Но ведь я столько отдал Союзу: трофеи, оружие, боеприпасы, да то же продовольствие. А меня всё равно обвиняют в собственничестве. И делают это между собой, в компаниях. Думаю, всё дело в том, что я делился с государством, а им ничего не перепадало, и их недовольство – банальная зависть таких же собственников. Да, я привык ни в чём себе не отказывать и не вижу в этом ничего плохого. Живу как хочу. И да, мне не нравится делить комнату с чужими для меня людьми, если это, конечно, не красивая девушка. Я просил отдельный номер, но мне отказали: мол, таких нет. Ага, а семнадцать пустых номеров в гостинице на ремонте, что ли? Вот только я его что-то не видел. В общем, живу с коллегами. А тех, кто на меня ворчал, завидовал, жаловался да кляузы писал, я к себе больше не приглашал, несмотря на их намёки. А зачем? Чтобы меня снова потом между собой грязью поливали? Нет уж. Это в основном на Севере было, до того, как я с Ингой жил, и после. Я и с ней-то расстался ещё и потому, что она поддакивала и соглашалась со многими неприятными вещами, которые обо мне говорили. Ну и строить меня пыталась, под каблук загнать. Она мне не изменяла, но характер и желание выйти замуж за дважды Героя толкали её на разные, не самые красивые, выходки. Для неё это видимо норма: заинтересовать и женить. Ну а для меня нет. И на черта мне такая нужна? Погнал, и рад этому. Теперь о соседях. Я очень не люблю, когда меня будят, предпочитаю сам просыпаться. В номере я настроил сигнальную сеть на нашу комнату и прописал в ней обоих соседей. Я привык к сигнализации, которая всегда предупреждает меня о нарушении границ. Поэтому для меня стало неприятной неожиданностью, когда меня потрясли за плечо. Я едва унял бешенство: не люблю прикосновений, особенно таких, в постели, да и когда мои вещи трогают без спросу, тоже не люблю. – Командир, к тебе фельдъегерь. Надо же, я так крепко спал, что не услышал стук. В общем, неудивительно: пришёл поздно, мои соседи все уже спали. Стараясь не разбудить их, я принял душ и отправился спать, и вот так крепко уснул. На стук в дверь первым вскочил особист и, натянув брюки, открыл дверь, за которой стоял фельдъегерь, прибывший ко мне. Вот особисту и пришлось меня разбудить. Встав, я быстро надел форменные штаны и, подойдя к посыльному, показал ему удостоверение, хотя он и так меня узнал: мои фотографии сейчас можно было найти во всех газетах. Но инструкции есть инструкции. Я расписался в получении, фельдъегерь ушёл, а я закрыл дверь и прошёл к столу у окна. Устроившись на стуле, включил настольную лампу, посмотрел на циферблат наручных часов (они были у меня кармане брюк, поскольку я не имел привычки без острой надобности спать с часами на руке, мешают) и негромко матюгнулся. – Пять утра. Они бы ещё ночью этот пакет принесли. Особист ушёл в ванную комнату. Я с завистью посмотрел на Дёмина: вот кому на всё пофиг. Он спал так, что из пушки не разбудишь, лишь похрапывал, и это было ещё одной причиной, почему я предпочитал жить один и иметь одноместную каюту. Я аккуратно вскрыл пакет и, быстро прочитав приказ (а это был именно приказ, причём заверенный подписью наркома Кузнецова), скривился так, словно съел лимон. Это, без сомнений, работа Сталина, мы этой темы касались. Как раз после моего ухода успел подготовить, пока я спал, и отправил мне. А встречаться, видимо, не захотел: решил, что приказа в бумажном виде вполне достаточно. Вылетать нужно совсем скоро, а Сталин сейчас отдыхает, поэтому, видимо, решили обойтись без объяснений. Если коротко, меня отправляли в Севастополь в качестве инспектора от Генштаба. На приказе рукой Сталина было написано, что я имею широкие полномочия. Если проще, могу творить, что хочу, но должен выполнить приказ – помочь войскам крымской обороны освободить