Следующие два дня я был неуловим для помредактора и других посыльных с радио. Тут действительно меня сложно поймать, если только в школе или поздно вечером, когда я возвращался домой. Только эти два дня были выходными. В субботу укороченный учебный день, а в воскресенье мы вообще не учились, и я спозаранку убежал по своим делам. Ну а то, что меня ищут, узнавал от родственников или знакомых. Только не обращал внимания, дел действительно накопилось столько, присесть некогда. Это я будущие дни освобождал, уговорят ведь, вот и бросился на максимум дел, чтобы подосвободиться. Поймали меня, конечно, в понедельник, в школе. Это была отчаянная попытка, последний учебный день, вот-вот наступит Новый год и в школах начинались каникулы. Видимо, представив, что меня в эти дни вообще отловить будет невозможно, пустили вперёд тяжёлую артиллерию. В этот раз приехал сам главный редактор, с которым мы успели за всё время сотрудничества неплохо сдружиться. Хороший дядька. Вот он меня и уломал всё же на сегодняшнее вечернее выступление, мол, трубы горят. Сверху уже не приказывают, а откровенно угрожают. Да и как иначе, в пятницу объявили, что вечером будет моё выступление, а тут раз, отменили, и всё – молчок. Приказ сверху был спущен, так извольте выполнять, иначе на них обрушатся все те кары, о которых только слышали. Так что дирекция радио было поставлена в такую позу, что не выполнить приказ они просто не могли, и сегодня был тот самый крайний срок, что им дали. В утешение мне сообщили, что чиновник, который спустил приказ гнать меня ко всем чертям и запретить мои выступления, наказан. Правда, как именно – я не знаю, мне об этом не сообщали, да и главный редактор, похоже, тоже был не в курсе, кроме самого факта. Но обнадёжил, больше палки мне в колёса ставить не будут. Зато тот знал, из-за чего чиновник проявил ко мне такое неприятие. Да тот самый раскритикованный мной мэтр попросил, они родственниками оказались, чиновник и нажал на все доступные рычаги. Вот ему, похоже, за это по рукам и надавали. Чудо будет, если он вообще на своём месте усидит. Мы ударили по рукам, договорившись о времени, когда я подойду со своими музыкантами, поскольку обговорили, что я буду выступать со своими. Более того, сверху спустили приказ: цензуры нет, заранее прослушивать нас, как ранее, не будут. Про список запрещённых песен главный редактор уже знал, как и то, что теперь им дали ход, хоть и в разовом исполнении. Раз сказали, что прозвучат только один раз, значит, так и будет. Когда главред уехал, я закончил уроки и побежал по своим, предупредить чтобы готовились к вечернему выступлению. Некоторых пришлось успокаивать, это мне привычно вещать на весь Союз, а на некоторых накинулся мандраж, поджилки затряслись. Надеюсь, не сфальшивят. Мама обещала быть на месте к нужному часу, сразу после своих уроков подойдёт, я застал её дома во время кормления Кирилла, тут повезло. Ну а сам занялся делами и подготовкой. Пять месяцев спустя. 6 мая 1942 года. 20 часов 37 минут. Москва. Улица Тверская. Здание Всесоюзного радио – …и мне пора заканчивать сегодняшнее выступление. По уже сложившейся за эти месяцы традиции, заканчиваем мы передачу исполнением песен. Однако сегодня будет исполнено не две, как это обычно было, а шесть. В прошлую передачу я об этом уже говорил, как и перечислял названия песен. Передачи у меня раз в неделю, и исполнители, которых сам я подбираю для выступлений, исполняют по две песни. Ну а сегодня заключительный день, из-за чего и будет исполнено шесть песен. На лето я прекращаю выступления. Диктор, с которым мы за это время хорошо спелись и понимали друг друга по движению или мимике, кивнул и перехватил слово: – Да-да, вы не ослышались, дорогие товарищи радиослушатели, Александр