Наконец Андрей покинул мой номер, едва слышно хлопнув дверью, а я, закрыв кран и встав на коврик, взял одно из полотенец и стал насухо вытираться. Обернув его вокруг бёдер, вышел в комнату и, подойдя к окну, лениво и с немалым удовольствием осмотрелся. Снаружи едва слышно засвистел стартер, взревел мотор, и через пару секунд из-под полога показался капот черного «Ситроена» — той модели, что де Фюнес ездил в фильмах. Видимо, кто-то из жильцов или посетителей ресторанчика поехали по своим делам. Наша машина находилась на другой улице. Распахнув обе створки окна, я, нагнувшись, выглянул из номера и стал с удовольствием вдыхать свежий, слегка загазованный городской воздух. Улица тут была двухсторонней, и машин хватало, хоть и было не так много, как в мое время. При наблюдении я заметил прогуливающегося жандарма в той же форме, как и в фильмах с де Фюнесом про жандарма из Сен-Тропе. — Лепота, — с удовольствием пробормотал я. — Эх… ле-епота-а! Потянувшись, я вернулся в ванную и, повесив полотенце на держатель сушилки, голышом вернулся в комнату. Взял из шкафа свежее белье, то есть черные боксерские трусы и белую майку (блин, я уже жалею, что мне не дали собраться самому, а сделали это за меня) быстро накинул рубашку, брюки, носки и надел ботинки. Всё, я готов к выходу в город. Хотя… Пошарив по карманам формы, переложил документы и конверт с местными деньгами, что нам выделили сотрудники посольства на личные и представительские нужды, в карманы брюк. Пересчитав деньги, я сморщился. Сто франков. Надолго не хватит. Надо будет озаботиться добычей финансов. Прихватив форму, я спустился в фойе, где на диванчике меня ожидали оба спутника-телохранителя, изучая местные журналы. Подошел к портье и передал ему форму, попросив постирать. А что мне экономить, если химчистка включена в счет номера? Да и плачу не я, а выглядеть надо на все сто. Судя по виду (они удивленно наблюдали за моими манипуляциями и беседой с портье), мои спутники этим особо не заморачивались, хотя оба тоже были в гражданском. Надо брать шефство над парнями в свои руки. Подходя к ним, я пропустил прошедшую мимо пожилую парочку, что только что вошла в фойе и направилась в ресторанчик, плюхнулся рядом и спросил: — Вы форму местным служащим передали на чистку? — Откуда? — удивился Роман. — Да и не понимают они по-нашему. Что ни скажи, лупают глазами да улыбаются. — Видишь ли, Ром, — серьезным тоном сказал я, — местные очень серьезно относятся к чистоте тела. Представляешь, они моются три раза в день. Утром после сна, после работы и перед сном. Поэтому если ты пахнешь потом, то ты или иностранец, или варвар. Не нужно нам такого внимания. Поэтому сейчас идете по своим номерам и или спускаете форму сюда и передайте портье, или приготавливаете форму в номерах. В местных гостиницах есть такой официальный обычай: если одежда не в шкафу, то горничные, то есть уборщицы, уносят ее стирать. Нашим передайте об этой услуге. Так что если они хотят, чтобы их одежда была выстирана, просто оставьте ее перед уходом на кровати. Горничная, что будет убирать ваш номер, унесет в стирку, потом вернет всё на место. Причём она убирает постиранное в шкаф, вешая ее на плечики или складывая на полку. Ну всё, бегите, а я вас тут подожду. Что читаешь? О, «Автомобилист»? Вот я пока его и почитаю. Откинувшись на спинку удивительно удобного дивана — хотя с тем, что мне сделали по заказу в квартиру, не сравнить, — я закинул ногу на ногу и стал с интересом читать местный журнал «За рулем». Парням понадобилось десять минут, чтобы привести форму в порядок. То есть убрать лишнее из карманов и проверить, как всё уложено в комнате. После чего они спустились в