- Вы лжёте. - Почему? - удивился капитан. - Всё так и было. - Про моё освобождение лжёте. Знаком мне был один парень, его в изнасиловании обвинили, хотя он этого не совершал, но его отец обвинениям поверил, долго бил по промежности, отбив всё. Сапогами. Потом разобрались… Так вот, у того парня яйца размеров как у быка были, распухли. У меня чуть меньше, опухоль спадает, но у того парня опухоль спадать начала дня чрез три после избиения, а уменьшились и того через две недели. Поэтому я могу сказать, били меня долго, и по саму сокровенному, и в последний раз не ранее чем четыре дня назад. - Хм, верно. Избивать человека без сознания им не интересно было, но приходили к вам в подвал, пинали, вдруг очнётесь? Вас освободили за день до похищения из этой палаты. - Ясно. Мехлис что? Он был в допросной, когда меня бить начали. - Это невозможно, товарищ Мехлис был в другом месте. - Что видел то и говорю. Своим глазам я верю больше чем вашим лживым словам. - Кстати, об этом, товарищ генерал. Сами понимаете, что события произошедшие неприятны, но о них нужно молчать. Сейчас война, не до обид. Попрошу подписать акт о неразглашении. Когда тот мне подал акт, я харкнул на бумагу. Не очень получилось, больше на гипс на груди попало, но и на бумагу тоже. - В следующий раз в рожу тебе плюну с такими предложениями. - Не то чтобы я это ожидал, но получил ещё на руки приказ о молчании. Вот он. Дав мне изучать бумагу, подписи Шапошникова и Жукова, после чего убрал приказ в свою планшетку. После этого поинтересовался: - Свежие сведенья по фронтам хотите знать? - Нет, ничего нового я там не услышу. Немцы наступают, наши бегут. - Выздоравливайте, - сказал капитан, чуть помедлив, видимо я попал в самую точку. Тот начал собираться, но тут задумался и спросил: - А что с тем парнем, избитым отцом? - Разорвал с семьёй все связи, сменил фамилию и жил самостоятельно. Правильный паренёк. Козырнув, тот дошёл до двери, я провожал его взглядом, но остановил вопросом: - Только здание Политуправления сгорело? Больше ничего? - Да, только здание сгорело, - сразу насторожился тот, и уходить не торопился, напряжённо изучая меня, но я разговор уже закончил, стал задумчив изучать потолок. Дверь закрылась, я глянул, капитан уже исчез. Ну намёк я ему дал, что это ещё не всё, пусть думает, что следующим будет. Следующие дни так и потянулись, я постепенно восстанавливался, опухоли спадали, яйца уменьшались. Врачи вполне справно работали, часто заглядывали. Вставать мне не разрешили, а лежать на спине, пролежни накапливать, не хотелось, приходилось на правый бок поворачиваться. Осторожно, из-за рёбер. Газеты я получал, летели дни за днём, конечно сведеньям в газетах после цензуры веры нет, но хоть примерно представлял, что происходит. После моих действия под Минском и Могилёвым, тут ещё Кулик напортачил, с сильным запозданием немцы всё же вышли к Смоленску. Месяц городские бои шли, но в конце сентября, окружив две армии там, пошли дальше и захлопнули огромный котёл вокруг киевской группировки советских войск. Юго-Западный фронт практически полностью оказался в котле и дорога на Москву оказалась свободной. Крым блокирован, на перешейке бои идут. История как-то не особо поменялась, хотя немцев мы набили больше. Резервы немцы сильно истощили, все использовали, поэтому думаю сил дойти до Москвы им не хватит. Вот так у меня сняли гипс, разрешили ходить с палочкой, а до выписки ещё далеко, было пятнадцатое октября, два дня как узнал о киевском котле, когда меня пригласили проехать куда-то. Кстати, неделю назад посещал стоматологический кабинет. Теперь у меня железные хваталки, но покрашены