В кабинете нас было четверо: два солдата, стоявшие за моей спиной (не из тех, что меня похитили, другие), я и этот полковник. Я уже подумывал, как достать оружие и перестрелять их, благо развязан, но медлил из-за светового дня снаружи: ночь – вот моя помощница. Тут дверь открылась, и стремительным шагом зашёл какой-то генерал. А я его сразу опознал – Гудериан. Разве он ещё тут? Его же вроде куда-то отправили, пленные офицеры говорили, что якобы сняли с должности, а на его место – другого генерала. Мол, не оправдал доверия Гитлера, не взял Москву, вот его и сняли. Гудериан был не один, со свитой, так что не дёрнешься, я свои силы реально оценивал. Генерал что-то резко спросил у ромбового, с интересом рассматривая меня. А я ему язык показал. Тот от неожиданности опешил, потом засмеялся. Правда, быстро оборвал смех, но изучать меня продолжил. Вообще, можно было бы раскидать гранаты и автоматом положить всех, но здание мне не покинуть, меня здесь положат, это точно. Убить генерала было бы неплохо, но свою жизнь я ценил больше, так что ждём темноты. Гудериан о чём-то экспрессивно говорил с ромбовым, тот тоже в долгу не оставался, отвечал. Наконец я не выдержал и сказал: – Говорите чётче и медленнее, а то я не всё понимаю. В этот раз затрещина прилетела от охраняющего меня солдата. А вот полковник отчего-то весело на меня взглянул и объяснил: – Генерала интересует источник поступающей к тебе информации. Мы внимательно за тобой наблюдали. Именно ты передавал сведения штабу своей дивизии, поэтому она так успешно и наступала, нанося нашим войскам большие потери. – О, господин полковник, вам этого не понять, это не для средних умов. Дар у меня от бабушки, царство ей небесное. Она умела ворожить и меня этому научила. Это несложно: две капли опиумной настойки, косяк марихуаны и немного кокаина – и вам откроется астрал. А там вся информация, знай выкладывай на карту, что тебе нужно. Вот так я её и получал. – Шутишь, значит? – Какие шутки? Ваша аненербе вон шаманов тибетских вывезла в Германию и работает с ними. Чем я хуже? Я лучше шамана. – Откуда ты знаешь о секретной организации Третьего рейха, мы ещё выясним, как и то, откуда сведения получал. А пока пусть тебя оденут. До Берлина добираться воздухом будем, а наверху холодно. Он отдал несколько приказов на немецком и продолжил общаться с генералом, а меня вывели из кабинета и выдали слегка ношеную форму командира РККА. Ряженых ограбили? Впрочем, знаков различия не было. Я надел форму, сверху снова шинель, потом шапку, на ногах валенки. Ух, отогрелся. Вскоре пришлось снимать шинель и шапку: в здании довольно тепло было. Меня покормили – ну наконец-то, а то кишка кишкой играет. На первое был горячий суп-гуляш из овощей с мясом, ничего так, а вот второго не было. Хотя супа было много, я наелся. Выдали ещё два куска хлеба, сыр и чай – для офицеров, не эрзац. Снаружи уже темнеть начало, когда мы собрались, и поехали куда-то за город. Я в легковом авто с полковником, плюс два бронетранспортёра. Генерал, к сожалению, не с нами. Уехали мы недалеко, на полевой аэродром, где разместилась фронтовая авиация. Нас ожидали: тут стоял трёхмоторный транспортный самолёт. Вот и меня туда, причём попутным грузом, так как были ещё мешки с почтой и пяток офицеров. Генералов не было. Меня связали, чтобы не доставлял проблем. Вскоре самолёт разогнался, оторвался от полосы и, гудя моторами так, что будь у меня пломбы, они бы все повылетали, натужно потянул в сторону Германии. А вот теперь можно бежать. Германия мне интересна, но только при условии, что я войду туда с советскими армиями. В самолёте находились полковник с двумя подручными, оба офицера, шесть попутных пассажиров – пять офицеров и один гражданский – и экипаж. Остальное место занимала почта, так на мешках было написано. Жаль, Гудериан соскочил, не досталось мне счастья лететь с ним на одном самолёте. Медлить не стал. Мы ещё набирали высоту, когда верёвки, которыми я был связан, исчезли, а в обеих руках у меня появилось по парабеллуму. Открыв огонь, я сначала убил обоих офицеров из охраны, потом полковника (он мне не нужен), а затем в быстром темпе завалил и остальных, кто