полуостров, ну и прилегающие территории. Главное, Крым освободить. Я едва успел дочитать, как прибыл сопровождающий, который должен был доставить меня на аэродром. Он ещё не поднялся к нам на второй этаж, общался внизу, я увидел его Взором. Я сообщил особисту, что у меня новое задание, и велел ему возвращаться в часть: мол, как смогу, так и вернусь. С командования «Неуловимым» меня не снимали, в приказе это было отмечено особо: у меня всего лишь командировка. После этого я стал собираться. Как раз бушлат застегнул и шинель подхватил, когда раздался стук в дверь. Я открыл её и, приказав армейскому лейтенанту ждать меня, быстро застегнул шинель, поверх неё – ремень с кобурой, планшетку. Попрощался с особистом и попросил его попрощаться за меня с Дёминым, когда тот проснётся. Потом я подхватил чемоданчик, мой тревожный, с которым я вылетел в Москву, и покинул номер. Лейтенант представился, я проверил у него документы. Снаружи ожидала машина, в которой сидел водитель-ефрейтор. Было ещё темно, ветер поднимал снежную круговерть – не метель, но близко. – Лейтенант, какой у вас приказ? – уточнил я, когда мы шли к машине. Вопрос был задан с немалым интересом. Пока мы спускались вниз, мне в голову пришла идея, и я решил уточнить, есть ли у меня время, чтобы её осуществить. А идея была достаточно проста – прогуляться по тылам немцев тут, в Подмосковье. И нашим помочь, ослабив противника, и запасы сделать. Хранилище у меня, по сути, пустое: хотя и занято более чем на треть, но это ресурсы, в основном топливо, уголь, бензин и соляра. Ну и мои личные запасы плюс минимум техники, от авиа до авто и брони. А вот лётчиков у меня нет, нужно добыть. К слову о лётчиках. Я в последнее время начал качать Излечение: наносил себе раны, а после лечил, опустошая резерв Излечения в ноль. Уже пятьдесят лечебных программ мог задействовать. Причём тут лётчики? У меня появилась возможность посмотреть, какие ближайшие десять лечебных опций мне откроются. Так вот, лечебная программа под номером шестьдесят два – это лечение фобий. А у меня их уже три. Одна постоянная – страх высоты, который во всех жизнях меня преследует, а ещё две я приобрёл уже здесь, в этой жизни – боязнь замкнутого пространства и боязнь глубины. Восхитительно для подводника, не так ли? Я осознал эти страхи во время перегона из Англии в Полярный. И только отличная сила воли позволила мне продолжить управлять подводным крейсером и довести его до базы. А тут я увидел возможность избавиться от них и самому научиться летать. Такое умение всегда пригодится. Вернувшись в Полярный, я планировал учиться между походами: навигации, корабельной артиллерии, специальности судового механика или инженера, ну и всему тому, что нужно, что может пригодиться. Учителей найду. А тут вон какой финт, меня в Крым направили, провести проверку штаба крымской обороны и штаба Черноморского флота. Я думаю, хотели проверить меня: если смогу сработать как спаситель и выправить сложившуюся ситуацию, то меня и дальше будут использовать подобным образом. Как Жукова. Не скажу, что я в восторге, но помочь надо, так что буду работать не за страх, а за совесть. Лейтенант, открывая мне дверь, ответил честно: – У меня приказ доставить вас на аэродром и убедиться, что вы улетели. Я лишь знаю, что самолёт летит в Воронеж. Борт почтовый, то есть рейсовый, одного пассажира ждать не будет. – К какому времени я должен прибыть? – всё же уточнил я, устроившись на заднем сиденье. – До меня это не довели. – До меня тоже, – пробормотал я, когда мы отъехали от гостиницы. В приказе сроки указаны не были. Мы катили по улицам, дважды проходили проверку на постах у баррикад, иначе не пропустили бы, а я размышлял. Раз сроки не указаны, да и до меня их не довели, значит, есть возможность сделать финт. Я