Мой намёк поняли. Карт чистых не было, только исписанные. Быстро сыскали Станкевич, и уже в девять вечера она, высунув от усердия розовенький язычок, сидела в моей землянке, которую я делил с особистом, и переносила на лист новую карту. Так до полуночи и рисовала – срочная работа. А я вышел наружу, отбежал в сторону, чтобы избавиться от свидетелей, и, пользуясь ясной погодой (а то синоптики вскоре пургу и метель обещали), поднял дрон на триста метров и, ведя запись на планшет, облетел весь участок нашего полка, даже соседей чуть захватил. Заглянул и в тыл – два костра, есть там кто-то. Сгонял туда дрон. У одного костра действительно немцы грелись, а у второго вроде наши. Может, ряженые? Но после некоторого раздумья я понял: дезертиры. Вызвав начальника конной разведки, показал, где расположились две эти группы, выдал свои мысли на их счёт и велел поднимать взвод и работать по ним. Тот козырнул, кроки с карты перекидал на свою и убежал. Я велел ему взять двух пулемётчиков из комендантского взвода, чтобы усилить своё подразделение. Ну, и пошагово описал, что делать, чтобы обе группы взять, уничтожить или частично пленить. Предупредил, что если людей в атаку поднимет, то сам его шлёпну, если выживет. Закончив работу, Станкевич ушла в землянку, где её устроили. Дивизия на этом рубеже уже две недели вела активные оборонительные бои, и быт уже был вполне обустроен. А я, пользуясь тем, что особист убыл в штаб дивизии, обещая вернуться только к утру, стал наносить на карту то, что видел с дрона. Смотрел на экран планшета и переносил данные на карту. Если что-то плохо было видно, увеличивал, чтобы рассмотреть и разобраться, что я вижу. Даже тылы немцев захватил, отметив три миномётные батареи и шесть небольших складов. Четыре опознал, два отметил как неизвестного имущества. Времени хватило выспаться. Утром после завтрака отозвал старшину Дёмина и показал карту. Тот подтвердил несколько позиций, по остальному только пожал плечами. Я указал ему блиндаж, отметил тропку. – Нужно этой ночью проползти и взять офицера. У меня есть трофейный пистолет с глушителем, выдам. Рядом землянка, где целый взвод немцев. Если наши нашумят или потребуется отвлечь внимание, пока языка в тыл тащат, в дымовую трубу кинуть противотанковую гранату, закидать гранатами тех немцев, что наружу полезут, и уходить. В общем, готовьтесь, сил набирайтесь. Карту я передал начальнику штаба полка. Он быстро собрал совещание, на котором присутствовал и миномётчик. У нас на полк всего одна батарея батальонных миномётов из пяти орудий: свели остатки трёх в одну. Миномётчик удивился и обрадовался: – Никогда таких подробностей не видел. Тут даже ориентиры отмечены, чтобы по ним определить, где цели. Все склады и миномёты я накрою, дальности хватит. – Этим данным можно верить? – спросил комполка, изучая информацию с карты. – Более чем. Да и результаты будут видны невооружённым глазом. Склады хорошо горят, а миномёты накроем – тише станет, а то ночью спать мешали. – Хорошо, используйте резерв. Треть, – сказал комполка старшему миномётчику. Тот, радостный, быстро перенёс данные, включая ориентиры, на свою карту и ускакал, а подполковник повернулся ко мне. – Что там за бои были в тылу? Мне дежурный по штабу доложил, что ты взвод конной разведки куда-то отправил. – Уничтожили группу немцев – восемнадцать солдат при одном офицере. Пленных нет. Окружили, закидали гранатами, а потом добили пулемётами. Сейчас я изучаю взятые с них документы, чуть позже передам их начштаба. С нашей стороны один убит и двое ранены. Ну, и ещё группа дезертиров, у хутора расположились. Девять штыков. Пятеро уничтожены, отбивались, с остальными сейчас особист работает. Ближние тылы пока чистые. – Хорошо. Посмотрим результат работы миномётчиков. Да, результат был. Наша батарея, разделившись на две группы – в два и три ствола, – кочевала по всей линии обороны полка. А она довольно протяжённой была, тут сложно и полнокровным полком держать оборону, а наши держали таким вот мизерным составом. Впрочем, у