– Извините, я… – лейтенант поморщился, хмурясь, явно вспоминая, но потом лицо его просветлело: – Вспомнил. Вы Мишин, лейтенант запаса Мишин. – Можно и так сказать, – хмыкнув, улыбнулся я, мысленно костеря себя последними словами. То, что я назвался своим настоящим именем и фамилией, у меня как-то вылетело из головы. Придется выпутываться. – Настоящая моя фамилия Фролов, и я командир дивизиона ПВО-ПТО, а не командир пулеметного взвода, как тебе представлялся. Тогда я не мог сказать всей правды. Александров у дверей явно навострил уши. – Но… – начал было танкист. – Давай сейчас не об этом. Докладывай, как ты здесь оказался и где твоя часть, – отмахнулся я, переводя разговор на другую тему. – Садись тут. Дневальный, чаю! Рассказ Григорьева много времени не занял. Он, оказывается, ехал на том же поезде, что и я. Судьба. Вместе с группой командиров дошли до ближайшей части, где их развезли по расположениям. Кого в свои части, кого в отдел кадров ближайшего корпуса. Так лейтенант Григорьев и стал командиром взвода плавающих танков девятнадцатой танковой дивизии. Война оказалась не такой, как он представлял. Грязь и кровь, гибель новых знакомых и подчиненных. Потеряв два танка под Луцком, он с остатками батальона пробился из окружения. Там его командирскую машину подремонтировали, пополнили боезапас и дали еще одну. С тех пор они и воюют. Были и окружение, и прорыв, и недельное шатание по оккупированной территории. Атаковали колонны противника, чтобы добыть продовольствие и горючее. Так от семнадцати танков осталось два БТ и два плавающих. Остальные были потеряны в схватках с охраной автоколонн. Два дня назад они, обогнав передовые части немцев, доехали до моста, который мы позже взорвали. Там их перехватила охрана и отправила на фильтр. А вчера, когда прозвучал панический вопль про прорыв, командир их группы капитан Ветлюра слил с обоих танков горючее и сбежал. Григорьеву и его людям было предложено следовать вместе, на броне, но лейтенанта душила обида, что вот так бросают его танки, которые столько ему послужили. Он и его подчиненные остались. Когда все сбежали, мехвод его танка в медицинской палатке нашел спирт, что привело к суточному запою всего взвода. Душили горе в водке. Правда, их больше развезло от долгого голодания, но все же. – Что у тебя за люди? – Надежные. Командир Т-38 сержант Никитин служит с тридцать третьего. Участник многих конфликтов. Мехводы тоже парни опытные. – Ясно. Значит, слушай меня. Ты со своими тачанками поступаешь под мое командование. Видел, что с твоей техникой делают? – Да. Мы им помогаем. Это действительно увеличит мощь нашего взвода. Мы ставим спаренные МГ. Проблема только с бронированием. Стрелки будут фактически открытыми, башни же срезали. – Да? – я задумался. – А если использовать часть брони с башен и щитки «максимов»? У нас их шесть штук. – Надо подумать… да и посоветоваться не мешает. Тут дело не в бронировании, а в назначении будущих машин. – Молодец, правильный вопрос. Задача твоего взвода – моторизованное патрулирование берега Ужа на тридцать километров. В случае если патруль заметит попытку противника переправиться, не дать ему это сделать. При этом старайся обойтись без потерь. Если у немцев сильное прикрытие, то вызывайте помощь тяжелой артиллерии. В патруле будет один ваш танк, бронетранспортер, машина с пехотой и зенитка из третьей батареи. Там пулеметы, – пояснил я танкисту. – Задача ясна. – Пока мы без артиллеристов, но как только расчеты будут сформированы, то будем принимать заявки открывать огонь по скоплению противника с той стороны реки. Ты старший патрулей и отвечаешь за них. У начштаба старшего лейтенанта Майорова получишь план и маршруты патрулей, чтобы они не пересекались. Он в курсе. Это все. Удачи. Когда получивший четкий приказ лейтенант Григорьев вышел, Александров пропустил в столовую Майорова. – Есть что новое? – спросил я. – Похоже, уже через полчаса мы сможем открыть огонь. Я поскреб по сусекам и нашел людей, которые служили на таких орудиях. Правда, в батареях Сазанова и Иванова теперь некомплект. Но два полных расчета у нас есть. Старшим я поставил старшину Молчунова. Одну батарею мы уже перевезли в ту низменность, и сейчас бойцы хозвзвода маскируют ее. Вторую батарею только что начали перевозить. – Хорошо. Что со связью? – Одна радиостанция у Фадеева, вторая у Молчунова. Они уже связались друг с другом. Молчунов сообщит