После выстрела я сразу откатился в сторону, и мимо пролетели стрелы, вонзаясь в потолочное покрытие, да что-то внизу в закраины люка. Единственный выстрел я сделал, теперь быстро натягивал тетиву, чтобы наложить следующий болт, но не думаю, что мне дадут сделать ещё один, наверняка проём люка под прицелом нескольких лучников. Однако и у меня есть секреты, как их обмануть. Взяв на нож шлем, я показал его над краем, и его тут же сбило несколькими стрелами, что позволило мне стремительно показаться и снова выстрелить из самострела, сразу же укрывшись. Из восьми воинов, что вошли в сарай – девятый лежал с пробитой болтом грудью у входа, – пятеро стояли там же, трое с луками были, как раз накладывали на тетивы следующие стрелы, двое прикрывали их щитами, хотя было ясно, что особо это не спасает от моего самострела, и когда эти трое выстрелили на мою обманку, я сам ответил выстрелом. В лучника, это был один из наставников. Не увернулся и щитами не прикрылся, попадание точно в рот пришлось. Готов. А вот где трое других воинов и ещё один наставник, я мог только предполагать, скорее всего подо мной, освобождают пленника, что был там привязан. А ведь хотел его сюда поднять, да решил, что успею, как с трофеями закончу, так и сделаю, вот и сделал. Татары оказались быстрее. Тоже авоськал, и вон оно как получилось. Услышав ржание коней, я понял, что они ещё и мои четвероногие трофеи решили забрать, на это я пойти уже не мог, вскочив и надев шлем, просто сверху, как шапку, кольчуга и так была на мне, я рванул к грузовому боковому люку наружу с самострелом в руках и просто выпрыгнул во двор. Единственный лучник, что ждал меня снаружи и держал на прицеле этот проём, моё появление банально проспал, так что в полёте я выстрелил в него и попал в живот. В грудь, правда, целил, но и так неплохо. А тот промахнулся, стрела в пустой уже проём ушла, успел натянуть и спустить. Отбросив самострел, я перекатом погасил скорость и, выхватив сабли, бросился к тем, что стояли у ворот спиной ко мне, но они уже поворачивались, отреагировав на шум. Мои пропеллеры, в которые превратились клинки сабель, не дали им никаких шансов, срубил всю четвёрку и рванул внутрь сарая, но, чуть меня не сбив, во двор вынеслись, разгоняясь, три всадника. Одного я успел кольнуть остриём сабли, хорошо достал, в печень, не жилец, но остальные, мой пленник и тот старший наставник, унеслись со двора не останавливаясь. Ушли, падлы. Третий подраненный спешил за ними, тот, видимо, ещё не понял, что смертельно ранен. Несмотря на ярость оттого, что эта группа ушла, я ничуть не медлил, быстро пробежался, добив двух подранков, собрался, не забыв лук с колчаном и самострел, который уже зарядил, и побежал к полону. А там никого, лишь следы копыт на снегу. Исчезли и те, что охраняли, и те, которых я упустил, в стороне лежало на одеялах пятеро ордынцев, видимо раненные моими стрелами, но я так понял, они перед уходом их сами добили. А вот полоняне были целыми. Не стали те их рубить, времени не было, удрать бы живыми и целыми, вот им что за счастье было. Странно, что на раненых времени хватило. Хотя, может, те и сами померли, вроде кроме ран от стрел больше особо ничего не вижу. А проконтролировать времени нет, местным поручу. Всё это я окинул взглядом и осмыслил, ещё только появляясь тут. – Ушли? – спросил я, выбегая с самострелом в руках на небольшую площадь на перекрёстке двух улиц, что были в деревне. – Ушли, с божьей помощью, – сказал один из пленных мужичков, на что я неожиданно хохотнул, сказав: – Богом меня ещё никто не называл. Но спасибо, приятно. Тати ордынские действительно ушли, так что я резанул по верёвкам ближайших местных жителей, передав нож, дальше сами освободятся, после чего пробежался по деревне, не столько хаты проверял и снимал с побитых стрелами тел трофеи, но и лошадей собирал. Ту четвёрку, что в сарае была, у меня забрали, а те, что побитым в сарае принадлежали и на улице стояли, убежали вместе с выжившими ордынцами. Однако не все, по деревне мне удалось