немцев тут было второстепенное направление и сил, соответственно, немного. Я как раз по окопам ходил, общался с комбатами, командирами рот. За день отобрал троих в пешую разведку и двоих в конную, все добровольцы. Их уже переоформляли, командиры знакомились с новичками. Ну и пока ползал по окопам, не раз видел дымы и взрывы. Один склад громко рванул, явно с боеприпасами. Да и вражеские миномёты постепенно замолчали. Наши миномётчики сначала по ним сработали, а потом по складам и местам расположения полевых кухонь. Комполка разрешил, и весь резерв был использован, три боекомплекта в ноль расстреляли, но все цели были накрыты. Я ночью выпущу дрон, узнаем, какие потери понёс противник. Заодно гляну, как мои разведчики офицера берут. А что дальше? Дальше так и служил, воевал, иногда со своей снайперской СВТ ходил на охоту, шесть официально подтверждённых уничтоженных немцев на моём счету. Даже завёл учётную снайперскую книжку, мне оформил её начальник штаба. Не то чтобы мне так это нравилось, просто опыт нарабатывал. Обучал меня старший снайпер полка. А мне нравится такая служба. Опытным путём определил, что «мосинка» с прицелом куда лучше и точнее СВТ, поэтому поменял снайперское оружие. Винтовка Мосина идеальна по одиночным целям, а я как раз по ним и работал. Гром грянул двадцать восьмого ноября. Я к тому времени уже освоился, тылы полка чистые, оба мои взвода пополнены до штатов, активно работают по своим задачам. Пешая разведка за эти две недели притащила уже трёх офицеров. Старшина Дёмин и ещё шесть разведчиков были представлены к орденам Красной Звезды, другие к медалям. Были у них схватки, но обошлось только ранеными. Мои разведданные больше не ставились под сомнение. По передовой я отговаривался, что работаю с людьми, и подробностей не будет, а по нашим тылам – мол, местные помогают, навербовал, да и лесник местный здорово выручает. Да и главное ведь результат, а он был. Да такой, что двадцать четвёртого мы в ночном бою взяли окопы немцев: мои разведчики сняли часовых и закидали блиндажи гранатами, немногие выжившие немцы бежали. А второй линии у них не было, отбежали и там встали, вгрызаясь в промёрзшую землю. Кроме того, мы улучшили свои позиции, взяли высоту, где теперь сидят корректировщики гаубичного дивизиона. Стало куда легче. Я артиллеристам цели подкидываю, уже раскатали две батареи гаубиц и штаб пехотного полка. Две атаки на высоту мы отбили. То, что мной интересуются, я видел. Все предоставленные мной данные Станкевич сразу перекидывала на другую карту, которую доставляли в штаб дивизии. То есть уже через час после того, как я подтверждал уничтоженное за ночь и выдавал новые данные, всё это уже было известно в штабе дивизии. Меня самого тоже пару раз вызывали, опрашивали, рапорты читали. А тут полковник Рякин, комдив, сделал мне предложение перейти к нему в штаб: мол, полк я уже перерос. Ко мне присматривались в последнее время и видели, что я вполне тяну свою должность, и тут работу потяну. Тем более за то время, что числюсь в дивизии, успел орден Красной Звезды заработать. Это да. Дали восемнадцатого ноября, на награждении присутствовал весь штаб дивизии. По личному представлению комдива наградили, за уничтоженный взвод егерей СС и за спасение наших медиков. Я тогда мысленно посмеялся: осталось «Боевик» получить (это орден Боевого Красного Знамени), и у меня будут все боевые награды, которые сейчас есть в Союзе. Может, и получу ещё, я постараюсь, самому захотелось. У меня возник резонный вопрос: а кем меня возьмут в штаб? Начальник разведки уже имелся, его зам тоже. Переводчиком? Так я немецкого не знаю; учу, конечно, с помощью штатного переводчика в полку (у меня так-то свой должен быть, но пока не прибыл). А вообще структура разведки дивизии такая. Там есть разведывательное отделение с начальником разведки – капитаном или майором, – он же заместитель начальника штаба дивизии по разведке. У него есть заместитель начальника разведывательного отделения, переводчик и разведывательная рота. Это всё, чем