– Время всё исправит и возвратит на круги своя. Чего сказал, до сих пор расшифровываю. Но в одном я ему благодарен, выслушал и в душу не лез, поучая, мол, сам разберусь с этим. При этом в Бога я действительно верил и крестик носил по праву. Вздохнув, я вернулся к реалиям. Осталось убить великого князя московского Василия, и можно уходить. Буду путешествовать, на татей охотиться и жить в своё удовольствие. И от всего этого я отказался на эти полтора года, занимаясь бизнесом?! Ну и дурак же я. И чего голова раньше не прояснилась и не спала пелена с глаз? А всё цивилизация будущего, разбаловала меня удобствами жизни и захотелось получить тут всё то же самое. Фигу там. Пусть теперь этим местные пользуются. Вон, купчины, что дома у меня купили, за тёплые туалеты выложили дополнительные суммы. Рекламу им во время продажи я провёл хорошую, понимали, за что платят, глаза горели. Да и слухи уже ходили об этих тёплых туалетах. Подождав до полуночи, когда точно все лягут спать, я покинул сеновал, потрепав по холке одного из подскочивших псов, нападать тот не стал, обнюхал да убежал, а я, открыв калитку, осмотрелся. На перекрёстках всё так же засеки и костры, где грелись московские ратники. Да, разведка себя не оправдала, уйти не получится. Закрыв калитку и задвинув засов, я пробежался до ледника, стараясь осторожно ступать рядом с воинской избой, где спали боевые холопы боярина в количестве десятка голов, открыл тяжёлую дверь и спустился вниз. Сразу срезал пласт копчёного мяса с окорока и стал жадно жевать. А тут до меня кто-то срезал, в глаза не должно броситься. Осмотрев разные горшки и свёртки, нашёл несколько, лежавших горкой, с солёным салом. Вот два небольших, по кило каждый, и прибрал. Сала много было, завёрнутого в холщовую материю, это считать нужно, чтобы понять, что имеется пропажа. Также я прихватил горшочек с конопляным маслом, их тут тоже хватало, это для выживания в лесу, для готовки. Такое конопляное масло сейчас в рационе славян что подсолнечное в будущем, а семечки, из которого также выжимают это масло, жарятся и употребляются как обычные семечки подсолнуха. Я пробовал, ничего так, непривычно, но вкусно. На обратном пути срезав ещё пласт мяса, я вышел наружу с добычей, мясо кинул подбежавшему псу, что сразу завилял хвостом, слопав подачку, а я отнёс добычу к лестнице на второй этаж сеновала и поднял наверх. Убирать в нору не стал, у проёма оставил, и в этот раз направился к кухне, нужно там поискать что съестное. Главное, дверь чёрного входа открыть. Думаю, смогу, но делать нужно всё тихо, не хочу, чтобы меня обнаружили. * * * Проснулся я от шебуршения внизу и чьих-то возгласов с покашливанием. Тут ещё лошадь всхрапнула. Стараясь не шуметь, я откинул полу шубы и одеяла, которым завернул ноги, и, выбравшись наружу на руках, почти не шурша сеном, подкрался к люку вниз. Крышки тут не было, открытый, и осторожно посмотрел, что происходит внизу. Оказалось, невысокий мужичок с забавной подпрыгивающей походкой седлал лошадь в сани, что находились внизу. Этого мужичка я помнил, за вчерашний день, пока князя караулил, успел всех их изучить, и точно знал, что тот работал истопником в доме, чего это его заставляют лошадь седлать? Вроде конюх этим заниматься должен. Тут стало понятно, зачем его напрягли в работе, в сарай забежал пострелёнок лет восьми, я едва успел отшатнуться, а то он мою голову мог от входа заметить, с той стороны её видно было, и воскликнул звонким голосом: – Дядь Тимоха, там тётка Лукерья велела передать, чтобы ты поленья брал не у лавочника Буда, у него гнильё, а бери берёзу у плотника Полякова. – Сам знаю, – буркнул тот недовольно. Однако мальчишка ещё не закончил. – А ещё она сказала, чтобы не пил хлебного вина. В этот раз боярин точно высечет. – Брысь, – топнул тот ногой, и парень выметнулся из сарая. Я же, лёжа на спине у люка, невольно растянул губы в улыбке, вот он мой шанс не только это подворье покинуть незаметно, но, возможно, и сам город. Да это просто отличный шанс, что давался мне судьбой. Одна створка ворот сарая была полуоткрыта, через неё истопник, видимо, и завёл лошадь да парнишка забегал, вторая закрыта, так что что происходит в сарае, дворня снаружи фактически рассмотреть не сможет, а тот пока ещё лошадью занимался, застёгивая последние элементы упряжи. Этот шанс я не стал упускать. Мягко спрыгнул сверху, перекатом уходя к истопнику, и не успел тот обернуться на шорох, говоря: – Опять ты?.. – как я приласкал его рукояткой боевого ножа по затылку. Удар смягчила шапка, но не защитила хозяина, тот осел, потеряв сознание. Отлично, убивать его я не хотел, другая идея возникла на его счёт, и мне не нужны следы на его теле, синяки да шишки, так что, подхватив его под мышки, я потащил его волоком и уложил в сани. Тот причмокнул в отрубе, но пока так и не очнулся, вроде крепко я его приложил. Дальше сделал так: раздел его, сам разделся, и надел на себя его одежду. В общем, мы поменялись ею. А что, роста мы схожего, очертания фигуры скрадывает зимняя одежда, имитировать его походку я смогу, думаю, сумею уехать неопознанным. Я ещё и платок навяжу на лицо, как будто от морозного ветра защищаюсь. Многие так делали, а в пути вырезали из коры маску и ехали в ней, чтобы лицо не поморозить на ветру. Ещё узкие щели в маске защищали глаза от слепящего снега. Дальше нужно было торопиться, и я не оплошал, сразу рванул наверх и в два захода перенёс все вещи, третьим