мичману, когда будет готов открыть огонь. Шифр там простенький, оба радиста татары. Говорят на своем языке. Две радиостанции ставят на танки, те, что с самолетов сняли. Ну, и стационарная в радиоузле. Слушает эфир. Если что, мы до Москвы можем докричаться. – Хорошо. У немцев отлично развита система пеленгации, так что одно сообщение с одного места. Пусть чаще меняют позиции, чтобы не накрыли артогнем. – Они в курсе. У меня пока все. Сам знаешь, я только орудиями занимался. – Хорошо. Вот, я накидал план обороны этого участка. Надо его утвердить и раскидать штаты. – Хм, – минуты две начштаба изучал то, что я написал, наконец согласно кивнул: – В принципе реально, только сам знаешь, людей не хватает, особенно пехоты. – Руссов уже уехал к первому пополнению, если они его не пошлют, то скоро люди будут. Я вот что думаю, нужно штурмана поставить командиром пулеметного взвода и дать ему штук двадцать МГ, пусть формирует взвод. А стрелка – замом. С пулеметами они на ты. Разберутся. – Лады. Я за тот столик сяду. Штаты утрясу, и прикинем, как эту оборону сделать прочной. – Давай. В это время в столовую заглянул Александров: – Товарищ комдив, там вас радисты требуют, что-то срочное случилось. Переглянувшись с начштаба, мы одновременно вскочили и, выбежав из домика, промчались мимо ряда штабных машин, укрытых под деревьями, к небольшой палатке, которую охранял часовой. – Мичурин, что у вас тут? – спросил я сидевшего к нам спиной радиста с наушниками на голове. Стянув один динамик, он быстро сказал: – Сообщение от лейтенанта Самакаева, товарищ комдив. – Говори. – Сообщение такое: «Адель – комдиву. Адель – комдиву. Долетел нормально. Принят хорошо. Кто должен, о нас знает, вылетаем к конечному маршруту с сопровождением». Сообщение повторилось трижды. Я дал подтверждение получения. – Молодец! – я радостно хлопнул радиста по плечу, после чего, повернувшись к начштаба, громогласно возопил, сграбастав его в объятия: – Слышал?! Долетели наши! После выплеска радости, я велел распространить сообщение среди бойцов. Люди должны знать, что наши долетели, куда надо, благополучно. Все-таки принимали в этом живейшее участие. Через полчаса, когда я проинспектировал модернизацию танкового парка и части машин, вошедших в патрули, на дороге появилась пехотная колонна, которую возглавляла полуторка Руссова. – А вот и подкрепление, – пробормотал я себе под нос, наблюдая за ней. Вместе с вышедшим из своей палатки Бутовым мы пошли встречать окруженцев. Нарком Берия пропустил выходящего из кабинета от Вождя молодого старшего лейтенанта со слегка мятой пограничной фуражкой на голове. Кто это был, он знал прекрасно, так как лично встречал его шесть часов назад на аэродроме. Шок от новостей, что привез этот лейтенант Самакаев, уже прошел, и сейчас спецы Генштаба изучали машинку и допрашивали фельдфебеля. Документы и папки с шифрами сильно помогли в понимании трофея. Шапошников ходил окрыленный и при встрече двадцать минут назад обещал отличившихся в захвате шифровальной машинки представить к награде, несмотря на то что НКВД на эту операцию наложило гриф «Совершенно секретно». А тетрадку с посланием Берия забрал у удивленного лейтенанта еще на аэродроме. Сталин правильно просчитал Оракула, прислал все же еще одно послание. – Товарищ Берия, срочно озаботьтесь передачей вот этого письма Оракулу, – Сталин протянул Берии плотный незапечатанный пакет. – Лично в руки. Причем сделать это надо до того, как дивизион Фролова выйдет из кольца. Из незапечатанного конверта с надписью, сделанной хорошо знакомой рукой: «Старшему лейтенанту В. Фролову. Лично» – Берия достал записку: «Товарищ Фролов. Прошу Вас в ближайшее время прибыть в Москву и встретиться со мной. Очень нужно поговорить. Гарантирую, что вскоре отпустим Вас вновь на фронт. И. Сталин». – Зачем, товарищ Сталин? – А ты не понял, Лаврентий? Он не хочет с нами встречаться, поэтому свои заметки и прислал. Опять исчезнет, лови его тогда… – Сталин бросил взгляд на тетрадку, написанную тем же почерком, что и в первом послании. – Почему? – А сам подумай. Вот что ты с ним собирался делать после того, как он все расскажет? – Ну, поселил бы где-нибудь на подмосковной даче с хорошей охраной. Вдруг еще что вспомнит, или вопросы какие к нему возникнут… – Вот именно! У нашего Оракула голова на плечах есть, он уже это доказал. И додумался до того же. А он – парень молодой, чуть больше