собрать восемь коней, которых я с нагруженными трофеями привёл на двор старосты. Семья старосты, видимо, ещё не добралась до дома, я первый, кто с трофеями во двор ступил, ведя лошадей на поводу, как подпрыгнул от неожиданности. А тут сугроб в стороне пошевелился, но, к счастью, выстрелить навскидку из самострела я не успел. На меня испуганно смотрел староста с бланшами под обоими глазами. – Тьфу ты, чертяка, – сплюнул я. – Иди жителей успокаивай, смотри, что тати натворили. Считай убытки. – Ушли? – выдохнул тот, отряхиваясь от снега. – Нет их, убёгли уже уцелевшие. Мне только не мешайте трофеи собирать. Тот заторопился уйти к остальным, как раз и семья его начала на подворье заходить, шугаясь трупов, что лежали во дворе. Я их ещё не осматривал и трофеи не собирал. Этим и занялся, привязал лошадей и собрал трофеи также тут. У нас во дворе, да и у соседей, изрядно голосили, если на нашем подворье в основном о разрухе, то у других по потерям в семье. Прислушавшись к причитаниям хозяйки двора, где я квартировал, только удивлённо покачал головой, оказалось, шустрый молодняк из нападающих уже успел изнасиловать несколько девок, включая дочку старосты, вот та и убивалась, кто ж её порченую замуж возьмёт. Среди детей старосты, а их семь голов было, был шустрый пацанчик лет десяти, его я отправил на берег реки, если появится какой обоз, предупредить меня. Взял я трофеев немало, да и кошели были не пусты, вот и хотел всё сбыть и превратить трофеи в звонкую монету, сабли я себе уже отобрал, а остальное мне без надобности, вот и собирался продать. Надеюсь, татары не успели остановить тут движение и обозы ещё будут. Тут ещё деревенские собрались на дворе у старосты, и когда я вышел из сарая, дружно бухнулись в ноги, благодаря за спасение. А молодцы, хоть поблагодарили. И как раз в это время мальчишка прибежал, сынок старосты. Обоз показался. От Нижнего шёл. Надеюсь, у них хватит налички, чтобы выкупить всё у меня. В общем, попросив освободить место, я побегал между верхом и низом сеновала и загрузил все трофеи на лошадей, даже санки свои загруженные к последней привязал. То, что я решил оставить, уже отложено и лежало наверху сеновала. Все восемь лошадок загрузил по полной и, выведя вереницу на улицу, поспешил к спуску к реке. А все кошели я тоже собирался продать, пустые, так как уже пересыпал всю добычу в один покрупнее. Сверху я рассмотрел обоз, тот уже проползал мимо деревни, большой, больше сотни саней, и, к счастью, не казанцы в этот раз были, а то и не знаю, как я им трофеи продавать стал бы, большая часть которых ещё пахнет свежей кровью, да и пятна много где имеются. Уже по одному тому, как двигался обоз, было видно, что о татарах те уже знают. Так и оказалось, те сами это подтвердили. Когда я спустился и поехал на передовой лошадке к обозу, меня уже встречали. Все вооружены, головами во все стороны крутят, никакой беспечности. Выехавшие мне навстречу двое всадников встретили меня на полпути от берега до ближайших саней этого торгового каравана. – Ордынцы? – первым делом спросил кряжистый мужчина в кольчуге, в шлеме, при щите и мече, тревожно озираясь. – Я Алексей, охотник. Вы уже встречали татар? – Три деревни разорённых видели. Да люди к нам выбегали, сообщили. Пока не видели. Если что, сразу в круг встанем… а у тебя никак трофеи, лошадки-то татарские, да и вещи, смотрю, тоже их. – Побили мы отряд татар, удалось справиться с вражиной, и вот меня отправили продать трофеи. Возьмут ли купцы то, что есть? – Доброе дело, – воин довольно потёр усы, закручивая кончики вверх явно привычным жестом. – Справа какая воинская есть? Сопровождающий воина поскакал обратно, сообщить о причинах моего появления, а я подтвердил, что есть, перечислив кольчуги, щиты, шлемы да мечи. Луки имеется. В общем, заинтересовал, тот был старшим охраны в караване и, видимо, решил что-то прикупить, раз есть такая возможность. Уже темнеть начало, когда меня сопроводили к передовым саням, обоз уже встал, и собравшиеся купцы, их было с десяток, когда я