жёлтым цветом, под золото. Повреждения щёк изнутри уже заросли, теперь хоть мясо есть можно. Только мягкое, челюсть-то сломана была, мне теперь мягкое долго есть. Супы, кашки и фрукты. А так забавно было троллить врачей и медсестёр. За палатой приглядывали, это ясно, поэтому, когда утром дежурная медсестра зашла, проверить меня, на следующий день после ухода капитана, то у меня на тумбочке стояла корзина с южными фруктами, дыня была, арбуз небольшой, мандарины, персики и виноград. Я сделал удивлённое лицо, мол, откуда мне знать, что там в изголовье? Я не вижу. Вслух поблагодарил бойцов, что забоятся о своём командире, угостил медсестру и вот так раз в две недели появлялась новая корзина. Я не жадничал, угощал девчат. Сегодня пятнадцатое октября, как я уже говорил, после обеда, накинув шинель на плечи, в больничном костюме ходил по весеннему парку, раскланиваясь с другими пациентами. Листья жёлтые, уже почти все опали, холодно, но ветра нет, пар изо рта выдыхаю, в принципе, для прогулки время самое то. На ногах только обрезанные валенки, на галоши похожи, но гулять можно, подморозило всё, именно тут меня нашли два командира, в шинелях, все перевитые ремнями. Армейцы были, капитан и лейтенант. - Товарищ генерал, - козырнул один. - Нам приказано доставить вас в управление. - Вам приказано, вы и выполняйте, а я гуляю. Я же неделю учусь заново говорить, привыкнув шепелявить, как-то не сразу перестроился, заимев искусственные зубы. Да и после того как их установил, дважды женщину-стоматолога посещал, царапали некоторые места язык и щёки. Машинкой та убрала проблемы, сейчас пока нормально. Хотя всё равно жёсткое не рекомендуется есть, всё те же супы, каши, второе из мягкого, то же пюре картофельное. Вот так развернувшись, я продолжил прогулку, приготовив пистолет, если что, буду стрелять на поражение, но к кобурам те не потянулись, и пошли за мной и капитан начал канючить, что ему приказали, и он должен выполнить. - Смирно! - гаркнул я, и как те вытянулись, приказал. - Документы. Изучая книжицы, похоже настоящие, а так армейцы, оба из Генштаба. Вот и поинтересовался: - Кто вызвал? Что надо? - Мы не знаем, товарищ генерал. Приказал дежурный, и мы и выехали к вам. - Вот узнаете, тогда и приезжайте. С приказом. В последнее время я сильно недоверчив к таким вызовам. Свободны. Только я вернулся в палату, нарисовался знакомый капитан из ГБ. Два месяца его не видел. С момента как очнулся в палате после неудавшегося побега. У меня как раз процедуры начинались, к массажисту собирался, поэтому после стука в дверь, опознав капитана, велел ему: - Заходи. Только быстро давай, у меня процедуры. - Вчера вечером был убит комиссар Мехлис. Крупнокалиберная пуля буквально разорвала его на части. - Ай-яй-яй, - покачал я головой с безучастным тоном. - Ещё какие приятные новости есть? - Товарищ генерал, я понимаю вашу ненависть к товарищу Мехлису, но проявите хотя бы чуточку сострадания. - К человеку бы проявил, а к этому… Зачем пришёл? Только порадовать или ещё чего есть мне сказать? - Идёт следствие, и я считаю, что вы причастны к убийству комиссара. Да, у вас алиби, животом в туалете маялись, фрукты мыть нужно, но приказать исполнить такое задание вы могли. - Будут доказательства, приходи, а сейчас, пошёл вон, - велел я, а когда тот взялся за ручку двери, спросил. - Только Мехлис, больше никого? - Товарищ комиссар стоял на широкой лестнице с товарищами маршалами, Ворошиловым и Тимошенко, пуля, разбив витражное стекло, попала в комиссара, забрызгав всё вокруг, и вылетела через другой окно, с другой стороны здания. Мы нашли пулю, с трудом, но нашли. Это была пуля