* * * Следующая неделя пролетела быстро. «Мурманск» перегнали на базу, и сейчас он стоял там, укрытый масксетями, и радовал местных жителей и моряков флотской базы. Плавбаза тоже была тут. Постепенно прибывали моряки с других флотов, команда флагмана постепенно пополнялась, дойдя практически до штата. Активно шла учёба. Сегодня было двадцать седьмое ноября. Через пять дней нас планировали отправить в поход. Я стоял у трапа при входе на свою подлодку и наблюдал, как на борту крейсера сработала катапульта и в небо, жужжа мотором, поднялся гидросамолёт-разведчик. Это лётчики, приписанные к флагману, пользуясь отличной погодой, изучали новую для них технику – четыре гидросамолёта; их уже перекрасили и нанесли на них наши тактические опознавательные знаки. Немцы уже узнали о появлении здесь их бывшего корабля, и их авиаразведчики крутились, пытаясь найти его стоянку. Но отличная маскировка и зенитная защита пока не давали им этого сделать, да и наши самолёты отгоняли их. К нам сюда из корпуса ПВО Москвы перекинули эскадрилью МиГ-3, которые и прикрывли базу от высотников. Я также передал четыре «мессера» из последних трофеев, с запасом бензина и боеприпасов, и это звено вместе с прибывшими «мигами» было занято в воздушном прикрытии базы. Кроме того, я передал пять десятков автомашин, треть из которых были легковые. Из Москвы шли тревожные слухи: немцы на подступах, рвутся к столице. Все переживали, я один был спокоен: знал, что их откинут. Сегодня я решил, что пора передать и остальные боевые корабли. Кроме «девятки»: эта субмарина у меня в запасе, я попридержу её для личных нужд. За прошедшую неделю произошло не так уж много событий, но в моём экипаже они были. Старпом нас покинул: получил свою лодку, забрал почти два десятка краснофлотцев и старшин и отбыл – никуда не денешься, приказ. Старпомом стал лейтенант Звягин, из вахтенных, вполне опытный командир, три года в подводниках. После нашего прихода он получил старлея и орден Боевого Красного Знамени, Головко награждал. Прислали и новобранцев, так что последние три дня у старпома сплошной аврал и учёба: учит новичков, делает из них команду. Другие командиры в меру сил помогали, а то иногда до казусов доходило. Что плохо, рулевых у меня забрали, а это ценные специалисты. Прислали замену без опыта, которых нужно обучать, вот и гоняли их. Было также награждение команды, с моим участием, но среди награждённых меня не было: те награды, к которым я представлен, вручаются в Кремле. Вот такие дела. Устал я на берегу, хочу в боевой поход. Ещё и с Ингой поссорился: она намекает на кольцо, а я делаю вид, что не понимаю. Вчера она окончательно обиделась и отлучила меня от тела. Вообще, я сомневаюсь, что это Иван её выбрал, скорее наоборот было. Наивный молодой лейтенант, командир своего корабля (я думаю даже, что он девственником был) – отличная партия для корыстных особ вроде Инги. И то, что Мальцев якобы отбил её у кого-то, скорее всего, устроено Ингой, чтобы он почувствовал себя победителем и быстрее дошло до свадебного перезвона. Думаю, для неё было серьёзным ударом, когда я перед войной попрощался с ней и посоветовал найти себе другую жертву, ну, то есть избранника. Однако Инга смогла вывернуться, снова на меня выйти и соблазнить. Да и я голодный до женщин был, так что особо не сопротивлялся. А сейчас я ей так и сказал: как любовница она меня устраивает, а как жена – нет. Инга собрала вещи и ушла. Похоже, она до конца была уверена, что я её остановлю, но этого не произошло. Устроилась она в комнате общежития у работниц столовой базы. Ну и к лучшему. А то комиссар уже намекал мне о недопустимом поведении в личной жизни: одно дело – законная супруга, другое – любовница, которую я особо и не скрывал. Ладно, было и прошло. Одинокая красивая девушка на базе, где множество мужиков, не пропадёт и быстро найдёт себе мужа. Сейчас я стоял у пирса и ждал катер. В штабе уже знали, что остальные трофеи готовы к передаче. Два эсминца готовились к выходу, на их борт прибывали перегонные команды для трофеев. Меня забрали, доставили к нужной бухте, второй из трёх мной выбранных, и я на катере вошёл в бухту. Была полночь. Форму я заранее снял, чтобы не намочить, после чего достал трофеи. Эти ныряли не так сильно, как тяжёлые крейсер и плавбаза, волна была поменьше, но всё равно я весь вымок. Вызвав сигналом наших, я стал переодеваться. Хм, оба тральщика имели якоря, потому встали