хоть и школьник, но человек ответственный и вступил в Гражданский речной флот, он будет доставлять грузы по рекам. И завтра судно, на котором Александр будет нести службу до конца навигации, покидает порт. Конечно, мы просили его остаться, но тут наш молодой друг стоял твёрдо на своём решении. – Я завербовался на речфлот ещё до первых выступлений и не хочу нарушать данное слово. Надеюсь вернуться осенью, с новыми впечатлениями и новыми юмористическими рассказами для передач, что проходят дважды в неделю. Однако за эти месяцы я так привык к вам, что не хочу оставлять вас на такое долгое время, но ничего не поделать. И чтобы не тянуть время, наши уважаемые исполнители торопятся, закончу нашу передачу первой парой весёлых песен. Одна называется «Гадалка». По названию, думаю, вы догадались о ком она. Вторая больше мои фантазии. Такие песни уже встречались, поэтому наши дорогие радиослушатели, думаю, понимают, о чём я. Называется она «В синем море, в белой пене». Исполнять начнут именно с неё, музыканты уже готовятся, но прежде чем начать, я опишу, как она ко мне пришла, иначе вы сможете не понять суть этой песни. Как вы помните, я часто делаю это. Так вот, как-то мне попалась книга о приключениях пиратов, и там описывались такие мифические существа, как сирены. Они сидят на скалах, принимают вид прекрасных дев и поют такие чарующие песни, что моряки не выдерживают, прыгают за борт и плывут к ним. Ни один не доплыл, все утонули, но суть, я думаю, вы уловили. Говорят, моряки, когда проплывают мимо этих скал сирен, затыкают уши, чтобы не слышать их песен. А один моряк попросил привязать его к мачте, чтобы услышать. Так он канаты чуть не порвал, едва не вырвался. Книгу эту я читал на ночь, и похоже, всё наложилось. Конечно же, я не мог не заинтересоваться, что же поют такое сирены, что матросы теряют головы. А сон у меня был такой… Представьте белоснежный пассажирский пароход, у борта стоит мальчишка моего возраста в матросском костюме, и вдруг он слышит такие слова… Отстранившись от микрофона, я кивнул, и зазвучала песня, а мама стала подпевать. Мы все песни сначала отшлифовываем за время выступлений в госпиталях, так что исполнение было практически высшего класса, да и мама выкладывалась. Ла-ла-лэ-ла ла-ла-ла-ла-ла-лэй В море ветер, в море буря, В море воют ураганы, В синем море тонут лодки, И большие корабли, ха-ха-ха, Корабли на дно уходят, С якорями, с парусами, На морской песок роняя, Золотые сундуки, золотые сундуки. Корабли лежат разбиты, Сундуки стоят раскрыты, Изумруды и рубины осыпаются на дно, Если хочешь быть богатым, Если хочешь быть счастливым, Оставайся мальчик с нами — Будешь нашим королём, Будешь нашим королём. Ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла-ла-лэ-ла-ла-ла… Когда эта песня смолкла, к маме присоединилась Таня, после чего зазвучала «Гадалка». В последнее время я стал чаще привлекать её к подобным выступлениям, да и в исполнениях на пару песни только выигрывали. Отлично звучали. Вот и сейчас песня про гадалку со лживыми королями так и звучала не только по студии, но и всему Союзу. Ежедневно меняется мода, но покуда стоит белый свет, У цыганки со старой колодой хоть один да найдется клиент. В ожиданье чудес невозможных постучится хоть кто-нибудь к ней, И раскинет она, и разложит благородных своих королей… Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди, Желают знать, желают знать, желают знать, что будет. Что сказать, ну что сказать, устроены так люди, Желают знать, желают знать, желают знать, что будет…[4][Л. Дербенев.] Когда песни закончились, мама и Таня покинули студию. Мама отправилась домой, ей Киру кормить нужно, а Таня в больницу, у неё смена. Как я уже говорил, сегодня будет шесть песен