расстелил трофейные одеяла да разложил прямо на льду все трофеи, при свете факелов стали осматривать их, щупать, проверять на остроту. Всех лошадей купил один из купцов, прямо с упряжью и сёдлами, я еле санки свои отстоял, сказав, что они не продаются. Потом и остальные раскупили трофеи. Шесть щитов, две кольчуги, все шлемы, три меча и двенадцать сабель выкупил начальник охраны каравана, ещё он взял три лука и решил, что хватит на этом. К счастью, у купцов действительно водились деньжата, и со мной расплатились. Продавал я не дорого, те это видели и разобрали даже то, что им особо не нужно, брали на перспективу продать потом с наценкой, получив прибыль с перепродажи. Зато у меня теперь на боку был тяжёлый кошель, где была одна золотая гривна и три серебряные куны, плюс ещё одна нарубленная кусочками. К счастью, мне нормальной оплатой дали, а не мелочью, купцы скидывались, решив, что между собой сами разберутся, кому чего и сколько достанется. Так я направился с санками обратно, а обоз двинул дальше. Когда я вернулся на подворье старосты, все трупы со двора и, что немаловажно, из сарая уже вытащили на улицу да грузили на сани, их собирались вывезти и бросить в лесу. Я, конечно, покривился, оно надо им волков приваживать? Но раз сами решили, то пусть так и будет, я в это дело вообще не вмешивался, а, вернувшись, спросил, как там банька, я попросил перед тем, как к обозу уйти, затопить её, и, узнав, что скоро готова будет, пошёл собираться. Оставаться на ночь я тут не хотел, тем более уже стемнело, так что сейчас ополоснусь, отмоюсь, кровь смою, и пойду по следам беглых ордынцев, надо доделать работу. К тому же я надеялся, что те выведут на основной лагерь, может, ещё кого освобожу, не дело это, когда русский человек в рабстве у нехристей. Тьфу, как местные заговорил, но мысль правильная. Вся моя верхняя одежда кровью была испачкана, запрыскана не отстираешь, так что я её снял и, после посещения баньки надев чистое исподнее, переоделся в свою сменку, ту самую, что в Москве купил, эта хоть чистая и кровью не пахнет. А замаранную тут бросил, хозяевам двора, может, найдут какое применение, а то вон после меня они все тела до последней нитки раздели. Обе кольчуги, что я себе оставил, были мной отмыты и натёрты маслом. Большую сразу сверху на дублёнку надел, заметно потеряв в скорости движения, сковывала она меня, а вторую пока убрал в багаж. Это на лето. Уже полночь была, когда староста, перекрестив меня, закрыл за мной ворота на двор, и я потянул заметно потяжелевшие санки, – а я с трофеями ещё немного и продовольствия загрузил, у татар с собой ничего не было, пришлось у хозяев муки покупать, сушёной рыбы немного, и всё на этом, с трофеями тяжело было. Санки весом стали почти равны тем, когда я Коломну покидал, но тогда у меня помощник был, кто поможет сейчас? В такой момент жалеешь, что всех татарских лошадей продал, одна точно пригодилась бы. Наверное, всё же одну возьму, если татар нагоню. Встанут же они на отдых в конце концов, тогда и лошадь себе отберу. А что, кормить не надо, они обучены сами себе еду добывать, просто отличное средство передвижения и помощи. Надо подумать. * * * Тяжело дыша, я дотянулся и взял плошку с водой, жадно сделал пару глотков и откинулся на уже мокрую от пота подстилку. Я умирал и хорошо понимал это. Плохо я себя почувствовал уже через пару дней после того, как покинул деревню. И это была не простуда. Вдруг жар напал, под кожей стали ощущаться шарики, и я с ужасом опознал все признаки начинавшейся чёрной оспы. Татар я так и не догнал, а были все подозрения, что заразился от них, от трофеев, хотя рябых рож среди ордынцев я не видел, да и не стали бы они терпеть больных возле себя. Не знаю, как я заразился, но факт остаётся фактом, это произошло. И у меня поначалу была надежда, что я переболею и потом встану, но чем больше сил я терял, тем больше понимал, организм не справится. Никакие отвары не помогали, я тихо угасал, пока окончательно не слёг. Ладно, успел лагерь обустроить, шалаш