холл. Подождав, пока парни передадут портье форму, я подошёл и сообщил ему, что у нас в комнатах еще дожидаются стирки носки. Вот с обувью был напряг. Мы все трое были в форменных ботинках. Ничего, прикупим, денег хватит. Портье сперва не понял, пришлось подробно объяснить, что к чему. Через полминуты он согласно кивнул и зазвонил в колокольчик, вызывая дежурную горничную. А мы вышли на улицу под лёгкий ветерок и жаркое солнце, после чего, оглянувшись, посмотрели друг на друга и неторопливо направились к ближайшему перекрестку. — Так, парни, давайте решать, куда пойдем, — предложил я. — Я читал в газете, что тут самый лучший музей в Европе, — скромненько признался в своем стремлении Роман. — Хорошая идея. Неплохо бы побывать в Лувре, — согласился я. — А я на башню хотел бы посмотреть, — сообщил Антонов. — Согласен с Андреем. Так что сегодня идем к Эйфелевой башне, поплюем на темечки прохожих с верхотуры. Поужинаем в каком-нибудь кафе, потом погуляем по Елисейским полям да на Триумфальную арку посмотрим. А завтра Лувр и остальные достопримечательности… Если время, конечно, будет. Ладно, пошли такси ловить. Надо сегодня отдохнуть хорошенько — чую, завтра работы будет навалом… О, такси. Ловим! Остановив пустое такси, мы загрузились, и я велел везти нас к Эйфелевой башне. По дороге мы делились впечатлениями от увиденного. Если кто замечал интересное, то возгласом привлекал внимание других. Однажды (пожилой таксист специально притормозил), мы заметили идущую по краю дороги девушку. Вроде как ничего особого в ней не было, но мы всё равно смотрели на нее. И если я с легкой снисходительной улыбкой, то парни — открыв рты. Есть такая газообразная материя, через которую всё видно. Так вот под платьем этой девушки отчётливо просматривалось красное кружевное белье. Это и в мое время было за гранью бесстыдства, что уж про это говорить? Так что я был не удивлен шоку моих попутчиков. Даже таксист, усатый пожилой мужичок, можно сказать старик, и то как-то смущенно крякнул. — …француженки, конечно, не лишены некоторого шарма, который в основном их и красит, — продолжал я наш разговор. — Но с нашими русскими девушками и женщинами они не идут ни в какое сравнение. Что, Андрей?.. А-а-а… Почему нет красивых… Объяснять можно очень долго, но я расскажу тебе официальную версию не только наших, но и европейских историков. В далёком прошлом во времена инквизиции красивые девушки считались ведьмами, и их в большинстве своем умертвляли по надуманным поводам. Сжигали, топили и заживо закапывали. Откуда, Андрей, взяться красивым, если этот геном был фактически выжжен фанатиками? Нет, Ром, есть во Франции и красивые девушки, есть они, не отрицаю. Но в основном это влитая кровь эмигрантов. А из своих — так, штучный товар. Ха! Сейчас начинается забавная тенденция. Ведь границы государств открыты, и многочисленные беженцы заполняют это и соседние государства. Лет через сто чистокровным французом будет считается не невысокий кудрявый блондин, как привыкли считать. А смуглый с примесями турецкой крови — азиат. Ассимиляция во всей красе. Причем геном тюрков и французов не сильно совпадает. Если родится красивый ребенок, это будет скорее исключение из правил. Вспомните Индию, там красавиц с огнем не сыщешь, а что есть, снимаются в кино, все двадцать красавиц. Так что скоро выродятся французы. Вот, например, посмотрите на нашего водителя: он больше славянин, чем европеец, но в скором будущем такого уже не встретишь, если только из эмигрантов кого. Я же говорю, ассимиляция. Поэтому француженки идут на разные ухищрения, чтобы заполучить нормального мужика в постель. Один из примеров вы сейчас видели. О, еще один пример. Сейчас