патрона неизвестного образца, калибр двадцать миллиметров, эксперты ещё изучают. - Свободны, капитан. Вообще это было финское противотанковое ружьё, эпизодически те применяли их против нашей бронетехники в Финскую, да и то по причине малого количества, к началу этой войны их уже немало было в финской армии. Это ружьё из прошлого мира, я изменил приклад, мощную оптику поставил, ствол новый, работал с помощью него по бандеровцам. Очень морально давит, когда рядом человек взрывается кровавыми брызгами и ошмётками. Хотя бандеровцев людьми называть, это против природы пойти. Вот, снова пригодилось. Ну и намёк всём вокруг, что все мы люди, все умереть можем. Нарываюсь? Ну конечно нарываюсь, и осознанно. А так пару раз с животом маялся для виду, пришлось туалете посидеть, для алиби, и в день акции сообщив, что снова прихватило, успел сбегать, пристрелить гада, про совещание в Генштабе мне было известно, и вернуться. Меньше часа потратил. А то что я не закончил, это факт. Рожи тех что меня на аэродроме встречали, тех что били, я запомнил, буду искать. Не одно дело, даже благое, не должно оставаться безнаказанным. Поэтому, скорее всего те посыльные из армейцев, были именно по этой причине, кровавый душ маршалам не понравился, им указали кто может быть виноват, вот и вызвали. Странно что не конвой отправили. Причина почему нарываюсь, а чтобы меня убили. Вот такая простая причина. Второе перерождение дало понять, что есть шанс и на третье, а я не хочу жить инвалидом, отбитые внутренности, восемнадцать переломанных костей, зубы не мои, задыхаюсь пройдя десять метров, частые головокружения, из меня сделали инвалида и существовать в таком виде я не хотел. Пусть пока выздоравливал, с каждым днём становилось легче, крови в моче почти нет, но я хочу молодое тело. Ладно хоть не импотентом стал, заработало месяц назад, а вот смогу иметь детей или нет, теперь уже и не знаю. В прошлой жизни мне повезло, реально повезло. Пятерых настрогал, четыре от Светы и Лады, и одного от законной супруги. Ах да, я же шестнадцать лет как женат был на момент гибели. Как-то по душе пришлась, комфортно мне с ней было, так и жили. К слову, месяц назад прискакала бывшая супруга Никифорова, без дочки, намёки на возобновление отношений делала. Ага, от полковника сбежала, генерала ей теперь подавай. Послал её. Больше не появлялась. Наглая особа. Тем более некоторые медсёстры оказывают тут интимные услуги, больница-то не простая. Для высших сановников страны. В общем, уйти я хочу на перерождение, решение это твёрдое, но не могу сам пустить пулю в лоб, что-то останавливает. Чуйка шепчет, что неправильно это. Думаю, если сам себя, перерождения не будет, нужно чтобы кто-то меня. На войну уехать и подняться на окоп, дав шанс немцам? Возможно и так. Это если меня признают годным к службе. В принципе могут, с ограничениями дать, но там уже комиссия врачей будет решать. А так, вернувшись из процедурной, каждая мышца болела, все их отработала женщина-массажист, как обнаружил у палаты знакомого капитана, лейтенанта уже не было. Тот козырнул и протянул приказ. За подписью Шапошникова. - Ждите, - велел я, и отнёс приказ легчающему врачу. А он тут старший. Но тому уже сообщили, дал добро, только велел осторожно передвигаться и не перетруждать себя. Вернувшись в палату, обнаружил на койке генеральскую форму. Готовую. Так-то та висела в шкафу, что в палате стоял. Эту форму, к слову, я ни разу не надевал. А права не имею. Кто бы там и что не говорил, документальных доказательств, что я был повышен в звании, на руках не имел. А достал из хранилища свою полковника автобронетанковых войск, сильно