снайперском варианте были, карабин Маузера и второй, уже с оптикой. Ко всему этому вполне солидный боезапас. Из пистолетов два вальтера, два парабеллума, один небольшой маузер, второй – большой, революционный, с деревянной кобурой-прикладом. Из револьверов три нагана, два из них с глушителями, как и одна СВТ. Это всё. Ах да, ещё десяток ручных гранат и десяток немецких противопехотных мин, плюс две сигнальные ракеты-растяжки – не успел потратить. Запасы солидные, но оружие выкидывать не буду: у каждого из них своя специфика. Нет, проще от мотоцикла избавиться и запасов топлива. Одну канистру оставлю на всякий случай (да хотя бы для генератора, заряжать дрон), и хватит. Это больше сотни кило чистого веса, с топливом – двести. Пока хватит и велосипеда. Почему Минск? Так у Витебска слишком большие поиски начались, а это подозрительно. Пусть ищут, а я пока в Минске побываю, время проведу. К тому времени, как я вернусь, тут, надеюсь, всё успокоится, и я, выполнив задание по своему разумению, а не так, как от меня хотели, вернусь к своим. Где будет посадка самолёта, уже прикинули: на шоссе между Витебском и Могилёвом был удобный участок ровной трассы. Я там подам сигнал, и самолёт сядет. А сигнал подам через рацию: мне выдали переносную немецкую «Телефункен», для диверсантов, в грузе была. Дальности хватит. Радист будет слушать волну и, услышав нужный сигнал, отправит самолёт. Не он сам, конечно, а командиры, что за это отвечают. Экипаж самолёта будет отдыхать вполглаза, чтобы вылететь немедленно. Вот такой был план, и я собирался сыграть свою партию. Чуть позже, снова подняв дрон и убедившись, что покинул зону поисков, я достал мотоцикл и погнал на нём. Это позволило мне удалиться за час почти на двадцать километров. Да, свет фары мог привлечь внимание, но скорее за своего примут: кто ещё тут будет ездить на мотоцикле? А за час до рассвета я выехал к железной дороге Витебск – Могилёв, работающей. Разогнавшись по насыпи, догнал эшелон, гружённый лесом, и, уцепившись за заднюю площадку, отпустил мотоцикл. Тот кувырком пошёл с насыпи. Жаль машину, вот действительно жаль, но будут у меня ещё такие трофеи, а место освободить было надо. Просто где-то бросить рука не поднималась, я тот ещё куркуль, но вот так, когда отпустил и забыл, это ещё ничего, терпимо. Железнодорожный узел Могилёва эшелон проходил медленно. Похоже, тот без остановки (ну, кроме замены паровоза) шёл куда-то в сторону Германии. Они вывозили лес, чернозём – да всё ценное. В итоге я решил сойти в Могилёве. Он был сильно разрушен во время боёв летом сорок первого, немцы его заново не отстраивали, если только для себя что-то. Было несколько новых зданий, и ещё несколько, находившихся в завершающей стадии достройки. Строили их советские военнопленные. Было девять утра. Я не в красноармейском был, а в гражданской одежде, даже аусвайс поддельный имел, правда, с отметками Витебска, но нестрашно, отболтаюсь. Тем более в ИТК я сошёлся с одним поволжским немцем, тоже из командиров, и тот за два месяца здорово подтянул меня в разговорном немецком, почти убрав акцент. У него была чуть искалечена рука (минами накрыло в бою), пальцы не гнулись, и выдать даже норму он не мог. Его перевели в кладовщики, и он подрабатывал репетиторством. Оба мы были довольны сделкой.