– Срочно сажай самолёт. Лейтенант, прежде чем умереть, успел посадить самолёт. Посадил на лесную дорогу, даже особо не повредил машину. Мотор заглох – и тишина, только хорошо слышна перестрелка от близкой передовой. Выбравшись из салона, я отметил Взором, что к нам бегут красноармейцы, которые, видимо, видели посадку. Поэтому решил переодеться. Успел снять комбинезон, застегнуть шинель и надеть фуражку, сапоги вернул на место, притаптывая, чтобы сели. Когда я препоясывался ремнём, подбежали первые бойцы. – Ну, и кто стрелял?! – грозно спросил я. Опознали меня, видимо, сразу, засмущались. Тут и командиры подошли, трое их было: два политработника и лейтенант-артиллерист. – Старший политрук Федосов, комиссар стрелкового полка Ленинградского народного ополчения. Мы тут оборону держим. А что обстреляли – уж извините, вы на немецком самолете летели. Кстати, товарищ Мальцев, можно ваши документы посмотреть? – Да, конечно. Я расстегнул шинель, засветив две медали Героя, и протянул ему командирскую книжицу и командировочное – у меня с документами порядок. Два других командира осматривали салон самолёта. А вот звуки боя неподалёку мне не нравились. Прислушавшись, я сказал: – Похоже, немцы тоже видели, куда их самолёт сел, и атакуют ваши позиции. Видимо, своим помочь хотят. – У нас хорошие позиции, отобьёмся, – возвращая документы, ответил политрук. – Откуда у вас немецкий самолёт? – У, история ну очень интересная. – Это мы его? – спросил лейтенант-артиллерист, показав на тело Олега. – Нет, разбился при посадке. Я решил не бросать тело, а доставить в полк, чтобы похоронили с почестями. А история такова. Был в Москве, награждали второй Золотой медалью, возвращались мы на двухместном истребителе, был бой. Оба «мессера» Олег сбил, последнего тараном. Мне пришлось прыгать, а он решил машину посадить, и вот как вышло. Пока я искал место посадки, немало времени прошло, а тут слышу: звенит кто-то мотором. Выскочил на поляну и увидел этот связной самолёт, который, видимо, своих искал, тех двоих. Я руками махать начал. Он увидел обломки самолёта, меня в комбинезоне и шлемофоне лётчика (это я сейчас переоделся) и сел, приняв за своего. Ошибку понял, да поздно, я его на прицеле пистолета держал. Разоружил немца, забрали тело Олега и вылетели, и вот до вас долетели. – А вы говорите на немецком? – спросил политрук. – В совершенстве знаю, – подтвердил я. – Кстати, мне бы своим сообщить. Что у вас со связью? – Никак. Это вам в штаб дивизии надо. С транспортом поможем, телегу и возницу дадим. Машин у нас нет. Немца выгрузили, обещали похоронить. Даже жаль, привык я к нему. Его кобуру с «Вальтером» я политруку отдал, про документы не вспомнили. Вскоре подкатила телега. Мы погрузили тело Олега, с трудом выпрямив конечности, и, сев на край телеги, покатили вглубь леса. Куда ехать, возница знал. А вообще, ополченцы не против были меня задержать, в смысле стол накрыть, напоить, расспросить о причинах второго награждения: газеты с нашим походом и возвращением ещё не дошли до передовой. Но бой усилился, командиры забеспокоились, так что отправили нас и побежали обратно: немцы в одном месте всё же смогли выбить наших из окопов, так что помощь точно не помешает. Через три километра, когда уже стемнело, мы выехали к штабу дивизии. О нас уже знали: оказалось, политрук послал вестового лесной тропинкой, и он давно обогнал нас. Я связался с полком, где служил Олег (со штабом флота почему-то не соединяли), там с огорчением узнали о гибели их лётчика и велели ждать на месте, утром пришлют связной самолёт. У медсанбата имелась удобная площадка для взлёта и посадки, санитарные там уже садились. Пока ждал самолёт, попал под прорыв немцев. И что обидно, виноват я. И Олег из-за меня погиб: я же про ту вырубку сказал. Сейчас немцы, перекинув немногочисленные резервы, атаковали в том месте, где сел их самолёт, и прорвали фронт, сумев дойти до штаба дивизии. Чёртовы «охотники», всё из-за них. Погода дрянь – мокрый снег с дождём. Рядом тело Олега, которое я бросить не могу: совесть не позволяет. Вокруг ночной бой, и гибнут наши. А меня ждёт лодка и скорый новый поход. И что теперь делать? Что-что, воевать будем. Бросать своих без помощи я не собирался. Штаб дивизии готовился к обороне, уходить никто не хотел. Я добежал до сарая, где лежало тело Олега, и убрал его в Хранилище. Потом, пользуясь темнотой и суетой вокруг, оторвался от сопровождающего. Отбежал в сторону и, достав лопатку, стал готовить миномётную позицию. Закончив, достал полковой