заходом спустив охапку сена, коей и прикрыл мужичка и свои вещи. Кстати, в рот истопника я сунул кляп, чтобы он шума не издал в полубреду или спросонья, а руки аккуратно куском верёвки связал, тоже чтобы следов не оставлять. Потом, проверив сбрую, я открыл ворота сарая, вывел лошадь с санями, закрыл створки и повёл лошадь в поводу к выездным воротам, шагая характерной подпрыгивающей походкой. Очень похожей, хотя я изображал её, заранее не тренируясь. Открыв ворота, хватило одной створки, вывел сани и, вернувшись, закрыл ворота и вышел через калитку. Никто из дворни, а было пятеро, трое холопов и двое боевых, что тренировались с палками, имитирующими мечи, ничего так и не заподозрил. Я же, устроившись на санях, хлестнул поводьями по крупу молодой кобылки, и мы покатили в сторону торга, всё равно тот туда же направлялся. Я понимал, что от саней и мужичка нужно побыстрее избавляться, но помня, что тот запойный, я собирался купить хлебного вина и силой напоить его бессознательного. Или так, с кнутом потом от хозяина, или нож в сердце, свидетели мне не нужны, а я не хотел, чтобы тот рассказывал, как непонятно как оказался в городе с подворья. А пьяному кто поверит? Только вот сани эти для меня как ширма, и я смогу закупиться на торгу всем необходимым для выживания в зимнем лесу, поэтому я остановился у первой же пивнушки, тут они корчмами назывались, и купил там две бутылки хлебного вина. Кстати, платок я с лица снял, одно дело двор, где друг друга знают, другое город. Ратники, что часто встречались на пути, могли остановить и попросить показать личико, не беглый ли я тать. Беглый вообще-то, но не тать. А так на пацана на санях особо никто и не обращал внимания, тем более я слегка измазал его золой. Нашёл её в кармане старого рваного зимнего кафтана, что снял с истопника. Находка меня не сильно удивила, кафтан тоже был в золе, так что вполне логично было нахождение её в единственном полуоторванном кармане старенького кафтана. Даже странно, что люди довольно богатого думного боярина ходят в рванине, но я посчитал, что он просто надел грязную одежду для работы, где предполагал порвать повседневную, а зачем её портить, если такая рабочая смена есть? Но это только моё предположение, не подтверждённое ничем. Вернувшись к саням, я отъехал чуть в сторону и, откопав истопника, выдернул кляп, тот ещё не пришёл в себя, и стал заливать в его глотку первую глиняную бутылку, содрав воск с горлышка. Я не знаю, как, но тот умудрился не пролить ни капли. Без сознания-то он без сознания, но как прилип к горлышку, так и выдул всё до конца, пока последние капли не стекли, после чего расплылся в блаженной улыбке, нос стал сизым, и мужик захрапел. Я снял верёвки, кляп убрал, дальше уже можно было обойтись без них, и мы покатили к торгу. Кстати, по пути нам встретились сани боярина, пришлось сворачивать на первом же перекрёстке. К счастью, нас то ли не опознали, то ли не заметили, что и позволило добраться до торга. Оставив истопника спать на сене, у того только часть тела торчала, прикрытого одеялом, чтобы богатых одежд было не видно, вроде как тот сани охраняет, а я сам направился на торг, надвинув старенький треух поглубже. На торгу всё же некоторые продавцы, лавочники и купцы меня знали, я тут не раз бывал и много что заказывал необычного, не хотелось бы, чтобы меня опознали, поэтому забавную походку мужичка я убирать не стал, пусть будет, может, и не опознают. Она ко мне внимание привлекала, но и она же меня маскировала. Тем более соваться к тем, кто это сможет сделать, я не собирался, не дурак же так палиться. Первым делом мне нужно было купить зимнюю и хорошую одежду, чем я и занялся. Приобрёл зипун, тёплый, с подшитой утеплённой вкладкой, валенки, ношеную дублёнку моего размера, шапку меховую, ещё случайно нашёл шкуру медвежью, тоже взял. В общем, переодевшись в купленную одежду и изменив снова облик – лицо я оттёр от маскировки и, закинув тюк с одеждой истопника на левое плечо, под правой подмышкой я нёс свёрнутую шкуру, – направился дальше. Наконец с подсказками продавцов мне удалось найти того, кто продаёт охотничьи санки, довольно приличного размера, скорее для взрослого мужика они годятся, таскать их за собой по глубокому снегу, но я решил, что они и мне по силам. Купил. Сложил туда вещи, шкуру снизу, и вернулся к саням. Истопник продолжал храпеть, и никто к саням не подходил, всё на месте, я проверил. Дальше я завернул шубу в одеяло, не очищая её от сена, чтобы получился тюк и никто не понял, какое драгоценное богатство скрывается под одеялом. Всё же шубы, особенно боярские, имеют свой пошив, и их легко определяют, а я не хотел бы так спалиться. К тому же стоят они очень много. Ну и остальные свои вещи убрал. Охотничью рогатину и лук с колчаном сверху положил, как и лыжи. Вот, мол, я охотник. Нож охотничий повесил на ремень, да и обеденный тоже, после чего только занялся истопником, вороша сено, раздел его, освободив от своих одеяний, связал в тюк и спрятал его в вещах на охотничьих санках, потом переодел того в свою одежду и, всунув в руку вторую, нераскупоренную бутылку хлебного вина, вернулся на торг. Всё, дальше истопник пусть сам крутится. Помог мне, но в дальнейшем его помощь мне будет не нужна, я уж как-нибудь сам. А за помощь я расплатился – двумя бутылками вина. Тут на входе бабки торговали пирогами, в ящиках их перевозили, утеплённых сеном, я купил с капустой кусок, ещё