вместо обычных двух завершающих. Так что продолжим. Когда последние аккорды «Гадалки» стихли, вернувшись к микрофону, я продолжил передачу: – Как наши уважаемые радиослушатели знают, обычно в разных передачах песни звучат по жанрам. Когда военные, когда лирические, про любовь, грустные или вот такие весёлые. Сегодня все шесть песен будут именно веселыми. Хотя две следующие песни я буду исполнять лично, и вторая из них «Белые розы», скорее лирическая. И так первая песня «Мужиков надо любить». Я немного пережму горло пальцами, чтобы изменить голос, так что не пугайтесь. Это, конечно, для голоса вредно, но это исполнение будет разовое, так что переживём. Исполнив сперва одну песню, а сразу за ней уже обычным своим голосом и «Белые розы», я вернулся на своё место, пока в студию проходили следующие исполнители. Поэтому заминки после исполнения практически не было, я снова взял слово: – В пришлый раз я отметил, что песня «Белые розы» прозвучит дважды. Это не ошибка, так и будет. Дело в том, что мне пришла в голову неплохая, на мой взгляд, идея выпускать пластинки только с музыкой, ставшими известными застольными песнями, как я надеюсь куда включат и «Белые розы». Вместе с грампластинками в комплекте должны идти листы с текстами тех песен, музыка которых будет записана на пластинках. Исполнители из гостей, что пожелают поучаствовать, смогут по ним без ошибок исполнить разные произведения. Не всегда во время разных семейных праздников, тех же дней рождений, удаётся найти музыканта с инструментом, так что, если имеется патефон, проблема будет решена. Идея мне пришла из-за отца, вот уж кто любит спеть во время таких гуляний. Слуха нет вообще, поёт так, что уши отваливаются, но поёт. Испытывая муки его слушать, а наигрывал ему я, мне и пришла такая идея с грампластинками. Пусть поёт, я разве против, но подальше от меня, чтобы не резать мой слух. С этой идеей, оформленной как нужно, я пришёл в соответствующую организацию, с предложением выпускать грампластинки, а я их назвал музыка-караоке. Или просто – караоке. Переводится она как «пустой оркестр» – развлечение, заключающееся в непрофессиональном пении с использованием музыкального устройства, позволяющего петь под заранее записанную музыку. Вот я и решил на деле продемонстрировать, что же это такое. В первый раз, как вы только что слышали, я исполнил её лично, чтобы вы знали, как она звучит и должна звучать, и вот после меня её исполнит другой коллектив, солировать будут трое. Игорь Панов, Егор Вольский и Евгений Андреев. Это их первое выступление, так что поддержим их, товарищи. Отодвинувшись от микрофона, я кивнул, и парни, которые также отшлифовали это исполнение в госпиталях, начали. Правда ещё до того, как зазвучала музыка, они разыграли целое представление, как будто дело происходит не в студии, а, например, в каком-то доме, где празднуют день рождения. Пьяненькие голоса, поздравления, звон стаканов, льющаяся в стакан у микрофона вода, женский задорный смех. Сыграли хорошо. Улыбаясь, я показал большие пальцы обеих рук, молча поаплодировал. – Егор, давай заводи гармонику. Крути ручку, – подвыпившим голосом велел Игорь. – Что будем петь? – тут же поинтересовался тот. – А давай нашу любимую. Вот тут только зазвучала мелодия, и парни начали, причём во время музыки также слышался и женский смех, звон посуды и остальное. Копировали они «Белые розы» в том исполнении, как это делала группа «Ленинград» в будущем. Главный редактор, что слушал с остальными своими сотрудниками, встав в дверях, тоже показал мне оба больших пальца, ему явно понравилось исполнение. Под конец, когда музыка стихла, Андреев, как будто этого не замечая, продолжал душевно выводить последний куплет, но его со смехом остановили