был в салоне. Тут вдруг в салон заглянул лётчик с пистолетом в руке, я и их расстрелял через стенку. Пробежавшись, сделал контроль. Самолёт вёл себя странно, но пока летел. Первым делом я подошёл к полке у кабины, где лежали парашюты, три штуки. Если бы их не было, я трижды подумал бы, прежде чем устраивать стрельбу. Причём на лётчиках парашюты были, а вот на пассажирах почему-то нет. Путаясь в ремнях, я сумел застегнуть парашют. Потом собрал документы, ремни с пистолетами, поискал что ценного – так, мелочь была. Затем, открыв дверцу самолёта, который летел уже как-то боком, шагнул наружу и дёрнул кольцо. К счастью, купол открылся штатно, и дёрнуло серьёзно. А правду говорят, что некоторые парашютисты от рывка при открытии парашюта получают контузию. Хорошо, что челюсть сжал, а то лязгнул бы зубами. Самолёт, гудя, скрылся в ночи, а я медленно куда-то опускался. Вряд ли далеко от Мценска улетел, ставлю километров на пятьдесят. Постараюсь вернуться, пристрелить генерала (снайперка при мне) – и к своим, а то мало ли что подумают. Да и наша дивизия хорошо наступает, стоит держать прежний темп. Как же достали меня немцы с этим автоматом, бесят. А вот и земля. Похоже, тут железная дорога: рельсы блестят, а шпалы под снегом в темноте не видно. Приземлился на склоне, кувырком пошёл вниз. Уф, не поломался. Собрал купол, убрал вместе с парашютной сумкой в хранилище, на ноги лыжи, палки в руки и рванул в сторону Мценска. Стоит поторопиться. И тут мне повезло: со спины меня нагонял эшелон. Быстро убрав лыжи и палки, я поднялся на насыпь, лёг на снег и, когда меня обдало паром и теплом, разбежался и ухватился за подножку. Так и устроился в нише под вагоном. А в эшелоне пехоту везли. Доехал я за час: оказался ближе к городу, чем думал. В городе эшелон сбросил скорость, и я соскочил. Отбежал к зданиям, осматриваясь. Дрон использовать не смогу: снегопад, нелётная погода. Придётся так. Вот я и крался, надев белый маскхалат, и в случае опасности просто на снег ложился. Так я добрался до центра. Не сразу, но нашёл здание, где меня допрашивали. А там свет горит. Любопытно. Машин у здания почти нет, одна легковушка; если бы генерал был, их было бы куда больше. Стал искать по городу, нашёл скопление автомашин. Похоже, штаб армии тут, но здесь генерал или где отдыхает, не знаю. А тут раз – на крыльцо вышли аж три генерала, и Гудериан среди них. Закурили. Время – восемь вечера. Я с ромбового часы снял и себе на кисть надел, так что время точное. Быстро достав СВТ, поменял магазины – вставил тот, где патроны с разрывными пулями, сам надпилы делал. Взвёл затвор и зачастил выстрелами. Успел по паре пуль в каждого генерала всадить – это наглухо, – а затем и в других офицеров, пока магазин не опустел. Тут расстояние – четыреста метров, вполне хорошая дистанция. А вот что теперь делать? О путях отхода я как-то не подумал. Так что рванул прочь, надеясь, что пронесёт. Где бы заныкаться? Сильно сомневаюсь, что смогу теперь покинуть город. Сейчас всех поднимут, от гарнизона до всех частей, находящихся на территории города. Чёрт, что ж я раньше об этом не подумал?! Могут быть репрессии среди мирных жителей: расстреляют в отместку, немцы это любят, ничуть не смущаются и не стесняются. Помнится, они поступают так, если не могут найти виновных. Значит, придётся уходить с перестрелкой, уводить немцев от города. Шанс, конечно, мизерный, что горожанам не достанется, но он есть. Да мне жить тошно будет, если узнаю, что из-за меня горожан расстреляли. Решив так, я изо всех сил рванул прочь. Тут склады, есть шанс укрыться, пусть и временно. Перебрался через забор, это оказалось несложно: с моей стороны был сугроб в полтора метра. Срезав из ППШ часового у ворот большого склада и постреливая дальше, где были ещё часовые у пакгаузов, тоже палившие по мне, я подбежал к складу и просто убрал кусок ворот с замком, бросив их тут же. Улика, конечно, но я всё равно планирую сжечь склад. Проникнув внутрь, я быстро осмотрелся с помощью фонарика. Луч света заскакал по стеллажам, и я понял, что нахожусь на складе медикаментов. Судя по крикам снаружи, склад окружали. Я быстро установил растяжку на