тёплый, а к нему у бабки нашлось мясного бульона, вот он был горячим, и тут же при ней спокойно, но быстро поел. В желудке появилась сытая тяжесть, и по телу стало разливаться тепло. Хорошо-то как. Подумав, я купил сразу два пирога с капустой, они четвертинками нарезаны были, тут у соседей приобрёл небольшую корзинку, туда мне их и уложили, завернув в полотенце, его тоже пришлось приобретать. У этой же бабки я выкупил два полных кувшина с мясным бульоном, по полтора литра каждый, а также с десяток варёных яиц, и это всё убрал в корзину, а её в санки. После этого углубился дальше в ряды. Сначала я заглянул к кузнецам, приобрёл там два медных котелка, один на два литра, другой на три. Тут же взял и сковороду, кстати, моего бывшего производства. Миску подобрал, ложку и стакан, все оловянные. Поискав, отобрал неплохую лопату, в пути может пригодиться, но края железом не обиты были, чисто для снега. После этого направился в продовольственные ряды, где взял пять кило разной крупы, плюс сверху два кило риса, самая дорогая покупка у меня. Редкость большая. Также купил дополнительно кило сала, в этот раз копчёного, сухарей кило три, половина в виде лепёшек, одну краюху свежего хлеба, ну и взял ещё горшочек мёда, травяной чайный сбор тоже взял. Бутылку хлебного вина, но это для согрева и растирки. Соли и перца мешочек не забыл. После этого направился в следующие ряды, буксируя санки за собой. Тяжеловаты стали, причём заметно, но буксировал спокойно, поглядим, как на глубоком снегу те будут себя вести. Вот в рядах, где были купцы, что торговали тканями, я взял кусок парусины, три на три метра, плотная ткань для навеса тоже годилась, но я накрыл ею всё, что находилось на санках, и приобретённой тут же верёвкой увязал, теперь точно ничего не вывалится, даже если санки лягут набок. Однако это не всё, я ещё такой ткани взял, шесть на семь метров, свернул в тюк, вдруг лагерь в лесу разобью, да не вдруг, разобью, для шатра понадобится. На этом всё, остальное у меня было, так что, покинув торг, я стал буксировать санки дальше. Чтобы освободить плечи и руки, я перекинул петлю верёвки на пояс и так шёл, а санки буксировались за мной. Руки теперь свободны. Не успел выйти к замёрзшему порту и реке, а уходить я решил на тот берег и дальше в лес, как заметил суету людей. – Что случилось? – спросил я пробегавшего мимо невысокого мужчину в одежде мастеровых. – Благодетель наш едет, сам князь Василий Дмитриевич, – успел прокричать тот, пробегая мимо. А это шанс. Можно и не возвращаться, чтобы доделать это важное дело. Никакого преклонения перед тем, что Василий местный правитель, я не испытывал, как уже говорил, у всех кровь красная, так что решил сразу разобраться с ним, сделал и забыл. Поэтому, определив, откуда и куда едет процессия, а сегодня были похороны князя Вознесенского, тот, видимо, в церковь направлялся на отпевание, по времени сходится, обед близился, поэтому, подскочив к ближайшей лавке, я попросил продавца присмотреть за санками. Мол, никогда князя не видел, хочу посмотреть, так что тот обещал приглядеть, ну а я рванул в сторону процессии, приготовив нож засапожный, баланс неплохой, спрятал его в рукав. Добрался нормально, в первые ряды мне не нужно, так что, скрывавшись за спиной крупного мужика в одеждах ратника, я дождался, когда Василий будет проезжать мимо, узнал его, несильно изменился, только слегка постарел, и, убедившись, что в мою сторону никто не смотрит, место удобное, метнул нож. Расстояние в двадцать пять метров, сложно, но я попал в глаз, и пятнадцатисантиметровый клинок вошёл, куда нужно. После крика «Убили!» я, как и многие из толпы, рванул прочь, и мне удалось утечь, несмотря на то что поначалу растерявшаяся охрана пыталась организовать кольцо и не выпустить людей, чтобы не дать убийце уйти, раздавая удары кнутами направо и налево, а я ушёл. Добравшись до лавки, посмотрел на продавца большими испуганными глазами и трясущимися губами сказал: – Там князя убили. Я не видел, но крик слышал. Все тикать, и я тоже побежал. Продавец так разволновался, что забыл стребовать с меня плату за охрану, верёвки были не тронуты, поклажа на месте, так что я накинул петлю и побежал к порту. Мне удалось уйти, хотя патруль на реке всё же остановил. Но мельком осмотрев, старший у ратников спросил: – Что там за волнение в городе, не знаешь? – Говорят, князя Василия Дмитриевича убили. Может, брешут, а может, и нет. – Да ты что? – разволновался он и тут же скомандовал: – За мной! Ратники побежали в сторону одной из улиц, а я, выйдя на лёд, энергичным шагом направился вниз по реке, после чего ушёл в лес. По льду уже проскакало несколько вооружённых всадников, некоторые осматривали путников, двое остановили обоз, что шёл от Москвы, но меня это уже не касалось, я ушёл в лес, в самый бурелом. Кстати, яйца из корзины я, ещё покидая лавочника, убрал за пазуху в свёртке, чтобы не помёрзли, остывшие пироги-то их уже не грели. Пироги ладно, их на костре и сковороде разморожу и согрею, как, впрочем, и мясной бульон, что наполовину в лёд превратится, наполовину в холодец, а вот с яйцами сложнее, морозить их я не хотел, в пути они мне ещё пригодятся. На ходу можно доставать, чистить и есть, неплохая поддержка жизненным силам. По лесу с санками, да ещё такими крупными, действительно оказалось идти очень сложно, и я взопрел, пока приноровился. Найдя подходящее место, густой бурелом, снял покрытие на