он командует. Полковая разведка ему не подчиняется, но данные через штабы полков к нему стекаются. Вот такая хитрая схема. И куда меня там втиснуть можно? Оказалось, решение было. Начальник разведки дивизии шёл на повышение в разведотдел нашей пятидесятой армии. На его место – зам, давно пора, до этого он разведбатом командовал, пока тот не усох до роты. Как раз майора ему дадут. А меня – к нему в замы. Вот такой карьерный рост. В принципе, я был не против, по дальности дрона вполне потяну всю глубину позиций дивизии, так что дал добро. Комполка, конечно, поворчал, но комдив ему явно что-то обещал, так что особо не возражал. Три дня заняла бюрократия. Один командир отбыл с вещами в штаб армии, второй занял его место, ну а я пришёл на должность зама, стал обустраиваться на месте. А на моё прежнее место прибыл из госпиталя некий капитан, который раньше такую же должность занимал. Разница до меня и после была видна невооружённым глазом. Я, конечно, ресурс дрона берёг, не каждую ночь его гонял, да и погода не всегда способствовала. Но выискивал даже артиллерийские позиции, отмечал на карте, а наши артиллеристы их накрывали. Да так, что за пять дней мы выбили половину артиллерии немецкой пехотной дивизии, стоявшей напротив нас, и это заметно снизило напряжённость обстановки. Выбили бы и всю, да снаряды закончились. А вот у немцев проблем со снарядами не было, и они часто вели артиллерийский огонь. Почистили тылы по всей дивизии. Тут я работал на информационном поле, штаб покидал, только когда темнело. Начальник разведки командовал ротой, вёл разведывательные мероприятия, а я просто добывал сведения и передавал их начальнику штаба дивизии, и тот по ним активно работал. А информацию по тылам я передавал особистам, и дальше они уже сами работали по тем, кого я обнаружил. Когда началось Московское наступление, мы тоже двинули. Началась Тульская наступательная операция. Наша дивизия, пополненная за время обороны людьми, техникой и тяжёлым вооружением (теперь она укомплектована на две трети от штата), также двинула вперёд. Любые засады я фиксировал на карте, мы с ходу сбивали немцев и шли дальше. Да так, что вырвались вперёд и тринадцатого декабря оказались в полуокружении. Поступил приказ встать в оборону и ждать, пока линия фронта выпрямится. А тут от начальника штаба дивизии мне поступило срочное задание, которое меня удивило. Пропал главный финансист дивизии. Он с тылами нагонял нас, имея с собой месячное денежное содержание дивизии, и вот не добрался. Причём денег тоже нет, а двигался он с обозом. Вообще, я стал ценным штабным работником, начальник штаба, да и комдив, надышатся на меня не могли, вполне понимая, что штабную разведывательную деятельность в основном тяну я, а мой начальник занимается ротой и прямой разведкой по маршруту движения дивизии – это милее его сердцу, чем работать с бумагами и картами. Штабная работа – это не его. Такое положение вещей устраивало всех, включая меня. Никто никому не мешал, так и работали. Начальник разведки активно использовал получаемые от меня свежие разведывательные данные, и наш штаб был переполнен взятыми разведротой трофеями. Тут и техника, и вооружение. Одних легковушек было два десятка. Даже отбили дивизион бывших наших 122-миллиметровых гаубиц, который немцы к рукам прибрали. Начальник артиллерии дивизии тут же начал формировать дивизион с нуля. Остальное, оформив списки трофеев, мы сдавали тыловикам армии. Так что неплохо так воевали, штаб армии нас хвалил и в пример ставил, а тут такое. Комдив уже напряг поисками финансиста особистов, а начштаба решил привлечь меня. Правда, попросил далеко не удаляться: явно волновался, как бы ещё и я не пропал, он ведь отвечал за меня перед комдивом. Прежде всего я пообщался с обозниками. Они были нервные: с ними только что разговаривали особисты. Да, финансист ехал с ними, вместе с охранявшим его бойцом. А тут рядом остановилась машина, обычная крытая полуторка. Ехавший в ней интендант, видимо, не чужой был финансисту: разговаривали они