– А я тебе предлагал в палатку идти. «Я в машине привык», – передразнил я Матвея. – Вот я отлично выспался на матрасе с подушкой да под одеялом. Сань, скажи, хорошо? – Давненько я так не спал – как на облаке, даже вставать не хочется, – натягивая гимнастерку, ответил Майоров. – Следующий раз я тоже в палатке переночую. – Люди, дайте поспать уставшему особисту, – простонал из соседней палатки Адель. – Бубните над ухом. – Да спи, кто тебе мешает?.. Пошли к кухне, я смотрю, там уже раздача началась. Похлопав по капоту стоявшего рядом с «эмкой» трофейного джипа, я направился следом за Майоровым получать еду. Дивизион, приткнувший технику с краю оврага, где посуше – чтобы машины не увязли во влажной почве, – растянулся метров на триста. Проснувшиеся бойцы умывались у ручья, получали пищу, ужинали – было шесть вечера – и под присмотром сержантов проверяли технику. Завладев полным котелком щей и краюхой ржаного хлеба, я присел на краю обрыва и, поглядывая, как работают люди, стал спокойно вкушать пищу. – Иванов третий взвод создал из трофеев, что мы вчера захватили, расчеты тренирует, – ткнув надкушенным хлебом в сторону суетящихся бойцов и краснофлотцев, заметил Руссов. – Вижу, – глотнув чаю, ответил я. – Только зря он моряков в расчеты набрал. Они у нас могут быть временно. Заберут – опять людей на замену искать. Лучше бы из наших кого взял. – Да некого больше, все, кто был, уже приписаны. Вон мне как Гольдберга вытаскивать пришлось, Гога никак не хотел первоклассного наводчика отдавать, – тоже перейдя к чаю, хмыкнул Саня. – Да, Индуашвили у нас такой. Горячий сын гор, – согласился я. – Во-во. А у моряков трое бывшие зенитчики, поэтому Иванов и подсуетился. – Кого он командиром взвода назначил? – Сержанта Мальцева, тот раньше «эрликоном» командовал. Системы похожие, – пояснил Майоров. После ужина я выслушал доклад дежурного командира, это был старшина Андреев, командир второго взвода первой батареи, и узнал от него, что, кроме часто летающих над головой авиаразведчиков и дважды проследовавших по полевой дороге патрулей, ничего особенного не случилось. Хотя часовые с дальнего поста наблюдения, находившегося в полукилометре от оврага, докладывали при смене, что слышали далекие раскаты, похожие на канонаду. Еще они заметили десяток окруженцев, но те были в двух километрах и ушли дальше по полю. Шли открыто, при появлении патруля прятались в густой траве. Двое из них – в черных танковых комбинезонах. Назначив время отбытия и место следующей дневки, я сообщил, что там дивизион будет отдыхать двое суток, приводя себя в порядок. Место двухдневной стоянки я выбрал на берегу небольшой реки, где по карте значился лес. А дальше через сотню километров будет река Припять и город Чернобыль. Всегда в нем хотел побывать. Майоров с Непейбородой убежали к трофейным грузовикам, набитым боеприпасами и вооружением, снятыми с «хейнкелей». Я подкинул им мысль вооружить каждый грузовик зенитным пулеметом, вот они и решили воплотить мою идею в жизнь. А я, похлопав по борту грузовика-«мерседеса» с антеннами на крыше, пошел в конец колонны. – Фадеев? Как там пленные? Приготовь связистов, а пока тащи ко мне этого пухлозадого эсэсовца!.. Мост был разрушен, причина понятна даже неопытному глазу. Тяжелый тягач-«сталинец» с МЛ-20 на прицепе проломил настил на середине пролета и вместе с орудием наполовину ушел под воду. Судя по воронкам и сгоревшей технике у моста, немецкие летчики нанесли удары по скоплению отступающих войск. – Сколько их тут? – пробормотал пулеметчик группы старший сержант Ремезов, рассматривая море перекрученного металла, ранее бывшее советскими грузовиками. – Сотен пять, не меньше, – ответил стоявший рядом капитан Омельченко. В это время послышались быстрые шаги, и из-за корпуса Т-37 выскочил юркий парнишка лет двадцати. – Там брод, судя по башням двух утонувших танков, но мы там не проедем. Мотоциклы утонут, – сообщил он и, поморщившись, добавил: – Там среди грузовиков санитарная колонна стояла. Сгорела. В кузовах тела погибших раненых. Некоторые пытались выбраться, когда машины загорелись, несколько тел свисает с бортов, но… заживо… Омельченко вздохнул. Маркин был новичком в их отряде и еще не привык к грязи и жестокости войны. Вчера, когда захватили эти мотоциклы и потом добивали фельджандармов на железнодорожном переезде, капитан специально заставил это делать молодого комсомольца. Нужно было, чтобы сержант привык к крови и четко выполнял приказы. Маркин справился, но все еще оставался тем же мальчишкой, что и ранее, и довольно болезненно реагировал на подобные картины. Поправив ворот плаща, под которым, как и у всех пятерых бойцов осназа, был укрыт немецкий мундир с бляхой на груди, Омельченко покачал головой: – Задерживаться нам неприемлемо. Дивизион Фролова опережает нас на сутки, и они, в отличие от нас, двигаются ночью, отсыпаясь днем. Попробуем перетащить мотоциклы по дну тросами. Тут всего метров шестьдесят. Приступаем. Допрос охраны на разъезде среди всего прочего выявил интересный момент. По словам унтера, колонна, о которой им сообщили заранее, ночью была в два раза больше, чем сообщили. Это был первый звоночек, второй – при допросе следующего поста, на который они наткнулись буквально через двадцать километров. Омельченко уже знал, о чем спрашивать. При допросе этих фельджандармов выяснилось, что вчера ночью мимо них прошло шесть автоколонн. Про пять из них им сообщили заранее, шестую, про которую жандармы не знали, они остановить не успели, она проехала по параллельной дороге. Посидев над картой и поставив себя на место Фролова, капитан понял, как будет действовать нужный им командир, поэтому решил срезать угол и перехватить их у небольшой реки Припять. Шифровка с планами Омельченко и с предположениями, как будет действовать Фролов, уже ушла в Кремль. Через час оттуда сообщили, что на перехват будет высажена еще одна группа осназа НКВД под командованием старшего лейтенанта Грошева. Я сидел на раскладном стульчике и, постукивая пальцами по столику, задумчиво смотрел на тучного эсэсовца, что стоял в трех метрах и всхлипывал, прижимая к себе руку. Подошедший Адель отвлек меня от размышлений: – Что у тебя тут? Тряхнув головой, я ответил: – Да скорее это твой клиент и Руссова. – Да? Он что, отвечает за разведку, как мы и думали? – Нет, этот майор к армии никакого отношения не имеет. Представляешь, этот майор – доктор. Антрополог, отвечает за чистоту немецкой расы. Ну, я вам рассказывал про недочеловеков. Помнишь? – А то! Я рапорт наверх отправлял по этому поводу. Так что этот немец делает? – Говорю же, он отвечает за чистоту расы. Своих эсэсовцев они уже проверили, вот на люфтваффе перешли. Это подчиненный доктора Штайнигера. – Зачем им эта чушь? – Ну не скажи! Тут такая хитрая политика. Неарийцам и оклад поменьше, и почета тоже. Неарийцы должны подчиняться арийцам. – Бред. – А то. Вермахт еще держится, а вот СС уже бродит… Ладно, ты сам его допроси, тебе интереснее будет, а я за связистов возьмусь. Нужно до темноты уложиться… Кстати, этот майорчик участвовал в экспериментах над польскими военнопленными в сороковом. Не то чтобы мне их было жалко, но этот случай надо задокументировать и осветить. Привлеки Руссова, он в этом деле спец, красиво рапорты составляет. Да и с формулировками поможет. – Ага. Так, бойцы, ведите этого хлюпика за мной. Пока одни бойцы уводили тучного майора, продолжавшего всхлипывать над сломанным пальцем, другие привели фельдфебеля со знаками различия связиста. Я помнил, как себя вели наши первые пленные. Словно не они, а мы у них в плену. Держались самоуверенно, шутили, похлопывали конвоиров по плечу. Но не эти – они уже поняли, что ничего хорошего их не ждет, и были более… покладистыми, что ли? – Представьтесь! – велел я. Стоявший рядом младший сержант тут же перевел. – Оберфельдфебель Фриц Гарт. Старший унтер-офицер подразделения связи. – Кто командует взводом связи? – Лейтенант Маклин, он погиб при нападении на нашу часть. – Хорошо. Расскажите все о машине с антеннами, способах шифрования и передачи сообщений… Гарт не сразу стал говорливым, но мы быстро его уломали: два здоровенных бойца – специально выбирал покрупнее в батарее Сазанова – помесили его пудовыми кулаками. Причем не без удовольствия. Если я пальцем пошевелю, так они этого немца порвут. Многие помнили изнасилованных девчат-сестричек и штабеля красноармейцев, сложенные у моста диверсантами в советской форме. Про деревушку и карателей уж и говорить не стоит. Я помнил, как бойцы и матросы выносили изнасилованных девчат из избы, где гуляли офицеры батальона. Как помогали нашим медсестрам успокаивать их. У каждого к немцам был свой счет. Через полчаса, когда связиста увели и мы допросили второго, в звании ефрейтора, я в волнении вскочил и стал нарезать круги вокруг стола. Полученная информация подтвердилась, и это меняло все мои планы. Приказав увести ефрейтора, я направился к радиомашине, где вскрыл сейф обнаруженными в ящике стола ключами, и вынул продолговатый предмет, похожий на чехол для пишущей машинки. – Что это? – спросил заглянувший в кузов Майоров. – Шифровальная машина. Если передадим ее нашим, то все сообщения немцев будут расшифрованы, – глухо ответил я. Саня, не будь дураком, все понял: – Влипли… Когда отъезжаем? – Как стемнеет. Приказ уже отдал, – вздохнул я, забирая вместе с машинкой папки с кодами из сейфа. – Хочешь забрать с собой? – Если нас обнаружат, то будут стрелять именно по этой машине, так что лучше подстраховаться, пусть будет под рукой. А ищут нас плотно. Надеюсь, тот пост фельджандармов, что мы уничтожили, с нами не свяжут. Если свяжут, то нас быстро найдут. – Самолеты днем, когда мы отсыпались, активно летали. – Да помню я… Значит, так. Через час дивизион должен быть готов к экстренному движению. Чтобы сразу рвануть в темень… И позови мне Бутова, если что, я у своей машины. – Хорошо. Через десять минут три мотоцикла с пограничниками, одетыми в форму фельджандармов, уехали разведывать путь, а я на капоте «эмки» разложил карту, прикидывая, как нам ехать дальше. Бойцы суетливо подготавливали технику к немедленному выдвижению. Теперь, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, никаких задержек – мы должны за ночь с одиннадцатого на двенадцатое июля преодолеть как можно большее расстояние и не столкнуться с немцами. В двадцать один – тридцать шесть, когда стемнело, первый грузовик выбрался из оврага и выехал на дорогу. Через двадцать минут дивизион скрылся в ночной темени. Нам повезло. Мы успели ускользнуть от охватывающих район многочисленных патрулей. Как сообщили вернувшиеся разведчики, на каждом повороте был выставлен пост. А по дорогам катались машины или парные патрульные на мотоциклах. Выходов было несколько: или прорываться через посты, благо в нашем направлении их было немного, видимо, искали нас севернее, не представляя, что мы так далеко удалились; или в глубину захваченных немцами территорий. Но нам помог случай. С одним из постов столкнулась выходящая из окружения часть, причем, судя по технике, танковая. На них-то и повисла на свою беду вызванная помощь. Пока танкисты добивали пост и собирали на себя всех немцев в округе, мы ушли дальше к фронту по параллельной дороге. О случившемся нам доложили разведчики, мы слышали только стрельбу да видели отсветы пожаров. Конечно, вот так бросать невольно помогших нам танкистов было нехорошо, но у нас было множество причин так поступить. Первая и самая главная – это «Энигма», о которой знали всего четверо: я, начштаба, особист и переводчик, но последний, скорее всего, ничего не понял. Вторая – у нас около пятидесяти раненых, которые нас изрядно стесняли. Более того, перед рывком я поставил разведчикам особое задание. Задание не очень простое, но в принципе выполнимое. Они должны были дождаться прекращения боя, подогнать ближе трофейную машину связи, что я им отдал, и подорвать ее, чтобы со стороны казалось, что ее уничтожили во время боя. Думаю, это снизит накал поисков. Подготавливал к подрыву ее Фадеев, по моей просьбе, кузов надо было уничтожить, но по номерам спереди немцы должны были определить, что это за грузовик и кому он принадлежит. Наверняка этот номер сообщили во все части, участвовавшие в наших поисках. Как бы то ни было, следующие восемьдесят километров мы проехали без особых проблем, чутко проверяя путь перед собой догнавшей нас разведкой. По их докладу, наши танкисты раскатали пост и подоспевшую помощь в лепешку и, набрав трофеев, особенно горючего, проследовали дальше, что дало нашим разведчикам возможность подогнать радиомашину прямо к разбитой технике и подорвать ее до приезда следующих подкреплений. Потом убедились издалека, что вся техника осмотрена, а нужный грузовик даже освещен прожектором – издалека было хорошо видно, как вокруг него суетятся люди, – и бросились догонять нас. В общем, ехали спокойно, только однажды, ближе к двум часам ночи, нас обстреляли какие-то шальные окруженцы, но несмотря на острую нехватку пехоты, мы только прибавили скорость, уйдя от обстрела. Не считая пары дыр в тенте грузовика, где везли раненых, все обошлось благополучно. А перед рассветом мы встали перед неширокой, но глубокой речушкой, обдумывая, как найти брод или мост. На карте их не было. Загнав технику дивизиона под укрытие небольшого леса, я приказал выставить дальние и ближние посты охранения и выслал разведку вверх и вниз по течению с приказом найти возможность переправиться, объявив остальным отбой для отдыха.