санках, достал тюк с моей прошлой одеждой, собираясь зарыть её в снег и забыть, а потом задумался – а чего избавляться от хорошей одежды? И убрал обратно, вдруг ещё пригодится, да и по весу не так сильно она влияет на скорость движения. Ещё на ходу я сожалел, что у меня нет собаки, а на торгу купить не смог, не продавали взрослых псов. Из-за работы по бизнесу Тарзан мой стал обычной дворовой псиной. Никаких уроков я ему не давал, брехал много, я уже и внимания на него не обращал, а сейчас пёс нужен. А так пока шёл по лесу, то внимательно оглядывался по сторонам, изредка замирая и вслушиваясь в лес. Он предупредит, если рядом будут чужие. Шагал не с пустыми руками, за спиной лук с колчаном, но в руках рогатина, самое предпочтительное средство нападения и обороны в лесу, крепкое древко, стальной наконечник из оружейной стали, и против татя, и против медведя с таким можно легко выйти. Но лучше как-нибудь обойтись. Мне как-то князь Вознесенский по этому поводу хвастался, мол, у него у всех рогатин наличных наконечники сделаны из оружейного железа. Хоть на охоту, хоть в бой, вот я у него такую рогатину и позаимствовал, думаю, он не в обиде. Хех. А вот по поводу серебра я серьёзно задумывался. Нужно где-то эту посуду спрятать, не постоянно же с собой таскать? Вот только где? Надо подумать. Дерево, то же дупло, не вариант, чёрт его знает, когда я вернусь, чтобы забрать, упадёт дерево, сгниёт, и найдут мои сокровища. Я свой схрон с кунами и гривнами, что делал после возвращения из Коломны, уже посещал, забрал всё. Большая часть золота схоронена там же, с тем, что я получил в оплату за свои недавние продажи. Вот под водой спрятать, у берега, это неплохая идея, я так в тайнике несколько дней назад и утопил все свои накопления в золоте и серебре. На Москве-реке тот заливчик, скрытый ивами, мне был хорошо знаком, а я там рыбачить любил, полынью заранее пробил, три метра глубины, песчаное дно, так что когда с деньгами туда проехал, легко пробил нетолстую корку льда и отправил сундучок на дно. Сверху толстое кольцо было, если нырять, можно зацепить крючок, а потом поднять в лодку. Так почему сейчас так же не поступить, сервиз в мешок, и на дно? Главное, чтобы дно песчаным было, донырнуть можно, а дальше достану, когда понадобится, я в себе был уверен. Жаль, не лето сейчас, прикопать нельзя, так надёжнее, но и под водой спрятать, на мой взгляд, тоже неплохо можно. Углубившись в лес на полкилометра, я ещё и дорогу лесную пересёк, только не езженую, следов не было, видимо ею пользовались только летом, телегами, я нашёл неплохой распадок, а тут овраг был, хорошая защита от возможного ветра, оставил санки наверху и, спустившись, стал очищать лопатой место для лагеря. Потом спустил санки, аккуратно, чтобы не перевернуть, и стал разбивать лагерь. Топориком нарубил сухостоя, а я видел высохшее дерево, и, вернувшись по своим следам, нарубил крупных веток, хватит на костёр, вернувшись, очистил от снега место, стараясь делать побольше, и, нарвав мха, а также накрошив коры, развёл крохотный костерок, с трудом, видимо кресало отсырело, но я справился. Дальше, подсовывая ветки, из крохотного костерка получил достаточно неплохой костёр. Сделав треногу, протёр снегом сначала, а потом повесил двухлитровый котелок, тут нормальные дужки были, вывалил в него куски замёрзшего бульона из одного из кувшинов и поставил разогреваться. После этого срубил четыре слеги, установил на распорках, наложил по бокам палок, как основу ската, и накрыл парусиной. Палатка готова. Сняв котелок с костра, он уже парил, скоро закипит, я достал пирогов и, положив на сковородку, пододвинул поближе к костру. Жаль, камня не было или чего-то подобного, пришлось на две ветки класть её. Пока две четвертинки пирога тоже разогревались, я сбегал к хвойным деревьям. Неподалёку начинался ельник, три раза бегал, нарубая лапник и укладывая его в платке, хороший слой уложил. Потом медвежью шкуру расстелил, и лежанка готова. Ужинал я, уже когда окончательно стемнело, хорошо поел, заодно и пять оставшихся варёных яиц доел. Сальца не забыл, всё же подобный жир хорошо помогает на холоде. Даёт ту энергию организму, что ему необходима. Потом я ещё часа два рубил сухостой, срубив все ветки у дерева, а оно покосилось. Даже до верхушки достал, окончательно уронив, и собрал солидную горку дров в запас. Так и сидел у костра на санях до вечера, подкидывая ветки, и грелся, и думами занимался. Всё же без собаки очень трудно в лесу, хотя и не говорю, что невозможно. Пока спишь, та в ногах лежит, и греет, и охраняет, поднимет раньше, чем опасность приблизится к лагерю. Очень удобный помощник и напарник в походе. В ближайшую деревню я не сунусь, опасаюсь, но уйдя подальше, всё же зайду в какое село или деревню, буду искать собак на продажу, может, у кого подросшие щенки есть, выкуплю, но всё же взрослая собака лучше. Особенно обученная. * * * В этом овраге я три дня провёл, и на четвертый, когда стемнело, покинул его, буксируя сани за собой. Вывел на лёд реки и направился по ней дальше, двигаясь рядом с санным путём, тут по реке обозы ходят. А время движения я выбрал обдуманно, днём меня все видят, можно по лесу идти, чтобы оставаться незамеченным, но двигаться по нему сложно, а вот ночью преимущество у меня, тем более ночь сейчас длиннее дня. Даже лыжи снял, в валенках по льду удобнее. Сам я эти два дня провёл в овраге благополучно, пару раз вдали слышал волчий