– Когда мы встанем? Я сам уже прикидывал: два часа в пути, только что брод преодолели, причём благополучно, немцев там уже не было, так что ответил сразу: – Через десять минут. Пока народ разбежался по кустам, я, сам сходив, вернулся и стал получать доклады командиров по состоянию техники. Очень кстати был уже готов обед, так что заодно отдал приказ принимать пищу. А потом заправляли технику и готовились к дальнейшему маршруту. И ведь успели. Двигался я не к лесу у аэродрома – до ближайшего километров семь было, а к одному оврагу, где можно замаскировать технику, не зря же столько маскировочных сетей набрал, обнаружив их на пункте сбора целый грузовик. Замыкающая «тридцатьчетвёрка» тащила за сбой срубленное дерево, чтобы маскировать следы, хотя бы от наблюдения с воздуха. Мы съехали с трассы на полевую дорогу, проехали по ней и, спустившись в низину, повернули. Тут низина образовывала овраг, в него и заехали. Технику под крики командиров и мат мехводов и шофёров ставили борт к борту по две единицы, вплотную к впереди стоявшим, иначе средств маскировки не хватит. Над первыми уж растягивали полотнища, забивая палки и колышки в землю. Так что сверху овраг как бы пропал, сети натянуты от одного склона к другому. Когда рассвело, мы ещё не закончили, а вот к пяти часам замаскировались. Погранцы следы наши прятали, а то колеи оставили серьёзные. Старшине Миронову я уже поставил задачу, чтобы выслал людей к аэродрому и взял его под наблюдение. Старшим шёл сержант Иванов, справный пограничник и разведчик. Я велел бойцам взять канистру бензина с собой – если брошенная машина попадётся, на ней быстрее вернутся. А задача – наблюдать, как немцы разместятся, и сразу сообщить мне. Дальше уже моя работа и моей роты. Так что разведчики ещё затемно убежали к нашей цели. Тут снова повар сообщил, что готов ужин. Мы с Лютовой вместе поели, обмениваясь мнениями об этой войне. Спорили, когда закончится. Та уверяла, что за год, я – что за несколько лет, оба остались при своём, хорошо, котелок не надели на голову. После этого я дал отбой – всем отдыхать. Только ремонтники во зились, подготавливая танки к будущему бою, и погранцы Миронова охраняли нашу стоянку. Народу много, велел поглядывать, могут и предатели быть. Если кто попытается бежать, разрешаю стрелять на поражение. Два отхожих места выкопали. Евстигнеев не сразу дал лечь, устроил фотосессию на фоне наших танков. Многие хотели запечатлеть себя, но тот их отбрил, плёнки мало. Главное, несколько снимков сделал и доволен. После этого уже наступил долгожданный отдых. От аэродрома мы встали в восемнадцати километрах. Ближе подходить я опасался. Мы, конечно, тропками двигались, подальше от населённых пунктов, но всё равно кто-то что-то видел или слышал, так что вскрыть направление нашего маршрут все-таки могут. Лучше тут переждём, пусть в другом месте ищут. Я устал, не без этого, но когда лёг со своим экипажем у танка, сон как-то не шёл, остальные вокруг спали да похрапывали, а я размышлял. И было о чём. До той пачки газет, что у дезертиров взяли, я не сразу добрался. В общем, сижу я в кустах… То есть размышляю я, планы строю по боевому применению роты и почитываю газету «Комсомольская правда». Ну, читал, листал страницы, и с обратной стороны неподалёку от колонки объявлений, было там и такое, обнаружил заметку, от… товарища Иванова. У меня аж руки затряслись. В ней уведомляли товарища Лаврова, а я так подписывал все письма. А что, может, без обратного адресата не принимают, вот и давал данные будущего министра и адрес от балды. Так вот, там вежливо сообщалось, что письма от одного до пяти не получены, только два последних. Мол, не может ли товарищ Лавров повторить их. Я балдею. Вроде «Почта России» в будущем осталась, а порядки уже тут действуют. Точнее, беспорядки. Газета вышла семнадцатого июня. Я даже не в курсе, первая это заметка с просьбой или раньше писали. И вот что теперь думать? Из-за чьей-то безалаберности такая ситуация сложилась. А вдруг к врагу те письма попали? Ох, чую, как плохо сейчас тому, из-за кого письма не дошли. Точнее, всем тем людям. НКВД, наверное, землю рыло, но нашло всех, кто причастен. Конечно, если это не уловка, чтобы выманить меня. Поди знай. С другой