– Так мы туда и едем. – Опять Аделю работы прибавится, оформлять это все, – хмыкнул Матвей и, повозившись, спросил: – Дневка когда будет? Спать охота. – Как найдем нормальное место, так и будет. Хотя можно двигаться и так. Немцев тут еще нет, наших уже нет, только если авиация налетит, но нам есть чем их встретить. – Ты про усталость водителей не забывай. Вчера всю ночь не сменяясь ехали… О, а это кто еще? – Матвей указал на человека, стоявшего на обочине. – Вроде летчик, – пробормотал я, притормаживая следом за головной машиной. – Точно летчик. И судя по открытой парашютной сумке на плече – сбитый летчик. – Думаешь, это наш объект поработал? – спросил лейтенант Маркелов. – Уверенно, нагло и напористо? – хмыкнул капитан Омельченко, подбрасывая веток в костерок. – А кто еще? Литовский батальон точно его, все свидетели, которых допросили немцы, утверждают, что там была зенитная часть. По аэродрому… Другие окруженцы бы обстреляли этот аэродром издалека да драпанули. На большее смелости не хватило бы. – Ну а если бы танкисты?.. – Ты сколько танкистов на технике видел? Сам же заешь, кончается горючее или что ломается – они бросают танк или, что редко, сжигают. Сколько ты видел этих брошенных танков? Вот и я о чем. Что немецкий офицер связи сказал? Что аэродром был не только уничтожен вместе с самолетами, но и тщательно вычищен. Трофеи они брали, и очень много трофеев. Благо увезти было на чем. А кто у нас самый большой любитель трофеев на Юго-Западном фронте? О ком газеты написали, что у него половина дивизиона на трофеях? Во-от. Нет, это наш клиент поработал, уверен. Вот я только не пойму, зачем он забрал с собой этот самолетик, как там его?.. – Немец его «Шторьхом» назвал. – Вот, точно. У него же нет летчиков? Или он подобрал их по дороге? Так тут не пограничные бои, где сбитые сами на голову падают, сколько мы таких под Ровно повстречали. Тут нашей авиации осталось с гулькин нос. – Не знаю. Думаю, он забрал его просто на всякий случай. – Я тоже так думаю. Ох, и жадный этот Фролов, вот столы-то из столовой он зачем взял?!.. Офицер связи, которого они прихватили на дороге, изображая пост фельджандармерии, знал многое. После уничтожения батальона и аэродрома развернулись широкомасштабные поиски. Искали наглецов, уничтоживших аэродром резерва люфтваффе, очень активно, ведь пропала шифровальная машина (про литовцев вспоминали редко), пока не прошло сообщение, что радиомашина с нужными номерами была обнаружена после боестолкновения с окруженной танковой частью Советов. Именно это и обсуждали осназовцы. Кто уничтожил аэродром – нужный им объект или танкисты? Маркелов прекрасно понимал, что танкисты за такое время столь большое расстояние просто не могли преодолеть, и спорил просто из принципа. Выжило при нападении около десятка немцев, так что описание нападавших было. Все осназовцы были уверены на сто процентов, что оба случая можно смело приписывать Фролову, о чем и сообщили в Центр. Только подразделение Объекта не кралось по немецким тылам, а шло, планомерно уничтожая все встреченные по пути части. Почерк ни с кем не спутаешь. – Думаю, завтра мы их нагоним, – сообщил Омельченко. Когда я притер машину к обочине и остановил, Бутов уже общался с летуном из люльки мотоцикла. Старшина перед выездом из села подвернул ногу на ровном месте и старался, по совету Крапивина, наложившего плотную повязку, меньше двигаться. – Кто такой? – поспешил я к летчику. Следом за мной хлопнули дверцами Матвей и Саня, из джипа вылез Адель и тоже направился к нам. – Капитан Стругов, командир экипажа. Восьмая транспортная эскадрилья, – повернулся ко мне невысокий, но на удивление плотный летчик. – Старший лейтенант Фролов, комдив… Сбили? – Да, подожгли, пришлось на вынужденную идти, – ответил капитан. – А парашют? – удивился я. – Спали… вернее, спал на нем. – Товарищ капитан, это же наши! – услышал я возглас из близких кустов. – Ну кто бы сомневался, что мы с вами опять встретимся! – вздохнул я, наблюдая, как из близких кустов появляются фигуры знакомых артистов. – Вы знакомы? – с подозрением переводя взгляд с нас на артистов и обратно, спросил капитан. Ему не понравилось, что те вылезли без приказа – капитан еще не проверил нас, настоящие мы или нет. После того, что натворили немецкие диверсанты, опаска была изрядная при опознавании. Сколько случаев, когда советские части с немалыми потерями обстреливали друг друга, при