остальные. – Всё, Женька, куда разошёлся, кончилась музыка. Всё, ему больше не наливать… Егор, ставь следующую… На этом представление закончилось, и я вернулся к микрофону, пока парни выходили из студии. Многие слушатели из местных работников хлопали их по плечам. Сыграно парнями было действительно просто великолепно и задорно. – Ну а мы продолжим. Сейчас прозвучит шестая песня, заключительная. Исполнители, а её в необычной манере будут исполнять студенты Московской музыкальной академии Максим Творцов и мой тёзка Александр Пахмутов. Называется она «Яйца Фаберже». На этом всё, я прощаюсь с вами, дорогие радиослушатели, до осени, и сейчас звучит эта, на мой взгляд, замечательная песня. Я весьма приезжий молодой блондин, Я снимаю комнату – совсем один. Надо бы в столице отыскать друзей, Я решил сходить в музей. Там висят картины, статуи стоят. Голые мужчины девушек пленят. А на самом верхнем, пятом этаже, Я увидел яйца – яйца Фаберже…[5][«Ногу свело».] Осторожно отодвинувшись, оставив исполнителей в студии, я уже попрощался на всё лето со слушателями и вышел в коридор, где курил прямо в помещении главный редактор. Слегка покачивая головой, чуть прикрыв глаза, тот слушал вступление. А певцы действительно выкладывались. Пусть их голоса звучали только при исполнении этой песни и «Идём на восток», но они выкладывались по полной. Почти полная копия исполнения этой песни группой «Ногу свело», я особых изменений в аранжировке не замечал, разве что музыкальные инструменты не дотягивали до того уровня в будущем. Но музыканты старались. Ну и текст я немного доработал. Так же с мамой и Таней. Они уже считались состоявшимися певицами, и это признавали многие. Даже недруги, а их также хватало. Ещё бы, около тридцати песен в исполнении у мамы, восемь у Тани, некоторые, как «Гадалка», совместно. Плюс ещё другие исполнители, которых я привлекал, их было одиннадцать ровным числом. Пройдя в комнату для отдыха, сам налил себе чаю и сел на старую софу, делая мелкие глотки. Гранёный стакан чуть дрожал в подстаканнике, постукивая о стенки. Это не нервы, мышцы рук перетрудил, просто сегодня мы с дедом днём устроили ходовые испытания моему буксиру, и сейчас тот стоял пришвартованным у нашего берега к мостику, который выдержал зиму, а главное ледоход. Чуть позже и мои друзья все здесь собрались. Где что лежит – все знали, не в первый раз тут, так что доставали печенье и разливали чай. Все были в радостном возбуждении после выступления. Всё, сезон отработали, теперь они сами, без меня, мама старшей будет. Будут выступать хотя бы пару раз в неделю в госпиталях, чтобы навык не терять, пока я буду отсутствовать. Через два месяца учёба у мамы закончится, и она станет дипломированным специалистом, надеюсь, времени у неё станет чуть больше, чтобы заняться нашей музыкальной командой, которую я собрал с бору по сосенке. Но коллектив действительно был собран отличный, такая сыгранность, и мама это хорошо понимала, держалась за каждого. Терять кого бы то ни было не хотела. Как и я. С Таней немного сложнее, она и училась, и работала медсестрой, её повысили из санитарок, всё же первый курс закончила, на второй перешла. Зимой, когда немцы были близко от Москвы, мы с ней пришли к главврачу больницы, где она трудилась вот уже больше полугода санитаркой, и попросили написать характеристику Тане и просьбу выделить ей угол. Тот кочевряжиться не стал, Таня у него была на хорошем счету, взял грампластинку, что я вручил ему в качестве благодарности, с подписью, конечно же, и всё написал. Чуть поправлюсь, подарок потом был вручён, он до вручения нам написанных листов бумаги о нём и не подозревал. Хороший дядька. Потом мы пошли в соответствующую организую. Там уже вручал грампластинки сознательно, четыре