Два часа я рассказывал. Сталин иногда задавал вопросы, но особо в рассказ не вмешивался и слушал с живым интересом. Мы пили чай с ватрушками, ещё горячими. Его начальник охраны также слушал меня внимательно, а вот комиссар откровенно скучал: он всё это слышал, и не раз. Прямо тут, в кабинете, я получил вторую «Золотую Звезду» Героя – за всех трёх генералов. Я тогда убил не только Гудериана, но и того, кто занял его пост, так что германская армия на некоторое время оказалась обезглавлена. Меня уже хотели отпустить, но я замялся и, кинув быстрый взгляд в сторону комиссара ГБ, сказал: – Товарищ Сталин, есть ещё кое-что, о чём я… умолчал. – Знаете, откуда оружие? – поинтересовался хозяин кабинета. – Нет, я у бандитов весь дом перерыл, больше такого не было. Я о другом, товарищ Сталин. По тому, как был в плену в Мценске. – Я читал ваш рапорт, вам помог немецкий офицер-разведчик. Я взглянул на комиссара – он за спиной Сталина показал мне кулак. – Это так, но есть дополнение. Мы встретились после того, как я бежал с самолёта и вернулся поездом в город. Я опознал его французский грузовик, вездеход. Сначала даже подумал, что показалось, проверил – он. Приехал выручать. Он и оружие выдал. Но не ехать же пустым обратно? Вот мы с ним с тыла вскрыли склад медикаментов. Там было две тонны пенициллина, если вы знаете, что это такое. – Я знаю. – К сожалению, проделанная дыра была небольшая, но я смог, скинув форму, в одном исподнем пролезть внутрь. – А как замаскировали работу? – поинтересовался комиссар. – Не думаю, что тылы складов не были под присмотром. – А мы грузовик задом подогнали к стене и с кузова работали. Никто не подошёл, как мы опасались. А на складе, побегав и найдя нужное, я вскрывал ящики (они в дыру не пролезли бы) и носил упаковки. Когда склад открыли, шум, наверное, услышали: я там пару штабелей случайно уронил. Но часть я к тому времени уже вытащил, и это было в кузове грузовика. – Сколько именно? – прямо спросил Сталин. – Я не считал: честно, не до того было. Меньше тонны и больше полутонны ампул точно – где-то около девятисот килограммов. А потом я сжёг склад с медикаментами, чтобы кражу замаскировать. Грузовик наш видели, могли по нему выйти на моих… деловых партнёров. Ну и остальное заодно сжёг. Позже офицер меня из изолятора освободил, но дальше мы разошлись: тот первым уехал, тихо, а мне нужен был шумный прорыв, чтобы немцы горожан не тронули за убитых генералов. – Не помогло, пятьсот человек расстреляли, – тихо сказал Сталин. – Я знаю, товарищ Сталин, моя вина. – Что было дальше, я уже знаю. – Да, товарищ Сталин, потом я угнал танк, ну и там дальше всё согласно рапорту. За сутки до того как прибыли сотрудники НКВД, чтобы забрать меня, немцы передали грузовик. Я к тому времени подготовил место для хранения груза, выгрузил его и вернул машину. Груз находится в заброшенной землянке, на тот момент это были ещё оккупированные территории, но, как мне известно, сейчас те места освобождены. Там снегопад был, всё замело, думаю, вряд ли кто найдёт, а средство нужное, скольким нашим ребятам помочь может. Для того и экспроприировал. Хочу нашим передать, но без меня склад не найти, поэтому придётся мне лично передавать уполномоченному лицу. – Хорошо. Вам скажут когда. Вот после этого меня и отпустили, только комиссар попросил подождать в приёмной. Подождал. В кабинет мимо меня прошли несколько человек с портфелями, в гражданской одежде. Я так понял, что это известные конструкторы оружия. С интересом покосились на меня: дважды Герои – большая редкость. Комиссар вышел из кабинета через полчаса, задумчивый. Подхватил меня под локоть и повёл к выходу, говоря на ходу: – Я надеюсь, лейтенант, ты понимаешь, что отсутствие чинопочитания тебе даром не пройдёт? Тебя на капитана представили, уже даже утвердили. Так вот, забудь. Сгорбив плечи и тяжело вздохнув – мол, осознал, что потерял (пусть порадуется), – я