стороны, никакого вмешательства в историю я не видел, – может, на самом деле потеряли? Да уж, я такого даже представить не мог. Однозначно сейчас я писать ничего не буду, просто времени нет, но когда к нашим вернусь, если будет возможность отправить письма, чтобы на меня не вышли, то сделаю. В четырёх первых я излагал всё об этой войне, что помнил, а помнил я, оказывается, немало, аж на четыре больших тетради написал. В пятом письме – всё, что знал о полезных ископаемых и природных катаклизмах. Как на территории Союза, так и за пределами, а я, как опытный путешественник, об этом знал немало, на целую тетрадь. В шестой тетради – послевоенные годы. Да, о Калашникове и Хрущёве написал, что там было. Седьмая – о Российской Федерации, что кто и как. Как Союз рухнул – тоже. Значит, шестая и седьмая тетради им достались? В седьмой у меня краткая сноска, что было в первых шести, так что они более-менее знали, что потеряли. Хм, а ведь в шестой я несколько раз приводил информацию, сколько народу мы потеряли в войне. Вот, наверное, потрясли кого-то такие цифры. В общем, новые письма буду писать, но не в ближайшее время точно. На этих мыслях я и уснул. Глава 11 Аэродром, первое ранение и госпиталь Разведка вернулась уже к вечеру следующего дня. У нас тут на стоянке жизнь била ключом, активно проводились регламентные работы с броне- и автотехникой – готовились, одним словом. Идёт только моя танковая рота, остальные стороной обойдут. Мы их нагоним, дальше в планах у меня атака одного городка. Там штаб пехотного корпуса разместился, и на окраине многочисленные склады. Причём содержимое в большинстве брошено нами же. Потом уходим к своим, у меня слишком много пассажиров, ещё и кормить их. Продовольствия на сутки осталось, я уже хотел на охоту выходить на дорогу, а тут разведка вернулась с радостной новостью. Ремонт полосы закончен, часть строений восстановили. Сегодня днём на аэродром перелетели самолёты, сорок пять штук, бомбардировщики средней дальности. Сразу было видно, что часть новая, самолёты муха не сидела, видимо, перекинули откуда-то. Что плохо, как сообщили пленные, линия фронта стабилизировалась, наши смогли остановить наступление немцев, вторые сутки уже держатся. А это значит, в неразберихе не проскочить обратно. Зато информированный пленный имелся, я отправлял погранцов Миронова и разведчиков за языками, вот сегодня утром и приволокли этого майора. А тот из самого штаба пехотного корпуса, сообщил, что им известно, где какие советские дивизии держат оборону, и на карте показал, где наша девятнадцатая танковая стоит. Вот там и будем выходить. А то выйдем у соседей, так те всю технику к рукам и приберут. Что я – не знаю командиров? Чем больше шпал, тем больше гонору и наглости. Так что когда разведчики доложились, я приказал вызвать всех командиров подразделений и, когда те собрались вокруг – остальные отошли, чтобы не мешать, – осмотрел своих подчинённых и сказал: – Пора вам узнать суть нашего задания. Командующий Пятой армией генерал-майор Потапов приказал мне теми силами, что я соберу, уничтожать вражескую авиацию. Тут недалеко бывший советский военный аэродром находится, где уже устроились немцы. Там сосредоточено больше сорока бомбардировщиков. Мы маршем идём к нему, выходим как стемнеет, и, уничтожив охрану, атакуем. Товарищи, помните, самолёты не так важны, хотя их мы тоже уничтожим, но без личного состава самолёты не полетят. У немцев мощный промышленный комплекс, и они быстро восстановят утраченное, и те лётчики, которых мы не уничтожим, будут бомбить наши города и наших родных. Без лётчика самолёт не полетит, а их готовить не один год. Поэтому наша основная цель – это лётный и технический состав на аэродроме. А самолёты уничтожим перед уходом, как приятный бонус. Следующей целью у нас будет штаб пехотного корпуса, подробности операции обсудим перед началом атаки. Теперь разойдись, через полчаса рота должна быть готова к выходу. Командирам взводов остаться, обсудим план атаки аэродрома. Разведка принесла его схему с планом стоянки, складов и размещения личного состава. Всё это заняло минут пятнадцать, потом пообщался с Мироновым, что будет командовать тыловой колонной с автотранспортом и машинами обеспечения. Ему броневик