Однако долго эта моя жена не проживёт – факт, стану вдовцом. И поверьте, рука не дрогнет. Она меня вообще не интересовала, сама ко мне полезла, так какие ко мне претензии? Это всё равно что дразнить бойцовскую собаку, а потом жаловаться, что та её покусала. Поэтому, как видите, проблемы тут никакой нет. Всё решаемо. Узнаю подробности, когда вернусь, от этого и буду отталкиваться. Что ещё из новостей? Ну, про успехи дивизии долго рассказывать, про «невесту» даже говорить не хочу – как бы вообще удалить её из моей памяти? Да ладно, чёрт с ней. Жалко мне хозяйку того дома, из которого меня похитили. Кости на пепелище нашли, уверен, что её и ещё двоих. Поэтому и решили, что я тоже сгорел: известно же, что в дом отдыхать ушёл. Потери штаба в той операции немцев составили двадцать процентов убитыми и ранеными. Вот такие дела. Ну а пока под перестук колёс поезда мы катили в столицу. Нас устроили в купе для медсестёр. Поезд в столице не задержится, только выгрузят там что-то или кого-то (заодно и мы сойдём), и поезд дальше пойдёт. А куда там меня дальше, узнаю на месте. Выгрузили меня уже ночью и повезли на Лубянку – ну кто бы сомневался. Несмотря на поздний час, меня ждали, сотрудники были предупреждены. Судя по спешке, дело не требовало отлагательств. Я сдал внизу шинель и шапку, а также и оружие, оставшись в форме и валенках, и меня сразу провели в кабинет. Едва я устроился на стуле, как был задан первый вопрос: – Вы точно уверены, что убили человека, обозначенного в вашем рапорте как «ромбовый»? – Потом ещё контрольный в голову сделал, – подтвердил я. Сотрудники переглянулись. Причём оба ромбовых были – старший майор и комиссар госбезопасности. Комиссар подошёл к окну, закурил и после недолгого молчания сказал: – Это был наш агент у немцев. – На нём не написано. – Я смотрю, вы не жалеете о том, что сделали? – заметил майор. – Абсолютно. Я жизнь и свободу спасал. Мог бы и подмигнуть, или как там у вас агенты опознают себя? Хотя рож… лицо у него удивлённым было, когда первую пулю в грудь поймал. Ну ладно, агент и агент. Не понимаю, зачем вы мне это говорите. Провалился ваш агент. – По вашей вине. – Вот только не надо, а то я напомню, что советский агент помог немцам пленить меня и сдать врагу. Я тоже словами играть умею. – Наглый щенок, – пыхнув дымом в форточку, сказал комиссар. – Вы мне тоже не нравитесь. От вашей организации я ничего хорошего не видел. – Да, с Гольцевым была наша ошибка. – Это всё ваши игры, а мне мои жизнь и здоровье дороже. Вас бы в карцере подержали. – Для Родины можно на что угодно пойти, – с патетикой озвучил комиссар. – Вот в этом я с вами полностью согласен. Так вот, Родина сказала вам: спрыгните с крыши высотки. Идите, прыгайте. Что, не верите моим словам? Так и вы для меня не авторитет, чтобы о Родине вещать. Что вы, что какая-нибудь кухарка будет что-то от меня требовать во славу Родины, я обоих пошлю. – Да, товарищ комиссар, – протянул майор, откинувшись на спинку стула. – Вы правы, наглый щенок. Никакого чинопочитания. – После ваших застенков уважения и чинопочитания от меня не ждите, – сразу отозвался я. – Даже видимого. – Да помолчи ты уже, – поморщился майор. Удивили. Нет чтобы рявкнуть, чего я, в принципе, и добивался, проверяя их. Однако спокойно со мной общаются. Это значит одно: им приказали меня не трогать, поговорить спокойно. Это настораживает. Тем не менее я действительно замолчал, как и просили, потому что чувствовал: если продолжу, перегну палку. Майор одобрительно хмыкнул и, достав папку, попросил ознакомиться и сказать своё мнение. Это оказался мой рапорт. Почерк чужой, но всё, что я написал в своём рапорте, все пять листов, было перенесено от и до, добавить нечего. Так я и сказал. Вопросов у майора, как оказалось, хватало. Откуда оружие взял, бежав из плена? Припасы, понятное дело, на сгоревшем складе. Но, опять же, как сохранил? Или где-то рядом спрятал? Откуда медвежья шкура? Даже откуда лыжи взял, пришлось объяснять. Майор вёл опросный лист, куда вносил всю эту информацию. Приходилось на ходу придумывать ответы, но