поставить, дров запас, и сейчас угли тлели у входа, давая тепло, но меня всё равно бил озноб, несмотря на всё, чем я укрывался. Да и оно уже мокрым от пота тоже было. Умирающие люди, тратя силы, стараются добраться до других людей, видимо в надежде, что им окажут помощь, я же понимал, в какой ситуации оказался, и не хотел нести эту заразу к людям. Вон даже углём на входе написал, что тут оспа. Когда я умру, если кто найдёт этот овражек и палатку мою, надеюсь среди таких людей будут образованные, что умеют читать. Тут был карантин. Через год уже будет неактуально, природа вещи обеззаразит, но всё равно я на этот счёт опасался. Больше всего я жалел о проданных трофеях купцам, а если оспа через них дальше пойдёт? Это и пугало. А потом мне стало не до этого, я ушёл в забытьё, и меня увлекли сновидения, в которые я погрузился полностью, а потом наступило оно, и я понял, что умер. * * * Неизвестное место. Неизвестное время. Неизвестное… тело? Открыв глаза, я судорожно вздохнул, и почти сразу меня стал бить озноб, причём так, что я даже не делал попыток пошевелиться или встать, терпеливо пережидая приступ. Я уже знал, что особо долго он не длится. Опытный уже. Значит, я не умер, пересилил болезнь? Уф-ф, всё же какое облегчение. Надеюсь, лицо у меня осталось прежним, а не обезображено этими страшными шрамами. Однако чем больше я чувствовал тело, тем больше мне казалось оно странным. Чёрт, да оно не моё. Зубы не те. У меня ровнее были да все целые, я ухаживал за ними, а тут две прорехи, тем более одна спереди, и там, кажется, прорезается новый зуб. И спина просто горела от боли, то-то я на животе лежу. Чёрт, и в кого в этот раз я попал? Собрав силы, я, с трудом сдержав стон, приподнялся и сел на полке, на которой лежал, и осмотрелся. Полная темнота, стоявшая вокруг, мне нисколько не мешала. Ну, то, что я умер и не в своей палатке нахожусь, видно невооружённым глазом. Похоже на погреб, типичный такой погребок, а колотило меня от холода, и, видимо, из-за ран на спине, может быть, уже воспаление началось. Я не вижу, что там, но, ощупав бока, нашёл стрельнувшие болью полосы, понял, что это тело до моего попадания, скорее всего, высекли, и очень жёстко, спина сплошное месиво, странно, что позвоночный столб не задели, видимо мастер своего дела работал. А било меня от холода из-за того, что я был в одних штанах на худенькое тельце. Обуви тоже не имелось. Ощупав подошвы, понял, что хозяин этого тела привык бегать босиком, не опасаясь пропороть ноги, в отличие от Тита. А вот сколько лет парнишке, я сразу так сказать и не мог, кажется, снова попал в десятилетнего, думаю, что не сильно ошибся, где-то такой возраст. И какая же сволочь не пожалела мальца? У меня тут ещё интересная мысль возникла, в первый раз я сменил тело, находясь на операционном столе, аппендицит мне вырезали, во второй – чёрной оспой заболел. Второй случай, и снова причина связана с медициной. А этот малец, тело которого я сейчас занял, отчего он умер, что пустой сосуд его тела смог занять я? Те раны на спине? Вполне может быть. Тут долго гадать можно, но всё же есть о чём задуматься. Но лучше оставить это на потом, а то я тут сейчас замёрзну на фиг. Спрыгнув на земляной пол, я стал осторожно, чтобы не потревожить раны, делать разминочный, больше согревательный комплекс. Мне надо было согреться, этим я и занялся. Только закончить не успел. Наверху скрипнула дверь, хорошая, плотная, ни лучика света вниз не попадало, видимо все щели заделаны, и в открывшийся проём, заставивший меня прищуриться, свет показался ярким, заглянул здоровяк лет тридцати пяти с плохо ухоженной бородкой и кривой с перепоя рожей. Духан перегара из его рта даже до меня дошёл. Судя по летнему зипуну и одежде, время примерно то же, которое я покинул из прошлого тела, пятнадцатый век, только время года другое. – Цел, поганец? – ощерился тот. – А я думал, насмерть тебя забил. Давай, сирота, вылазь, и другие в порубе хотят посидеть. Смотри, снова побежишь от барина, насмерть засеку, понял? Я лишь молча