миномёт и, установив его, стал готовить мины, вкручивая взрыватели. Пока на пятидесяти остановился. Подправив прицел, выпустил первую мину. Недолёт, да и грунт от сотрясения садился, но с третьей мины дело пошло. Немцы, штурмовавшие деревеньку, в которой находился штаб дивизии ополченцев (от меня до них с километр будет), как-то поскучнели: находиться под удивительно точным миномётным огнём им сильно не понравилось. Поэтому они отошли. Но если они думали, что я от них отстану, то зря: я и по лесной дороге бил, где их немало скопилось. На удивление точный огонь изрядно бесил немцев, но их попытки обойти небольшими группами и по лесу я пресекал, накрывая эти группы минами. Многие разрывались наверху, детонируя от веток, но осколков хватало, чтобы выбивать солдат таких обходных групп. В итоге командир немецкого полка отдал приказ на отход, и до самой передовой, где они выбили наших, я сопровождал их огнём. Наконец, немцы не выдержали и побежали. Резерва у ополченцев не было, комдиву пришлось сформировать две роты из обозников и тыловиков, они и заняли окопы поредевшего батальона. Несколько групп собирали на дороге раненых и убитых немцев, свозя их к деревне; десятка три немцев бродили по лесу, и не думаю, что надолго. А я исчез: достал полуторку и покатил прочь. Всю ночь ехал и к утру оказался у аэродрома. Три поста, которые встретились мне по дороге, обходил пешком, а потом снова доставал машину и ехал дальше. Так и добрался. Подъехал к штабу, сказал, что машину брошенной нашёл, могут себе забрать. Тело Олега было в кузове, передал его им. Хотел спать отправиться (тут казармы оборудованы, душ, тепло), но особист прицепился и не отставал, пока я ему рапорт о приключениях не написал. Штаб флота о своём возвращении я предупредил, через дежурного, так что они в курсе. После этого, наконец, душ и спать. А те «мессеры», сбитые Олегом, я подтвердил, и их записали за ним. У Олега четыре сбитых на счету было, теперь шесть. Хоть и посмертно, но его наградят, награды родственникам отправят. * * * Разбудили меня уже через час: приехали за мной на машине. Причём ладно бы наши моряки, но это были типичные работники госбезопасности: старшим был младший лейтенант и с ним двое сержантов. Предъявили документы городского управления и попросили пройти с ними. Ругаясь, я собрался и направился за ними. – К нашей машине, – сказал лейтенант. – У меня своя, – буркнул я недовольно: настроение, оттого что не дали отдохнуть, было на нуле. – Васильев, Авдотьев, поедете с задержанным. – Каким ещё задержанным? – остановившись, развернулся я к нему. – Топай. Получив сильный толчок в спину, я развернулся и двумя сокрушающими ударами отправил сержанта в нокаут. Это был низкорослый, но крепкий курносый парень лет двадцати пяти. Второй сержант схватился за пистолет, но не успел отпрыгнуть и тоже ушёл в нокаут. Прыжок – и не успевший среагировать лейтенант тоже упал: не боец, типичный кабинетный работник. Причём удары я не сдерживал, челюсти крушил всмятку. А вот водитель «эмки», на которой они приехали, схватился за автомат – это был ППД. Уже будучи уверенным в том, что это немецкие диверсанты, я выхватил (не из кобуры, а из Хранилища) готовый к бою «парабеллум» и взял на прицел водителя, который, сидя в створе открытой двери, поднимал на меня ствол автомата. – Брось оружие, – скомандовал я. К нам уже бежали люди. Однако водитель не послушался. Выстрел – и во лбу у него образовался третий глаз. Можно и в плечо выстрелить, но зачем мне немцев жалеть? Ну, или предателей, что на них работают. – Похоже, немцы, похитить решили, – сообщил я подбежавшим. Особиста полка не было: получив мой рапорт, он уехал в штаб дивизии и ещё не вернулся. Поэтому пришлось всё разгребать командиру полка, а тот только что с боевого вылета, уставший и злой как чёрт. Так что диверсанта быстро разоружили, связали и утащили на гауптвахту, а я отправился досыпать. И снова не дали выспаться, ладно хоть три часа смог поспать. Но в этот раз действительно по делу подняли. Хоронили двоих, Олега и погибшего сегодня лётчика, который разбился при посадке на повреждённом в бою самолете. Обстоятельства гибели обоих были схожи, и хоронили лётчиков в одной могиле. Совершив вместе с остальными тройной прощальный залп, я убрал пистолет в кобуру. После этого я прошёл в столовую: время обеда, заодно павших помянем. – Хотели отблагодарить тебя за самолёты, а тут видишь, как получилось, – сказал майор, сидевший рядом. – Большие потери? – Семнадцать самолётов осталось и двадцать