как старые знакомые, обнимались. Ну, и финансист с бойцом пересели в машину и уехали. Больше их не видели. Перестрелки постоянно слышались то тут, то там, вот и поди пойми: может, те, на машине, попались какой-нибудь группе немецких окруженцев? Я взял штабную машину – трофейный «Опель». Его к штабу дивизии приписали, водителя не было, сам сидел за баранкой. Добравшись до восемьсот восемьдесят пятого стрелкового полка (от них было ближе всего к тылам), я приметил Станкевич. Да, эти динамщицы были одной из причин, почему я ушёл в штаб дивизии. Дальше поцелуев дело не сдвинулось, да ещё и шипели обе: одна – «ну и иди к своей еврейке», вторая – «ну и иди к своей ефрейторше». Я понял, что меня попросту разводят, и просто сошёл с дистанции. Разведка полка вывела меня за линию охранения, там лесок был. Оставив разведчиков, я прогулялся по лесу. Следы видел рядом – похоже, немцы уходили. Потом поднял дрон, хоть и не любил это днём делать. Сначала убедился в своей безопасности, потом нашёл дорогу и определил примерный район, где финансист пересел на машину, ну а дальше по следам, сверху их хорошо видно, от следов обоза они заметно отличаются. Машину я нашёл, расстреляна, рядом – полураздетые тела пятерых. Финансист и боец тоже были. Похоже, залётная группа немцев поработала. Поискал и нашёл их следы. Хм, не так уж далеко идут. Вернув дрон, я вышел к постам охранения, где меня дожидались разведчики, а после к машине – и в штаб. Пока сообщал, параллельно делал метки на карте: – Нашли мне машину, вот тут стоит. Финансист наш убит, боец тоже. Там с ними ещё трое. Шинели, валенки и шапки сняли. Немцы. По следам вот сюда идут. Другая группа выяснила, что немцы вот тут, идут в этом направлении. Вроде мешок финансиста с ними, но бойцы не уверены. Ну и вот в этих шести местах немцы, от взвода до батальона, к своим прорываются. Комдив сразу отправил разведчиков на перехват немцев, убивших нашего финансиста, а на остальных навёл артиллерию: снаряды пока были, обозники доставили. В общем, шла обычная штабная работа, свежие разведданные сразу пускались в дело. Я также взял карту и с планшета отметил, где немцы и где брошенная техника стоит, чтобы первыми успеть: мы автобат восстанавливали. Тут карта полная, а не так, на глазок. Карту передал начштаба – и отдыхать. Я прошлую ночь почти не спал, как и остальные. Отбивались от залётных немцев, случайно вышедших на наш штаб. Две роты их там было, упорные, через нас пройти хотели. Вообще, штаб дивизии, части тыла и один стрелковый полк стояли в довольно крупном селе, заняв оборону. Само село не сильно пострадало от осенних и зимних боёв, что редкость, так что было где устроиться. Штаб расположился в здании школы, а мне, как штабному командиру, выделили место в одной из хат. Я тут не один устроился, кроме меня ещё шесть командиров. Дойдя до неё, я ополоснулся над тазиком (хозяйка воды нагрела, обещала баньку к вечеру) – и спать. А вот очнулся непонятно где. Голова болит, холодно, аж трясёт, хотя вроде одет тепло. Меня явно везли на санках по лесу: я видел медленно уплывающие назад голые ветви деревьев. Осмотрелся и понял: немцы. Выкрали? Во дают! Хорошо сработано, аплодирую стоя. Даже не проснулся, а ведь я чутко сплю. Интересно, а во что меня одели? Я ведь свою форму перед сном по старой привычке убирал в хранилище. Ага, шинель моя, она сохла у печки, как и валенки. Надеюсь, хозяйка не пострадала, эти вполне могли её и убить. Видел я пока пятерых: спины двоих, буксировавших меня за верёвку, ещё двое с одной стороны, оба в форме командиров НКВД, и пятый с другой стороны, в немецкой форме, вроде вермахт. За нами, похоже, ещё идут: я слышал скрип снега и дыхание нескольких человек. Головой я не дёргал, только глазами шевелил, впрочем, и это не осталось незамеченным. Раздался гортанный возглас, и санки остановились. Мои разведчики, кстати, такие же использовали в полку: буксировать пленного куда легче и проще. – Товарищ Одинцов, рад, что вы очнулись. Думал, излишне сильно ударили, уже девять часов