на месте, а сторожевик я прибрал, когда он у пирса стоял, и сейчас он начал дрейфовать, и дрейфовать в сторону камней. Пришлось его догонять. Пришвартовавшись, я поднялся на борт, причём трапа не было, поэтому прыгал, цеплялся за борт и подтягивался. Оказавшись на борту, запустил двигатель и спустил якорь. Тут как раз и эсминцы подошли. Я включил прожектор сторожевика и подсветил трофеи. Дальше пошла обычная работа: показывал командам что и как. Разобрались быстро и вернулись на базу вместе с трофеями. Когда мы встали на якоря, уже рассвело. Флот приветствовал трофеи салютом, а я отправился на борт лодки, чтобы выспаться. * * * Подняли меня вечером этого же дня. Посыльный передал приказ командующего срочно прибыть на аэродром. Борт летит в Москву, на награждение, Дёмин тоже будет. Машина за мной выслана. Пришлось поторопиться. Я сообщил начальнику особого отдела флота, что готовы к передаче команды тральщиков и сторожевика, и попросил предоставить пустое помещение, склад. Подобрали пустой склад на окраине, и когда стемнело, я выгрузил всех оставшихся у меня пленных, чуть больше четырёх сотен, и передал их охране, которая быстро навела там порядок, а то немцы подняли бучу, не понимая, что происходит. После этого мы с Дёминым и особистом моей лодки, который также был представлен к ордену Ленина за отличную артиллерийскую стрельбу по рыбакам, отправились на аэродром и немедленно вылетели в Москву. Борт был полный, шестнадцать пассажиров плюс почта. Пока летели, кто-то спал, как Дёмин, а мы с особистом и двумя лётчиками общались на разные темы. От них я узнал, что в последнем выпуске «Пионерской правды» был напечатан список Героев Советского Союза, и кроме меня, там фигурирует Мальков, мой прошлый старпом на «семёрке», его всё же наградили. Парень молодец, заслужил. Так и долетели. Дальше всё привычно. Заселились в гостиницу, причём номер был один, четырёхместный, одна кровать свободной осталась. На следующий день было награждение, а после – банкет. Банкет подходил к концу, и я уже собирался уходить: устал от внимания, особенно прессы, всё же первый трижды Герой. Парни тоже решили, что хватит. И тут ко мне подошёл знакомый мне порученец Сталина и попросил меня пройти за ним. Ясно, снова Виссарионович пообщаться хочет. Ему тоже нужны позитивные рассказы о том, как мы бьём немцев, которые, кстати, уже под Москвой. Вон как столица изменилась: везде баррикады, ежи, патрули, город явно готовят к боям. Я-то привычен к этому и внимания не обратил, а на Дёмина и особиста вид столицы произвёл гнетущее впечатление, и лишь мой беззаботный вид их немного успокаивал. Жаль, комиссар с нами не полетел. Я его к ордену Ленина представил, а политуправление флота зарубило, и в результате он только «боевик» получил. Это за то, что допустил нахождение семей командиров на боевом корабле и свою жену повёз, а не пресёк всё это. Я велел мужикам ехать в гостиницу, сказав, что позже туда прибуду, и прошёл в кабинет Сталина. А тот сильно сдал, выглядит старее. В кабинете он был один, и мы общались почти час, под чай с печеньями. Я рассказывал подробности похода. Многое он и сам знал из газет или отчётов. Фотография «Мурманска», флагмана Северного флота, облетела все уголки страны, и не только нашей, как и фотография на фоне нашей субмарины счастливой семьи Озеровых, сын которых родился на борту подлодки прямо во время боя. В газетах много чего написано было, журналисты как с цепи сорвались. Особисты были против фотографий на фоне подлодки – мол, секретность, – но журналисты настаивали, и верха разрешили. Поэтому Сталину я сообщил лишь подробности, которых не было в газетах. Он слушал меня с немалым интересом и вниманием, явно анализируя и обдумывая многое. Но его очередной вопрос вызвал у меня кратковременный ступор: – Скажи, Иван, что ты думаешь по ситуации с Крымом? Где боевые операции подводного флота на северном театре военных действий, о которых мы только что говорили, – и где Крым? Как это взаимосвязано? А вообще, да, он ко мне на «ты» обращался, а я к нему – на «вы» и по имени-отчеству, общались как внук с дедушкой. На миг задумавшись, я спросил: – Разрешите честно сказать всё, что думаю? – Это я и хочу услышать. – Жопа там. Командующий флотом – амёба в форме, довёл флот чуть ли не до развала. Только дебил вроде него может засеять минами свои же воды, чтобы на них подрывались свои суда, и держать дивизии на побережье, до мокрых