не знаю, случайно ли так получилось (обычно сроки всегда указаны) или мне нарочно дали свободу для манёвра, но решил, что такой жирный намёк без внимания оставлять не стоит. Когда мы покинули окраины города, направляясь к аэродрому, я велел водителю: – Не останавливайся. Езжай прямо до Волоколамска. – Товарищ капитан второго ранга?.. – с удивлёнными нотками спросил, повернувшись ко мне, лейтенант, сидевший спереди. – Лейтенант, до места назначения я доберусь сам, почтовый борт пусть летит по расписанию. На месте назначения я буду через трое суток, двадцать седьмого ноября. Если кто спросит, сообщите эту дату. Раз в приказе сроки начала выполнения не указаны, значит, я вправе сам их назначать. Высадите меня, не доезжая десяти километров до Волоколамска, и свободны. – Хорошо, – кивнул лейтенант и подтвердил водителю мой приказ. Когда меня высадили, уже начало светать. Развернувшись, машина поспешила обратно, поднимая за собой небольшое облако снега. Убрав чемоданчик в Хранилище, я побежал по полю прочь, к далёкому лесу, к его опушке. Времени я себе дал не так уж и много, а поработать нужно немало. Отойдя подальше, я достал танк – мой любимый трёхглавый дракон Т-28. Встав с подветренной стороны, быстро переоделся, сняв всё до исподнего. Надел армейскую утеплённую форму, сверху на телогрейку – комбинезон танкиста, ну и шлемофон не забыл. А потом, устроившись за рычагами танка, тарахтевшего прогревающимся мотором, погнал прочь, поднимая за собой снежную пургу. Хорошо, что снегопад заметал мои следы, да и движение маскировал. Машина мягко покачивалась на неровностях, что не помешало мне позавтракать на ходу горячим чаем с куском торта. Вот к слову, никогда не был сластёной (взять первые две жизни), а тут не могу без сладкого. Видимо, от бывшего хозяина тела осталась привычка. Лучше бы я страх высоты с прошлым телом потерял. А о любви к сладкому я особо и не печалился, скорее даже наслаждался, искренне не понимая, почему раньше меня это не радовало. Ведь как наркотик, ей-богу. Когда я добрался до передовой, на часах было пол-одиннадцатого. Я сразу понял, что сплошной линии обороны тут нет. Да и где столько сил взять для этого? Оседлали дороги и держат на них оборону. Ну, ещё подобие опорных пунктов в полях, где они могли проехать. Я двигался по полю километрах в трёх от дороги. Взор показывал мне неровности, канавы и другие препятствия, которые могут стать проблемами даже для танка, поэтому я вовремя объезжал их. Так я беспрепятственно оказался на занятой немцами территории. Они меня заметили, обстреляли из пулемёта. Несколько пуль звонко щёлкнули по броне, но и только. Естественно, о прорвавшемся в их тыл одиночном танке они сообщат, но мне это как-то безразлично. Хотя нет, это же первые трофеи. Пусть посылают. А вообще, я искал склады и аэродромы, именно в таком порядке. В первом случае это законная добыча, которая в Крыму пригодится, а во втором – лётчики. У меня уже была возможность оценить скорость передвижения, когда я имел самолёт и лётчика. Теперь возьму двух на случай потери одного. Сама по себе авиация меня как-то не привлекала, если только в качестве подарков кому-то или себе в коллекцию. Хотя авиация у Черноморского флота вроде ещё есть. Надо бы узнать, есть ли у них нечто вроде штурмовиков, и «лаптёжников» набрать. Но брать стоит только новые машины, с нерастраченным ресурсом. Да и вообще, раз уж решил грабить немцев, то грабить от и до. Не только тут, а перебраться и к их военно-морским базам, чтобы пополнить запасы субмарин и боеприпасов к ним. Можно и малую подлодку взять: с ней, я думаю, и один управлюсь, хотя побегать придётся. Эх, жаль по времени не успею. Однако если выполню задание в Крыму и получу приказ вернуться к месту службы, то ведь можно будет завернуть