на усиление выдал. Обсудили маршрут. Мы после аэродрома идём к городу, уничтожаем штаб и склады и только потом соединимся с Мироновым и идём к нашим. Должны успеть по времени. Да, у аэродрома должна ждать машина с боеприпасами, чтобы возместить потраченное. При атаке штаба всё пригодится. Кстати, вот странно, сколько воюю, а с немецкими танкам и не встречался. Я не говорю про те три врытых в землю, которые я из орудия КВ-2 поразил, а в бою лицом к лицу я с ними не сталкивался ни разу. Вот такой казус. Хотя надо сказать, что в действительности такие встречи и бои – танки на танки – довольно редки. Мой корреспондент – личный автобиограф, в разговорах с которым я особо ничего и не скрывал, кроме того, что попаданец, – удивился такому моему выводу, но записал. Обещал в статью вставить. Записей уже на пять статей отличных хватает, очень патриотичных, где герой-танкист активно бьёт немцев. Что такое благодарность, я знал, так что в заметках поминал добрым словом генерала Потапова. Мне не сложно, а ему приятно. Главное, чтобы тот в опалу не попал. Тогда придётся всё вымарать из статей, иначе цензуру не пройдут. Собравшись, мы направились к аэродрому, как только на окрестности опустилась ночь. Можно было и раньше выйти, летом ночь, конечно, коротка, но рисковать всё же я не стал. На перекрёстке мы разделились, и моя колонна, грохоча дизелями и лязгая траками, устремилась в сторону аэродрома. Шли так, чтобы не насиловать ходовую и движки, на тридцати километрах в час. Появление наше было явно неожиданным. Сбив с ходу две зенитки и на ходу расстреливая остальные, мы фронтом в десять машин – дистанция между ними двадцать метров – начали планомерную зачистку аэродрома. Если что интересное видели, посылали туда осколочный снаряд, но главная наша цель – казармы и палатки личного состава, вот к ним мы и устремились. Семь машин личным составом этой части занялись, а три машины из взвода Захарова добивали зенитную оборону. Ещё не хватало хоть одну машину потерять. Мы расстреливали казармы снарядами, те ярко заполыхали. Потом пулемётами и гусеницами разобрались с теми, кто в палатках спал. Изредка я вставал и в открытый люк посылал осветительные немецкие ракеты. Вещь хорошая, некоторые командиры повторяли за мной, так что аэродром был освещён как днём, что позволяло нам спокойно работать. Наконец мы убедились, что задача выполнена, личного состава у этой части не осталось, а выжили в основном те из охраны, кто догадался убежать в темноту, остальные все полегли. Может, где и остались подранки, но полную зачистку проводить нам нельзя. Кто-то пытался поднимать руки, но это глупо, мы тут не для этого. До немцев быстро дошло, перестали и пытаться сдаваться. Потом мы начали крушить самолёты и аэродромную технику, что ещё уцелела. Когда закончили, подожгли склад ГСМ и расстреляли склад с авиабомбами. Рвануло знатно. Перед уходом на фоне горящих самолётов сделали несколько фотографий. Политрук с нами был, пятым в экипаже. Насколько танк мал и тесен, настолько нам с ним тяжело было, но танк вёл бой, и он терпел. А тут отыгрался. Сделали мой снимок, несколько групповых, и политрук попросил его снять на память, я не отказал. Осветительные ракеты позволяли сделать съёмку фотоаппаратом. После этого мы покинули аэродром и на предельной скорости двинули к городку. Теперь время играло против нас, и нужно было успеть. Грузовик со снарядами ждал, где и условились, его охранял мотоцикл с разведчиками. Быстро пополнив боезапас, где-то по десятку снарядов на танк, мы погнали дальше. Грузовик с разведчиками в сторону ушёл. В городке всё же подняли тревогу, от аэродрома до них меньше двадцати километров, так что грохот взрыва от склада авиабомб должен был докатиться. Как ни странно, за все время, сколько танки гоняю, у нас ни одного выхода из строя по причине поломки не было. Наверное, нужно сказать спасибо нашим ремонтникам. Даже на аэродроме, где экипажи использовали все возможности и ресурсы бронемашин, ничего критического, ну кроме слетевшей гусеницы, которую силами трёх экипажей быстро вернули на место, не было. На подъезде к городку нас ожидал ещё один мотоцикл с разведчиками, – я же не сунусь в неизвестный город вот так на шару! Каждому экипажу