штанов боясь мифических немецких десантов, которых никогда не было и не будет: немцам это невыгодно. Он практически не ведёт бои, якобы опасаясь потерять боевые корабли, прикрывая этим свою трусость. Командарм, обороняющий Крым, насколько я слышал, теоретик и к практике не имеет никакого отношения. Поэтому он, видимо, и растерялся от быстро сменяющихся событий и сдал Крым, не прилагая особых усилий для его защиты. Я даже слышал, что когда немцы уже подходили к перешейку, командиры его армии на выходные отправлялись домой. Командиры штаба. Правда, не знаю, действительно ли так было. – Как мне доложили, именно так. – Ну а что касается Крыма, то он держится только за счёт героизма наших моряков и бойцов. Именно они обороняют Севастополь, не позволяя его сдать, что с радостью сделали бы командарм и командующий флотом. Гнать надо обоих поганой метлой с их постов. Вы хотели услышать мою точку зрения, и я её высказал. Меня очень радует, что я воевал в составе Балтийского флота, чем горжусь, и буду воевать в составе Северного, но никогда не окажусь на Чёрном. Во всяком случае, надеюсь, что меня минует эта беда. – Тебе так не нравятся черноморцы? – Мне не нравится быть во власти идиота. А тамошний командующий именно идиот, причём в кубе. Может, для мирной службы он и хорош, но не в военное время… Ну не его это. – Я понял твою точку зрения. А как бы ты оборонял Крым? – Мне неизвестна численность войск, которые я мог бы использовать для его обороны, неизвестен рельеф местности и силы противника. Но думаю, я создал бы мощную оборону на перешейке, эшелонированную, причём не две-три, а пять-шесть. Небольшие бронегруппы были бы в резерве и уничтожали возможные десанты на берег. Силы для охраны побережья я бы не тратил, достаточно наблюдателей со средствами связи и бронегрупп, которые при необходимости уничтожали бы десанты. Кроме того, я создал бы свой десант и громил тылы противника, освобождая лагеря военнопленных и за счёт флота эвакуируя их в Крым, где проводил бы их реабилитацию, лечение, отправляя в дальнейшем на пополнение дивизий, несущих потери при обороне. Понятно, что при грамотной обороне потери не такие уж и большие, но полностью их не избежать. Также за счёт освобождённых пленных я создал бы несколько партизанских отрядов, снабдив их всем необходимым. А ослабив противника, я атаковал бы его. Но не у перешейка, а высадив десант, ударом в тыл, окружил бы те войска, которые находятся у перешейка. Но конечно, всё зависит от сил, которыми я бы располагал, по ним бы и судил. А озвученное мной – это мечты. Смелые, но мечты. – Хорошие мечты, – хмыкнул Сталин в усы и позволил девушке в форме сержанта госбезопасности забрать со стола поднос с пустыми чашками и тарелкой из-под печенек. – А что ты скажешь по ситуации под Москвой? – Я подробностей не знаю, только слухи, которые доносились до наших северных краёв. Я проанализировал то, что слышал, и, если позволите, озвучу свои мысли. После потери киевской группировки войск немцам была открыта дорога на Москву, вот они и пошли как на параде. Им под колёса бросали всё что можно: курсантов, плохо вооружённые полки ополчения, которые, погибая, замедляли, но не останавливали движение противника. Но главное, замедляли, а перекинув сюда несколько частей с других фронтов, смогли заметно притормозить немца. Хотя этого недостаточно, и вскоре немцы выйдут к окраинам, если… Тут я замолчал, сделав вид, что задумался. – Если?.. – заинтересовался Сталин. – Если не будут перекинуты дополнительные силы, и тут мне приходят в голову только сибирские дивизии. Японцы не нападут, им это не выгодно. Тем более, как я узнал (информация секретная), они сами в начале декабря собираются напасть на американскую военно-морскую базу в Пёрл-Харборе, так что США тоже вступит в эту войну. Но они будут заняты на Тихоокеанском театре военных действий. Поэтому можно части оттуда перебросить сюда. Десять дивизий в момент остановят наступательный порыв противника и отбросят его на триста-четыреста километров. В этом кроется и проблема – коммуникации. Как только они растянутся, дивизии встанут: воевать будет нечем. Поэтому к их прибытию стоит подготовить тылы, чтобы не было перебоев с поставками. Вновь прибывшие части, конечно, вскоре выдохнутся и будут обескровлены, но освободят куда больше земель, пользуясь тем, что немцы откатываются и не успевают занять крепкую оборону. Как-то так. Дальше смысла