– В соседнем кабинете, – пролепетала та. – Ясно, начинайте оформлять, а я пока декана навещу и разрешение у него спрошу. Выйдя следом за военными, я не стуча вошел в соседний кабинет, подошел к столу, отодвинул стул и сел напротив мужчины, что читал какой-то документ. Тот при моем вторжении прервался и посмотрел с некоторым удивлением. – Вы кто? – Я вот думаю, тебе нос сломать или в окно выбросить? Совсем оборзел – делишки сынка прикрывать? По хайлу не хочешь получить? Мужчина едва заметно улыбнулся, снял очки и устало потер переносицу. – У меня дочь, а кабинет декана находится с другой стороны секретариата. И декан у нас – женщина. – Бли-и-ин, – протянул я. Ситуация была действительно неловкая, но и хозяин тоже хорош, кто ему мешал повесить табличку на двери? Или она висела? Да вроде не было. – Извините, ошибочка вышла. Встав, я вышел из кабинета, мужчина, как я заметил в дверях, положил очки на документ, который он до этого читал, и последовал за мной к выходу. Пройдя мимо секретариата, я действительно обнаружил дверь, на которой была табличка: «Декан». Однако открыв ее, обнаружил, что кабинет пуст. – Смылась, зараза, – пробормотал я и направился обратно в секретариат. Подходя к дверям, услышал чьи-то истеричные вопли. Дверь была полуоткрыта. В дверях стоял тот мужчина, которого я спутал с деканом, и за чем-то с интересом наблюдал. Открыв дверь и оттерев его в сторону, я прошел в кабинет и застал там интересную картину. Константин сидел на стуле, какая-то мелкая истеричная дамочка в довольно приличном костюме, зажимая ему платком расплющенный нос, чтобы не текла кровь, орала на женщину-служащую и сидевшую на стуле и плачущую Томскою. – Не нашел я вашего декана, – сказал я служащей. – Вы начали оформление? – Оформление?! – взвизгнула дамочка. – Оформление?! Я вам дам оформление! Только через мой труп! – Да не проблема, – пожал я плечами. Подойдя к окну – оно было немного приоткрыто, в кабинете было душновато – и распахнув его, схватил взвизгнувшую дамочку за шиворот и просто выкинул в окно. Послышался непродолжительный крик и шум падения. – Вот, и потише стало, а то у меня от ее криков голова разболелась. Константин, дико посмотрев на меня, подскочил к окну, перегнулся через подоконник и, глянув вниз, стремительно пролетел мимо того мужчины в дверях, впавшего в столбняк. – Э-э-э?.. – только и смог он сказать. – Полностью с вами согласен, неприятная была женщина, – кивнул я, прикрывая окно и подходя к служащей. Пощелкал у ее лица пальцами, и когда та осмысленно на меня посмотрела, сказал: – Не нашел я вашего декана, так что давайте, оформляйте документы и выписывайте направление, а я тут посижу, по дожду. Для вашего же декана будет лучше, если он не попадется мне на глаза, гвоздями к стене прибью за его делишки тут. – Но она же разбилась, – указала женщина трясущейся рукой в сторону окна. – С чего это? – даже удивился я. – Ладно бы там брусчатка или асфальт был, клумба мягкая. Максимум переломы. А скорее всего, просто ушибами отделалась и сильным испугом. Мужчина в дверях едва заметно улыбнулся, он уже все понял. И то, что я сразу догадался, кто это женщина, и то, что под дурачка играю. Умный тип. Мужчина подошел к окну и, открыв окно, выглянул. До нас донеслись крики и стенания. – Живая, уже встать пытается, – закрывая окно, сказал он. – Было бы о чем горевать, – хмыкнул я и, посмотрев на женщину, нахмурился. – И чего ждем? Время у меня не резиновое, и я хочу уйти отсюда со своим сотрудником. – Валерий Анатольевич, вы подпишете? – спросила женщина у мужчины. – Оформляйте, – кивнул тот, – подпишу. Когда он вышел, я спросил у женщины: – А это кто был? – Ректор. Он только сегодня утром на работу вышел после операции аппендицита. – Ясно. Томская, у которой снова глаза были на мокром месте, несмело улыбнулась, когда женщина начала все оформлять, но на меня она поглядывала несколько испуганно. – Куда направлять Томскую? – спросила жен щина. – А к какому военкомату она приписана? К районному? – К центральному. – Туда и направляйте, а с ними я сам разберусь. Женщина пару раз куда-то выходила, в последний раз вернулась с ректором. Тот торжественно вручил Виктории документы и извинился за доставленные неудобства. После этого мы покинули секретариат и направились вниз. Томская на ходу убрала все документы в сумочку и торопливо застучала каблучками, догоняя меня. Шаг у меня действительно широкий. – Сейчас отвезу тебя в военкомат, поговорю с военкомом, и он оформит перевод в наше подразделение. – А это куда? – В осназ, девочка, в осназ, – пояснил я и, остановившись, сказал: – И запомни, мы своих не бросаем. И еще: обидели или оскорбили – бей, бей жестко, чтобы убить или покалечить. Такие, как твой Константин, только это и понимают. – Он не мой. – Да это к слову пришлось, – отмахнулся я. – Идем, у нас еще много дел на сегодня. Мы дошли до выхода и покинули здание мединститута, и там обнаружили еще один мотоцикл, у которого стоял милиционер в шинели и при карабине за плечом, а в стороне на бордюре сидела измазанная в грязи дамочка и, стеная, что-то объясняла двум сотрудникам милиции. Ее сын сидел рядом и придерживал ее. Что примечательно, находились они в трех метрах от моего мотоцикла. Покосившись на верхние окна, я определил, что она грохнулась метрах в пяти от него. – Это