посмотрел на него, выходя наверх. Через поры кожи тут же выступил пот, а спину нестерпимо ожгло солнечным светом. А тут лето было, самое такое типичное жаркое лето под сорок, когда единственное желание – это оказать в озере с ключами на дне, накручивая брассом круги. Я с ходу чуть тепловой удар не получил, пошатнувшись, но мордатый тут же отвесил мне пенделя, отгоняя от входа в порубь и отправил туда мужичка, что баюкал руку, видимо тоже что-то натворил, ну а я, согласно руководству мордатого, что запер дверь и повёл меня, дошёл до кухни имения, а это было явно барское имение, окружённое высоким тыном. Говорю же, то же время, пятнадцатый век, все строения привычно бревенчатые. То дальнее строение, к которому мы идём, явно барская усадьба, остальные – хозяйственные для прислуги. На кухне невысокая старушка с брезгливо поджатыми губами, ни слова не говоря, залепила мне спину мазью со знакомым запахом болотной тины, от воспаления та хорошо помогает, и, не накладывая повязки, погнала прочь. Хорошо, мордатый указал, где сеновал находится, там этот паренёк, оказывается, жил, а то я в другую сторону пошёл, плохо соображая, да и шатало ещё меня. И да, меня так и не покормили, а судя по сосущей пустоте, я был сильно голоден. На полпути меня остановил удивлённый возглас. Там парнишка моих лет, что гнал гусей по подворью к выходу, посмотрел на меня как на привидение, стоял бледный и неистово крестился, выронив веточку, коей гусей подгонял. Я даже криво усмехнулся. Ни на что больше сил не было. – Никак привидение увидел, а? – задал я ему вопрос. Тот аж подпрыгнул и тут же затараторил: – Михайло, а сказали, что ты помер. – Я и умру, если меня не покормят. Принеси чего на сеновал, а то уже сил нет, только из поруба выпустили. – Сейчас наших кликну, принесут, а меня, вишь, за гусями поставили присматривать, жизни лишить обещали, если хоть с одним что случится, а я таким побитым быть, как ты, не хочу. – Угу, – только и сказал я и двинул вперёд, отчего мальчишка отшатнулся, а я пёр как бульдозер, не обращая ни на что внимания. У меня впереди была цель, главное – дойти. Вот наконец и прохладная тень входа на сеновал. Дальше, добравшись до приставной лестницы наверх, я встал около неё, сил подняться не было, но я снова собрался и, упираясь ногами и цепляясь за верхние перекладины руками, подтягивал себя всё выше и выше. Думал, вечность поднимаюсь, пока не обнаружил, что перекладины закончились. Сил ещё хватило забраться на пол и немного проползти на тонкий слой соломы, а дальше, где его больше было, уже не успел, вырубило. Очнулся я от прикосновения, двое парней, лет десяти и двенадцати на вид, поднимали меня, стараясь усадить. А заметив, что я открыл глаза да ещё застонал, обрадовались, воскликнув: – Живой? – Не дождётесь, – прохрипел я. Оказалось, мне воду принесли и поесть. Ну, воду, полкувшина, я сразу выдул, и надо сказать, полегчало, вот что мне необходимо было, отчего организм так ослаб – от обезвоживания. Потом накинулся на простую крестьянскую еду. Причём, судя по следам от зубов, я не первый, кто её ест, а скорее доедает. Думаю, она со стола взята, где обед проходил, то, что не доели. Тьфу, да фигня – это всё, я живой, новое тело, почти здоровое, чем не радость? Единственно, я плохо понимал, где нахожусь и что вообще происходит, и я надеялся с помощью этой пары мальчишек разобраться наконец с этим. Кто же отпустит такие потенциальные источники информации, тем более те сами не торопились уходить, глядя, как я торопливо насыщаюсь. Ну, а я пока ел, задавал вопросы, начав с такого: – Други, я не помню, за что меня? И вообще, где я? – Ого тебя высекли, аж памяти лишился, – протянул старший из парнишек, и дальше мне оставалось только жевать и слушать, так как информация полилась на меня рекой. Звали прошлого хозяина этого тела действительно Михаилом, или, как тут принято, Михайло. Хотя, может, это и не настоящее имя, мои друзья по несчастью знакомы были с Михайло всего две недели. А всё просто, группу сирот-бродяг на дороге