Эта спешка окупилась. Когда один из постов сообщил о попытке переправиться с помощью резиновых лодок и плотиков, наша маневровая группа из двух танков, четырех бронетранспортеров и трех грузовиков с пехотой и зениткой смела немцев не только с воды, но и с берега. Благо пост, что тут находился, пулеметным огнем не дал добраться немцам до нашей стороны. Одна лодка затонула буквально в десяти метрах. Ночью пост был перенесен и снова замаскирован. Кроме бойцов Лизина за сутки мы обогатились на три десятка одиночек и несколько мелких групп тыловых частей, их забрал к себе увеличивший штат Непейборода с одобрения Майорова. Были летчики, выходили или сами, или с другими группами. Они пополняли пулеметный взвод, взявший на себя охрану стана. Были и пехотинцы, их я отправлял Лизину, увеличив его подразделение еще на сто шестнадцать человек. Были и артиллеристы. В основном тяжелой артиллерии, даже один комбат со 152-миллиметровой батареи. Обоих его взводных я поставил командовать батареями 122-миллиметровых орудий, разделив людей пополам, вернув Молчунова и его расчеты по своим местам в дивизион, а вот командира батареи капитана Воронина приказал Бутову арестовать. Причина одна: артиллеристов сразу опознали моряки Фадеева. Это они бросили орудия, что охранял взвод. Вот такие дела. Капитана под замок, из него сейчас Бутов душу вытрясает. Артиллеристы осваивают другую систему орудий и готовятся открывать огонь по заявкам наблюдателей, а мы вот сидим и думаем. Стоит это делать или нет. – Товарищ комдив, – заглянул к нам Александров, – там с постов доложили, что танкисты из окружения вышли. – Отправь их под командование Григорьева, – не отвлекаясь, ответил я. – Так их много, и они с техникой. Они на той стороне реки, переправу ищут. – Оп-па! Мы с Саней переглянулись: а не те ли это танкисты, что так хорошо нам помогли пару дней назад? – Где они? – немедленно спросил я. – На другом берегу. Вышли в зоне ответственности сто восьмого наблюдательного поста капитана Лизина. – Сто восьмой… сто восьмой… – бормотал я, ища на карте место, где находится этот пост. – В восьми километрах от моста вниз по течению. Ну да, немцев там еще нет, вот они их и не засекли. А что, это шанс. Александров! – Я! – Готовь мою машину, скатаюсь я к этим танкистам. За старшего в штабе остается старший лейтенант Майоров. – Есть! – Сань, – я повернулся к начштаба, – я попробую договориться с танкистами, а ты подготовь мне схему размещения немцев и их постов. – Хорошо, – когда я выходил, то услышал, как он начал крутить ручку полевого телефона и кричать в мембрану: – Тюльпан! Тюльпан, все наработки по крысам мне через час!.. Жду! «Тюльпан у нас мичман Фадеев. Значит, Саня хочет расспросить разведчиков от первого лица. В принципе правильно. Ведь у немцев та же система, как и у нас, только постов гораздо меньше и маневренная группа больше. Ее-то мы и хотим уничтожить». Оставив начштаба корпеть над картами и бумагами, я прыгнул в «эмку» и дал по газам. Следом за мной тронулся ЗИС с ДШК в кузове – моя охрана, подчиненные командиры настояли. Из-за того что ЗИС не мог развивать на этих дорогах больше пятидесяти километров в час, пришлось снижать скорость, чтобы моя охрана не отстала, но как бы то ни было, через двадцать минут я был на месте. У поворота дороги меня встречали командир поста ефрейтор Печенкин и незнакомый командир с наплечными ремнями и майорскими шпалами в петлицах. Рядом тарахтел посыльный мотоцикл, водитель, заметив меня, тронулся с места и скрылся за складками местности, продолжая объезжать посты. Остановив машину и выйдя наружу, я козырнул: – Командир обороны этого участка старший лейтенант Фролов. С кем я говорю? Ефрейтор после моего разрешающего кивка вернулся на пост. – Командир тридцать восьмого танкового полка майор Филатов. Полк принял после гибели подполковника Самсонова. Восьмой день идем по оккупированной территории, прорываемся к своим. – Ну что ж, могу сказать, что дошли. За нами немцев нет, они только перед нами. Правда, наши отступили и мы никак с ними связаться не можем, но думаю, это временная проблема. Но я приехал не для этого. Какими силами вы располагаете? – Двадцать шесть танков и