он! – взвизгнув, ткнул в меня пальцем Константин. – И эта там была. Соучастница. Она тоже помогала маму в окно выкинуть. Милиционеры синхронно обернулись и так же синхронно усмехнулись. Оба мне были знакомы, это был тот наряд, что прибыл на квартиру, которую мы брали с Толиком. Нам еще потом от милиции благодарность пришла, немой Толик раскололся и показал, где они спрятали тела пропавшего патруля. Мне об этом недавно Ремизов рассказал, от которого я получил за тот захват втык, но потом благодарность. На квартире, где кто-то прятался, был обнаружен недавно сброшенный агент. Он засветился при высадке, наткнулся на свидетелей, ушел, но его рожу запомнили, вот и укрылся, пережидая активную часть поисков. Так что и от парней, что его искали, нам тоже благодарность перепала. Тот уже сдал свои связи, и там сейчас такую паутину начали распутывать, что следователи были в обалдении, Ремизов держал руку на пульсе и говорил, что дело серьезное. Сам на контроле это дело держит. Для семейной банды было плохо то, что милицио неры меня сразу опознали, и они знали, кто я такой, а мы с моим замом тогда заработали неслабый рейтинг, когда наряд осознал, кого мы взяли и на чем. – Да берите их! – снова воскликнул Константин, однако старший наряда обернулся к нему и жестко сказал: – Вас я совсем не знаю, а того, кого вы пытаетесь оклеветать, достаточно хорошо… Здравия желаю, товарищ сержант госбезопасности, – козырнул он и протянул руку. Семейный подряд синхронно вздрогнул. – Привет, – кивнул я, пожимая руку и второму. Томская испуганно спряталась у меня за спиной. – Тут вас пытаются обвинить в попытке умышленного убийства и в нанесении тяжких телесных повреждений. – Вот как? По первому, я собирался предостеречь эту истеричную дамочку, которая начала поносить не только меня, но и Самого, – ткнул я пальцем в небо, пусть гадают в кого. – Открыл окно, решив ее охладить, но она попыталась вырваться и вывалилась наружу. А этот парень получил за дело, не нужно было поносить и оскорблять нашего будущего сотрудника. Правда, я его не бил, лицом он приложился о столешницу, используя силу инерции. Это все ладно, дело не особо хлопотное. Меня больше всего интересует, почему они, когда фронту просто необходимы ценные специалисты, врачи и хирурги, отказывают студентам и выгоняют их без серьезных оснований просто по личной неприязни. Это что, диверсия, или преступная халатность? – Вы займетесь этим делом? – Мне самому некогда, сообщу на службу. Пусть пришлют сотрудника, и тот опросит сотрудников и преподавателей института, похоже, тут целый клан, который пытается взять руководство институтом в свои руки. Если это так, ничего хорошего их не ждет. – Раз мы тут не нужны, то разрешите идти? – Конечно, – пожал я руку сержанту, старшему наряда. Милиционеры, не обратив внимания на умоляющие взгляды молчавшей дамочки, направились к своему транспортному средству. Все они поняли, что тут произошло. Но лезть не стали, умные мужики. Проследив, как они отъехали, я посмотрел на семейный подряд и, сделав свой взгляд пустым, сказал: – Еще раз вас увижу или услышу, закопаю. Живьем. Работайте, как работали, но если узнаю, что снова злоупотребляете служебным положением… Могилу себе сами копать будете, ломами. Подхватив Томскую, которая была на грани обморока, она все слышала слово в слово, под локоток, я подвел ее к своему мотоциклу, из люльки которого торчала любопытная мордочка Шмеля, и, потрепав пса, велел Виктории: – Садись в люльку, щенка под ноги. Без плаща на мотоцикле в такую погоду не поездишь, поэтому достав его из багажного отсека и застегнув на груди, завел уже остывший мотор и покатил к центральному военкомату. Там было проще. До военкома я не добрался, вернее нашел его, но тот препоручил нас своему заму. Тот быстро принял документы, после чего я дал ему данные нашей базы и велел оформлять перевод девицы туда. – Сделаем быстро, – кивнул он. Посмотрев на наручные часы, я покачал головой. – У меня времени нет. Объясни девушке, что и как нужно делать, хорошо? – Сделаем, – кивнул капитан. – Лады. Посмотрев на девицу, что сидела в этом же кабинете, я написал на листе свой адрес и протянул вырванный листок ей. – Когда получишь на руки все необходимые документы, форму и предписание, то прибудешь по этому адресу. Жить ты теперь будешь там. Ясно? – Да, – кивнув, тихо сказала та. – Не робей, – толкнул я ее в плечо, – все нормально будет. После этого я покинул кабинет зама военкома и само здание. Около него толпился народ. Был новый призыв, и новобранцы с семьями просто заполонили площадь и улицы вокруг. Сверкали улыбками призывники, плакали их родственники, были слышны шуточки, стенания и просто разговоры. Двое стариков с царскими наградами на груди наставляли паренька, то ли сына кого-то из них, то ли внука обоих. С интересом осмотревшись, я направился к своему трехколесному коню, когда вдруг замер на пару секунд и медленно обернулся, разглядывая паренька, что стоял ко мне спиной и разговаривал с мужчиной, видимо отцом. Рядом стояла женщина и девочка лет десяти. Мне его фигура показалась знакомой, да и кулаки – особенно правый мне был очень близко знаком. Можно сказать, до запаха знаком. – Эй, парень, обернись! – не совсем уверенно попросил я его. Тот это или не тот, я был не уверен, вполне могло показаться.