французы очень чистоплотны и сильно кичатся этим. Про нас говорят, что мы варвары. Один раз в неделю моемся. Ха, насмешили. Мы моемся в бане, а это во сто крат лучше, чем по десять раз в день душ принимать. Причем мы мылись так и тысячу лет назад, когда французы ходили в панталонах и не мылись месяцами, считая, что сантиметр грязи — это и не грязь вовсе, а два сантиметра — само отпадет. Сзади замыкали, с трудом сдерживая смех, оба попутчика. Да и таксист, что сидел рядом со мной, странно скукожился и трясся. Это было подозрительно. И раньше была похожая ситуация. Мысленно проанализировав, я пристально посмотрел на таксиста, который как раз увлекся управлением, пропуская на перекрестке другую машину. Я мысленно прикинул его возраст и прищурился. — Смешно, — вытирая слезы, сказал Роман. — У каждого народа своя история и свои проблемы. Я вот, например, слышал, что украинки после двадцати пяти полнеют и дурнеют. — Это кто это тебе такое сказал?! — возмутился я. — Я сам из Киева, не было там ничего похожего. А если жрать в три горла, то любой пополнеет и подурнеет… О, вон башня показалась впереди. — Точно, я тоже вижу. Подниматься на верх будем? — спросил Андрей, наклонившись и через лобовое стекло тоже разглядывая приближающуюся башню. — А как же? Там ресторанчики есть, но нам они не по карману. Жаль, денег мало выделили, экономисты хреновы. Так что выберем что подешевле. Слушай дед, где лучше пообедать? — Тут на Марсовом поле множество открытых кафе. Так что в любом. Цены не особо большие, — усмехнувшись, ответил старый таксист на том же языке, что и я. То есть на русском. — Ну, я так и думал. Надо же, поймали первое попавшееся такси, и в нем бывший соотечественник. Из каких будете, ваше благородие? — Не хами старшим… Юнкером я был. — Да кто хамит? Обычный вопрос. Я, честно говоря, нейтрально к вам, бежавшим из России, отношусь, хотя и презираю, что не смогли страну от развала удержать. Хотя могли, если бы у вас в руководстве единение было. Ладно, не будем уходить в историю, всё равно — что было, не вернёшь, да и без бутылки беленькой нормально не поговорить. Вы можете высадить нас поближе к башне, чтобы ножками недалеко было топать? Роман и Андрей очень серьезно прислушивались к нашему разговору. Явно фиксируя каждое слово. — Насчет беленькой намек понял. Хотя водку трудно достать, но я смогу. Где встретимся? — забросив крючок, спросил таксист, ища место, где можно припарковаться. — Город я плохо знаю. Может, в нашем отеле? У него несколько оригинальное название… — «Бастилия»? — уточнил таксист, наконец найдя свободное место и припарковывая машину. — Точно, — удивился я. — На той улице, где я вас подобрал, множество отелей, но с оригинальным только одно. Потомка начальника тюрьмы. Объяснение меня устроило: действительно, кому как не таксисту знать все местные отели. — Антон Серебряков, — протянул я руку. — Юрий Кузьмич Шмидт. Мы все синхронно засмеялись, потом я спросил, старательно подавляя улыбку: — Тот самый? — Нет, тот был Петр Петрович, — улыбнулся Юрий Кузьмич. — Я тоже читал книгу Ильфа и Петрова. Только во французском переводе. С вас два франка. — Я плачу, — сообщил я своим. Пока они выбирались из машины, уплатил и спросил: — Когда встретимся? А то, честно говоря, очень уж охота побеседовать с осколком великой империи о прошедшем. — Когда вы вернетесь? — Ближе к вечеру. Когда у вас тут темнеет? — В полдесятого темнеет. — Вот в восемь и пообщаемся. Ничего, если что — у меня переночуете. — Хорошо. Пожав руку Юрию Кузьмичу, я вылез из машины и аккуратно захлопнул дверцу, после чего подошел к стоявшим на тротуаре спутникам и спросил: — Чего стоим? Пошли, сейчас на башню, а