наступать нет. Нужно будет подтянуть тылы, выстроить оборону и готовиться к летним наступательным операциям немцев, перемалывая их в обороне. Самим наступать не стоит, особенно нежелательно по-крупному: не умеют наши командиры наступать. А вот небольшие наступательные операции, местные так сказать, вполне возможны: для наших командиров – тренировка и получение опыта, а для немцев – потери. Только наступать нужно с умом, а не как летом: «ура!» – и на пулемёты, когда один добежавший молодец, а остальные, целый батальон, лежат в траве убитые. Сам видел. Я бы таких командиров к стенке ставил… Хм, да и ставил, когда видел подобное. Бойцы террор-групп трёх таких командиров на кол посадили. Причём я их поддерживал, помогал сажать, за дело твари получили. В общем, немцев откинуть можно, но сил нет. – А откуда ты про сибирские дивизии слышал? – Слухи? – Я неопределённо покрутил кистью руки. – Слух у меня хороший. – А о планах японцев? – А это от командира одной из террор-групп, который сказал, что японцы действуют правильно и американцы понесут тяжёлые потери. Только вот в чём дело: сами американцы о нападении прекрасно знают, но им это жуть как выгодно, поэтому они, наплевав на своих моряков, скрывают информацию. Однако чтобы совсем не ослабить силы, они перед самым нападением выведут с базы два своих авианосца, основную силу флота. Так что, по сути, удар японцев закончится пшиком. Да, они потопят несколько линкоров, разрушат базу, но это станет единственным их успехом. По сути, ими управляют штатовцы, и японцы, сами этого не понимая, делают то, что те хотят. До нападения остались считаные дни, скоро о нём все газеты писать будут. – Выгодно? – Деньги на военные производства – это огромные деньги, вот хозяева этих производств и подготовили всё. Да и правительству США это выгодно: сильный экономический подъём, отсутствие безработицы, вливание денег в экономику – всё это огромный шаг вперёд. К слову, нападение Германии на Советский Союз – тоже их работа, совместная с Британией. Большая часть заводов в Германии принадлежат американцам, им выгодна война с нами, они таким образом деньги зарабатывают. Я потому и не люблю пиндосов – так штатовцев называют. Надеюсь, они понесут от японцев максимально возможные потери. Честно сказать, я был бы не против стать капитаном одной из японских подводных лодок и повоевать против пиндосов – с удовольствием. Но так, чтобы они не узнали: очень мстительные, засранцы. Впрочем, как и я. – Финнов ты тоже не любишь. – Этих падальщиков любить нельзя, только уничтожать, как заразу. Не знаю, откуда у меня такая неприязнь к ним, но я готов их голыми руками убивать. К немцам такого нет. – Может, до потери памяти какой-нибудь случай с финнами был? – Это не вопрос был – утверждение: чтобы Сталину да не доложили. – Не знаю, – вздохнул я, – память не вернулась. Откуда-то же я знаю столько языков, да и характер поменялся. Так что и ненависть к этому народу может иметь свои причины, просто я о них ничего не знаю. Сталин был задумчив и заинтригован. Мы ещё немного пообщались и расстались. Надеюсь, я не наговорил лишнего? Хотя наплевать, наговорил так наговорил. Одним Союзом Земля не ограничивается; если что, устроюсь в другой стране. С такими мыслями я доехал до гостиницы на машине, закреплённой за мной наркоматом, и, приняв душ, отправился спать. * * * Вот что я не люблю в многоместных номерах, так это соседей. Всегда предпочитал жить один. Но тут же коммунизм: всё для всех и всё для тебя. Однако если возьмёшь государственное, что считается общим, то или срок десять лет, или пуля в лоб. Не люблю эти двойные стандарты, когда говорят одно, а делают другое. И вот при всеобщей уверенности, что всё твоё – это наше, на меня начали поглядывать несколько косо: мол, собственник, всё для себя. Нет, я пытался маскироваться, но не сильно получалось. Если меня так воспитали, что я могу сделать? Ломать себя? Не думаю, а точнее, я против. Кроме того, я действительно собственник, привык жить с комфортом. И жил я хорошо, особенно если сравнить с нищетой людей вокруг. Ну привык я жить, когда у меня всё есть. Поэтому продовольствием, которое я покупал на рынках в разных городах Союза или в той же Германии, а также пивом в бочках, винами я не делюсь. Разве что когда гости приходят, поражаю их разнообразием блюд. Поэтому многие и думают, что у меня в квартире всегда полные закрома: еда, одежда, ковры, да даже граммофон.