встрече приняв за немецких диверсантов! – Вместе выбирались из окружения. Потом их отправили в тыл, а сами снова оказались в колечке после очередного прорыва немцев. Вот, пробились и идем к фронту, – пробормотал я, наблюдая, как следом из кустов появляются еще два летчика с пулеметом в руках, явно снятым с самолета. – Младший лейтенант Самсонов, штурман, – представился худой высокий парень моих лет. – Сержант Игнатьев, борт-стрелок, – положив ШКАС на землю, козырнул второй, лет двадцати пяти. – Мы не одни летели. Вывозили артистов из приграничной зоны. Член военного совета фронта распорядился, – пояснил капитан, наблюдая, как артисты здороваются с бойцами и командирами дивизиона, которых хорошо знали. Появившаяся Медведева увела артисток, включая Лопареву, куда-то в конец колонны. – Понятно, но сейчас не об этом. Вы немецкий самолет «Шторьх» знаете? – Только визуально, летать не доводилось. – А придется. Справитесь? – Да должен… А у вас что, самолет есть? – Да, мы вчера аэродром немецкий уничтожили, тридцать шесть бомбардировщиков на земле сожгли. Свежая часть, только что из резерва люфтваффе, вот там и прихватили. Он на последнем грузовике-трейлере со снятыми крыльями стоит. Но дело тут в другом: нужно срочно доставить особо важный груз в Москву. – Я понял, но своих людей бросать… – Не надо никого бросать, они с нами будут. Тут другое, сведения особо важные. Возьмете штурмана и моего особиста. Летите не залетая в Киев, как можно дальше в тыл наших войск, там садитесь на какой-нибудь аэродром, закрашиваете кресты, оттуда даете радиограмму о грузе. Это сделает мой особист. Заправляетесь и летите дальше. Маршрут пусть прикинет ваш штурман, а вы пока готовьте самолет к полету. Мои люди вам помогут. Саня, проводи их, – велел я начштаба. Он был в курсе, почему я так тороплюсь, поэтому, похлопав капитана по плечу, попросил следовать за ним. – Не понял, почему я должен куда-то лететь? – спросил стоявший рядом Адель, внимательно слушавший наш разговор. – Потом объясню, – отмахнулся я, после чего окрикнул Руссова, общающегося с артистами: – Матвей, займись товарищами артистами. Найди им машину. – Хорошо. – Пошли, – бросил я Аделю, направляясь к «эмке», а заметив Сазанова, крикнул: – Лейтенант, занять круговую оборону, ты старший! Мы сели в машину и подняли стекла, чтобы нас никто не мог подслушать. Там я выложил все свои мысли о том, что шифровальную машинку нужно особо срочно переправить в Москву, и никому другому, кроме как ему, я не могу это препоручить. – …Вот такие дела, – закончил я. – Я понял. Это действительно важно, – задумчиво кивнул Адель. – Хорошо, я согласен. – То, что согласен, это, конечно, хорошо, но нужно груз упаковать так, чтобы не было понятно, что это. Полетите вы вчетвером. Еще связиста-фельдфебеля возьмете. Он знает, как пользоваться этой штукой, – я постучал по чехлу шифровальной машины. – А взлетим? – Снимем все, что можно, для уменьшения веса. Если понадобится, без штурмана улетите. Все, давай упаковывать машинку, самолет, я смотрю, из кузова уже вытащили. Крылья устанавливают. Чехол с машинкой запихали в мой сидор, который я предварительно опустошил. Расставаться с ним было не жалко – у меня еще один имелся. Также в сидор я засунул все папки, что нашел в сейфе, и документы, изъятые у командира бомбардировочного штафеля и командира латышского батальона. Кроме того, Майоров, сидя на подножке грузовика, писал рапорт от моего имени командующему фронтом о боевом пути дивизиона. Подробнейший. А пока Адель бегал узнавать, что там с самолетом, я, воровато оглядевшись, открыл планшет и достал две ученические тетради. Одну, поколебавшись, вернул обратно, другую сунул в сидор. На обложке было написано большими буквами: «В Кремль, Сталину». Тетрадь была опечатана сургучом, взятым мной вчера у начштаба. В тетрадь я, с того момента, как сел на поезд в Москве, записывал все, что вспоминал – и заполнил ее целиком. Конечно, вот так возить ее с собой было опрометчиво и опасно, но я рискнул. Во второй была моя биография. Писать я ее начал дня три назад и успел не особо много. Так, листов на двадцать. Через час, когда у самолета было проверено все, что можно, и проведен пробный запуск двигателя, мы начали готовить взлетную площадку, благо долго искать не пришлось. Основная дорога, конечно, для этого не подходила со своими колдобинами, но вот в поле была вполне приличная уходящая полевая