ушло, и вуаля. Понимая, что отдельную квартиру нам никак ей не получить, я всё равно постарался выжать максимум из возможного. Таня получила две комнаты в небольшой коммунальной квартире с тремя семьями, что там ещё жили. Вернее, одна жила, вторая была в эвакуации, третья выписана и пока новые не заселились. В общем одна небольшая комната на восемь квадратов с узким окном стала Тане спальней, мы всей семьёй помогали всё обставлять, а вторая – залом на двадцать два квадрата, из него и был выход в общий коридор. Так что в конце января она уже сменила прописку на постоянную и переехала в свои комнаты. С подружками, с которыми у меня в доме жила. Если в первое время наше небольшое производство им не особо мешало, то, когда оно перешло на круглосуточную работу с пополнением рабочими и станковым парком, уже стало мешать. Производство сейчас налажено как надо. Дед, готовясь к навигации, а одного он меня отпускать не хотел, тоже собирался на мир посмотреть, передал все свои дела тому фронтовика-танкисту, что вполне неплохо исполнял обязанности управляющего. Мы готовились всю весну, выделяя для этого время, подготавливали баркас. Установили с помощью самодельного крана из блоков двигатель, погоняли его. Всю оснастку вернули. Винты установили. Ну и когда прошёл ледоход, через некоторое время спустили судно. Навигация уже началась, это мы немного запаздывали, но провели испытания, ход был хорош. А вчера прибегал посыльный от начальника порта, пора и нас пускать в дело, текучка по доставкам груза начала наваливаться, и тот вспомнил о резервном буксире. А то, что на ходу, он был в курсе, при ходовых испытаниях присутствовал работник порта, что и выписывал разрешение на эксплуатацию судна. Нужно будет утащить порожнюю баржу к Горькому, забрать груз и вернуться. Что за груз – не знаю, не доводили до сведения. Вот поэтому мы и назначили сегодняшнее выступление на радио последним перед наступающим летом. То, что меня вот так просто отпустили, это не мои интриги, а слово главного редактора. Когда он меня уговаривал вернуться в прошлом году, я поставил условие. И это условие – летом я не выступаю, так как уже нашёл работу на весь сезон. Тот возмущаться не стал, и мы ударили по рукам. Как ни странно, хотя я ожидал обратного, своё слово сдержал, поговорил с кем нужно, и мне дали вот такой долгий летний отдых. Молодец, одним словом. В остальном в принципе всё без изменений. Батя воюет. Три месяца он провёл в тылу, в Москве, на курсах командиров, вот мама рада была, и выпустился младшим лейтенантом, после чего, вернувшись в свою дивизию, принял взвод снайперов, который комдив всё же сформировал. Сейчас у отца, насколько я в курсе из его писем, уже тридцать шесть подтверждённых немцев, хотя он занимается во взводе больше организаторскими вопросами, включая снабжение. Редко удаётся выбраться на передовую. К награде представили, но пока не получил. Тянут чего-то. Дивизия уже была слишком далеко от Москвы, чтобы я мог его навестить, но переписывались мы с ним часто. Батя всё же оценил ценность писем и стал их писать чаще. Кстати, через эту переписку я дал ему совет. Взять пару пристрелянных ПТР с хорошей кучностью и установить самые лучшие прицелы. Сделать из этих противотанковых ружей противоснайперские. Одного выстрела, даже по касательной, хватит, чтобы вывести врага окончательно из строя, находясь при этом за пределами прицельной дальности выстрела немецких карабинов. Отец сразу же оценил эту идею и, пока учился в Москве, развил в свободное время бурную деятельность. Я ему помогал, поэтому уехал он обратно в часть с двумя ящиками, где находилось четыре пристрелянных ПТР с прицелами. Правда, через месяц отписал, что в дивизии такое ружьё осталось одно. Начальник