заприметил боярин и силой захолопил их, в слуги себе взял. Было такое на Руси, и, надо сказать, не редкость. В городах, конечно, такого не встретишь, а вот где в глуши легко, там надо гулять с оглядкой, но не всем везёт. Свободолюбивый Михайло сбежал при первой же возможности, через три дня его привели, отловили где-то, и вот, в назидание другим, высекли жёстко, насмерть, не жалея. И то, что я выжил, а сейчас уже я, не Михайло, благодарить нужно не их. На дороге вместе с Михайло было ещё пятеро сирот, что подались из Коломны в Рязань, да вот не дошли, всех захолопили, по дороге и познакомились, но кто такой в действительности Михайло, они не знали. Считали, что тот себе на уме, даже бежал один. Где находится это имение, представляли приблизительно, где-то на полпути между Коломной и Нижним, потому как их долго везли на телегах в обозе связанными. Боярина звали Алексей Кувшинов, и тот владел тремя деревушками, ближайшая к имению называлась Гороховка, она за холмом находилась, с другой стороны озера. Вот и вся информация, которую я получил с ребят, да те больше и не знали. Надо сказать, я полностью поддерживал стремление бывшего хозяина тела, быть холопом я не хотел, причём категорически, да и за спину надо поквитаться. Может, стегали и Михайло, но болела-то она у меня. Бояр таких наглых я тоже недолюбливал, постараюсь и до него добраться, благо, в отличие от бывшего хозяина тела, я настоящий воин и пластун, мне местные крестьяне на один зуб… Ну, когда восстановлюсь да подкачаюсь, а пока надо затихариться, делая вид, что смирился. Пока не восстановлюсь, смысла дёргаться я не вижу, ну и попросив парней говорить всем, что я плох, даже ходить не могу, ноги не держат, чтобы выиграть побольше времени, отпустил их, а сам, устроившись на соломе, задремал после сытного обеда, или, скорее, завтрака, сейчас утро ещё, судя по встающему солнцу, я бы сказал, часов десять дня, забылся беспокойным, но, главное, сытным сном, устроившись на животе. На спине я, похоже, ещё долго спать не смогу. * * * Меня действительно не трогали шесть дней, парни таскали еду и мазь, и сами накладывали её, только вчера её отказались выдавать, мол, хватит тратить, был бы человеком, а тут холоп, не подох, и ладно. Я запомнил, к тому же считал, что прерывать процедуры с мазью ещё рано, её бы ещё неделю накладывать. Жаль, портится быстро, дней десять после изготовления, и всё. В последний раз мазали подпорченной уже, а местному травнику, или, как оказалось, травнице, той старушке с неприятным лицом, было лень для меня новую порцию делать. Ну и фиг с ней, воспаление сбить удалось, и это главное, теперь уже выживем. А под вечер этого шестого дня, я как раз поверху ходил, разминался, но осторожно, чтобы не тронуть коросту на спине, чтобы сукровица не потекла, на сеновал забежал перепуганный парнишка, один из захолопленных сирот-бродяг. Его Петром звали, тот, посмотрев на меня, прошептал помертвевшими губами: – У Прошки корова в болоте утопла. Там, где заливной луг. Его же теперь забьют насмерть. Прошка – это тот парень, которого я встретил в первый день с гусями. Проступок действительно очень серьёзный, и забить насмерть, то есть высечь, его действительно могли. Тем более Прошка и так здоровьем слаб был, и кнута не выдержит, и ему однозначно бежать нужно, а судя по нервам прибежавшего Петра, они все были на измене и собирались рвать когти, как говорил мой сосед по лестничной площадке в позапрошлой жизни. То есть пацаны явно собирались податься в бега, ну и вот гонца ко мне прислали, Петра. Я уже наслушался, каков тут суровый нрав у боярина, поэтому, быстро проанализировав ситуацию, сказал: – Уходить надо, всем вместе, пока не прознали беду такую. Одежду, что есть, забрать, что сразу не заметят, кошму эту, чтобы спать в лесу, еды побольше и, главное, что из оружия. Ножи или лук. – Ножи и лук в боярском доме, кто же нас туда пустит? – резонно возразил тот. – А кто их спрашивает? – спокойно спросил я. – Заберитесь незаметно да пошарьте по сундукам. Старайтесь