воротах, гранату усилил противотанковой и побежал вглубь, быстро осматривая надписи на упаковках. Нашёл самое ценное, что тут было – пенициллин. Я на него и рассчитывал, когда понял, куда попал. Правда, было его тонны две, а я смог забрать лишь шестьсот килограммов: больше места не было. Подумав, выложил часть трофейного оружия и бочку с бензином на двести литров (потом ещё добуду), и взял ещё триста кило в упаковках. Причём ящики не брал, это лишний вес, вскрывал и в бумажных упаковках прибирал. Кроме пенициллина взял также одну упаковку стеклянных шприцов. Ну а потом я вскрыл бочку с бензином и опрокинул её, а из канистры разлил дорожку до стены склада. Убрал кусок стены (а хранилище полное, пришлось часть вещей выложить, чтобы его взять, а потом, когда кусок выкинул, вещи обратно вернуть) и, перебравшись в соседний склад, поджёг бензин. Вовремя успел, как раз граната рванула у ворот. Снаружи вопили немцы. А я двинул дальше и, поднявшись по стеллажу, забрался к самой крыше очередного склад. Когда убрал часть крыши, внутрь упал целый сугроб. Я вылез на крышу и осмотрелся. Батальона два немцев суетились у полыхающего склада, а все остальные склады были окружены цепочкой солдат. Обложили, гады. Опа, а меня заметили – глазастые, сволочи. Достав пулемёт МГ, длинной очередью засадил по плотному строю солдат у полыхающего склада. Около двадцати повалились, остальные или залегли, или разбежались. Эх, сюда бы танк, вроде той «четвёрки», на которой я генерала привёз, я бы на нём прорвался. Кстати, о судьбе танка мне ничего не известно. За ним прибыли на следующий день после нашего отбытия в Москву, а до этого он, отмытый от грязи, стоял у штаба полка, став для жителей города своеобразной достопримечательностью. Забрали его танкисты, своим ходом погнали, а тот взял и сломался на окраине, да так, что ни туда, ни сюда. Ещё бы, у немцев техника хрупкая, частого обслуживания требует, а у меня и бензин не той марки, разбавлял с тем, что в баке был. В итоге на тросах утащили, и что с ним дальше было, я не знаю. Да и не выяснял, мне он был неинтересен. Помог, вывез, спасибо на этом. Я огляделся вокруг, однако ничего похожего на танк не обнаружил. Четыре бронетранспортёра вижу, но это не то. Расстреляв всю «улитку», бросил пулемёт на крыше и спрыгнул обратно на склад, а то уже пули над головой засвистели, а часть немцев от горевшего склада бежали сюда. Присев на ящик, я задумался. И что делать? Да сдаваться, что же ещё? Чую, побьют, но хоть живым оставят. Уверен, будет публичная казнь. Вздохнув, глянул на ящик, на котором сидел, и открыл соседний. Хм, знакомые банки, саморазогревающиеся, с консервированным мясом, они в солдатские пайки идут. Выложив из хранилища немного оружия и боеприпасов, канистру с бензином и канистру с водой, взял тридцать банок. Потом побегал, поискал и прибрал десять упаковок с шоколадом – килограммов пятьдесят будет, швейцарский, судя по надписям. Ну а после, подорвав гранатами ворота, стал вести переговоры с немцами. Они быстро нашли переводчика, и я сообщил, что я лейтенант, Герман Безымянный, бежал из плена, из лагеря для командиров, нашёл оружие и застрелил генералов. В общем, подтвердил, что это моя работа, после чего покинул склад с поднятыми руками. Ох, как меня били! Сжавшись в комок на снегу, я пережидал эту вакханалию. Да они больше мешали друг другу. Наконец офицер рявкнул, и злые солдаты расступились. Мне разбили нос, лицо в крови, но в целом не сильно пострадал. Ну подумаешь, всё тело в синяках. Меня связали, закинули в кузов грузовика и куда-то повезли. Оказалось, в следственный изолятор. Тюрьма тут тоже была, но сгорела. Определили меня в камеру-одиночку. Видите, из кольца окружения я вырвался, теперь из изолятора нужно и можно сбежать. Ночь только началась, десять вечера, успею свалить. Понятно, что весь город поднят, но преступника уже поймали, постепенно должны успокоиться. Одно радует: меня не опознали как Одинцова. Прежде чем выйти к немцам, я вернул в хранилище маскхалат и всё ценное, что при мне было. Сейчас достал наручные часы ромбового и застегнул на кисти. Медлить не стал: ещё стихали шаги двух конвоиров, а я уже