потрёпанную, у меня всего две формы и было, полтора месяца воевал, меняя их, в одной меня взяли политработники, куда-то делась с наградами, вторая в хранилище была. Чистая и выстиранная, спасибо ординарцу. Жив ли он? Вот так быстро надел исподнее, утеплённое, форму свою, с трудом сапоги, нагибаться больно, в рёбра отдаёт, фуражку, ремень без кобуры, на шинель не обратил внимания, она генеральская, я и носил её накидывая на плечи и не застёгивая, потому как ничего другого не было, а эту не мог носить по моральным принципам. Не моё. Когда вышел в коридор, капитан, что флиртовал с медсестрой, обернувшись, удивлённо протянул: - Товарищ… полковник? Товарищ генерал, вам же форму выдали? - Капитан, ты документы видел по которым мне давали звание генерала? - Нет, не видел. - Вот и я не видел. Чужую форму носить не имею права. Едем, я не хочу опоздать на ужин. Капитан на выходе, сняв шинель, предложил мне, не так он и безнадёжен, так что накинув на плечи, прошёл к машине, тот во френче зяб. Я на заднее сиденье, тот спереди и шофёр повёз нас к зданию Генштаба. Дежурный на входе, с недоумением глядя на мою форму, да, потрёпана, угольками от костра прожжена, отверстия от снятых наград, я с генеральской формы их не перекидывал, времени не было, но проверил по журналу, сообщив, что ожидает генерал-лейтенанта Никифорова. Однако вызвал своего помощника, и тот сопроводив меня на второй этаж, открывая дверь громко сообщил: - Генерал-лейтенант Никифоров. Постукивая тростью, я зашёл в большой зал, где было с десяток старших командиров. Я тут похоже всех младше по званию, ни одного полковника. Среди генералов рассмотрел и Соломина, в форме генерал-майора автобронетанковых войск. С новенькой звездой Героя, но орден «Ленина» не один был, два их. Соломин смотрел на меня во все глаза, тот явно не узнавал меня. Ну ещё, бы багровые шрамы на лице, нос вправляли, но выровнять не смогли, горькие складки в уголках губ, золото вместо белых зубов мелькает, и я совершенно седой. Вот так на меня все и таращились, пока я, постукивая тростью, и подволакивая левую ногу, она плохо гнулась, подходил к столу, на которых были расстелены карты и приказы. - Почему вы не в своей форме? - негромко спросил Шапошников. - Приказа на присвоение мне внеочередного звания не получал, я полковник покуда. - Не довели до вас? Скорее всего планировали это сделать позже, торжественно. - Это конечно всё интересно, но хотелось бы узнать зачем вызвали инвалида? Фёдор Иванович, здравствуй. Поздравлю с генералом. Молодчина. - Как же это так? - тот сглотнул и посмотрел на меня. - Бомбёжка? - Как я там бомбёжка? Забили в допросной… Договорить мне не дали, маршал прервал, недовольно глядя на меня. - Под Москвой формируется резервная армия, которой вас хотят назначить командовать, генерал-майор Соломин назначается начальником штаба. Как нам сообщили, вы вполне идёте на пути к выздоровлению и через неделю пройдёте медицинскую комиссию. Хотелось бы обговорить штаты… *** Очнувшись, знакомо болело избитое тело, но я счастливо улыбнулся окровавленным ртом. Новое тело, новая жизнь. Тут же снова рёв моторов, я опознал «Лаптёжники», и с трудом встав, отметив, что я в военной форме, командирская, понял, что кто-то вцепился мне в галифе, и увидел девочку лет четырёх, что цеплялась за меня отчаянно, запрокинув голову, а рядом женщина, со сломанной ногой, вывернута ниже колена, без сознания. Подхватив девочку, я закинул её мать на левое плечо, попой вверх, и побежал прочь от разбитого поезда, запинаясь босыми ногами за траву. Позади стоял пассажирский поезд, на который заходят вновь немцы. Три «Лаптёжника» работало, бомбы