выдали листки со схемой города, с понятными ориентирами, где что находится. Мы тут же разделили задачи: Захаров со своим взводом берут склады, расстреливая их из орудий, а мы, семь оставшихся танков, огнём и свинцом проносимся по улицам, расстреливая всё, что указано на схеме. Разведчики отлично поработали, отметив важные объекты, уничтожение которых приоритетно. В итоге роту разбили на три группы. Захаров, как я уже говорил, к складам двинул, второй взвод с моим танком в усилении по одной улице в сторону площади, где в здании гостиницы разместился штаб корпуса, третий взвод – по другой улице, но цель та же. Потом прорываемся из города по другим улицам, соединяемся и двигаемся к месту встречи с нашим тыловым обеспечением и автоколонной и уходим сильно вправо по фронту. К месту, где держит оборону наша танковая дивизия. Всё пошло не совсем так, как я спланировал. Нет, склады расстреляли и сожгли, зарево пожаров за спиной хорошо видно, с нашими тоже встретились и, соединившись, направились дальше, передав раненых медикам. Да и меня нормально перевязали. Штопать пока было нечем. Да, здание штаба мы расстреляли, хотя вряд ли там были все сотрудники и офицеры, ночь всё же, но два танка потеряли на улицах этого чёртового городка. Откуда тут оказались немецкие танки? Разведка прошляпила их. В общем, всё шло как и задумано, мы шли по улице, расстреливая здания, которые немцы под свои службы использовали. Только у госпиталя расстреляли охрану из пулемётов и ушли дальше. С ранеными я всё же не воюю. Третий взвод по параллельной улице двигался, он снёс ограду фабрики и освободил почти три тысячи военнопленных, что там содержались. Те разбегаться начали, а мы дальше атаковали. На площади расстреляли из пушек здание штаба, да и соседние, там тоже немцы расположились. И вот, когда пожары в здании полыхали, вдруг раздался крик Яшина, моего башнера: – Горит! Быстро посмотрев в перископ вправо-влево, я выругался. Горел танк командира взвода, который я усиливал, а били, сюда по вспышкам, из какой-то узкой улочки. – Разворот влево, – тут же крикнул я Никонову и, пока тот разворачивал танк передком в сторону неизвестного противника, я уже развернул башню и дал два выстрела бронебойными. Броневик, что там стоял, заполыхал. Но это ещё не всё, с другой стороны на нашу улицу выезжало два танка-«тройки». Неудобный противник, их создали для танкового боя против вражеской бронетехники. Этих мы совместно уничтожили, у второго танка аж башню сорвало, только и немцы не пальцем деланы, успели поджечь ещё одну машину. Политрук перебрался на моё место, а я открыл люк и, выпрыгнув из танка, подбежал к машине взводного и начал помогать тушить горевших людей, что катались по брусчатке, пока двое танкистов из другого танка помогали вылезти объятому огнём мехводу. Стрелок погиб, так и остался в танке. Во втором погибли все. Я потушил парней и, подхватив на загривок тело одного, побежал к нашему танку. Я сперва и не понял, что произошло, кольнуло вдруг в плечо, когда я на корму забирался. Мы уже разобрали раненых по танкам и рванули прочь, когда оказалось, что у меня весь комбез в крови. Тут и рука неметь начала. В городке светло как днём было, мы осве тительные ракеты пускали, вот кто-то меня и подстрелил. Пришлось политруку в тесноте, у нас в танке на одного пассажира стало больше, бинтовать мне плечо. Пулевое ранение. Когда покинули городок, перебинтовали уже лучше, да и других танкистов осмотрели, срезая обгоревшую одежду. Ожоги у многих были серьёзными. Другие взводы потерь не понесли. Меня перебинтовали, сознание более-менее нормально, только шум в голове и пить постоянно хочется, но колонна шла вперёд, снося всё, что на нас пытались кинуть. Потом перестали, видимо, потеряли, а мы ушли на второстепенные дороги, зачастую двигались по полям, преодолевая овраги и мелкие речушки вброд. Если бы не танки, что на тросах вытягивали грузовики, застряли бы. По карте уже давно должны быть наши, но что-то нет и нет никого. Уже рассвело, когда мы остановились на опушке небольшой рощи, пытаясь под деревьями укрыть всю технику, всё же у нас её немало. Пусть во время засад и обстрела колонны мы два грузовика потеряли, всё равно много техники было. Пока Лютова и военврач