действовал. Убрав кусок двери, вышел и направился к выходу, держа в руке «глок»: другого оружия с глушителем, кроме «Вала», у меня не было, вальтер остался у старшины Дёмина. Пришлось подождать: в коридоре стояли конвоиры, что-то обсуждали. Но вот они разошлись, и я, покинув изолятор, смог выйти наружу. Офигеть, даже часового не было. Снова накинул на себя маскировочную накидку и направился к вокзалу: там вроде технику разгружали, и танки были. Действительно, обнаружил три «четвёрки». Ключ от люка у меня был, сохранил с того дня, как «четвёрку» угнал, а тут танки того же типа, видимо, новые, с завода, на пополнение частей. Часового у танков я снял выстрелом, глушитель приглушил хлопок, а чтобы замаскировать его, я громко закашлял: кашель не так привлекает внимание, как непонятные хлопки, похожие на выстрелы. Я так уже делал. Запустив двигатель (хм, а он тёплый, их прогревают, топлива полбака где-то), я рванул с места и погнал к выезду. Хорошо, что мне эта бронемашина попалась, я тут управление неплохо знаю. Проехав по мосту, я раздавил будку с часовым. Тревога в городе ещё не поднялась, и по мне даже не стреляли: видать, считали, что свой, пьяный, может. Дальше была полевая дорога, и я погнал по ней. Встречную колонну грузовиков пропустил. Вообще, подумывал таранить и давить, но опасался повредить свой транспорт. Оно мне надо? Чем позже брошу, тем меньше на своих двоих топать. Снег продолжал идти, он хорошо маскировал меня. Чуть позже он стал мелким и колючим, а потом и вовсе прекратился. Температура воздуха явно понижалась. И вдруг удар по танку, как будто гигантской рукой его притормозили, и тут же второй. Меня серьёзно оглушило, но вспышку впереди я рассмотрел. Из пушки бьют: видать, предупредили, что угнан танк, и поступил приказ остановить. Танк тем не менее продолжал двигаться, поэтому я свернул с дороги, задрав передок, перевалился через сугроб (тут дорогу чистили, наскребли) и погнал дальше. Вслед мне били, но попаданий не было, хотя я видел в приборы, как встают разрывы перед танком. Ехать по снегу – это не то что по дороге, а я ещё крутился, зигзаги делал, и скорость упала километров до пятнадцати, ну, может, двадцати километров в час. Чуть дальше снег с поля был почти сметён ветром, тут танк резвее пошёл. Впереди виднелся лес, но доехать до него я не успел: ещё один удар, как пинок, и движок смолк, потянуло гарью. Открыв люк, я выбрался и побежал к лесу, а потом упал и пополз: стреляют. А танк полыхал, зараза, подсвечивал меня. Хорошо, что накидка на мне. До деревьев метров двести было, я их быстро преодолел, а войдя в лес, достал лыжи и на них побежал дальше. Нужно валить, а то как бы район не оцепили. Убийцу трёх генералов будут искать всеми силами. Мне всё же удалось уйти. Километров двадцать отмахал, как-то вошёл в ритм и шёл вперёд, только трижды останавливался, чтобы выпить по кружке чуть подслащённого чая. Когда рассвело, я уже определился, где нахожусь, и направлялся к позициям своей дивизии. Тут километров сорок от силы по прямой, если, конечно, дивизия на том же месте стоит, а не двинула вперёд, как фронт выровнялся. Канонады почти не слышно, далеко ещё. Звуки разрывов слышал, но это наша авиация работала, что пока большая редкость. Углубившись в лес, я так и двигался по нему, пока не вышел на противоположную опушку. Мороз стоял сильнейший, аж деревья трещали, стволы лопались с таким звуком, словно стреляли вокруг. Я уже в ватник переоделся и в ватные штаны. На лице маска, так я до носа ещё шарф замотал, он уже инеем покрылся. На руках у меня рукавицы из беличьего меха, такие лётчикам шьют. Труженики тыла прислали подарки фронтовикам, и мне вот перчатки достались, как раз мой размер, очень понравились. Встав на опушке, я задумался, прислонившись к дереву. Впереди открытое поле; если двинуть вперёд, даже в маскхалате буду виден издалека: горизонт серый, почти синий, на его фоне я буду выделяться. А можно остановиться и передневать: я, честно говоря, вымотался. Но проблема в том, что, возможно, погоня на хвосте: немцы упорные, если встанут на след, не отстанут, а сокращать расстояние между нами мне не хотелось бы. Пожалуй, стоит