похоже уже использовали, пушками проходили по составу. Вагон, рядом с которым я очнулся, был разворочен, видимо взрывом из купе на насыпь выкинуло прошлого хозяина этого тела, убив, и произошло моё заселение. И других людей выкинуло, вроде этой девочки с матерью. Отбежав, а сильное тело мне досталось, даже не запыхался, я присел, опустив тела, и стал осматривать. Начал с девочки, крови на ней хватало. У той только ссадины, кровили, но целая. Обработал их ваткой со спиртом, отчего девчушка забавно пищала, после этого занялся её матерью, тут куда серьёзнее. И ногу вправлял, накладывая лубки, брал их из хранилища, заранее заготовлены, и остальные ранение осматривал, вытащив щипцами осколок, и бинт накладывал. Потом женщина очнулась, я ей вату с нашатырём дал понюхать. Та дочку начала обнимать, заливая слезами, а у меня заболела голова и вырубило тут же, память прошлого тела начала проявляться, став мне доступной. Ну-с, кто тут у нас? Попал я в тело старшего лейтенанта Сергеева, Михаила Ивановича. Двадцать пять лет, блестящий командир, в двадцать четыре года получил звание капитана, стал командиром штаба стрелкового полка. Воевал в Русско-Финской войне, месяц. Наград нет. Служил на Севере, под Архангельском. Застукал жену с любовником, не ждали те его, на дежурстве был. Отметелил обоих так, страшно взглянуть. Соседи на шум набежали, оттащили, убил бы. Товарищеский суд, в общем, дошло до командования, сняли шпалу, вернув кубари, и отправили переводом на Западную границу, с глаз долой. Собственно, в поезде на новое место службы тот и ехал. Сейчас ранее утро двадцать второго июня, начало войны. Повезло мне на это время. Точно сколько сейчас сказать не могу, наручные часы в купе остались, впрочем, как и ремень с кобурой. В кармане только документы, нагрудном. Сапог тоже не было. Спали же. Хорошо старлей в форме спал. Не боялся помять, сейчас как многие другие нательным бельём бы сверкал. Та женщина и девочка, не его родственники, просто соседи по купе. Сергеев сирота, воспитывался в детдоме. Это хорошо. Хорошее попадание, мне нравится, Сергеев тяжёлой атлетикой занимался, любил гирями играть, так что крепкое тело. Пора очнутся, но вспоминалось как я в это тело попал. Да там и рассказывать нечего. Вернулся из Генштаба, поужинал, и вскоре в палате начал хрипеть и в судорогах биться. Врачи набежали, запомнил испуганное лицо своего доктора, и умер. Отравили, к собаке не ходи. Очень я напугал небожителей в правительстве, что так просто их убивать могут из-за какой-то глупой обиды. Мало ли псих и других обстреливать или заживо сжигать начнёт, вот и решили вопрос кардинально. Я бы также поступил. Очнувшись вот так, уже осознав в кого попал, буду под него работать, жизнь внове, с полковником Никифоровым честно скажу, не повезло, знал бы куда везут, всех бы там в асфальт закатал, но удар поставлен был, и в голову. Вполне возможно не хотели меня вырубать, но голова у меня слабое место. После той раны от нападения бандитов, случались головокружения, в общем, сильно тряхнёшь головой и лёгкие боли. Получать контузию было мне нельзя. Хорошо танк мой подбили в атаке сбив гусеницу, я с места вёл огонь, иначе бы хана. А после избиения, я видел, как тревожился врач, не прожил бы я долго, не смотря на то как тот натужно пытался доказать обратное. Сломалось что-то в организме, слабел. Вон, форму старую надел, как на вешалке, исхудал, та на два размера больше стала. Открыв глаза, я аккуратно сел, а то тело болело, нужно ещё осмотреть себя, но острых болей нет, поваляло по насыпи, но не пострадало, наткнувшись на ясный взгляд девушки, дочка дремала у её бедра, я