к немцам и поработать там. Стоит над этим подумать. Надеюсь, для возвращения тоже не будет жёстких сроков, очень надеюсь. Танк катил, а я Взором наблюдал скопления противника, в основном в населённых пунктах. Мёрзла немчура. По дорогам двигались машины, всё к передовой – перекидывали подкрепление. С другой стороны, зачем мне останавливаться на немецких трофеях, есть ведь ещё британские и американские лодки, трофеи из их стран никто не отменял. Главное, чтобы не спалили. Как я уже говорил, будем смотреть. Катил я до самого вечера, лишь пару раз останавливался, чтобы пообедать да поужинать, ну и заправить хорошо потрудившуюся машину. Не нарадуюсь на неё. Лёд ещё не сказать что крепкий, чтобы такую махину выдерживать, но я дважды на скорости проскакивал небольшие речки: лёд ломался у берега, но я уже выезжал на противоположный, так что только гусеницы мочил и катил дальше. Так я удалился где-то километров на сто от передовой. Болот было много, приходилось их объезжать и искать дороги. А вот теперь можно и склады поискать. Находился я рядом с железной дорогой Москва – Ржев – Псков. Ржев немцы взяли, но смогли продвинуться от него километров на сорок, и пока всё, встали, накапливая резервы. Я как раз там передовую и пересекал. Ржев остался у меня за спиной, километров сорок пять до него. В город я решил не соваться. А тут станция рядом, в двух километрах, вот я и рассматривал Взором, что на ней есть интересного. А интересное было. На станции меня заинтересовали три склада и два пакгауза. В пакгаузах продовольствие (только что выгрузка с эшелона закончилась), на двух складах – мины для советского полкового миномёта, две с половиной тысячи ящиков, а на последнем складе – снаряды для зенитных автоматических пушек «Эрликон». Вещь нужная. Тем более на станции было шесть зенитных орудий: две единицы как раз двуствольные 20-миллиметровые, остальные крупнее калибром. У меня на «девятке» тоже такая зенитка была. Дальше я поступил просто. Съехал на автомобильную дорогу, сменил танк на «мерседес», переоделся в форму лейтенанта СС танковой дивизии (документы в кармане) и внаглую покатил к станции. Даже не остановили на въезде, пропустили беспрепятственно и честь отдали. Я за час сделал все дела, убрал в Хранилище всё, что хотел, включая обе зенитки, расчёты которых я уничтожил, и уехал. Тревога поднялась, когда я сменил машину на танк и катил прочь. К тому времени я удалился от станции на шесть километров, и то, что подняли тревогу, мне показал Взор. А двуствольные зенитки – это неплохо, хотя четырёхствольные (довольно редкая вещь) куда лучше. Так что буду искать их и трофеить. Я планировал работать всю ночь, а днём отсыпаться. Не успел проехать и пятнадцати километров, когда обнаружил нечто такое, что меня сильно заинтересовало. Это был отстойник, а точнее пункт сбора советского трофейного вооружения. Здесь были артиллерия, пушки, орудия, миномёты и немного ящиков с боеприпасами. Видимо, что поблизости нашли, всё сюда и свезли. Две трети вооружения было в полном порядке, стояло стройными рядами, и его охраняли двое часовых. Остальное было повреждено в боях, либо наши, бросая их, подрывали казённики. Охранялось всё это отделением немцев. Сменой охраняют, остальные в деревне, которая располагалась в двух километрах отсюда. Этот взвод, похоже, выполнял и комендантские функции. А место удобное, рядом перекрёсток трёх дорог, вот и свозили всё сюда, на поле, которое огородили колючей проволокой и взяли под охрану. Если что-то требовалось, забирали и использовали. Тут одних «трёхдюймовок» целых тридцать семь штук, а «сорокапяток» пятьдесят девять. Батальонных миномётов восемнадцать, полковых пять. Ротных тридцать три, но я их не считаю, да и боеприпасов к ним нет. Ротные хороши, если нужно недалеко