вроде складно получилось. А то я как-то расслабился после выхода к своим: не спрашивают – и хорошо. Ответы не заготовил, вот и пришлось сейчас расплачиваться за свою недальновидность активным мыслительным процессом. Потом перешли к моей работе в штабе дивизии. Вопрос был один, и вполне конкретный: откуда я получаю столь достоверные сведения? Вот тут у меня ответ был. – От немцев. – От кого?! – Вопрос прозвучал одновременно от обоих. Да, похоже, мне удалось их удивить. – Есть группа офицеров, мелкие чины, но один работает в штабе армейского корпуса, а другой – полевой разведчик в том же корпусе. Им эта война не нужна, семьи уже давно вывезены в Швейцарию, но, чтобы достойно жить, нужны деньги, а они довольно бедны, живут от зарплаты до зарплаты. Трофеи есть, но им мизер достаётся. Вот они и решили подзаработать. И не стоит думать, что они евреи – нет, чистокровные немцы, сильно не любящие Гитлера: что-то там в семьях у них случилось по его вине. В общем, они собираются делать ноги, но пустыми уходить не хотят, вот я и помогаю им по мере сил. – А побег из следственного изолятора в Мценске? Значит, двери открыли они? – Да. Тот, что разведчик. Не хотели терять источник дохода в моём лице, вот и устроили ему командировку, незаконную. Если бы попались, могли привлечь, но обошлось, благополучно вернулись. – Откуда средства для оплаты? – Мы же наступали. У одного офицера нашли портфель с ювелирными украшениями – дорогие, старинные, золото в основном и брюлики. Почти всё и ушло. – И не жалко? – Нет, для дела же. Тем более это не мои трофеи. – Свои бы ты не отдал, – проворчал комиссар, закуривая какую уже по счёту сигарету. Как он только может одну за другой смолить? – Ну да, наверное. Майор, по-прежнему ведя запись опроса, продолжил выспрашивать дальше, хотел узнать контакты немцев да как я так сразу поверил им, и всё такое. Я описал всё, что «знал», и сказал, что на последнюю встречу их посыльный не пришёл. Такое уже бывало, и я не расстроился, но, вполне может быть так, что они уже убыли. Не знаю, как они смогли сделать это с передовой, но, видимо, нашли выход, а там, в тылу, поди лови их. Вернусь, так узнаю, на месте они или нет. Хотя особо не рассчитывал бы на новые встречи: ювелирка у меня закончилась, и они это знали, да и сами намекали не раз, что им пора. Ну а потом майор сказал: – Нас очень заинтересовал твой бой с взводом СС в лесу, когда ты освободил медиков. Наши сотрудники опросили обозников, и, по их рассказам, ты был очень недоволен и что-то искал на том месте. Они даже показали где. И вот что нашли наши сотрудники. Майор достал из-под стола гильзу от «Вала» и поставил её донышком на стол. Да уж, красиво меня подводили к этому разговору. Пять часов нервы мотали и, когда я уже устал и морально вымотался, выложили на стол то, из-за чего в действительности меня сюда и пригласили. Прежде всего их интересовала эта находка, а всё остальное – так, по ходу дела. Вздохнув, я расслабился. Жаль, спинки у табуретки не было, откинулся бы на неё, как майор, эффектнее выглядел бы. Подловили они меня, глупо это отрицать. И теперь, как бы я ни отговаривался по-детски – мол, не знаю, это не моё, это не я, – капкан захлопнулся. Похоже, автомат придётся сдавать, а я крайне этого не хотел. – Всегда знал, что небрежность в мелочах меня подведёт. – Да нет, – майор позволил себе лёгкую улыбку, – перерыл ты там действительно всё, и нашёл бы. Но именно эта гильза, отлетев, не упала на землю, а насадилась отверстием на ветку. Если бы ты поднял голову, ты бы её увидел. Наши сотрудники тоже не нашли, обозник обнаружил. – Даже так? Буду знать. – Итак, возникает вопрос: где оружие? – Вот вам оружие, – показал я майору кукиш, а потом комиссару второй. – Вот вам боезапас к нему. Неужели гитлеровские огрызки думали, что я вам вот так всё выложу? Да я после Гольцева вам вообще не доверяю. Отдам оружие, а вы его сразу же в Германию отправите, рассадник предателей. Так что идите к чёрту. Майор всё же не выдержал и уже готов был высказаться, но комиссар его остановил и обратился ко мне: – Я