снайперской школы фронта, узнав об этой инновации, приехал и, изучив их, два забрал, а третье ушло снайперам в корпус. Причём этот начальник школы дошёл до комфронта, он изучил рапорт и дал добро, чтобы во всех его частях были такие ружья. За ним и остальные командующие заинтересовались. Правда, ПТР ещё линейные части до конца не насытили, но тонкой струйкой уже заводские противоснайперские ружья стали поступать в войска. Вчера от отца письмо пришло, в котором он сообщал, что получил одно ружье на свой взвод. Правда, качество не сравнить с теми нашими четырьмя, штучной работы лучших мастеров оружейного завода, но тоже вполне на уровне, уже успели испробовать, расстреляли противотанковую пушку, проредив расчёт. Щит их не спас. В общем, оценили противоснайперки быстро, успехи уже имеются и немалые. Причём пара снайперов, которые и получили эту здоровенную длинную дуру первыми, несколько танков успели подбить и даже «мессер» свалить. Правда, успехи в уничтожении вражеских снайперов у них куда как скромнее, всего один был, но подтверждённый. Бойцы ползали к нему, принесли изувеченную винтовку. Говорили, немца на части разорвало пулей. Так что отзывы из дивизии, а потом и из корпуса шли только положительные. Некоторые ушлые бойцы из пехоты свои противотанковые ружья модернизировали. Например, сняли прицел с того изувеченного немецкого карабина, хотя по инструкции их нужно было сдавать, и поставили на своё ружьё, увеличив дальность выстрела. Отец, описывая это, не уточнил насколько, но кого-то или чего-то они точно подстрелили, раз благодарность от командиров получили. Ну вот такие дала. Всё было готово, и завтра отплываем, а сейчас у нас прощальная вечеринка, в столовой уже всё было накрыто. – Лови конец, – велел дед и бросил с бака тонкий моток верёвки рабочему у пристани в порту. После вчерашней вечеринки с творческими людьми я чувствовал себя отлично. Я молодой, на спиртное не налегал, это остальные на него насели. И ушёл я самым первым, остальные ещё оставались. Мама с Таней в этом не участвовали, они после своего первого выступления сразу ушли. Ну а сегодня утром, ещё когда стемнело, мы с дедом, прихватив двух лаек, с котомками, полными еды, в основном той, что долго хранится, прошли на борт и, отчалив под перестук мотора, направились в порт. Запасной комплект одежды имелся, моя любимая военно-морская фуражка на голове, ушитый тельник на теле, удобные ботинки, хотя я планировал летом босиком работать, брюки и два ушитых рабочих комбинезона. Ну и пара комплектов нательного белья. Мне этого хватит, тем более рейс с возвращением в Москву. Винтовку свою охотничью я не забыл, как и походный набор посуды с палаткой. Дед тоже собрался, приоделся в свою красноармейскую форму, только вместо пилотки у него была старая морская фуражка гражданского флота, мой подарок. Из оружия берданка и маузер в деревянной кобуре, тоже мой подарок. Но пистолет он не светил, слишком хорошее и дорогое оружие, могут отобрать, а на винтовку у него разрешение было, как и у меня. Так что собраны мы были хорошо. Одно не учли. Димку. В общем, он плыл с нами. Собаки – ладно, дед был не против, могут пригодится, как со мной было в немецком тылу, но мальца куда брать? Тот видимо думал, что ему придётся долго ныть, и настроился на это дело, а тут, когда вчера спросил, и после моего недолгого размышления, получил согласие, изумился больше всех. Ну а что, пусть сходит с нами в Горький и обратно, а дальше видно будет. Сестрички тут же ныть начали, но тут дед рявкнул, бабы на судне к беде. Затихли. А маме с бабушкой больше работы, ещё и Димку собирать. Вот и пролетели месяцы зимы и весны как-то быстро и незаметно. Участковый из Туапсе пару писем прислал, в моей усадьбе всё хорошо. Были