и точно кинуть маломощную мину, а в иных случаях более мощные батальонные или полковые годятся. У меня есть пара ротных миномётов в запасе, как и мины к ним, но это именно запас. До склада я добежал пешком, снял пистолем обоих часовых, перестрелял солдат в двух пулемётных гнездах и стал собирать всё, что посчитал ценным. Остальное оставлю: ожидается стремительное наступление советских войск, и значит, склад освободят наши, им тоже что-то нужно оставить. Я забрал все пять полковых миномётов и десять батальонных. Подумав, прихватил ещё десять ротных. Взял также три 57-миллиметровые противотанковые пушки, а то у меня одна в запасе, десять «сорокапяток», двадцать «трёхдюймовок» и весь боезапас, который был при складе. Подумав, взял всё же две гаубицы 152 миллиметра и две 122 миллиметра. Остальное меня не заинтересовало. На этом я закончил, как раз под утро, когда от деревни шла смена охране. Смену я убил, а унтера взял раненым и допросил. Меня интересовало наличие по округе ещё таких складов. Унтер знал только о четырёх, хотя, конечно, после осеннего наступления их было куда больше. Координаты этих четырёх сборных пунктов я получил, следующей ночью их навещу. Стоит отметить, что два из них – это собранная техника, включая бронемашины. Будет интересно посмотреть. Ну и склады с боеприпасами к советскому вооружению. Достав танк, я прямо со склада покатил прочь, вызвав изрядный переполох в деревне. Кругом практически сплошные леса, и я, выехав на такую заброшенную лесную дорогу, изредка снося свисающие под тяжёлым снегом ветви, катил дальше в поисках места для днёвки. Проблем я с этим не видел: палатку поставлю, спальник имеется, отличный, зимний, так что день проведу без проблем, пусть вокруг и трещит мороз около двадцати пяти градусов. Сегодня сильно похолодало, даже треск деревьев было слышно: я явственно услышал его, когда остановил танк и заглушил мотор. Нет, я не нашёл место для днёвки. Да и что его искать: любой овражек, где нет ветра, очисти от снега, постели подстилку, поставь палатку да и спи внутри в спальнике. Тут было другое. Взор показал, что в глубине этого леса находится советский склад боепитания, видимо, брошенный при отступлении и не обнаруженный немцами. Судя по размерам запасов, это полковой склад. Дальше была опушка, на которой виднелись следы стрелковых ячеек. Скорее всего, там полк держал оборону. До сих пор в некоторых ячейках оставались тела павших воинов. Я подъехал к этому складу, отметив, что накопили его, подвозя боезапасы на телегах, так как следов грузовиков не было. Мой танк легко проложил дорогу там, где прошли телеги. Убрав танк, я прошёлся, осматриваясь вокруг, в том числе и Взором. Нет, я ошибся, это не полковой, а дивизионный склад. Тут было КП дивизии и располагался медсанбат, уничтоженный немцами. Тела раненых и медперсонала остались на месте, их замело снегом, как и поваленные палатки. Оврагов здесь нет, сплошные болота, бойцы в своих окопчиках сидели чуть ли не по колено в воде. Место для обороны не самое удачное, но, видимо, приказ такой был. Дивизия тут вся легла, если кто и вышел к своим, то немногие. А похоронить я не мог, времени было в обрез, уж простите меня, парни и девчата. Видимо, от дивизии мало что осталось, если ей хватало стольких снарядов и патронов. Гранат практически не было, в основном патроны для винтовок Мосина и пулемётов, снаряды для «сорокапяток» и заряды для «трёхдюймовок». Было также шесть ящиков с патронами для ДШК, трассирующе-зажигательными. Всё это я забрал. А вот склада продовольствия я не нашёл, видимо немцы прибрали, не заметив в стороне склад боепитания. Я повздыхал, осматривая Взором тела павших, после чего ушёл подальше, нашёл удобное место и, поставив палатку, вскоре уснул. * * * Проснулся я ближе к обеду. Замёрз