спросил: - Как себя чувствуете? - Уже лучше, спасибо. Вы не могли бы вещи… из вагона, - кивнула та мне за спину. Обернувшись через плечо, я рассмотрел, что несколько вагонов горят, наш пока нет, но пламя приближается и там суетятся люди, спасая что можно. Да и раненых вынося. - Сейчас, ждите. Встав, меня пошатнуло, я побежал обратно к нашему вагону, при этом быстро осваивая тело. А соседям с Сергеевым не повезло. Жены лишился, звание сняли, глушил проблемы водкой, квасил тот, так что уходил в вагон-ресторан, возвращаясь в купе с амбре перегара, и заваливался спать. Понятно почему в форме был, странно что сапоги скинул. Пока бежал, осмотрел себя. Форма цела, запылилась, кровью чуть измазана, но в принципе само тело целое. Синяки и немногочисленные ссадины, это так, проза жизни, заживёт. Около нашего вагона уже суетились люди. Приметив как один мужичок поднимает с насыпи кобуру с длинным ремнём, собираясь открыть, а это Сергеева «ТТ», я гигантскими шагами подскочил, рявкнув: - Не хватай чужое! - А откуда я знаю, что это ваше? - нагло заявило это рожа. Получив тычок щепоткой пальцев в солнечное сплетение, тот пытался научиться заново дышать. Я забрал ремень, проверил пистолет по номеру, Сергеева, точнее теперь мой, и застегнул ремень, опоясавшись. Потом нашёл и оттащил вещи, что были у той девушки с ребёнком, помнил, свой чемодан, тот тоже вылетел наружу, но не открылся. Часы разбились. Нашёл один сапог, а вот второго нет, ни снаружи, ни внутри. Странно. Портянки вот на месте. Намотав одну на левую ногу, надел сапог. Пришлось искать дальше, без обуви тяжело, у меня есть в хранилище запас, но он тут немного не в тему. Сапоги есть, но не тот размер. Имеются ботинки егерей СС, на шнуровке, и даже размеры подходят, сорок пятый, но буду ими привлекать внимание. Всё же нашёл второй сапог, в тридцати метрах от вагона, в траве, и его надел. Чуть голенище подрано, но не страшно. Фуражку тоже сыскал, вот она как будто не пострадала, отряхнул от пыли и надел. Вот так с вещами и направился к соседке с ребёнком. Кстати, тут посыльный пробегал, молоденький боец, лет восемнадцать ему от силы, сообщил мне, что у разбитого паровоза собираются все командиры и военнослужащие, там какой-то полковник командует. Пусть и дальше командует, а мне соседку выручить нужно. Согласно памяти, ночью мы должны были Барановичи пройти. Мы где-то меду Барановичами и Кобрином. Места знакомые, но дальше двину, согласно предписанию, как отправлю соседку с дочкой в тыл. Ну вот решил, что это нужно сделать именно мне. Взял на себя это обязательство. А направили Сергеева служить в Двести Пятую моторизованную дивизию, Четырнадцатого мехкорпуса, Четвёртой армии. Вот так добежав, открыл крышку фляжки, и протянул девушке, та сначала дочь напоила, потом и сама попила, почти всё опустошила. Я же, открыв чемодан, достал планшетку, бинокль, развесив всё на себе. Фляжку, что мне вернули, прицепил к ремню, там был чехол, потом отошёл, сделал вид что спрятал чемодан в кустах, на самом деле убрал в хранилище. У меня там сорок две тонны свободного места, в окружении дрались у Могилева, особо пополнить нечем, да и не один я, постоянно свидетели, охрана моя личная, скорее сам отдавал, ну и вернулся к девушке. - Вы уж извините, мешал вам нормально ехать. С женой развёлся, звание сняли за мордобой, побил её с любовником. Глупо было в водке глушить проблемы, сейчас это осознаю, а раньше наплеваться было. Тут рядом дорога, места знакомые, отнесу вас и постараюсь отправить подальше, запомните, уезжает как можно дальше. Врачи вам гипс на ногу сделают, уезжайте. Немцы Минск через неделю возьмут. - Война?