понимаю, старлей, что доверие к нам у тебя утрачено. Просто назови лицо, которому ты согласен передать оружие. И не стоит говорить, что оно сгорело в доме, когда тебя брали немцы. Перед тем как его сжечь, они там всё перевернули в поисках этого самого оружия. Не было его там. Я тут же закрыл рот, так как именно это самое и хотел сказать, думая, что нашёл лазейку. Обложили, гады. Не люблю работать с профессионалами. – Сталин. То есть товарищу Сталину отдам. – Замечательно. Как раз товарищ Сталин и желает с тобой поговорить. Где оружие? – Меня везли ваши сотрудники, вот я всё и спрятал. Думал, снова карцер и всё такое. – Где оружие? – Да тут, в Москве, – скривившись, буркнул я. – Когда меня похитили, я понял, что могу потерять его, вот и перепрятал. – Хорошо. Сейчас отправляйся в гостиницу, отдохни, потом заберём оружие – и в Кремль. Думаю, тебе известно, что оно должно быть разряжено? – Известно. – Там охрана примет его и при тебе передаст товарищу Сталину. – Хорошо. Вот так в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое декабря меня отвезли в служебную гостиницу. Я принял душ, съел выданный поздний ужин из чая и бутербродов с колбасой, отдал в стирку и чистку форму, шинель и всё остальное, даже исподнее, – и отдыхать. Подняли меня на следующий день около двух часов пополудни. Я позавтракал, оделся (мою одежду к тому времени уже привели в порядок и вернули), а потом мы покатались на машине по улочкам. Я указал на первый попавшийся дом и велел ждать меня в машине: мол, не желаю показывать свой схрон. Поднявшись на чердак, я приветливо поздоровался с дежурными зенитчиками: тут на крыше была пулемётная зенитная установка. Отошёл в угол и, покопавшись там, вернулся с сумкой. А будучи уверенным, что вскоре этот чердак перевернут вверх дном и с лупой всё тут изучат, я оставил сидор с ручными гранатами и небольшим НЗ, после чего вернулся к машине. Ожидавший меня в машине комиссар лично изучил оружие, которое я предварительно разрядил, и мы поехали в Кремль. Кстати, собираясь в номере, я надел парадную форму со всеми моими наградами, ту, в которой меня награждали медалью «Золотая Звезда», а также начищенные до зеркального блеска сапоги – это не из моих запасов, мне их в гостинице выдали, с возвратом, валенки мои у них остались. В Кремле я сдал шинель и оружие, которое мне вернули, когда я покидал Лубянку, и мы направились прямиком в кабинет Сталина. Со мной был комиссар, а один из охранников нёс сумку, в которой находился «Вал». Войдя в кабинет, я вытянулся и поздоровался, после чего услышал просьбу показать оружие. Кроме комиссара в кабинете был также начальник охраны Сталина – забыл, как его там… Достав автомат, я показал, как складывается приклад, как снимается глушитель, провёл неполную разборку. Тут был и весь запас патронов (смысла хранить их не было), а также магазины и подсумки для них. Материал, из которого они были сделаны, Сталина заинтересовал: мол, никогда такого не видел. Ещё бы, такой материал сейчас не делают, и даже через тридцать лет делать ещё не будут. Сталин сам зарядил оружие пустым магазином и приложился к прикладу, глядя в прицел, поводил стволом по комнате. Я тем временем сообщал ТТХ оружия: мол, узнал на собственном опыте применения. – Удобно, – оценил Сталин. – И надписи, действительно, наши, но о создании прототипа такого оружия мне ничего не известно. – Он косо глянул на меня, изучая мою реакцию на то, что сейчас оба генерала по очереди изучают и вскидывают к плечу моё оружие, и спросил: – Жалко отдавать? – Ощущаю себя так, словно боевого друга предал. Он столько раз мне жизнь спасал. Эх, – махнул я рукой. – Хм. Мне доложили, что вы будете что-то просить за это оружие. – Я трофейщик, а не куркуль, это две большие разницы, товарищ Сталин, – негромко, но с силой в голосе сказал я. – Ничего мне не нужно. Всё, что захочу получить, я у немцев добуду. – Что ж, хорошо. Ну а теперь, главный враг Германии (по словам Адольфа Гитлера), расскажи мне, как в плен попал и генералов застрелил. Рапорт ваш я читал, но живой рассказ интереснее. – Хорошо.