двадцати. Ему сидеть на дачке, когда страна воюет, не по нутру. Вот и надумал сбежать. Ну и даже если еще и не надумал, лучше подстраховаться. Так что напрягай своих диверсантов, пусть Фролова поскорей разыщут и мою записку передадут. – Может, арестовать? – Не стоит. Обидеться может, а нам этого не надо. Да к тому же арест кого-то в тылах противника и в расположении дивизиона, в котором у Фролова абсолютный авторитет, дело довольно рисковое. Не стоит! Через пять часов, во время планового сеанса связи, шифровка ушла отряду капитана Омельченко. После получения шифровки радист группы передал местонахождение отряда и подтвердил, что ожидает посылку. Через два часа с самолета был сброшен груз на парашюте. Кроме припасов там был пакет. Вскрыв его, Омельченко нашел в нем еще два конверта, один предназначался старшему лейтенанту Фролову с пометкой вручить лично, другой с данными, где сейчас предположительно находится дивизион Фролова. Прикинув по карте, Омельченко понял, что промахнулся с поисками Объекта на шестьдесят километров, оставив дивизион у себя за спиной. Никто не ожидал, что дивизион вдруг встанет на берегу небольшой реки Уж, как выяснили радисты фронта, перехватив пару сообщений между подразделениями дивизиона. Среди них был казанский татарин, который легко расшифровал незамысловатый код. – Завтра к обеду мы будем в расположении подразделения Объекта. Приказ командования: к Фролову никаких мер воздействия не применять. Общаться спокойно, вежливо. – Дураков тут нет, – сообщил пулеметчик группы. – Оно и к лучшему… брать комдива в присутствии его бойцов не самый лучший способ самоубийства. – Вот и хорошо. Всем спать, завтра в девять часов выдвигаемся. – А я тебе говорю, что именно тут сосредоточены силы фрицев! – ткнул пальцем в квадрат на карте Саня. Спорили мы уже минут двадцать, обстреливать обнаруженных немцев или нет. – Зря открываться перед немцами, что у нас есть тяжелое вооружение, не стоит, и так, вон, шуганули их танками. Почти пятьдесят немцев у той переправы Григорьев утопил. А то, что там укрылось с пару рот, на ситуацию не влияет. Вот если бы там полк был… – Да немцев с той стороны не больше батальона! Фадеев двух моряков отправлял в разведку. Этого – как его? – Миронова и Мишина, так они сообщили, что немцы оставили заслон и ушли! – горячился начштаба. – Подожди, – отвлекся я. – Какой еще Мишин? – Да там у него матрос есть, кстати, на тебя заметно похож, черты лица схожи, так он у них разведчик отличный. – Да? Надо будет встретиться, – задумался я, вспоминая того матроса-часового с пулеметными лентами, что показался мне смутно знакомым. Не он ли? – Так как насчет открытия огня? – Если немцев там действительно не так много, то согласен на десантную операцию. – Какую еще десантную операцию?! – удивился Саня. – Я про это ничего не говорил. – Удар артиллерии мало что даст, десяток убитых да столько же контуженых. Нет, мы должны уничтожить заслон, поэтому я и говорю про десант. Ну-ка, раскидай мне еще раз, где у немцев сосредоточены силы?.. Был час дня тринадцатого июля, и с момента первого пополнения обороны нашего участка прошли сутки. За это время мы успели сделать огромное количество дел. Стрелковая колонна оказалась остатками шестьсот восьмого стрелкового полка с капитаном Лизиным во главе. Ранее он был командиром батальона. Капитану я нарезал круг задач и поставил руководить обороной на тридцатикилометровом участке. Он не возражал, чтобы им командовал лейтенант. Людей покормили, боезапас пополнили, задачи обозначили – он и доволен. Видимо, тоже устал от неразберихи. Понятное дело, что со своими ста восемьюдесятью тремя бойцами ему не по силам удержать оборону Но мы поступили проще. Так как патрули теперь были не нужны, мы сделали из них маневровую группу для усиления того участка, где готовился прорыв. А бойцов рассадили по трое в окопчиках с приказом наблюдать и сообщать о попытке переправы. Посты располагались через триста – четыреста метров и были вооружены кроме личного оружия еще и пулеметами, как «максимами», так и трофейными. Лизин был командир неплохой и за сутки умудрился создать оборону из постов наблюдения. Правда, нашим машинам службы обеспечения пришлось помотаться, развозя людей и сорокапятки, благо десяток артиллеристов у Лизина нашелся. А Фадеева мы отозвали обратно в расположение дивизиона. Раз его взвод комендантский, так пусть исполняет свои обязанности.