в беспамятстве, – обратился ко мне один из ряженых в форме НКВД. В его голосе был лёгкий акцент. Уверен, он под кого-то из Прибалтики маскировался, а так немец и есть. Голова у меня болела, эта да, крепко мне по ней заехали, вон даже сами немцы забеспокоились. Однако меня больше интересовало, как же я их пропустил. Ведь я показал своим всех немцев, которых обнаружил дрон, пока я его гонял. Ответ мог быть только один: они укрывались там, где дрон не мог их обнаружить. Блиндаж, какое-то строение. Поэтому я спросил: – Вы в каком-то строении прятались? – Угадали, – удивился тот же ряженый. – На разбитом складе у села, в подвале овощехранилища. Дальше дело техники, вычислить вас было несложно. Жаль, во время поездки не удалось вас взять, поэтому выкрали из дома. Правда, целую роту пехоты пришлось отправить на верную смерть, чтобы отвлечь внимание, пока вас похищали, но они сделали доброе дело. – Понятно. На этом разговор закончился. Меня подняли с санок – сам же мог идти, – и мы двинули. Связали крепко, пока не сбежишь, немцев было полтора десятка, из них шестеро ряженые. Причём в форме НКВД только двое, остальные под обычную пехоту маскировались. Мы прошли так около километра, меня плотно охраняли, каждое движение отслеживали несколько внимательных глаз, а я всё прикидывал, как же мне свалить. Но тут мы вышли на укатанную дорогу, вившуюся по опушке леса. По ней двигалась колонна немецкой техники и танков, на шум движения мы и выходили. Те, что были в форме вермахта, пошли вперёд и быстро договорились о машине – обычный «Опель-Блиц» с солдатами в кузове, которые его уже покидали. Тут уже и мы вышли, ряженые тоже. Устроились в кузове машины, которая уже развернулась (колонна к передовой шла), и покатили куда-то дальше в тыл. Нет, с этими на рывок не уйти, не дадут, быстрее завалят, а я этого не хотел. Ладно, ждём подходящего момента. Шли на приличной скорости, машину мотало из стороны в сторону. Больше двух часов в пути были. Я уже совсем замёрз и рук почти не чувствовал. Тёр их друг о друга, согревая пальцы, а меня каждый раз проверяли: не развязываюсь ли? Вот, видимо, по мосту проехали: под колёсами настил перестуком досок прошёлся. Потом несколько раз повернули. Задний тент мотался, и я мельком видел дома и улицы. Это не деревня, город какой-то. Вскоре машина остановилась у какого-то здания. Немцы посыпались наружу. Ну и меня достали. Я быстро осмотрелся из-под сползшей на глаза шапки, похоже, ушанки. Это точно город, здания кирпичные и деревянные в два этажа. Неподалёку застыли несколько местных, разглядывая меня, некоторые с испугом. Я настолько хорошо был связан, что невольно привлекал внимание. – Эй, ряженый! Что за город? Тот бросил на меня косой взгляд и сказал: – Заткнись. – Можешь не говорить, узнал уже. Это Мценск. Вон вижу отсюда железнодорожный мост, где ремонт идёт. Это я его охранял, мой взвод. Роту ваших диверсантов уничтожил, два броневика были и четыре грузовика, полные ваших солдат. А потом все три моста я взорвал. Ряженый подошёл и тыльной стороной ладони ударил меня по лицу, несильно, но губы разбил. – Я же сказал: заткнись. После этого он велел конвоирам завести меня в здание, похоже, административное какое-то. Вообще, я немецкий недавно учу, но тут разобрался, о чём говорили. Выплюнул кровь на снег и пошёл за конвоиром, ряженый последовал за нами. Меня развязали. Под шинелью оказалось только исподнее. Как не замёрз, сам не понимаю, пальцы плохо гнулись, но вроде не обморозил. Дали горячего чаю – а, эрзац, но хоть пальцы отогрел – и завели в кабинет. А там рожа знакомая. Ромбовый. В форме полковника вермахта. – Вот блин, только тебя, урода, тут и не хватало. – Узнал, – констатировал тот, пропустив грубость мимо ушей. Хотя нет, не пропустил. Потерев затылок после затрещины, я посмотрел, как тот вернулся за стол. Последовал вопрос: – Где автомат? – Да дался вам этот автомат. Выкинул я его, выкинул! – Хорошо, поедем в те места, где выкинул, сапёры миноискателями каждый метр проверят. Не найдём – накажем.