вой, но меня это не коснулось, лагерь я покидал всего пару раз. В первый раз на лыжах просто прогулялся по округе, во второй, прихватив сервиз и добравшись до найденного лесного озера, пробил полынью топориком, пришлось несколько рубить, пока дно меня не удовлетворило, и отправил его в мешке на дно. Тут метра два, дно крепкое, долго пролежит. А потом просто пережидал, готовясь к дальнейшему движению, на охоту не ходил, того, что имелось, хватало, вместо мяса сало в похлёбку добавлял, когда пироги и бульон подошли к концу. В общем, отлично всё получилось. А сегодня перед выходом сварил кашу на сале, поел, остальное накрыл материей и убрал в сани. Пусть проморозится, когда остынет, так мне не сложно разогреть на костре. Зато сколько времени на готовке сэкономлю. Шагалось легко, я слегка опирался на рогатину, она у меня как третья нога, дополнительная опора, всё же лёд, скользкие участки случаются, так что помогала хорошо. Иногда ноги скользили, я и не мог сдвинуть санки, а с ней шёл вполне нормально. Через три часа пути я остановился перекусить и передохнуть, как заметил первые сани, что выворачивали из-за поворота реки. Похоже, обоз идёт, и немалый. Хорошо, я к берегу подошёл, к голым кустам кустарника, за ним можно укрыться, тут поля вокруг были, поэтому, вскочив на ноги, я тут же утянул сани за кустарник, найдя проход, а точнее, проложив его, аккуратно ломая ветки, там я бросил шкуру на снег рядом с санями, лёг на неё и, продолжая снедать, подсохший зачерствевший хлеб с нарезанным копчёным салом и дольками лука с чесноком, с интересом наблюдал за обозом. Да уж, длинный, почти сорок саней, да при двух десятках всадников охраны, ещё сколько-то на санях ехало или рядом шло. Торговый обоз, это видно, насмотрелся уже, не спутаешь. Вполне возможно, они не успели до темноты, но я сомневаюсь, скорее всего, посчитали удобным идти именно ночью, а не днём. Февраль уже, солнце хорошо светит и слепит, отражаясь от снега, а ночью одно удовольствие идти. Видно всё хорошо, лишь что вдали теряется в сумерках, не разглядеть, я так и смог уйти незамеченным, иначе увидели бы издалека. Обоз прошёл, а чуть позже и я вышел на лёд, посмотрев, нет ли запоздавших, но река была пуста, и направился дальше. Кстати, направлялся в сторону Нижнего Новгорода. Туда мой путь лежал. Возможно, он будет проходить не только по рекам. Я понимаю, что по ним путь фактически лежит открытым, двигаясь по льду, прокладывать в сугробах путь не нужно, ну разве что в снежных наносах, они иногда встречались, торосы бывали, но эти реки шли не по прямой, близкое описание их русла – как бык нассал. Поэтому пути срезали напрямую, и чтобы не делать лишний крюк, шли по полям и лесам, экономя на этом день-два. Бывало на таком наземном пути встречались крупные сёла или небольшие городки, и часть товара купцы сбывали там, что также являлось хорошим подспорьем для жителей таких населённых пунктов. Однако в отличие от купцов, я никуда не спешил и вполне мог двигаться по рекам, я упивался своим одиночеством и тишиной, красотой природы вокруг. Я мог где-нибудь встать и стоять, любуясь очередным уголком природной красоты, и это могло занимать разное время – от получаса до часа. Пока не замёрзну. Эти три дня были у меня самыми счастливыми с момента, когда я покинул постоялый двор Андрея Евсеевича. Те полтора года у него тоже были для меня вполне счастливыми, я бы назвал их счастливым и беззаботным детством. И чего ушёл от него? Надо было задержаться ещё на годик-другой. Хотя если я найду себя в таких вот путешествиях, то, может, это и станет смыслом моей жизни? Эти три дня мне понравились, почему и дальше будет не нравиться? Так размышляя, я уходил всё дальше по льду Москвы-реки в сторону её впадения в Оку, где находилась Коломна. Однако я тут прикинул, не хочу я к Коломне идти, если меня будут искать, то первым делом к матери Тита наведаются. С другой стороны, если они в беду попали, а я не знаю и мимо прошёл? В общем, чтобы успокоить свою совесть, я решил заглянуть в город, также под внешностью молодого охотника, разузнаю всё и не выходя на контакт, там по ситуации, может, и до контакта дойдёт, а потом уйду дальше. Я пока в Нижнем решил обосноваться, а там посмотрим. Дождусь лета и начну путешествовать. Меня ведь культура не только Руси интересует, но и других стран, я хочу в Японии побывать, в Китае, или, как эту страну называют, «За Стеной». Может, в Индию удастся заглянуть, а то я там раз пять бывал в прошлом теле, да больше для отдыха, снимая бунгало на Гоа. Вот немытая Европа и иже с ними не интересуют совершенно, в Африку тоже загляну, интересно же. Подготовиться к этому нужно хорошо. Например, сделать-таки нормальные ружья и пистоли, тут не только физическое поражение метательным снарядом, но и психологический эффект от грохота выстрела, который пугает аборигенов куда больше, чем сам факт попадания пули. Я помню, что у меня ранее в арсенале были ружья и пистоли, но я так и не провёл модернизации, хотя вся моя охрана была вооружена ими, больше чтобы подать сигнал, чем как реальное оружие. Я просто подумал и решил, что такое серьёзное оружие, с кремневыми замками, слишком рано давать местным, тем более иностранцы быстро своруют идею, и временно отложил свою задумку по модернизации. А вот себе сделать подобное оружие, четыре пистоля и одно ружьё, чтобы стрелять картечью, это можно. В путешествии оно мне всяко пригодится, хотя я больше