глянуть с помощью дрона, но ему такой мороз противопоказан. Я, конечно, дорогой брал, всепогодный, но рисковать им всё-таки не хотелось. В инструкции чётко сказано, что для работы ему необходима температура не ниже минус тридцати пяти. А тут, поди знай, могла и до сорока упасть, вон как деревья трещат. Дрон – мой хлеб, благодаря ему я в штабе определённый авторитет наработал, и не хотелось бы его терять: не будет его – меня оттуда мигом пинками на передовую погонят. Я уже решил было дёрнуть дальше, да замер, так как боковым зрением засёк движение. Неужели немцы? Я по прямой не шёл, опасаясь, что в этом случае они перебросят силы вперёд и перегородят мне дорогу. Примерный мой маршрут они знают, но я петлял то влево, то вправо – поди слови. Наверняка посты на высотках выставили, но я и их избегал. Тут никаких сил не хватит перехватить, тем более когда их оборона трещит и они отступают. Однако это оказались не немцы. Проваливаясь в снег, шагали трое – в унтах, утеплённых комбинезонах, в шлемофонах и рукавицах, как у меня. Опустив бинокль, я цыкнул языком. Это лётчики, причём наши. Совсем рядом, метрах в двухстах от меня. Если бы я поднял дрон, сразу бы их увидел. Убрав бинокль обратно, я сунул два пальца в рот и громко зашипел. Блин, когда научусь свистеть?! Сколько уже пытался. Ну ладно, не получилось и не получилось. А вдруг смог бы? Содрав шарф и маску, сложил губы дудочкой и засвистел. Они услышали, присели, один залёг. Помахав рукой, я поправил маску и шарф и, отталкиваясь палками, направился к ним. Они настороженно наблюдали за мной. Маскировочная накидка обезличивала меня, поди пойми кто, но раз так нагло прёт и один, значит, свой. Когда я подкатил, один из летчиков встал. Козырнув, я представился первым: – Старший лейтенант Одинцов, разведка двести девяностой стрелковой дивизии. – Старший лейтенант Губарев, командир звена, шестьдесят первая смешанная авиадивизия. – О, так вас же отвели с передовой на пополнение и комплектацию? – сказал я, пожимая ему руку. – Вернули, как наступление началось. А про вашу дивизию слышал, хорошо наступаете. – Это да. – Вы тут, значит, проведите разведку? – Нет, до моей дивизии далеко. Я из плена сбежал. Идём в лес, думаю, минут десять у нас есть. Чаю попьём, поедим, а то проголодался. Я поручковался и с остальными – штурманом-бомбардиром и стрелком-радистом. Их СБ сбили ещё вчера, почти сутки они в тылу у немцев. – Так ты не пустой? – Нет, я всегда с носом в табаке и губами в варенье, – усмехнувшись, ответил я. – Да, хорошо живёшь. Мы вернулись в лес. Я дал стрелку топорик, лапника нарубить, а сам отбежал и вскоре вернулся с медвежьей шкурой, сидором, в котором были немецкие саморазогревающиеся банки, и котелком парящего чая. Пока лётчики по очереди, через край, жадно пили чай, я проткнул четыре банки с мясом и, пока они разогревались, шипя и паря, нарезал буханку хлеба на четыре крупных куска. Вот так мы и поели. С голодухи нормально, сделали вывод лётчики. Потом они рассказали, как их сбили, а я описал, как меня похитили. Только свои способности не выдавал, рассказывал, как сам немцев облапошивал, убивал конвоиров и бежал, причём дважды. В самолёте, мол, повезло: из прорехи мешка торчала рукоятка пистолета, причём нашего ТТ – видать, кто-то из экипажа перевозил трофеи. Проверил незаметно – заряжен, и начал стрелять, благо не связали. В общем, фарт есть фарт. Рассказал, как с парашютом прыгнул и как потом выследил в Мценске Гудериана и застрелил его, а с ним и ещё двух генералов. О том, как меня в танке подбили и я вылезал из него, уже почти горящего, тоже рассказал. – Думаю, вы теперь понимаете, какая за мной погоня, – закончил я рассказ. – Слышал я про этого генерала, – сказал старлей. – Неужели так разозлились? – Представим ситуацию: товарища Сталина убили, и есть след убийцы. Вы рванёте по следу? А немцы своего Гудериана обожали не меньше. Знаете, как меня били, когда я сдался на блокированном складе? Если бы не плотная зимняя одежда на мне да они не мешали бы друг другу, убили бы. Лётчики мгновенно оценили ситуацию. – Так может, пойдём уже? – тревожно осматриваясь, предложил старлей. Остальные тоже напряглись.