второго ранга меня осматривали, я поставил задачу Миронову провести разведку окрестностей. Тут наша дивизия должна стоять, честно говоря, передовая километрах в восьми позади по полученной от пленных офицеров информации, но что-то мы ничего и никого не встретили. Ну и отдал себя в руки медиков, пока разведка убыла на обоих мотоциклах, что у нас были. Нужно понять, почему тут так пусто. Врачи же, что меня осматривали, сообщили, что меня нужно на операционный стол как можно быстрее. Рану чистить, в неё попали мелкие частицы от комбеза, формы и нательного белья, потом зашивать, а то кровотечение никак остановить не могут. Порадовали, что лёгкое не задето. Меня как раз перебинтовывали, когда вернулись разведчики. Что-то быстро они. Оказалось, наткнулись на санитарный обоз. Правда, перепугали обслугу и немногих медиков, что его сопровождали. Разведка была в немецкой форме на немецком же мотоцикле. Ладно хоть, до стрельбы не дошло. Выяснили, что передовую мы всё же проскочили, а штаб дивизии тут неподалёку. Чуть позже подъехал второй мотоцикл с лейтенантом-артиллеристом в коляске. Неподалёку гаубичная батарея стояла, он оттуда. В штаб дивизии о нас уже сообщили, так что, свернув лагерь, мы направились к деревеньке, где штаб разместился. Должны ждать. Лейтенант при нас сопровождающим. Добрались благополучно, авиация противника не летала, не без нашей помощи. Генерал лично встречал грохочущую траками колонну. Мои танки возглавляли её. Вся техника на небольшую улицу не вошла, остальное рядом на поле разместили, зенитчики, выставив стволы пулемётов в небо, охраняли их. Я же осторожно покинул танк, Яшин помог, комбез мне сняли, да и френч надет наполовину, правый рукав пуст, видны повязка и косынка. Зато шлемофон на голове. Семенченко, к которому я подошёл, в ответ козырнул мне, ну и доложил генералу и его штабу кратко: – Товарищ генерал, по приказу командующего нашей Пятой армией генерал-майора Потапова выполнял задание в тылу противника. Задание выполнено, уничтожены вражеский аэродром с сорока бомбардировщиками и штаб пехотного корпуса. Также освобождены военнопленные из двух лагерей, общим числом около пяти тысяч. Вывезено на нашу территорию восемьдесят семь советских командиров, шестнадцать из них из нашей дивизии, и около сотни разных ценных специалистов, в основном врачи и медики. Захвачен пункт сбора советского вооружения, отбиты назад наши танки. Создано три группы для действий в тылу противника, им выданы свои задачи. Выяснив от вражеских офицеров, где стоит в обороне родная дивизия, решил выходить в её расположение, иначе соседи бы технику отобрали. Доложил лейтенант Бард. Прошу доложить о выполнении задания генерал-майору Потапову. – Генерал-лейтенанту, – поправил тот. – Повысили нашего командарма в звании. Сообщим, это я обещать могу. Дальше плохо помню. Передал боевой журнал, успел внести туда последнюю информацию по действиям моей роты, все документы, списки для награждения и списки павших. Ну и пять пленных немецких офицеров не ниже майора, что мы вывезли, передал. Всё это приняли – технику, вывезенных командиров и специалистов, – оформили новую технику и ввели её в штат дивизии. За танки мне комдив большое спасибо сказал. А меня отправили в медсанбат. Я проследил, чтобы мои вещи со мной направили, «лейку» я Евстигнееву подарил, мою тетрадь со списком моих подчинённых тоже в сидор положили. Мне ещё лично похоронки писать, от себя. Как резали, чистили и шили в операционной медсанбата, уже и не помню. А вот Потапов меня навестил в медсанбате, поздравил с выполнением задания, одна из групп, что я создал, несколько часов назад тоже вышла к нашим, у соседей. Группа капитана Кубаева. Тоже изрядно немцам вломили. Потапов сообщил, что меня к герою представили, представление от генерала уже ушло наверх, старшего лейтенанта дал лично, видимо, результат моего рейда изрядно командующему помог, и вскоре санитарный эшелон увозил меня в тыл. Эшелон в пути провел двое суток, видно, что ему зелёный свет дали. Сознания я больше не терял, хотя после операции рана ныла, но постепенно боли уменьшались. Если поначалу подозревал, куда идёт эшелон, то сейчас уже уверился в этом. В Москву. Да и медперсонал это подтвердил. В эшелоне было