поискать там, где охотничьи трофеи есть. Вроде боярин, как дворня говорит, охотиться любит, значит, всё у него есть. Рогатину найдёте, тоже берите, штука нужная. Как выжить в лесу, я знаю, но нужно хоть что-то, чтобы там не помереть. Кресало с трутом не забудьте. Тут во всём я вам не помощник, сам видишь, в каком я состоянии, но иду с вами. Сейчас я по-тихому дойду до выхода, надо, чтобы меня вывели незаметно с усадьбы. Подумай, как это сделать. – Угу, я сейчас. Голова мальчонки скрылась внизу, а я, осторожно ступая, подошёл к соломе и поднял рубаху. У Михайло она всё же была, я теперь спал на ней, и, завязав рукава на поясе узлом, я присел и стал осторожно скручивать войлочный коврик кошмы в валик. Когда я подошёл к провалу люка вниз, там послышалось шуршание, и появилась голова Петра, тот быстро зашептал: – Сейчас Немой навоз со двора повезёт, можно там всё спрятать. Нас троих как раз грузить поставили навоз из коровника. – Отлично, я спрячусь под навозом, и всё, что сможете набрать, там же и укроем, а когда навоз вывезем за тын… а куда его возят? – К дальнему оврагу, – сразу же ответил Пётр, я, например, этого не знал и тут же попытался выяснить расстояние. – Много полётов стрелы от имения будет, там кустарник у оврага, от ворот его еле видно. – Угу, пара вёрст, получается. Там и встречаемся. Вы выбирайтесь сами, но так, чтобы вас не заметили, найдите работу какую за тыном, а потом тикайте. Всё ясно? – Угу. Тот подхватил у меня кошму и помог спуститься, и дальше провёл по двору к коровнику, укрыв за ним. Дворня меня приметила, но никто ничего не сказал, болезным меня считали, коим я и являлся. Особо боярина и его людей мы не опасались, те отсутствовали в имении, боярин к соседям уехал в гости, там общая охота какая-то намечалась, и вернуться должен дня через два-три, так что время у нас есть, а потом, скорее всего, начнётся охота. Ну, я-то лесной житель, меня не найдут, а вот парням придётся туго. Бросить я их не могу, значит, будем помогать. Жаль только, что поля одни вокруг. Пётр наконец позвал меня, телега пустая стояла, тот указал на уже положенную кошму, и я устроился на ней, дальше парни сунули мне в руки какие-то вещи и лук с уже надетой тетивой. А я и не надеялся, раз боярин уехал на охоту, значит и все охотничьи принадлежности взял с собой, но оказалось, не всё взял. Или у него несколько охотничьих луков было, честно говоря, в полутьме коровника я не рассмотрел, что мне сунули, вместе с колчаном, сюда же накидали мешок и несколько вещей – что попалось на глаза, то и прихватили, и накрыли другим краем кошмы. После чего по ней дробно застучал навоз, сначала подсохший накидали, потом свежий пошёл. Это я по возгласам парней понял, быстро сработали, а я ведь ими и не руководил, главное – поставил задачу, а те всё сделали. Наконец слой уже хорош был, я на боку лежал, прижал тот меня, тут подошёл Немой, так звали сына травницы, он тут подсобным работником был, и мы покатили к выезду. Причём один из парнишек ехал со мной, он разгружать навоз будет. Да обычная работа, которую они делают раз в два дня, правда сегодня другие работы были, и вывозили навоз не утром, а вечером, но и в этом не было ничего удивительного. Меня чуть не укачало, тем более навоз садился и сдавливал меня чем дальше, тем больше, а поднимать его, освобождая себе место, я опасался. Тем более оставленное отверстие, чтобы дышать, сделали небольшим, а потом при тряске его навозом завалило, и я постепенно стал задыхаться от недостатка воздуха. Со мной ехал Тимоха, но тот молчал, может, возница и был немым, но со слухом у того было всё в порядке. Наконец мы, немного подвигавшись туда и обратно, встали, и я почувствовал тычки, похоже, Тимофей снимает с телеги навоз и сбрасывает его. Это длилось довольно порядочно времени, да и задышалось теперь легче, когда столько груза сбросили, свежий воздух стал поступать, такой живительный и вкусный. Тут ещё Тимоха зашептал: – Михайло, Немой отошёл в кусты, видимо прихватило его. Сейчас я тебя откопаю и выбирайся.