поинтересовался грустным голосом: – Товарищ комиссар государственной безопасности… – Вот, помни разницу в чинах, – перебил он меня. – Ага. А что там конструкторы сказали? Это ведь конструкторы зашли в кабинет к товарищу Сталину? – Закрытая информация. Сейчас к нам, будешь вспоминать, что ещё забыл. – Товарищ комиссар, клянусь своим… э-э-э… – Не надо ничего придумывать, всё равно не верю. Я получил шинель, оружие, мы быстро оделись – и снова на Лубянку. Пришлось повторно всё описывать. Но ничего нового от меня не добились. Примерный район схрона с медикаментами я указал. Там действительно есть землянка, причём бывшая наша, её бросили, когда отступали осенью. Тем, кто со мной окажется, будет полезно заглянуть внутрь. Оказалось, вопросов ко мне ещё хватало. Где оружие добыл, да опиши каждого бандита, да как ждал, чтобы те уснули, напившись, да как резал их. Как использовал оружие по патрулям на улочках Владимира-Волынского – опиши опыт применения и остальное. Как майора-связиста брал и какое там оружие использовал – также опиши опыт применения. Да что это, я за каждый использованный патрон отчитывался. Сутки всё это продолжалось. Ну а потом мы погрузились в самолёт и полетели к Туле. С нами летел бригврач, довольно высокий чин из санитарного управления РККА, а с ним двое званием поменьше – военврач второго ранга и старший военфельдшер, взятые для описи и работ. Меня сопровождал комиссар, старший майор отсутствовал. На аэродроме нас уже ждали люди и техника, всё было подготовлено заранее: два броневика, два взвода красноармейцев, машина для нас и грузовик-фургон для перевозки медикаментов. Так и поехали. Добирались больше двух часов. Прибыв на место, выгрузились. Дальше я шёл впереди, прокладывая тропку, благо валенки имел. Сам чуть не плутанул, но землянку всё-таки нашёл. Трое бойцов, быстро работая лопатами, одной снежной и пехотными, откопали вход и смогли стронуть дверь. – Не заходите пока. Я первым: там минировано. Войдя в землянку, я достал из хранилища ручную гранату (как будто снял растяжку) и стал доставать упаковки с ампулами. Себе оставил одну упаковку и шприцы, всё остальное достал, после чего позвал остальных. Зашли они с керосиновыми лампами, даже их заготовили. А когда осмотрелись, многих пробил озноб, в глазах отразился ужас. Бригврач трясущимися губами спросил: – Что это? – А это лежат наши раненые, которых бросили при отступлении, и они тут все умерли от ран, – жёстко сказал я. – Вы дальше, за те нары загляните. Там девочка-медсестра, удавилась: не смогла их бросить и не выдержала мук. Я вот не могу на это смотреть, не выдержу. Я не железный. Комиссар сходил, долго там стоял, потом закрыл лицо руками и, покачиваясь, ни на кого не глядя, вышел из землянки. Больше он туда не заходил. Я тоже вышел. Бойцы носили упаковки к машине, а мы их ждали, поскольку решили не разделяться. Охранявшие нас бойцы из оцепления только поглядывали. Не задерживаясь, мы поехали обратно и вскоре, также самолётом, с грузом лекарств вернулись в Москву. Медики в одну сторону, а мы – на Лубянку. Там нас ждал майор, как будто и не отсутствовал весь день, и мы продолжили. Это ладно. Пройденный медосмотр тоже, в принципе, тревоги не вызвал. Ночевал я в служебной гостинице, не в камере, но только ночевал, всё остальное время – опросы и опросы. Тридцать первого декабря я встретил Новый год в Кремлёвском зале с ёлкой: мне принесли официальное приглашение. Я был в парадной форме. Мне понравилось, всё было вполне пристойно. Сталин ко мне не подходил, хотя кивнул издалека, но я поговорил с Власиком – вспомнил, как начальника охраны звали, – и тот передал, что медики благодарят за лекарства. Положительные результаты в госпиталях не заставили себя ждать. Причём дозы строго лимитированы: мало было лекарства. А первого января, как будто и не праздник, снова знакомый кабинет. Наконец перешли к следующему этапу. Работал