восемнадцать грузовиков, набитых бойцами и ранеными. Есть шесть пушек, в основном сорокапятки, одна полковая. Было еще три трофейных топливозаправщика. Но мы их бросили, слив последние капли горючего. У нас его осталось всего километров на тридцать. Боеприпасов на короткий бой. Но люди боевые, крепкие парни. Опытные. – Хорошая информация. У меня вопрос, вы позавчера вечером возле деревни Крюково не принимали бой, сперва с передвижным постом, а потом с подошедшей помощью? – Было такое дело, но откуда ты знаешь об этом, старшой? – Немцы нас искали. Мы у них карательный батальон литовцев и на земле аэродром бомбардировочный уничтожили, вот они и озлились, – потерев щеку, признался я. – Я в том бою три танка, шесть машин и около сорока бойцов потерял, – поиграв скулами, известил меня майор. – Мы видели бой. Немцы едва не обнаружили нас. Вы нас фактически спасли, а помочь мы вам не могли, для этого были веские причины. Не сочтите меня за труса, на самом деле мы имели очень важные сведения для Генштаба, так что рисковать не могли. Но все равно спасибо от меня и от командования фронта. Но сейчас не об этом, давайте я обрисую обстановку на данный момент на этом участке фронта. Пройдемте к машине, там на капоте удобно карту расстилать, – открывая на ходу планшет, попросил я. – Кхм, лейтенант, а ты не обурел часом старшему командиру приказы отдавать? – начал наезжать на меня майор, не двигаясь с места. Видимо, это была попытка прощупать меня. – Товарищ майор, давайте сразу расставим все точки над «и». Вы здесь никто и звать вас никак. Я здесь командир, и мне все подчиняются. Вы мне интересны часа на два. Поможете мне – я помогу вам переправиться через реку, дам топлива и пинком под зад отправлю догонять наших, пока я тут со своими бойцами сдерживаю немцев. Надеюсь, я разъяснил политику местной обороны? Старший тут я. Спорить не советую. Я вам не верю! Вы еще не проявили себя. – Не перегибаешь? – снова заиграл скулами майор. Он был тертый и битый калач и понимал, что сейчас правда и сила на моей стороне. – Любому своему бойцу прикажу пристрелить вас – он это без колебания сделает, – я нарывался, это без сомнения, но майор не успеет пожаловаться, к этому моменту старший лейтенант Фролов «героически погибнет». Майор задумался. Через минуту кивнув, он спросил: – Что ты предлагаешь? – Смотрите, вот тут немцы создали легкую оборону. Ничего серьезного, просто посты на высотках, перекрывающие промежутки пулеметами. А вот тут у них сосредоточены силы реагирования в количестве двух рот. – Значит, всего их с батальон, – кивнул майор. – И ты хочешь, чтобы мы уничтожили их своими силами? – В принципе да, но я проведу артналет силами двух батарей 122-миллиметровых орудий. На мощный не рассчитывайте, у меня лимит, но пятьдесят снарядов будет. – Нам хватит этого с лихвой, – кивнул заметно повеселевший майор. – Вот и отлично. Значит, скоро мы получим точные данные по немцам, там сейчас мои разведчики собирают информацию. А через два часа и начнем. Как вы предлагаете действовать своими силами? Майор очень удивленно посмотрел на меня. Поэтому пришлось пояснить: – Я зенитчик, и использование танковых сил не мой конек, лучше поручить это профессионалу. Это обеспечит успех операции и наименьшие потери. – Кхм, – удивленно покачал головой танкист. – Ты меня все больше и больше удивляешь, лейтенант. Вроде и пацан еще, а говоришь как полковник. Одеяло на себя не тянешь. Теперь понятно, почему тебя поставили командовать обороной этого участка. Ладно, какие у тебя силы?.. – склонившись над картой, спросил майор. Через пару минут мы уже перешли на «ты» и, весело переговариваясь, спокойно обсуждали схему боя. Филатов, несмотря на показанный гонор, оказался отличным и понимающим командиром. Теперь было понятно, как он вывел своих людей к передовой через многочисленные посты. Голова у него варила. Через полчаса, когда мы закончили, я уже пылил обратно. Рядом сидел лейтенант-танкист, как и положено, в комбинезоне и шлемофоне. Его Филатов придал мне для связи. Когда мы получим точные разведданные и переправим их майору, то начнем действовать. Нечего ждать, когда к немцам прибудут дополнительные силы, нужно давить их