полагаюсь на лук, ружьё – это оружие последнего шанса. Думаю, он у меня тоже когда-нибудь настанет. Гадать не стоит, а лучше заранее подготовиться к неприятностям. Тут мои размышления были прерваны странным явлением, замеченным вдали, которое чуть позже было опознано мной не как северное сияние, а простое отражение отсвета костра ото льда. Смотрелось очень даже симпатично. Надо подкрасться, посмотреть, кто там на берегу реки костры жжёт. Оставив санки в стороне, тут торос был, видимо начавшую подмерзать реку накрыло шквальным ветром и лёд быстро разбило им, и тот стал наползать друг на друга, потом снова мороз, и так на зиму торосы заморозило. Вот за таким укрытием санки я и оставил, надел лыжи, а я хотел подойти к лагерю неизвестных путешественников со стороны леса и направился к нему. В этом месте берега заросли лесами, поля закончились километрах в четырёх позади. Лес помог мне подкрасться к лагерю, рассматривая его издалече. У костра прогуливался часовой, изредка выходя на берег и изучая пустынные пространства реки. Кстати, подкрадываться пришлось с подветренной стороны, у обоза, а это точно были купцы с одиннадцатью санями, была сторожевая собака, что дремала на подстилке у одних саней. Я бы её и не заметил, но та сама подала голос, гавкнула вполголоса спросонья, подняла голову, принюхиваясь, а потом снова уснула, видимо почудилось ей что-то. Люди спали на лапнике и на шкурах, укрываясь такими же шкурами, грея друг друга, ногами к костру, что также подогревал их. В общем, передо мной был типичный лагерь опытных путешественников, которых ночь застала в пути. Причём, судя по виду небольшого укрытия на опушке на берегу, этим местом пользуются обозы и другие путешественники не раз. Лизнув палец, я поднял его и нахмурился. Погода меняется, похоже, скоро буря ожидается, с вьюгой и всеми остальными малосимпатичными природными эффектами, за которыми лучше наблюдать через окно тёплой избы, чем вот так на природе. Похоже, у меня мало времени. Быстро прикинув все варианты, я решил, что вот так пережидать ненастье лучше, если рядом будут люди, которые, если что, смогут прийти на помощь, поэтому решил присоединиться к обозникам. Быстро пробежавшись по своим следам обратно на реку, я вернул лыжи на санки и потащил их к лагерю. Часовой сразу меня заметил, как я уже говорил, тот изредка выходил на берег, осматривался, то есть вёл себя правильно, но будить никого не стал, видел, что я один, и сразу определил, что идёт юноша. А когда подошел к берегу, я решил проявить вежливость: – Здрав будь, добрый человек. Разрешишь лагерем встать рядом? Хочу переждать непогоду. – И ты здрав будь, путник, – кивнул тот. – Думаешь, непогода будет? – Да, и очень сильная, укрытие надо делать. – То-то я чую, как сильно подморозило. Но вроде всё тихо, даже ветер стих. – Это перед непогодой бывает, скоро начнётся. – Хорошо. Места тут много, выбирай что по нраву. – Я там под деревьями встану, – указал я в дальний угол поляны и дал понюхать подбежавшей собаке руку, мы разбудили её своим разговором. Впрочем, не только её, откинув край шкуры, завозился и встал лежавший с краю мужчина, что хрипло спросил: – Тимофей, что там малец треплет, что за непогода надвигается? – Батька Тарас, похоже, парень не шутит, я и сам чувствую, что-то идёт, а вы знаете, как мои раны на непогоду болят. Вот и пёс тоже тревожится. Этот мужичок, которого назвали Тарасом, снял с треноги чайник, тот неподалёку от костра висел, и сделал несколько глотков горячей воды из носика, после чего стал будить людей. Причём, судя по разговорам, я понял, что тот не старший в обозе, а старший охраны, он ещё перед купцом отчитывался, что дал добро на его действия и сам стал помогать. А что с краю лежал, так то жребий выпал. Сам я поглядывал за обозниками, уже обустраиваясь на выбранном месте. Тут небольшая низина была, и снега надуло. Достав лопату, я быстро расчистил место для шатра. Причём не просто откидывая его, а прорезая квадратами, снежными кирпичами, и откладывая в сторону штабелем, после чего передал её подскочившему обознику, они тоже расчищали место и рубили лапник с другой стороны поляны на берегу, сооружая шалаши, и, прихватив топорик, быстро направился к дальним елям. Кстати, весь низ у них до меня обкорнали на лапник, сколько тут обозов было, пришлось подальше уходить. Я там и ветки длинные для основы шатра нашёл, слеги, и волоком притащил в лагерь вместе с охапкой лапника. Мне не помогали, обозники делали не несколько шалашей, как я думал, а один большой, что мог вместить до тридцати человек, с местом для очага в центре. Руководил всеми тот самый начальник охраны и, судя по его словам и комментариям к проделанной работе, дело тот своё знал туго, руководил правильно и как строить такие шалаши знал отлично. А я сбил каркас, увязывая слеги верёвками, упёр в землю боковые планки, привязывая их сверху к слеге, с просветом в ладонь между ними, да и накрыл парусиной. Хватило хорошо, даже вход мог захлопнуть. Потом внутри лапника накидал, но к противоположной стенке, у входа оставил свободную землю. Уже ветер поднялся, с ног ещё не сбивал, но трепал одежду хорошо. Санки я поближе подтащил, шкуру медвежью в свой шатёр убрал, расстелив её, а потом стал брать снежные кирпичи и делать кладку вокруг шатра, поднимая её всё выше и выше. До пояса хватило, дальше лопатой, мне её уже вернули, стал накидывать снег на бока палатки, делая снежную гору, кладка