дорога, не совсем убитая. По словам Стругова, взлететь с нее можно. После взвешивания всех участников будущего полета капитан с сожалением отказался от штурмана – взлететь взлетят, но расход топлива будет запредельным. Также сняли пулемет МГ, оставив только личное оружие. Пока было время, мы попрощались с Аделем, мало ли как судьба сложится. И вот, после того как Майоров сунул в сидор копию боевого журнала и фотопленки для подтверждения, летчик и пассажиры заняли свои места. Было видно, что фельдфебель не хотел лететь, но его не спрашивали и связанного по рукам и ногам уложили сзади. Когда Адель сел на пассажирское место, я лично захлопнул дверцу и постучал по боковому стеклу, показывая, что можно взлетать. Затарахтел прогретый двигатель, и вот, обдав нас облаком пыли, окрашенная в болотно-пятнистый цвет машинка, пробежав метров восемьдесят, оторвалась от дороги и, немного приподнявшись, легла на правое крыло и на бреющем стала уходить в сторону фронта, понемногу набирая скорость. Мы договорились, что до фронта и дальше они будут лететь невысоко и только потом поднимутся, чтобы точнее определиться, где они. Хотя немцев, кроме авиации, они вряд ли встретят. Пехота осталась позади нас. Повезло, что попались транспортники, они знали все наши аэродромы в округе. – Ну чего столпились?! – громко спросил я, когда тарахтение авиационного мотора еще не стихло. – По машинам! Пора двигаться дальше! Через двадцать минут, сформировавшись в колонну, мы продолжили путь и еще через полчаса оказались на полевом стане, где сутки назад располагался войсковой фильтр и комплектовались части из вышедших окруженцев. Тут я решил задержаться подольше – спешки, чтобы прорваться к нашим, уже не было. Проблему, которая подтачивала меня изнутри, мы решили путем отправки сведений и оборудования на самолете. Как же повезло, что нам попались эти летчики! – Давайте рассказывайте, Акакий Мартынович. Что с вами было и как вы тут оказались? – велел я главному из артистов, распорядителю с забавной фамилией Гордопупкин. Правда, он ей очень гордился. А находились мы в небольшом домике летнего типа, что ранее использовали сотрудники фильтра для проверки и распределения вышедших из окружения бойцов и командиров. А еще ранее он был летней столовой механизаторов, что обрабатывали поля колхоза. Жестом попросив бойца, отрабатывающего на кухне наряд, чтобы долили чаю, распорядитель откинулся на спинку стула и, поморщившись, пояснил: – Да что там говорить? Доехали до станции нормально, но там пути разбомбили, нас попросили подождать, пока их восстановят. А тут немцы, командующий армии как раз самолет вызвал, чтобы вывезти документы. Вот и нас заодно на «Дуглас» посадили. Лопаревой спасибо, ее все знают. Только полетели мы почему-то не сразу к своим, а стороной… – Ну, это понятно, мы и сами так сделали, – прервал я распорядителя. – На месте прорыва половина авиации немцев, включая истребительные части. И соваться туда на транспортнике – это не глупость, преступление. Ладно, что там дальше? – Да летели, летели, и сбили нас. Упали у реки. Самолет со всем, что было, сгорел, а мы второй день идем к своим. Вчера вечером речку переплыли – старик на лодке перевез. А утром с вами встретились. Вот и все. Есть, конечно, было охота, но нас деревенские подкормили. Летчики молодцы, помогали нам, из парашютов постели сделали. – Да, молодцы, – согласился я, ставя на столик пустую кружку. – Что с нами будет? – Да что? Пока тут побудем, потом выделю вам пару машин и отправлю в тыл с ранеными. Немцев впереди нет, если только диверсанты или десантники. Летчики ночью видели, как три транспортных «юнкерса» летели в сторону фронта в наш тыл. Молодцы, что предупредили нас. – А если мы к ним попадемся? – с подозрением спросил Акакий Мартынович, кивком благодаря бойца за принесенный чай и подхватывая очередную печеньку. – Тут уж я ничем помочь не могу, только предложением до выхода быть с нами. – Знаете… мы, пожалуй, останемся с вами. Все-таки не первый день знакомы, хорошо знаем друг друга. Да и повар у вас отличный. – Пусть так, только балластом вы у нас не будете. Бойцы устали, и им нужна отдушина, как насчет выступить вечерним концертом? – А почему нет? Сейчас же распоряжусь – и начнем подготавливаться. – Это хорошо. Мы еще жителей соседних деревень позовем… И знаете, я, пожалуй, тоже присоединюсь к выступлению. Как вы относитесь к юмористам разговорного жанра?