потом можно и погулять. Мы углубились в парк и по тропинке направились в сторону башни. Но как оказалось, это была тропинка для прогулок, короче говоря, она повернула и направилась в противоположную сторону. Но мы что, не русские, что ли? Что нам этот газон с табличками «по газону не ходить»? Одним словом, мы перепрыгнули через полуметровую ограду из кустарника и под взглядами прохожих-французов спокойно прошли по газону и, снова перепрыгнув через кустарник-забор, оказались на тропинке, что вела прямо к башне. — Месье! — окликнули нас сзади. Обернувшись, я увидел приближающегося к нам быстрым шагом жандарма. Это был второй полицейский, что мы видели за сегодня на улицах Парижа. Те, что встречали в аэропорту, не считались. — Вы это нам? — уточнил я. Парни напряглись, не понимая, в чем мы провинились, и настороженно поводили глазами. — Да, месье. Я обратился именно к вам. Вы разве не видели таблички с запрещающими надписями? — остановился рядом жандарм. При этом он открыл планшет на боку и достал служебный блокнот со штрафами и ручку самописку. — Извините, месье, но я вынужден выписать вам штраф. — Но мы не умеем читать на вашем языке, — схитрил я. — Мы иностранцы. Да и вон я отсюда вижу, как дети и взрослые играют на том газоне. — Тот газон, по которому вы шли, только вчера высажен, и его каждый день поливают, чтобы он пророс, поэтому и стоят таблички и предназначен штраф в пять франков каждому, — непреклонно сообщил жандарм. — Могу добавить, что штраф пойдет на нужды парка. — Что он хочет? — настороженно спросил Андрей. — Грабит он нас. По газону ходить, оказывается, нельзя. Штрафом грозит. Дикари, тропинок натоптать не могут. — Может, предъявить ему документы? — Ты дурак, что ли? Кому выгодно, сразу шумиху в прессе поднимут, мол, русские топчут лучший цветник Парижа. Британцам только это и надо. Стойте пока, я сам разберусь. Подхватив жандарма под локоть, я отвел его намного в сторону, чтобы прохожие, с болезненным любопытством наблюдающие, как жандарм опускает нас на деньги, не могли подслушать. — Может, договоримся между собой? Я дам вам денег, а вы не будете писать штраф. — Это что, взятка? — грозно нахмурился жандарм, вырвав локоть. — Вы понимаете, что это преступление? Я не знаю, как у вас, но у нас во Франции взятки не берут. — М-да, проблема, — задумчиво пробормотал я на своем родном и могучем. Поглядев, как жандарм держит ручку, я задумался и мысленно улыбнулся. — Господин жандарм… — Старший жандарм, — поправил меня местечковый мент. — Да? Извините. Так вот, господин старший жандарм. Ручка, что вы держите в своей руке, моя мечта, не продадите ли мне ее? Даю два франка. — Но она стоит сорок сантимов, — не мог понять моего поступка жандарм. — Она в любом магазине продается. — Ой, я такой ленивый, а у вас вот она, в руке. Так что, продадите ее? — Но… — не знал, как себя вести, жандарм. Вроде и ручка копеечная, и деньги за нее дают хорошие, но какой-то подвох был, он просто чуял это. Чтобы подстегнуть его, я вытащил две банкноты по одному франку и показал их жандарму. Тот, наконец, не выдержал, и была совершена купля-продажа. Жандарм убрал деньги в карман, а я стал с интересом разглядывать ручку, громко нахваливая себя за такую ценную покупку, чтобы зрители слышали. — Спасибо, — поблагодарил я его, убирая ее в нагрудный карман рубашки. Колпачок был закрыт, поэтому я не опасался, что чернила вытекут. — Вот и хорошо, — сказал жандарм и снова открыл служебный блокнот с квитанциями. Несколько секунд подумав, он растерянно посмотрел на меня и спросил: — А чем я штрафы буду писать? Ручки-то нет. — А вы у меня ее купите, — совершенно серьезно предложил я. — Семнадцать франков.