бомбежки, но далеко, участка не коснулось. В мире изменения также были. После того как удалось большей частью спасти почти окружённые под Киевом войска, дела двигались живее. Да и Крым удалось частично отстоять. Наполовину. Харьковской катастрофы не случилось, но было наступление под Курском, неудачное. Точно не скажу, но вроде наши отступали. Видимо немцы знали о планах наших военных и успели подготовиться. Надеюсь, той катастрофы, когда немцы дошли до Сталинграда в моей истории, здесь не произойдет. Немцев уже пробовали на зубок в этом году, когда удачно, когда нет, опыта наступления маловато, но серьёзных генеральных наступлений пока не было. Под Курском, как я понял, была пробная репетиция. Неудачная. Сам я за это время отправил на имя Сталина три письма, все инкогнито. Каждое письмо было всё тоньше и тоньше предыдущих. Больше отправлять не буду, всё, что знал, выложил, выжав себя досуха. Вот и пусть используют эти знания. Это я по истории. Есть ещё много чего о техническом прорыве по сравнению с этим временем, думаю ещё, отправлять или нет. Ведь ни про оружие ничего такого я не сообщал. Только про возможные выверты истории будущего, ну и месторождения полезных ископаемых. Думаю, всё же и техническую информацию стоит подать как надо. За время плавания, если будет возможность, займусь, писчие принадлежности и бумагу для черновиков взял. Машину я вчера загнал обратно в гараж на участке квартиры мамы, туда, где раньше мотор висел, дожидаясь установки на баркас. Как только снег начал таять, я расконсервировал машину и активно ею пользовался, проблем с горючим не было, мне дали разрешение заправляться в кремлёвском гараже. Не ожидал, но приятно. Искренне благодарил тамошних сотрудников за обслуживание автомобиля. Помимо этого, мне выдали «большой» лист бумаги, который я в свёрнутом виде возил в кармане куртки, это личное распоряжение начальника милиции города Москвы, разрешающее мне управлять легковым и грузовым автотранспортом, включая мототехнику. Так что теперь проблем с вождением не было. Нет, надо дать некоторую информацию по технике будущего, чтобы в тупиковые исследования по этим вопросам не заходили. Я, конечно, не специалист, но кое-что знал, тем более память улучшилась, как и с песнями, вспомнил то, о чём вроде давно забыл. Пройдя несколько километров по реке от нашей небольшой лодочной пристани, мы подошли к причалу и пришвартовались. К сожалению, никто кроме меня не умел управлять баркасом. Деда – ладно, научу, с той обширной практикой, что нас ждала в будущем, он быстро всё освоит, но пока я один мог стоять за штурвалом. Поэтому, когда левый борт баркаса, у которого висели старые автомобильные покрышки, коснулся пирса, заглушил двигатель и побежал помогать деду. Тот уже перебрался на пирс и закончил швартовку судна. Хватило двух канатов. Дальше мы вместе перебросили небольшие сходни. Обычно они у нас на корме находились. Димка за всем этим с интересом наблюдал, сидя на крыше рубки, держась одной рукой за небольшой прожектор, сделанный мной на базе судового фонаря, ещё один такой же был на корме, но этот был от ЗиСа, заметно слабее. Двух спаренных автогенераторов, подключённых к мотору, вполне хватало, чтобы питать бортовую сеть судна и прожектора. А два автомобильных аккумулятора позволяли всем пользоваться некоторое время и при заглушённом двигателе. Я же говорил, что подготовился к навигации. Оставив Димку на охране, мы взяли бумаги и отправились к управлению порта. Всё, что надо для навигации, разное оснащение, флаг, топливо в бочках, карты, мы получили ещё вчера днём. Сейчас проведём регистрацию и заберём баржу, она стояла дальше, у берега. Которая наша, мы уже знали. Самая небольшая – это наша. Тоже деревянная, борта чёрные от дёгтя.