пятеро раненых из моей группы, трое танкистов обожжённых, которых я помогал из горевшего танка вытаскивать, что запечатлел на фотоплёнку Евстигнеев, как он позже мне рассказал, а тогда я и не подозревал. И ещё двое раненых, эти получили огнестрельные ранения, когда нашу колонну вслепую обстреливали со стороны. Вообще-то раненых больше было, но лёгких оставили в медсанбате, а эти – тяжёлые. Взводный мой лежал подо мной и тихо стонал весь в бинтах, пропитанных мазями. Это он ещё не сильно обгорел, у его мехвода ноги что головёшки. Ампутировали уже. Когда я узнал, куда идёт эшелон, не знал, ругаться или радоваться. Страна большая, а меня именно в столицу везут, где неприятные встречи с бывшей семьёй Глеба могут случиться. Да и знают Глеба многие врачи, могут опознать. С другой стороны, Светлана под боком, что тоже неплохо. Домашнюю еду, а готовит она просто здорово, я любил. А так как я ходячий, то в Брянске вышел на вокзал и сразу – к начальнику станции. Пока паровоз заправляли, полчаса у меня было. В общем, позвонил на работу Светы из кабинета начальника станции. Светлана вскоре прибежала, ей трубку передали, и я пояснил, что ранен, какой эшелон и когда в Москве буду. Попросил встретить. У меня вещмешок при себе. Внутри, помимо личных вещей, награды мои и документы к ним. У меня только командирское удостоверение и забрали, когда оформляли. В сидоре также деньги и пара трофейных пистолетов. Вот чтобы не потерять всё это, хочу передать Светлане. Та сохранит. Возвращаясь, закупил у бабулек то, что заказали в нашем купе и соседнем. Даже водка нашлась, но как-то дорого всё, три цены дерут, совсем совесть потеряли. Прибыли мы в Москву вечером, не солгали врачи, и началась разгрузка. Я тоже вышел со своим сидором в левой руке. Вообще у меня их два. В одном мелочёвка, нужная пока в госпитале буду лежать, – от бритвы до разных мелочей. К этому же сидору прицеплен тюк моей формы с сапогами. Её ещё в медсанбате постирали и зашили. В петлицах теперь по три кубаря, в удостоверении в штабе дивизии данные тоже исправили. Самое ценное в другом сидоре, его я и собирался передать Светлане. Её я вскоре заметил в стороне. Разгружали нас на запасных путях, а не на перроне. Она одна тут с таким пузом, которое заметно подросло. Обнялись мы осторожно. Отдав ей сидор, я сходил за вторым, тем, что с формой, и с которым я в госпиталь поеду. Вообще, личные вещи при раненых были, многие их как подушки использовали. В госпитале уже сдадут на склад, что-то в тумбочки уйдёт, а при выписке всё вернут. Мне так пояснили другие раненые, которые уже бывали в госпитале в Финскую. А для меня это первый опыт. Война длинная, возможно, и не последнее ранение. Этого не хочется. Не хватало, чтобы к старости прежние раны ныть начали. Вернувшись к Светлане и положив вещи под ноги, пока вокруг суета царила и в машины и повозки грузили раненых, я коротко рассказал, что со мной было, а она – про себя. Света выполнила, что я советовал, закупила припасы и сейчас видела, что я был прав. – В мешке мои вещи и деньги. Трофеи с немцев. Деньги забери и используй. Знаешь для чего. У меня там оружие. Сможешь с таким животом подняться на чердак и убрать в тайник? – Смогу, вчера поднималась. – Тогда в тайник оружие убери и… знаешь, мои награды и документы тоже. Туда, где я свои вещи оставлял. Там сохраннее будут. По моей просьбе она купила шесть штук офицерских тетрадей, я же решил заново всё написать, так что они мне понадобятся. И большие конверты заодно приобрела. Между прочим, большая редкость. Как бы не вычислили меня через Светлану. Так как руки у неё были свободны, она развязала горловину моего вещмешка и убрала мой заказ внутрь. На этом мы стали прощаться, несколько раз крепко поцеловавшись. После чего я направился к одной из машин – разгрузка заканчивалась. В кабине место нашлось, там и поехал, а Светлана домой. Обещала завтра навестить меня. В какой госпиталь меня направили, она уже уточнила у местных. Дальше стандартно: довезли, я сам пошёл – хотя шатало, – конечно, до командирской палаты, где мне поставили седьмую койку, хотя палата была рассчитана на шесть. Часть вещей, включая заказ, в тумбочку убрал, которую с соседом делю, после чего сдал сидор и форму кладовщику