два лётчика. Последнюю учебную «спарку» вчера потеряли. Стачивается полк, но небо мы пока держим. Немцы дважды пытались крупными силами устроить налёты на город. Срываем. В первом налёте они потеряли пятьдесят семь самолётов, во второй раз – сорок один. Сегодня с финнами встретились, не пустой вылет вышел: сбили два бывших польских бомбардировщика и один бывший американский истребитель. У нас потерь нет. – Ну, чтобы всегда так было, – поднял я стакан. За павших мы уже выпили, помянули, теперь и за вылет можно. Больше я пить не стал, развезёт, а так вполне неплохо себя чувствую. Пора ехать. Я подождал, пока у машины прогреется мотор и поработает печка обогрева, а то стёкла запотеют. После этого попрощался с лётчиками и покатил в сторону штаба, где сдал секретный пакет, за которым почему-то не прислали фельдъегеря. Моему появлению в штабе сильно удивились. После штаба я доехал до лодки, где велел вахтенному охранять машину, которую я поставил рядом с трапом, где прогуливался часовой с карабином на плече. На лодке выслушал доклад от старпома: работы идут, один матрос, обваривший ногу кипятком, отправлен в госпиталь. И наконец, отправился к себе в каюту. Нужно выспаться, что-то меня морит. Устроившись в каюте, я убрал в сейф пакет с приказом о походе, на котором старпом, поставив дату и время, расписался, подтвердив, что пакет не вскрыт, – так положено действовать по инструкции. Перед тем как заснуть, я решил проверить себя Исцелением. Запустил диагност и обнаружил, что простыл, уже на лёгкие перешло, хотя кашля пока и нет. Запустил полное излечение, использовав для этого почти весь запас энергии. Но в результате и сон пропал, и усталость, и слабость ушла. То-то. Снова оделся. На этот раз надел не шинель, а бушлат, и сверху кожаный плащ: снаружи сильный ветер, а плащ не продувается. На борту всё было в порядке. Я проверил работу издали, самому мне там ходить не нужно, Взор всё показал. Отдал пару приказов старпому и, сказав ему, что буду ближе к вечеру, покинул борт лодки. А поехал я к родным, как всегда с подарками. Поднял в квартиру из машины пару ящиков трофейных консервов, два торта из Любека, разные сладости, ну и другие продукты. Уголь, который я привёз в прошлый раз, закончился, так что принёс ещё два мешка. После этого посидел с родными Ивана. Были его бабушка, симпатичная вёрткая сестрица – воплощение оптимизма! – которая сразу устроилась возле торта, и мать. Брат с классом разбирал завалы на месте, где сбросил груз какой-то одиночный прорвавшийся бомбардировщик, а отец был на работе. Меня накормили щами, и я просидел почти два часа. А когда уже собрался уходить (хотел к себе на квартиру заехать, душ принять), раздался стук в дверь. Посмотрев, я скривился: опять работники НКВД. Или диверсанты? Поди знай. Про тех, которых на аэродроме обработал, я так и не узнал: лётчики не сказали, видимо сами про них забыли. – Я открою, – остановил я маму Ивана. Я прошёл в прихожую и открыл дверь, готовый, если потребуется, немедленно достать пистолет и сразу открыть огонь. За дверью стояли трое. Двое из них были мне незнакомы, а вот третий вполне: я видел его мельком несколько раз, когда передавал технику и вооружение обороне Ленинграда, он крутился там как помощник одного из принимающих. – Капитан-лейтенант Мальцев? – уточнил один из них, в форме лейтенанта госбезопасности. Он не был мне знаком, знакомец был сержантом. – А что, не похож? – Вам придётся проехать с нами. – Что, снова? Сегодня утром такие же ухари, пытавшиеся меня арестовать, оказались диверсантами. – Сегодня утром вы напали на действующих сотрудников нашего наркомата. Один был убит. – Не были они похожи на ваших сотрудников, а вот на бандитов вполне. Никто на аэродроме даже не усомнился что они немецкие приспешники. Арестовывать дважды Героя – это каким же слабоумным надо быть? – Группа лейтенанта Захарова отрабатывала информацию по нахождению на территории противника, и вас собирались доставить в наркомат для допроса. – Как задержанного, замечу, – поднял я палец. – Нет, я с вами не поеду. Хотите задержать, действуйте через особый отдел флота. – Вы, видимо, немного не понимаете. Наш наркомат выше, чем особый отдел флота, и ваши особисты подчиняются нам. Зерно истины в этом было, так что, судя по всему, лейтенант в своём праве. Документы его я проверил, настоящие. Впрочем, у прошлой группы с документами тоже был порядок. Да и как теперь оказалось, они тоже были сотрудниками наркомата, а не немецкими приспешниками. – Это надолго? – Не думаю.