со мной майор, комиссар заходил редко. Он вообще как-то почернел лицом. Заходил, читал уже исписанные листы и уходил, иногда забирая их с собой. И вот под вечер второго января майор вдруг спросил: – Скажи, а ты кто? Комиссара не было, но я чуял: будет сигнал – зайдёт. – Не понял вопроса, товарищ старший майор. – То, что ты Одинцов, вызывает сомнение. Например, знание английского языка, притом что Одинцов изучал в школе немецкий, или твоё умение водить автомашины, которого не было у Одинцова. Однако шрам на правой лопатке имеет место быть. Мы провели немалую оперативную работу, общались со всеми, кто тебя знал. Внешнее описание, до последней родинки и шрамов, получили от твоих друзей детства – всё на месте. Но ты не узнал свою одноклассницу, которую знал с детского сада. Она не военная, но по нашей просьбе временно надела форму и служила в штабе двести девяностой стрелковой дивизии. Та самая, к которой ты обратился: «Эй, ты, как там тебя, боец?» Та самая, на которую ты указал, как на тот тип девушки, что в твоём вкусе, когда тебя окружили девчата. Да, об этом мне тоже сообщили. Сейчас она уже сдала форму и отбыла домой, в Горький. Насчёт частичной амнезии я в курсе, удар в висок не прошёл даром. Так что скажешь? – Не было частичной амнезии, – вздохнув, признался я. А куда деваться? – Я вообще ничего не помнил, но побоялся сказать. Тихо и незаметно подслушивал, выяснял информацию и радостно сообщал врачу что то-то и то-то вспомнил, озвучивая подслушанное. Так и получил диагноз «частичная амнезия». Мне почему-то казалось, что так будет лучше. Память ко мне так и не вернулась – ни тогда, ни сейчас. Оттуда английский знаю? Без понятия. Почему машину вожу? Не знаю. На мотоциклах тоже ездил, если вы не в курсе, причём вполне уверенно. Ну а дальше война. Я развивался, учился: глупо отказываться получать новые умения. Я не хотел становиться командиром, вот как на духу говорю, простым стрелком проще, но комдив отправил меня в Киев, в школу младших лейтенантов. Вы даже не представляете, как я старался дотянуться в учёбе хотя бы до середнячков! Я ведь школу не помню, какие-то знания всплывали, но мизер. Хорошо, что парни здорово мне помогали, я их за это подкармливал. Так что для меня это всё не сказка, а жизнь, и довольно страшная. – Самолётами управляешь? – записывая, с деловым видом уточнил майор. – А я знаю? Не угонял пока. – Угу. Проверим. – Товарищ старший майор, раз вы знаете, что происходит в дивизии, может, скажете, что там с той охотницей на мужей-Героев? Майор неожиданно хохотнул, но, мотнув головой, сказал, что я сам всё узнаю, когда в дивизию вернусь: мол, не хочет мне сюрприз портить. Ну, нет так нет, хотя его слова о моём возвращении в дивизию порадовали. Опрос продолжался, комиссар опять заходил, забрал часть листов (они пронумерованы), унёс. Кому он их постоянно таскает? Не Сталину ли? Хотя, может, и Берия интересуется. Как раз с ним я лично не встречался, но пару раз видел издали. Один раз тут, на Лубянке, в коридоре, во второй – при первом моём награждения «Золотой Звездой». Наконец пятого января всё закончилось: выдоили, что могли. На аэродроме меня проверили – самолёты не знаю. Было множество и других проверок. Оказалось, я неплохой слесарь на разных станках – ещё бы, инструментальщик, пятый разряд. Майор был озадачен, но всё вносил в уже пухлую папку моего личного дела. И вот пятого января комиссар, в кабинете которого я был впервые, сказал: – Скажу прямо. Тебя хотели куда-нибудь в тыл отправить, поставили бы командиром охраны какого-нибудь важного объекта. Но немцы уж больно желают тебя найти. Поедешь обратно в дивизию, тем более комдиву обещали, нужно выполнять. Постоянно запросы шлёт, когда тебя вернут. – Приманкой? – с хмурым видом уточнил я. – Да, – коротко ответил комиссар. – От снайпера никакая охрана не поможет. – Не будет снайпера. Гитлер лично распорядился, чтобы тебя живого к