под роспись. Теперь только при выписке выдадут. Вот документов у меня не было, они с моей лечебной картой ранбольного у военврача санитарного поезда были. Меня оформили и уложили спать, я едва успел с парнями познакомиться. Завтра обход, со своим лечащим врачом познакомлюсь. Как раненый средней силы тяжести я не требовал постоянного присмотра, что радовало. Дальше начались трудовые будни лечения. * * * Две недели с момента прибытия в Москву пролетели как один миг. Светлана порадовала, вчера приобрела такой же аккордеон в том же магазине, можно руку потихоньку разрабатывать. Копия инструмента, сгоревшего в танке, даже привыкать к нему не нужно. Кстати, до сих пор не понимаю, почему Аверин все мои вещи со мной не отправил в тыл, а решил оставить. Боялся, что пропадут, решил лично вернуть? Вполне может быть. Как бы то ни было, используя левую руку, я всё же успел одну тетрадь заполнить по начальному этапу войны до середины сорок второго года. Да, у меня на это ушло аж две недели, а причина в малом количестве личного времени, которое удавалось выгадать. Хорошо, госпиталь был настоящий, военный, и тут имелась своя небольшая библиотека. Там в основном и писал. Конверты, что Светлана купила, использовать я не стал, склеил из обёрточной бумаги и написал адрес. Сегодня решил отправить. Я уже второй день как получил разрешение на лёгкие прогулки в саду госпиталя. Взял форму у соседа, ему были разрешены прогулки в город, и покинул территорию госпиталя. Кстати, в библиотеке были подшивки газет за последнее время, я их все просмотрел и обнаружил, что первые воззвания от товарища Иванова пошли тринадцатого июня. Всего двенадцать таких сообщений в разных печатных изданиях. Последнее в конце июня. В некоторых даже были просьбы позвонить и указан телефон. Причём всё так написано, что казалось, как будто этот товарищ Иванов потерял портфель с важными документами и просит их вернуть. Хорошо воззвание замаскировано. Я уверенным шагом направился прочь от госпиталя, по пути размышляя. Это ещё не всё, о моих подвигах, как их называли, писалось в газетах. Евстигнеев не в пять, как рассчитывал, а аж в восемь статей смог всё развернуть, с многочленными фотографиями, так что я в госпитале был пациентом известным. Даже пионеры ближайшей школы взяли надо мной шефство. Точнее, над нашей палатой. И да, представление на Золотую Звезду героя Советского Союза было подписано, и два дня назад меня возили в Кремль, где и вручили награду, с орденом Ленина, что шёл первым с золотой медалью. Так как я за неделю узнал о награждении, то Светлана принесла мои ордена и медаль, всё же я должен быть при полном параде и в парадной форме, без косынки. Вот так я побывал в Кремле. Сталина видел, но награждал не он. Кстати, встретил там Кубаева, его тоже к герою представили. Стал майором. Мы осторожно обнялись, он о моём ранении из газет узнал, пообщались, потом меня отвезли обратно в госпиталь. А там засада, пришлось награды главврачу сдать, в сейф, Светлане не успел передать. Так что получу их только перед выпиской. Единственно, что порадовало, перед награждением в Кремле я посетил студию фотографа, у которого мы уже бывали. Сопровождающий ожидал снаружи, сделали общий снимок со Светланой, я в форме старшего лейтенанта бронетанковых войск с орденами, но пока без Золотой Звезды, и она на стуле. Это было моё решение – сделать памятный снимок. После выписки еще один, при всех регалиях, сделаем. Это ещё не всё. Мои фотографии, конечно же, привлекли внимание бывшей семьи Глеба. Пусть имя и фамилия другие, но не узнать меня не могли. Ладно бы ещё это, папаша Глеба тут же в госпитале главным хирургом служит. Вот это засада. Ну и началось паломничество, даже эта гнида пришёл – старший брат Глеба, пытался что-то там мямлить, вроде как прощения просил. Всем я отвечал, что они ошиблись, я просто похож на их брата, а так сирота. Просил больше не приходить. А папашу матами покрыл. Этот понятливый, больше не появлялся. Правда, моя тайна сначала в палате, потом и в госпитале недолго продержалась. Вскоре все знали, почему я от семьи отказался и сменил фамилию. Причём рассказывал сам, а то от папаши можно разного ждать, всё так вывернет, что я же виноватым окажусь. Поэтому по госпиталю