слегка, но зато выспался. Согрелся горячим чайком со сладким яблочным пирогом. Вчера я впервые попробовал пудинг, и мне понравилось: похож на сладкий пирог «Неженка», но более сочный. Потом я достал танк, заправил его и покатил дальше. То, что ещё был день, и довольно ясный, без снегопада, мне не мешало. Сначала я посетил оба склада боеприпасов, о которых мне сообщил пленный. Один из них по размерам оказался не меньше чем корпусного подчинения. Много чего там было, и охранял его целый взвод. Пришлось подкрадываться и снимать охрану бесшумным оружием, а потом убирать всё в Хранилище. Также поступил и со вторым складом. Потом я посетил склады хранения советского трофейного вооружения: стрелковое и с артиллерией, даже немного противопехотных мин нашёл. Тут же мне попалась стоянка советской бронетехники, а рядом с ней на территории МТС расположилась немецкая ремонтная рота, которая чинила свою технику и вводила в строй нашу. Так у меня в трофеях оказались двенадцать КВ, из которых три «двойки» (а я думал, их ещё летом все потеряли), тридцать две «тридцатьчетвёрки» и сорок шесть Т-26. Тут и те, что на ходу, и те, что повреждены. Запчасти я все прибрал, даже запасные дизеля для КВ и «тридцатьчетвёрок» (уж не знаю, где их немцы нашли). Ну и оснащение самой роты, которое разместилось на шестнадцати грузовиках: полный парк станков, фактически всё что нужно. Разве мог я мимо такого пройти? Нет, это я не отдам, самому пригодятся такие мобильные ремонтные мощности. Когда стемнело, я устроил рывок на пятьдесят километров в сторону и, убрав танк в Хранилище, посетил расположение немецкого аэродрома. Мне нужны были лётчики – те, кто будет учить меня управлять их техникой. Это часть люфтваффе была штурмовой, такие самолёты тоже пригодятся. А вокруг стояла паника. Немцы, похоже, уже поняли, что тут террор-группы работали, и в эфире стояли сплошные вопли. Не раз пытались устроить засады, но я их просто объезжал, благо прижать меня к болоту и обездвижить они не смогли. Я выбрался и вот добрался до аэродрома. Здесь тоже старался не шуметь. Сначала пробежался и снял всех часовых: группу разводящих, зенитчиков. Ох, как я тут порадовался: в охране были две счетверённые зенитки помимо ещё четырёх двуствольных того же калибра. С учётом того, что я до этого всего одну добыл, найти сразу две – это для меня праздник. Все трофеи я сразу убирал в Хранилище. Всю технику и самолёты, которых было пятьдесят четыре, тоже. Тридцать семь «лаптёжников», которые пока являлись основными машинами штурмового флота, три «шторьха», какой-то огромный транспортный четырёхмоторный самолёт (не боевой, по корпусу видно, что для перевозки грузов) и восемь истребителей. Это были «мессеры» модели «Фридрих», видно, что новые. Ещё я забрал четыре тяжёлых двухмоторных истребителя Ме-110 и разведчик «Хеншель-126». Вот так буквально вымел всё, даже старьё брал и то, что в починке, а также ремонтные мощности, запчасти, запасы топлива и боеприпасов. Всё это отдам лётчикам Черноморского флота, Крымской армии фиг, моряки мне роднее. Кстати, судя по обломкам самолётов на краю взлётной полосы, ранее аэродром принадлежал советским военным лётчикам, и готовую инфраструктуру с землянками и всем необходимым заняли немцы. Я на то кладбище сходил. Видимо, немцы использовали советские машины как мишени для пристрелки бортового вооружения, потому что ничего целого и интересного для себя я не нашёл. Закончив с трофеями, принялся за личный состав в землянках. Устроил им побудку: закинул в землянки техперсонала, обслуги и охраны противотанковые гранаты, а пока звучали разрывы, залез в извлечённый из Хранилища танк и, запустив двигатель, покатил к землянкам офицеров, где положил снаряд рядом с выходом трёх землянок, загнав самых шустрых обратно.