как основа была. Я ещё лопатой трамбовал этот снег, чтобы тот укрепился и застыл. Получилось как дом эскимосов – иглу. Это встретило полное понимание у начальника охраны обоза, тот даже похвалил меня, когда подходил знакомиться. Я представился свободным охотником из-под Москвы, иду на Муром. Однако три десятка здоровых мужиков закончили за этот час свой шатёр быстрее, чем я, но у них ещё лошади были, и вот дальше занимались навесом для них. Стены из снега делали, оттого и нужна была лопата, а сейчас шустро укладывали ветки и лапник на крышу. Сам-то я со снегом тоже закончил, от холода и ветра защитит, но теперь побежал в лес за дровами, волоча за собой пустые санки. Я собирался небольшой костерок разжечь у входа внутри укрытия, тут и готовить, и греться. Кто его знает, сколько непогода будет длиться, запас солидный нужно сделать. Все вещи и припасы я уже занёс в палатку, но вот с хворостом было плохо, все, кто тут лагерем раньше стояли, всё подобрали и срубили, поэтому я ушёл далеко, но вязанку большую, от которой санки проваливались и спина ныла, а я ещё вязанку на себя нагрузил, собрать смог и вернулся обратно. Сделал три ходки. Должно хватить. Часть хвороста уложил в шалаше, остальное справа от входа стопкой. В последнюю ходку уже совсем худо было, едва нашёл поляну с лагерем, вьюга чуть не запутала меня, не закружила, сбивая с пути. Дальше забрался в свой шатёр, вход санями подпёр, положив их набок, лишь оставил сверху небольшое отверстие, чтобы дым уходил, и стал разжигать костёр. Поначалу дело не ладилось, однако я заранее запас сухой древесной пыли, мха и тонких веточек для розжига в санях возил. Так что костерок разжечь смог, а потом уже нормальный костёр, но небольшой, помнил, где нахожусь. Предварительно мне пришлось очистить землю от всего, а потом топориком рубить землю для ямки. Всё, что нарубил, выкинул подальше от входа, но место для очага глубиной сантиметров двадцать было готово, даже согрелся. Дым уходил в дымоход в складках шатра наверху, пришлось снегом их протереть, чтобы в тепле намокли, а то углями могло прожечь, а я, сидя на шкуре, срезал стружки с ветки и стал делать одну ногу треноги с вырезанной рогаткой. Сделал одну, потом вторую, а снаружи уже настоящая буря была, не выйти, сдует, вон, если бы я не накрыл свой шатёр снегом, его бы тоже сдуло к чёрту, а так нормально, только слегка шумно. Сделав треногу, я достал ледяную промороженную кашу и повесил её над костерком, и почти сразу рядом – набитый плотно утрамбованным чистым снегом двухлитровый котелок, травяного настою потом попью, с мёдом. Горячего хочу. Поужинал я нормально, костёр подсушил за это время ямку, не шипела та мокрой промороженной землёй, вытаивая её. В общем, нормально. Единственно, о чём я подумал, желательно с собой возить жаровню, вот так на голой земле, где раньше снег лежал, костры разводить настоящая мука, часто гасли, и приходилось раздувать. Ладно, на улице это происходило, но в укрытии, как сейчас, сплошной дым, и под першение в горле и слёзы из глаз приходилось раздувать угли, подбрасывая ветки посуше. С жаровней такого нет, и насколько она облегчит жизнь, я теперь понимал отлично. Да даже простой железный лист и то хорошо было бы, положил на две палки, чтобы до земли не доставал и разводи костёр. Обязательно куплю, как окажусь на первом же торге. Каша стала подгорать по бокам котелка, уже шипела жиром и таявшей водой, что кристалликами замёрзла в ней. Убедившись, что уже можно её ковырять, я так и сделал, достал сковороду и стал укладывать на неё куски каши, дальше та продолжала таять на сковороде, я хорошую горку наложил, есть хотелось. Полкотелка как раз уместилось, остальное прикрыл полотенцем и отставил в сторону в угол у входа. Это на утро, завтракать буду. Когда каша была готова, шкворчала на сковороде, я снял её с углей, чихнув в сторону от попавшего в нос дыма, и, отсев на край шкуры, положил сковородку перед собой и стал неторопливо есть. Прямо так ел, перекладывать кашу в миску я не стал. Сухари у меня ещё были, вот и хрустел ими с кашей. А потом и вода закипела, полтора литра вышло. Сыпанул внутрь заварки, и пока та доходила, я кашу доел. Убедившись, что искры на расстеленную медвежью шкуру не попадают, до неё от костра около метра было, я пробрался к своим вещам, а они горкой были свалены у противоположной стенки укрытия, и стал разбираться с ними. Даже дублёнку скинул, убежище прогрелось, тепло стало. Тюк с боярской шубой раскатал, мне нравилось спать в ней, отлично грела, но сейчас отложил в сторону. Рогатину положил так, чтобы сразу под рукой была, как проснусь. С лука снял тетиву и убрал в сторону, как и колчан со стрелами. Топорик тоже под руку. Остальное перебрал и уложил стопками по левому борту укрытия, с правого осталось чуть больше метра, как раз мне улечься, вытянув ноги. После каши чувствуя приятную сытость, хорошо поужинал, я попил чаю, заедая ложкой мёда, и, довольно похлопав себя по животу, стал готовиться к отходу ко сну, а чего ждать, тем более сам устал и глаза от сытости слипались. Гасить костёр я не стал, тем более там уже одни почти прогоревшие угли оставались, я дождался, когда они окончательно прогорят, потушил снегом ещё тлеющие, после чего, убедившись, что костёр потух, лишь слегка теплом отдаёт, закрыл дымоход, оставив едва видимую щель, чтобы было чем дышать, и, завернувшись в шубу, спокойно уснул. Как-то сразу, как будто свет