сейчас. Когда мы въехали в расположение дивизиона, то у радиопалатки заметили большое скопление людей, а подъехав ближе, услышали крики радости, через которые с трудом пробивался торжественный голос Левитана, доносившийся из большого динамика, скрученного нашими радистами со столба в ближайшей деревушке. – В чем дело? – громко спросил я бойцов. – Разойдись! – почти немедленно донесся крик Майорова из середины толпы. – Что у вас тут? – спросил я начштаба, слушая, как Левитан сообщает об упорных боях наших войск под Минском. Смотри-ка, держатся еще! – Наши окружили крупную группировку немцев под Житомиром и сейчас ведут наступление силами резервного фронта и резервных армий. Немцы панически отступают, – радостно улыбаясь, пояснил мне Саня. – Так вот почему за день ни одного немецкого самолета и заслон такой слабый. Странно, что пленные об этом не знают, – задумчиво пробормотал я. Захват пленных, что прошел вчера вечером перед концертом, ничего не дал, кроме количества сил, перед нами расположенных. Пленные сообщили, что с этого участка был снят почти весь полк, остался только их батальон и минометная батарея, изрядно потрепанные у моста и в попытке переправиться. – Да что ты такой смурной? Тут радоваться надо! – обняв меня и похлопав по спине, прокричал начштаба. – Да я радуюсь, – похлопал я его по плечу и тут же перешел на деловой тон: – Что у нас с разведданными? С танкистами мы уже договорились. Посмотрев на танкиста, который, улыбаясь, стоял у динамика, слушая и стоявших рядом бойцов, и голос Левитана, Саня сказал: – Разведчики тут, можешь лично их опросить. Но я уже провел опрос и накидал схему расположения немцев. – Артиллеристам отправил? – Конечно, они уже рассчитывают установки для стрельбы. Но ты должен понять, что необходима пристрелка, а это значит, нужны корректировщики. – Они есть у танкистов. Канал для связи они передали с порученцем, – кивнул я на лейтеху, который зацепился языком с Александровым и что-то живо обсуждал. – Тогда совсем проблем нет. – Хорошо, пошли. Конечно, новости, что мы получили, радостные, но пора приниматься за работу. Пока мы шли к штабному домику, я прикинул, как все это повлияет на наше будущее. По прикидкам – никак. Можно оставаться тут, продолжая удерживать оборону, несмотря на опасение, что нас обойдут, ведь соседей ни справа, ни слева у нас нет. Но с последними сообщениями эта опаска пропала. Немцы все силы сейчас бросают на закрытие прорыва, так что им не до нашего заштатного участка. Тем более мост-то взорван, а он тут один на пятьдесят километров, не считая брода, о котором знали только местные. На немецких картах брода не было. Разведчиков опросил быстро, вполне хватало и тех данных, что предоставил Саня, его профессионализму я доверял, так что я больше изучал молодого матроса, что стоял левее главстаршины. – Расскажите о себе, – попросил я, когда тот закончил докладывать о проведенной разведке. – Главстаршина Сергей Рокотов. Двадцать семь лет. Из Мурманска, – коротко представился старший моряк. – Владимир Мишин. Двадцать один год. Из Ленинграда, – так же коротко представился молодой. «Он еще и из Питера, то есть из Ленинграда, как и я. Странное совпадение, может, действительно родственник? Так я об этом не помню, точнее, не знаю. После гибели родителей на Севере меня отправили в детдом. О том, что у меня есть тетка, я в курсе, только она была старенькая. Я помню, как он меня навещала. Рассказывала о родственниках – большинство погибло в блокаду и на фронте. Это все». – Расскажи о себе, есть родственники в Ленинграде? – Есть… – неуверенно ответил Владимир. За десять минут опросив его под удивленным взглядом начштаба, я отпустил моряков и задумчиво откинулся на спинку стула, не реагируя на вопросы Сани. Рассказ прояснил многое. Мы действительно родственники. У нас один прадедушка. То есть это для меня он прадедушка, а для Владимира отец. Мой дед был Владимиру младшим братом. Про него я ничего определенного сказать не могу, но вроде тетка говорила, что Владимир пропал без вести в войну. – Что? – не расслышал я. – Почему ты Григорьеву представился Мишиным? – прямо спросил Саня. Врать ему не хотелось, поэтому я, чуть помедлив, пояснил: