Наконец кнут опустился на мою многострадальную спину в последний, двадцатый раз, и Авдей, сматывающий его, удивлённо смотрел на меня: я до сих пор был в сознании. Тряхнув головой, отчего подсохшее свиное дерьмо, которым в меня кидались местные детишки, отвалилось и упало, я зло посмотрел на него. Дальше меня оставили под испепеляющим солнцем, только одна дородная женщина с брезгливо поджатыми губами поила меня. Эта тварь, прежде чем вливать мне воду в рот, демонстративно в неё плевала. Ночь принесла некоторое облегчение, прохлада остудила раскалённую спину, которая буквально горела. Никто не лечил её, даже не прикрыл от солнца, я так и висел привязанным веревками к столбу. Когда меня стегали кнутом, я дергался туда-сюда, пытаясь вырваться, и веревки до боли врезались в кожу, повреждая её. Теперь у меня на кистях были кровоточащие ссадины. Я не скажу, что верёвки сильно ослабли, но вот та, что была на левой руке… Посмотрев на постройки и сам каменный дом уснувшего поместья, я продолжил шевелить руками, стараясь не издавать ни звука. Наконец на левой руке верёвки стали скользкими от крови. Вытянув пальцы, отчего кисть стала чуть тоньше, я потянул руку. Та застряла, но я продолжал попытки, мне казалось, это длилось целую вечность, но наконец смог вырвать руку и тихо заскулил от боли. Болело всё, сознание плавало, но я крепился. Левая рука плохо меня слушалась, однако я без промедления стал развязывать узлы на правой непослушными пальцами, пятная землю под ногами каплями крови из ран. Неожиданно громко зазвенел цепью дворовый пёс, заставив меня замереть, но прислушавшись к оглушающей тишине, я продолжил свою работу. Наконец и правая была освобождена, я застонал от боли, разрабатывая обе руки, когда кровь хлынула по венам. После этого я занялся верёвками на ногах. Освободившись, я прислушался: пёс забурчал у себя в будке, но быстро стих. О мести в данный момент я даже не думал, мне бы сил хватило отползти подальше от поместья, а не совершать вендетту. Пошатываясь, я отошёл от своих столбов, мельком посмотрев на такие же, вкопанные рядом. Мужичок, которого били до меня, экзекуции не пережил, помер, так что от него остались только обрезанные верёвки. Я смотрел, как его бьют, пока меня привязывали к соседним столбам, но ничего сделать не мог. Всё время у меня был вставлен кляп. Я даже не мог сказать, что не того поймали, это было самое обидное. Да и когда кляп меняли на дощечку, тоже не успел ничего сказать, но зато с удовольствием помочился на Авдея, обрызгав его под смех толпы. Тот с бранью тогда отскочил от меня и пнул между ног. Так что у меня ещё гематома внизу, и яйца опухли, и ноги я переставлял с трудом. Как уйти от помещика, для которого охота – развлечение, и охота на людей в удовольствие, тем более у него были и собаки и следопыты? Правильно, может помочь только река. Конечно, с ранами лезть в неё не очень умная затея. Но рана весь день была не прикрыта, ветер и пыль загрязнили её, так что река поможет уйти от людишек помещика, заодно я промою раны. Мне ещё заражения не хватало. Пошатываясь, я направился к деревянному дощатому забору, что окружал территорию поместья. К воротам я решил не идти. Там собака спит, да ещё и сторож в своей будке. Лучше так перелезу… как-нибудь. Чтобы перелезть через забор, мне пришлось приложить немало усилий. Упав с другой стороны как мешок с картошкой, я, тяжело дыша, лёг на бок и протёр левой рукой мокрый от пота лоб. За забором забрехала собака, услышавшая шум и, видимо, почуявшая свежую кровь, поэтому собрав остаток сил, я побрёл от поместья дальше. Метрах в двухстах от него, буквально в пятидесяти метрах от опушки леса я расслышал крики и, обернувшись, заметил, как там забегали с факелами. Похоже, было обнаружено моё отсутствие. Поэтому я заторопился. Честно говоря, я не знал, где находится река, и шёл наудачу, вблизи её не было видно. Пруд мелькнул серебристой гладью сбоку, но и только. Мне он ничем помочь не мог. Мелькнула мысль залезть в него и помыться, смывая хотя бы запах, но сил почти не было, и так шёл на одной злости, чувствуя, как озноб сотрясает моё тело. Войдя в лес, я продолжил машинально переставлять ноги, плохо их чувствуя, как и всё тело. Всё время, пока шёл от поместья, я пытался вызвать свечение в руках. То, что заполучил меч от архангела и большой кусок облака, я помнил, но пока это всё никак не проявлялось. Особо я не паниковал, в прошлый раз у меня это тоже не сразу проявилось, но вот ждать год, как в прошлый раз, не особо хотелось. Нужно пытаться и дальше, теперь-то я знаю, что можно вызвать свечение и залечивать раны. Смущало только то, что отрезал тогда большой кусок облака. А что? Халява – она и есть халява. В общем, размер был большой, и я не знал, что за этим последует. Да и меч себя никак не проявлял. Попытки вызвать его тоже оказались безрезультатными. Крики в поместье стали громче, был слышен лай нескольких собак. Обернувшись, я разглядел в просвете между стволами деревьев, как из ворот выходит факельное шествие. Причём, сволочи, они шли по моим следам. – Уроды, – выдохнул я и заковылял дальше, пытаясь увеличить скорость. Адреналин впрыснулся в кровь, и скорость действительно удалось немного увеличить. Заметив, как впереди в просвете между деревьев серебристо мелькнула вода, я прибавил ходу, тяжело дыша. Левая нога потеряла чувствительность, она горела огнём. Но я всё равно шёл, старательно передвигая ноги и отмахиваясь руками от веток. – Вон он! – заорал кто-то позади. Однако было уже поздно, с шумом я обрушился в воду, которая заметно принесла мне облегчение, и, старательно работая руками и ногами, поплыл подальше от берега. Когда на берегу появились преследователи, освещая его и часть реки факелами, я набрал воздуха в лёгкие и ушёл под воду. Преследователи искали меня внизу по течению, зная о моём состоянии, однако я уходил под противоположным берегом вверх. Вода смыла грязь из ран, однако они намокли и стали кровить. Поэтому поднявшись примерно на триста метров, я нашёл густой кустарник и, с трудом выбравшись на берег, забрался в него и почти сразу свалился в забытье. Очнулся я утром от того, что припекало солнышко, прорываясь сквозь листья кустарника. Судя по тому, что меня не нашли, поиски, скорее всего, продолжаются. Чувствовал я себя всё ещё хреново, но гораздо лучше, чем вчера. Хотелось есть и пить, а это уже показатель. Всё так же горела огнём спина и тянула при движениях, да ещё раны на руках давали о себе знать, но я стойко не обращал на них внимания. На то, что я всё так же голый, я тоже не обращал внимания, как-то не до того. Я только и сделал, что отряхнулся от налипших веточек и принял сидячее положение. Осторожно высунувшись из кустарника, я внимательно осмотрел реку в обе стороны и противоположный берег. На реке было людно – две лодки и пятеро рыбаков, что ставили сети. – Не меня ли вы ищете? – пробормотал я. На противоположной стороне загавкала собака, и я понял, что в моё утопление особо не поверили и продолжают искать. Ну, или пытаются труп найти, что было вполне возможно предположить, зная моё состояние. Выбравшись из кустарника, я углубился в лес и направился вдоль реки вверх по течению. Через километр я наткнулся на малинник, где в течение часа набивал желудок. После чего, напившись в реке, переплыл на другой берег и продолжил движение дальше вверх по течению. Мне нужно было уйти километров на десять, выйти из зоны поисков. В то, что меня унюхают собаки, я не верил – специально намазывал ноги и части тела, где не было ран, одной очень хитрой и вонючей травкой, что отбивала все запахи. Уйти далеко я не смог, сил хватило всего на пять километров. Поэтому, снова перебравшись на другой берег, нашёл спокойное место для отдыха, упал на прошлогоднюю листву и мгновенно уснул. В это раз я также очнулся без посторонней помощи. Сходив в туалет – меня пронесло, видимо всё сразу подействовало: и малина, и сырая вода, и раны, – я направился вниз по течению к малиннику. Следы я сбил, запутал, но вот далеко уходить от средств выживания, то есть от еды, не хотелось. До того малинника, где подкрепился вчера, я не дошёл, попался другой, более обширный. Стараясь не оцарапаться о колючки, я забрался в середину малинника, нашел там крохотную полянку и свалился на ней. Всё, убежище на ближайшее время у меня есть, осталось подлечить раны и вернуться в поместье, рассчитаться. Следующие дни были как один, я питался малиной и моллюсками. А где мне ещё было найти мяса без средств выживания и даже самого банального ножа? А тут, когда ходишь к реке, чтобы попить, то можно, ныряя, набрать раковин и, камнем раздробив их, есть сочную мякоть. Пару раз меня пронесло, но постепенно желудок адаптировался к этой еде, и больше проблем с ним не было. Так прошло порядка десяти дней. Два дня назад я начал делать лёгкие тренировки, стараясь не потревожить заживающие раны. Молодой организм, жизнь на природе и калорийное питание сделали своё дело, я стал поправляться, а раны рубцеваться. Спину я свою не видел, но подозревал, что она превратилась в страшное зрелище. Местных я за это время видел дважды. Один раз двое мужиков и женщина в платке проплыли на лодке вниз по течению, но не вернулись, потом в лесу заметил трёх мужиков, что вышли к реке, потрапезничали там, потом снова ушли вглубь леса. В одном я сразу опознал Авдея. Он, как и другие мужики, был в длиннополом зелёном сюртуке, с ножом на поясе и ружьём. Судя по форменной однотипной одежде и оружию, они у неизвестного помещика, которого, как я слышал, звали Сергеем Игоревичем, были лесничими. Да-а, такой лес требует присмотра, это точно. Заметил я их четыре дня назад и, будучи тогда не в форме, решил не трогать пока. Время есть, я не торопился, вынашивая планы ответного удара. Подлечусь, приду в норму и выйду на тропу войны. Индейцы Княжества меня мно-о-огому научили. Десятки тысяч воинов-индейцев прошли через службу в армии и на флоте. Они по первому же призыву приходили на помощь, добровольцами участвуя в войнах в Англии, Испании и Франции. Португалия с нами не воевала, ей хватило одного, самого первого нашего рейда. Форму я немного восстановил, поэтому решил оснаститься. Мне была нужна одежда, кремень с трутом и хотя бы нож. Вон, вчера поймал руками рыбину. Так пришлось острой кромкой камня её чистить и есть полусырой. Огонь я добывал трением, это я тоже умел делать. Одним словом, на завтра я решил выйти на большую дорогу. Крестьян трогать не хотелось, они разве виноваты, что у них такой ублюдок-хозяин? А вот людишек самого помещика решил хорошенько так пограбить, со смертельным исходом. Их, естественно, не моим. Свидетелей я оставлять не собирался, а людишек помещика было не жалко. Я помнил, как они стояли толпой и с улыбками наблюдали за моей экзекуцией. Звучал смех и сверкали улыбки. Ничего, я вам зубы-то повыбиваю, перестанете улыбаться. Вернувшись на свою лёжку в малинник, где был сделан небольшой шалаш и на земле лежал наломанный лапник, я сел рядом и, изредка бросая в рот крупную, спелую, недавно собранную малину – она уже начала перерастать, – стал размышлять о свой судьбе. Честно скажу, я до жути был рад, что сменил опостылевшее Средневековье на более современное время. Да, Империя Чёрного Властелина, как называла моё Княжество просвещённая Европа, вышла на уровень железа и пара. У нас, вон, уже железная дорога действовала… Ну, небольшая, двести километров длиной между Князьградом и другим крупным промышленным и торговым городом. Действовали пассажирские и транспортные перевозки. На линии работало четыре паровоза и шестьдесят два вагона общим числом. Из них восемь платформ, двенадцать пассажирских вагонов, пять цистерн, остальные товарные. Конечно, это капля в море, но главное начать, отработать процесс. Через двадцать лет Алекс, если не передаст Княжество наследнику, должен начать постройку железной дороги через весь континент к Тихому океану. Это, конечно, проект на десятилетия, но после постройки дорога облегчит сообщение с теми областями. С индейцами уже были договорённости о постройке дороги по их землям, наши дипломаты постарались. Но это так, мелочёвка, одно из достижений Княжества и министерства железных дорог. У нас было много свершений, медицина вышла на вполне приличный уровень, не на тот, к которому я привык, но очень неплохо, проводились операции по удалению аппендицита и другие. Я в них не лез, так как лечил свою семью собственноручно в прямом смысле этого слова, так что у меня в семье никто не болел. Раз в неделю в храме я участвовал в обрядах очищения. То есть бесплатно лечил калечных и больных. В первое время были толпы народа, но после излечения большей части они превратились в тонкий ручеёк. Об этих обрядах очищения, которые проводились только в главном храме, знали все граждане Княжества и индейских территорий, так что этот поток не ослабевал. Я лечил всех, были они прихожанами храмов или нет. Княжество стремительно поднималось за счёт вливания в бюджет и казну награбленных сокровищ и дани. Всё описывать мне лень, но уровень жизни и техническую оснащённость предприятий можно было сравнить с тысяча девятисотым годом. Мы брали под свою руку острова и архипелаги. Даже начали вести торговлю с Японией. Ох и дремучая в своих устоях страна! Но рис они нам поставляли исправно, получая за это сталь и наше зерно. Сделано было много, всего и не опишешь, два года назад я передал Княжество в руки своего наследника Александра. До этого он был моим постоянным замом, впитывая знания как губка. Могу сказать, что он стал очень хорошим правителем. Я был при нём кем-то вроде советника, тем, к кому он мог обратиться за советом. Ему не понравилось, что я решил сходить с разведывательной партией в Индию и установить там пару факторий для торговли с аборигенами. Наш разговор тогда был грубо прерван – как это ни неприятно осознавать, но меня отравил собственный сын. Один из. Скорее всего, целью был Алекс, а я просто случайно попал, но мне от этого не легче. Вырастил-таки волчат. Моя кровь. Предположу, что это был Николай. Как мне докладывала охранка, именно он затевал какую-то бучу. Но это может быть и ширмой, тот же Виктор был хитрой сволочью, отравление как раз в его стиле, в отличие от прямолинейного Николая. Думаю, Алекс разберётся. Не зря же он после окончания вуза, выпускавшего чиновников, отслужил в охранке три года, пока не перешёл в мои замы. Разберётся, он опытный сыскарь. Да и парни из охранки тоже не зря хлеб едят и зарплату получают. Покушение не вышло, теперь остались только поиск виновных и суд. Покушение на правителя – это без сомнений смертная казнь. У нас в законе нет такого пункта, что членов семей князя это не касается. Будут болтаться в петле виновные, это без сомнения. – М-да, реки крови прольются, если это смена власти, – вздохнул я. Доев малину, я забрался в шалаш и уснул на мягком свежем лапнике. На то, что он колется, я уже не обращал внимания, привык, как привык спать только на животе. Завтра идти на дело, нужно отдохнуть. Рано утром, как рассвело, я вылез из шалаша и, сделав лёгкую разминку-зарядку, снова оцарапался о торчащую ветвь малины. – Блин, – потёр я царапины на животе. – Каждое утро… Ладно, и в этот раз живи. Вернувшись к шалашу, я сел у входа и, взяв лежавшие рядом лопухи и развернув их, сразу же приступил к завтраку. Вчера я крупного леща поймал и пожарил его на углях, специально на сегодня, чтобы не терять время на завтрак. Рыба была сочной, жир тёк по пальцам, вот только соли немного не хватало, но я как-то за последнее время привык к пресной пище. Вытерев руки о лопухи, я покинул лагерь и, выйдя из малинника, побежал к реке. Тут всего метров двести. Убедившись, что на реке никого нет, я нырнул в прохладную воду и, проплыв под водой половину реки, насколько хватило воздуха, дальше уже пошёл брассом. На другом берегу, не вытираясь, всё равно нечем, сразу же рванул в сторону поместья. Пробежав не останавливаясь четыре километра, я понял, что поспешил с определением своего состояния. Не восстановился ещё до нормальной физической формы. Я не говорю, что до хорошей, но мне требовалась хотя бы нормальная. Ничего, для короткой сшибки я ещё сгожусь, а дальше видно будет. Неспешным шагом, восстанавливая дыхание, вышел к опушке, присел у пенька и стал рассматривать поместье. Там царила суета, слишком большая суета для обычного дня, на мой взгляд. Видимо, хозяин ждал в гости кого-то важного. – Интересно, – пробормотал я и, уйдя немного в сторону, стал искать дорогу к поместью. Если кто и поедет к нему, то только там. Дорога нашлась, она уходила вглубь леса. Было ещё две, но они были малоезженые и, скорее всего, вели к деревням помещика, а вот та, что убегала вглубь леса, была ухоженной – деревья на обочине подрублены, кустарник вычищен. – И не спрячешься, – пробормотал я и, посмотрев на вершину ближайшего дерева, подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и стал взбираться. То, что я был совершенно голый, меня нисколько не смущало. Ещё когда восстанавливался, нарвал высушенной травы и пытался сделать передник, но потом плюнул на это дело. Я своего срама не стыжусь, тем более всё равно синяки почти сошли, да и, честно говоря, собирался воспользоваться гардеробом помещика. У нас была, конечно, разная комплекция, но я надеялся найти его юношеские вещи. Гости появились через два часа. Это была подрессоренная лакированная коляска, на которой кроме кучера восседал тучный мужчина с бритым подбородком и роскошными гусарскими усами, а также миловидная девушка в красивом бежевом платье, что ей так шло. Сопровождали коляску двое лесничих местного помещика, который как раз выходил на крыльцо дома, встречая гостей. Всадниками были мой знакомый Авдей и второй, которого я тоже уже видел. Это он привязывал меня к столбам перед экзекуцией. – А время и не такое дремучее, как я думал, – задумчиво пробормотал я. – Готов поклясться, что видел на коленях у усача патронный револьвер. Это значит, от тысяча восемьсот пятидесятого, скорее даже шестидесятого, до тысяча девятисотого года. Где-то так. Быстро спустившись, я воспользовался ситуацией, пока дворня и хозяин встречают гостей, и броском добрался до забора, окружающего поместье. Собак я не боялся, так как снова вымазался соком одного хитрого растения. Гости после встречи прошли следом за хозяином в дом, причём тот вёл девушку под ручку, что-то шепча ей на ушко, а дворня разбежалась по своим делам. У скотного сарая рубили головы курам, поросёнок уже был прирезан, таз с нарубленным мясом как раз понесли на кухню. – Да тут смотрины никак. Похоже, помещик жениться надумал, – хмыкнул я и, обежав вокруг поместья и убедившись, что рядом никого нет, одним броском перемахнул через забор и укрылся за скотным сараем. Никто не заметил моего появления, только ошалелая курица, на которую я чуть не наступил, испуганно квохча, побежала к петуху, да удивлённо обернулась на шум баба, что разделывала курицу. Опознав плевательницу, что поила меня избитого, я зло усмехнулся. Народу во дворе хватало, поэтому я пока укрывался за сараем, поглядывая на двор, чтобы найти возможность действовать. Такая возможность появилась, когда паренёк с тазиком, носивший нарубленное свиное мясо на кухню, возвращался за следующей порцией. Одна из лошадей, что выпрягли из повозки гостей, взбесилась, встав на задние копыта и размахивая передними. Это привлекло всеобщее внимание, поэтому моего броска никто не увидел, как и того, что после удара в висок оседают баба, щипавшая кур, и паренёк с тазиком. Схватив в охапку бабу, я утащил сперва её, а потом и паренька за сарай, не забыв выдернуть из пенька разделочный топорик. Дальнейшее у меня заняло секунд пятнадцать, после чего, вернув тазик с новым мясом на разделочный пенёк, я перемахнул через забор и снова стал обегать поместье, чтобы с другой стороны можно было попасть в дом. Шум с лошадью стих, развлечение закончилось, и дворня продолжила свою деятельность. Мне пришлось просидеть у забора целую минуту, пока не раздался оглушающий женский визг – кто-то обнаружил отрубленные головы бабы и паренька в тазике. Уверен, что сейчас все смотрят в ту сторону, поэтому я без колебаний перелетел через забор и рванул к чёрному входу в дом – тут всего метров двадцать – и неожиданно в дверях столкнулся с выходившим Авдеем. Тот выпучил глаза, но убивать мне его было ещё рано, поэтому удар в солнечное сплетение заставил его согнуться, а второй, по подставленному затылку, вырубил. Быстро сняв с него ремень, на котором висели охотничий нож в ножнах, а также сумки под боеприпасы и личные вещи, я повесил его на плечо и проверил карманы. Попалась мелочь, которую я, предварительно осмотрев – самая новая монета была датирована 1867 годом, – убрал в один из чехольчиков. Ружья не было. Пропустив слева кухню – повара столпились у окон, разглядывая двор, – я прошёл большую залу и лестницу, что вела на второй этаж, в поисках гостей и хозяина. Гости оказались в обеденной зале, они тоже стояли у окон, а вот хозяина не было, видимо, отправился узнавать, что за переполох во дворе. Я разглядывал гостей через щёлку в двери. Заметив, что на комоде в трёх метрах от двери лежит тот самый револьвер, что я разглядел в руках усача, приоткрыл дверь, та даже не скрипнула, стремительно подскочил к комоду и забрал «кольт», как я успел убедиться, обнаружив оттиск, после чего так же незаметно вышел обратно в холл, прикрыв дверь. Там я столкнулся со слугой, что нёс поднос с тарелками. Тот выпучил глаза, увидев меня, но, получив ножом по горлу, выронил поднос, который загрохотал по деревянному полу, упал и захрипел, захлёбываясь кровью. А я бегом, вцепившись зубами в жареную курицу, которую успел подхватить с падающего подноса, рванул к чёрному входу. Что нужно, я сделал, должен помещик разозлиться. Именно это мне и требовалось. Перемахнув через забор, я припустил к лесу, на ходу с удовольствием лакомясь курицей. А она была хороша-а – прожаренная, с корочкой, с чесночком под майонезом. Вкуснятина. Пробежав до реки, я доел курицу, по пути разбрасывая кости, и, вытерев пальцы о траву, обновил маскировку. То есть снова искупался и измазался соком нужной травки, опять превратившись в зелёного человечка. После этого я вернулся к поместью, только со стороны дороги, снова взметнулся на дерево и затих там, разглядывая подворье и с улыбкой следя за паникой и суетой. Вот над забором появились в разных местах мужики с ружьями в руках, внимательно разглядывая подходы к поместью. А внутри был слышен многоголосый плач. Ещё бы, трое из дворни дождались моей вендетты. Причём они теперь знают, кто вышел на тропу войны. Ничего, там ещё человек под двадцать, поработаю и с ними. Чтобы разобраться в происшедшем, помещику понадобилось почти полчаса. Видимо, Авдей пришёл в себя и пояснил, кто тут побезобразничал. Было далековато, но я разглядел удивлённую холёную рожу молодого барина. Через десять минут с подворья выехала целая процессия – шестеро конников, среди них были помещик, усатый гость и Авдей со своими лесничими, остальные мужики были пешими, трое держали на поводке собак. Пошли они по моим следам к реке. – Ну-ну, – хмыкнул я и стал спускаться. Пока было время, я осмотрел свои трофеи. Тяжёлый «кольт» был шестизарядным, охренительного калибра, как бы не сорок пятого. Нож был отличный, клинок из оружейной стали, в чехольчиках была всякая дребедень, включая пули, порох, мелочь и даже кресало с трутом. Хорошие трофеи. Поэтому я сразу перепоясался на голое тело и сунул револьвер за пояс. Как только охотники скрылись среди деревьев, я снова метнулся к поместью. Ага, они думают, будут меня загонять, но мне нужно было выманить их из поместья и заняться дворней, а также разграблением дома. Потом уж, нормально вооружившись и одевшись, можно заняться и охотничьей партией. Уверен, они сейчас у реки, осматривают берега. Около пятнадцати человек находилось во дворе, там выли женщины и царила суета, покойники, все трое, были сложены рядком. Снова нырнув через чёрный вход в дом, я прошёл мимо кухни, повара снова меня не заметили, и, открывая двери на первом этаже, нашёл то, что надо. Кабинет помещика. – О да! – усмехнулся я, разглядывая висевшие на стене сабли и даже один меч. Снимая по очереди оружие, я осматривал клинки, пока не нашёл две отличные парные из дамасской стали сабли. В этом я был эксперт. Стряхнув с них ножны, я зло усмехнулся и вышел в холл, громко крикнув: – Ну что, ублюдки, я иду! Бойтесь меня, бойтесь!