выключили, и шум ветра, от которого даже моё убежище тряслось и как будто шаталось, но это лишь иллюзия, не помешали мне в этом. * * * Первые сутки я ещё надеялся, что вьюга ненадолго зарядила, а на вторые понял, непогода и не думала стихать. В туалет, а приходилось, я ходил с опаской, обвязываясь верёвкой, которую привязывал к санкам, что стояли у входа. Далеко не ходил, за шатёр, и там делал, что надо. Не в палатке же, хотя такая мысль мелькала, очень уж неуютно было выходить. Но ничего, кутался в боярскую шубу, она непродуваемая была, хотя и тяжеленная, и ходил, когда приспичит. Еда пока была, хотя запасы и подходили к концу, но на неделю, если растянуть, точно хватит. Что с моими соседями, я так и не знаю, как-то отрезан был от внешнего мира, ни криков, ни какого другого шума не было. Идти к ним я сам не хотел, тут по прямой метров сто. Чуть собьёшься с пути, и всё. Не только их, своё убежище не найдёшь. Так что я не рисковал, пережидал, чтобы хотя бы немного поуспокоилась снежная круговерть. Думаю, и обозники поступили так же. На второй день, когда я в очередной раз выбежал на улицу, чтобы отлить, приспичило, это меня так с чая каждые два часа до ветру гоняет, я неожиданно почуял прикосновение к моей руке с рукавицей. Отпрыгнув с испуга в сторону, я присмотрелся, а в руку тыкался мокрым носом облепленный снегом и уже коркой льда на шкуре знакомый пёс. Тот самый, обозников. Похоже, у них что-то случилось, но я надеялся, моя помощь не понадобится, так как откровенно опасался уходить далеко от своего снежного домика. Не было у меня верёвки такой длины, чтобы до другого края поляны хватило. – Напугал, зараза, – пробормотал я, мысленно унимая и успокаивая бившееся сердце. Адреналина я, конечно, хапнул, и ведь топорик с рогатиной в домике остались, хотя в первые выходы обязательно брал их с собой, а дальше не опасался, кто в такую непогоду из укрытия будет выходить? Как оказалось, нашёлся такой четвероногий безумец. Я погладил пса, скорее потрепал его, и пригласил с собой, на что тот легко согласился и шёл, прижимаясь к моей левой ноге. Свернув страховочную верёвку, что тянулась за мной, я залез в убежище, тут ползком надо, на карачках, да осторожно, чтобы не уткнуться лицом в костерок, потом запустил пса и, закрыв вход, посмотрел, как тот устраивается на краю медвежьей шкуры, пса била крупная дрожь, и судя по тому, как он жадно принюхивался к похлёбке, он очень хотел есть. Сам-то я уже поел, похлёбки ещё на два раза было, но почему бы не покормить пса? Может, потом, когда ненастье спадёт, я выкуплю его у хозяина, если мы за это время подружимся. Вот и посмотрим, а там решим. Дотянувшись до корзинки, я достал из неё кувшин, тот самый, где ранее хранился мясной бульон, они у меня так, без надобности лежали, но не выкидывал, вдруг где пригодятся. И ведь пригодились, в один кувшин, отмыв его от жира и высушив на костре, я из мешочка пересыпал соль, смешанную с перцем, а то та отсырела, пусть в горшке хранится. Тем более я потом её в этом же горшке и подсушил. А второй ничего, тоже отмытый, но пока я его ни к чему не присобачил. Почему бы из него не сделать миску для пса? Тут всего и надо, что срубить горлышко, и готова плошка. Вот этим я и занялся, достал нож и стал чиркать по краю снизу горлышка, размечая края будущей плошки. Потом стал нажимать сильнее, прорезая тонкую бороздку, и так дальше, прорезая всё глубже и глубже. Когда я решил, что хватит, в одном месте острие ножа вошло в миску, прорезал-таки. Ну, а дальше срезать и подточить края, чтобы не резались, было недолгим делом. Час возни, и вот плошка готова. На коленях слой глиняной пыли от моей работы и срезанное горлышко. Почистив миску снегом, я налил туда похлёбки на копчёном сале и накрошил немного сухарей из лепёшки, у меня и у самого запас небольшой, экономлю, после этого поставил на землю у края медвежьей шкуры, и пёс стал с жадностью есть. Похлебка тёплой была, даже не горячей, ел-то я часа два назад, успела остыть, поэтому я так спокойно её и дал. А горячим нельзя псов кормить, у них от этого нюх теряется. Пусть не на всегда, но и кратковременно, сутки-двое, это тоже плохо. Когда пёс поел, то вопросительно посмотрел на меня, явно прося ещё, но я сказал: – Хватит, и так литр похлёбки выхлебал, имей совесть. Давай лучше я тебя проглажу. Пока я делал миску, пёс успел оттаять, а у меня благодаря очагу было тепло. И даже подсох. С тоской посмотрев на миску, что я протёр снегом и отставил в сторону, пёс с интересом наблюдал, как я из ветки делаю самодельный гребешок, а потом я стал его расчёсывать. А то волоски слиплись, после того как шерсть просохла. Нормально, расчесал, причём так, что недовольный пёс стал вылизываться. Я же с интересом его рассматривал. Тот был среднего размера, не крупный, но и не маленький, можно сказать, обычный дворовый пёс, похожий на героя фильма «Белый Бим Чёрное ухо». Тоже белого окраса с несколькими чёрными пятнами. Правда, на ухе не было, но полморды чёрные. Шерсть густая, симпатичный и явно молодой пёс. Неплохо было бы его заполучить, так что я был преисполнен надежд. Пёс к тому же оказался вполне понимающим, когда я убедился, что костёр погашен, а у меня не было помощника, чтобы ночью следил за ним, и стал укладываться спать, то указал псу на место в ногах, и тот правильно всё понял, лёг, где я его уложил, и, положив голову мне на ноги, закрыл глаза, да и я заснул, завернувшись в шубу.