гуляла моя версия – правильная и, что уж говорить, правдивая. Парни из палаты спрашивали, не знаю ли я, что с теми утырками стало, так что ответил с кривой усмешкой: – Приходил следователь, что вёл это дело, пытался поговорить, но я его послал. Это он смотрел, пока бывший папаша меня избивал, и ничего не делал. Там другому следователю дело передали, а этого уволили, от него кое-что и узнал. Вы думаете, детей высоких чиновников арестуют? Ошибаетесь. Их в армии спрятали, в военные училища отправили и не выдали. Так что всё ещё учатся или воюют где-то. А зная их подлые душонки, уверен, скорее давно в плен сдались и немцам помогают. Вот такие дела. И что плохо, Света об этом тоже узнала, она через день ко мне ходила. В её положении ходить каждый день тяжело, я и запретил. И что совсем отвратительно, о ней узнали Русины. Мамаша Глеба припёрлась домой, хорошо Света её на порог не пустила, но вообще такая наглость взбесила меня до крайности. Очень высказаться им в рожи хотелось, чтобы оставили меня в покое. Потеряли сына, всё, забудьте о нём. На этом пока все новости. Проехав какое-то время на трамвае – главное, патрулю не попасться на глаза, справки-то из больницы нет, – сошёл на остановке у дома Светланы. Она на работе – несмотря на такой живот, ценный специалист, а объём производства увеличили, – но ключ от квартиры у меня был. В квартире переоделся в свою старую гражданскую одежду, кепку надвинул на лоб. Хм, тесновата рубашка стала, плечи-то раздались. А правую руку в карман широких брюк сунул, я пока ею осторожно пользовался, больше левую активно разрабатывал, так-то я правша. Собравшись, укатил на другую сторону города. Положил конверт с письмом в почтовый ящик, перед этим протерев бумагу от отпечатков, на тетради я тоже старался не оставлять следов. После этого отошёл в сторону, к телефону-автомату, и, когда подошла моя очередь, набрал номер, указанный в газете. Понимаю, что подставляю себя, по голосу можно определить пол и возраст, хоть какие-то зацепки, но уж очень высказаться хотелось. Ответили почти сразу. – Алло, – прозвучал нежный девичий голосок. – Приёмная товарища Иванова. – А там разве не Поскрёбышев сидит? – немного удивился я. – Ладно, сладкая, соедини со старшим. Я по объявлению в газете. – Переключаю. Почти сразу раздался щелчок, и ответил другой голос, мужской, уверенный, с хрипотцой, но Сталину точно не принадлежавший. Видимо, посадили на вызов группу. – Представьтесь. – Да ты, часом, не охренел? – даже удивился я. – Может, тебе и анализы предъявить? Вот что, я сильно недоволен, что вы потеряли первые пять писем. Я и так не люблю ручку в руки брать, а тут столько писанины было, а вы меня повторять вынуждаете. В общем, первое письмо написал, даже что-то ещё вспомнил. Адрес чуть позже сообщу. – Почему вы ранее не выходили на связь? – Отсутствовал в столице, вернулся на днях. Да и возможности для связи не было. Ладно, следующее письмо будет через две недели. Пишите адрес места доставки. Улица Красноармейская, почтовый ящик на доме номер двадцать два, у булочной. Счастливо. Неизвестный попытался ещё какой-то вопрос задать, но я дал отбой, протёр трубку тряпицей и, надвинув кепку на глаза, не глядя на троих страждущих позвонить в очереди, направился прочь. Даже пробежать пришлось, но уцепился одной рукой и вскочил на заднюю площадку переполненного трамвая. Со мной девчонка и двое парнишек рядом пристроились. Спрыгнув на очередной остановке, быстро прошёл в подъезд высотного дома, там на чердак, где, устроившись у слухового окна, стал в бинокль наблюдать, что происходит у нужного почтового ящика. Тот в прямой видимости был. М-да, похоже, целый батальон пригнали, перекрыв район и проверяя всех, кто оказался в зоне оцепления. А конверт из ящика изъяли трое в форме НКВД. Ну а что, необходимо было проверить, мало ли подстава, к левым ушли письма и те пытаются выйти на связь со мной. Нет, очевидно, что тут государство работает. Посидев ещё с полчаса – нехорошо действуют товарищи из правительства, некрасиво, поймать решили, надо будет уменьшить количество контактов, – я направился на квартиру Светы, снова переоделся, а там и в госпиталь. Повезло вернуться незаметно и при этом доставить заказанные покупки парням.