нему доставили. Живым будут брать, а мы посмотрим. Вот, держи бумаги, тут всё оформлено: проездные, продаттестат и всё, что нужно. Без тебя сделали. Эшелон на Тулу уходит через пять часов, ещё успеешь посмотреть квартиру, которую государство тебе в столице выдало. Свободен. Что есть, то есть: квартирный ордер я получил, нужно найти управдома, тот выдаст ключи и покажет квартиру. Если мебели не будет хватать, привезут и установят. Как дважды Герою мне такая квартира была положена по закону. Не я его писал, но не скажу, что не доволен, вполне даже рад. Убирая документы в нагрудный карман, я услышал вопрос: – Не хочешь узнать, что по тем умершим раненым и девочке-медсестре? Вижу, хочешь. Сам вёл расследование. Нашёл я и тех обозников, что их вывезти должны были, и ответственного медработника. Все наказаны: два расстрела и три статьи. Твари! – выдал он с чувством, с внутренней энергией. Я молча кивнул и покинул кабинет, направившись вниз. Отдал дежурному бумажку-пропуск, его помощник вернул мне вещи, и я, собравшись, покинул здание. Закинув лямки сидора на правое плечо, направился к дому, в котором мне выделили квартиру. Транспорт не нужен, тут рядом совсем, минут пять идти. Квартира находилась на четвёртом этаже шестиэтажного дома. Неплохо. Управдом был у себя, в своей квартирке. Суетясь, он проверил документы и ордер, а потом, сорвав бумажку с двери опечатанной квартиры, всё мне показал. Квартира была четырёхкомнатная: две спальни, кабинет и гостиная. Плюс кухня-столовая, совмещённый санузел и два балкона. Я осмотрел приобретение. Действительно не хватало некоторых предметов обихода: зеркала в ванной комнате и ещё кое-чего по мелочовке. Управдом записал все мои пожелания. Вода горячая была, и я даже принял душ, всё необходимое у меня имелось с собой. Когда уходил, проследил, как дверь снова опечатали, и в пролётке, которую нашёл для меня управдом, направился на вокзал. Добрался до вокзала, нашёл эшелон. Повезло, было место в купейном вагоне. В полночь, когда наступило уже шестое января, я был в Туле. Вообще, нам бы дальше нужно было проехать, но пути повреждены, их ещё восстанавливали, так что дальше своим ходом или автотранспортом. На ночь глядя ехать не хотелось, но уж больно удобно выходил попутный обоз, да ещё моей же дивизии. Причём командовал обозом знакомый мне техник-интендант, успевший получить третий кубарь в петлицы и медаль «За боевые заслуги», чем не преминул похвастаться. А было за что, обозников ведь обычно не награждают от слова совсем. Он обрадовался моему появлению, выдал мне место в санях. Это раньше по бедности в основном повозки были, саней мало, всего семь штук, а сейчас сорок саней загруженных. И вот в два часа ночи мы двинули. Я сидор в санях оставил, а сам шёл впереди, общаясь со старшим обоза. Узнавал, где дивизия стоит, какие новости имеются, заодно, как бы между прочим, выяснил по «красотуле», что за меня замуж хотела. Буду я ещё до штаба дивизии ждать, меня любопытство снедает. Так как разведчики язык за зубами не держали (видимо, мой командир не препятствовал), вся дивизия, а на данный момент и вся армия, знали подробности от начала до конца. Вот он мне и рассказал. Предысторию вы уже знаете, теперь расскажу, чем всё закончилось. Я немного ошибся в своих предположениях о том, что произошло в землянке, но не суть. Так вот, когда убивец, которому приказано было доставить мою голову, с ножом и сумкой прокрался в землянку, часового на посту не было, но, стоило ему войти, как на него кинулись из темноты. И какие бы единоборства он не знал, его, думаю, не учили отбиваться от женщины в период гона. Девица его со мной спутала: шинель комсостава, фигурами мы схожи. Хищница хоть и девкой была, но обученной (ещё бы, имея пять старших сестёр), так что швырнула немца на койку и прыгнула сверху, заявив: «Ты всё равно будешь моим!» Немец даже и не понял, как с него вся форма слетела.