- Зачем?! - изумились с той стороны. - Приём. - Рация у штурмана под сиденьем, по-другому до неё не добраться. А в кресле штурмана ещё полковник связанный. У него ботинки ваксой воняют, голову кружит. А самолёт сам летит, тут автопилот. Удобно. Да, у меня вопрос, Земля-Один. Я после побега из лагеря случайно освободил четырёх русских пленных офицеров, генерала и трёх полковников, на турецком аэродроме это было, подарил им «Аиста», и те к нашим улетели. Хочу знать, долетели? Приём. - Долетели. Повторяюсь, тишина в эфире. - О, - раздался мой вопль в эфире. - Я тут в кабине штурмана нашёл систему открытия бомболюка и сброс бомб. Земля-Один, я готов к сбросу. Приём. - «Ланкастер», я Земля-Один. Сброс. Приём. - Принято. Сброс… Ой, я случайно на Одессу сбросил… Ой, там пожары в порту у бухты и взрывы… Ой, прожектора и зенитки заработали. - «Ланкастер», я «Земля-один, подтвердите пожары в Одессе. Приём. - Подтверждаю. Приём. - Одесса оккупирована врагом, так что вы нанесли удар по нему. Не переживайте. Тишина в эфире. Это в последний раз. - Принято. Оставив рацию на той же частоте, только на приёме, я перебрался обратно, на ходу хихикая. Всё было подстроено, и разговор, нужный вброс информации был сделан, и сброс бомб на Одессу, я его спланировал сразу после взлёта, когда карту с полётным маршрутом изучал. А систему сброса изучил, когда полковника вязал, а не когда с неизвестным общался. На минуту выходил из разговора, подправлял курс чтобы сбросить не на жилые кварталы, а на порт. Удалось, но кривенько, всё же я не опытный бомбардир, но порт тоже полыхал. Ха, десять минут самолёт летел сам на километровой высоте, и ничего. Два часа, на скорости четыреста двадцати километрах, я преодолел две трети пути до Киева, когда полковник очнулся. Англичан потряс головой, застонал, морщась, и начал осматриваться. Наконец подняв голову посмотрел на меня. Мне пришлось перегнуться через спину и посмотреть на того, лёгкое дежурное совещание помогало нам всё видеть, а так он у меня за спиной в кресле сидел. Мы вот уже как час снизились и летели на восьмидесяти метрах от поверхности земли. Это очень опасно, но позволяет скрыться от локаторов. Разве что посты воздушного наблюдения засекут шум этой тяжёлой машины. А так управлять ею стало действительно легче. Да и сброс груза сказался на экономичности моторов, те стали меньше потреблять топлива. Теперь точно долетим, хотя я и раньше в этом не сомневался. Топлива точно хватит, главное наши бы не принудили сесть где раньше. Поднявшись метров на триста и включив автопилот, мы к Киеву подлетали, а там свои должны быть истребители-«ночники», я подошёл к полковнику, и надев на него шлемофон, а то тот что-то орал, а я на слышал. После этого включил внутреннюю связь, и тот хотя бы мог сообщить что он хотел. - Вы кто? - Господин полковник, вы русский знаете? - спросил я у того на английском, вернувшись на место пилота и снова опуская машину ближе к земле. - Нет. - Фигово, - сказал я уже по-русски, но снова перешёл на английский. - Ладно. Я Иван Сусанин, самый известный русский богатырь, который уничтожал врагов пачками, как тот герой сказки с мухобойкой, семерых убивахом. - Так вы русский? - Ха, понял. Да, русский. Я бежал из лагеря под Анкарой три месяца назад. Вот сейчас к своим возвращаюсь. Кстати, полковник, я болел и не совсем в курсе дел, сколько удалось пленных вернуть обратно? Наверняка ведь не все до наших прорвались. - Думаете я знаю? - Думаю да. - Почти всех, часть погибла при сопротивлении, но сколько-то всё же смогли уйти к своим. Некоторые катера захватили и одна группа даже сторожевик. Не наш, турецкий. - Это всё от недоедания, ослабевших было много. Вот если бы те в порядке были, чёрт-с два бы вы их поймали. А вообще за то, что вы, суки, творили в лагере, я вас резал, режу и буду резать. Знаешь скольких твоих соотечественников я уничтожил? Много. Давай посчитаем… - Я не хочу этого слышать, - прервал тот меня. - А придётся. Почти три десятка голов наберётся, где я собственными руками действовал. И это если не учесть, что я заминировал твой аэродром. - Заминировал?! - воскликнул тот в ужасе. - Да, простейшая работа. Мина на складе топлива, сам сделал, с часовым механизмом, сработала, когда я взлетел, и растяжка из гранаты на складе авиабомб. Тут всё тоже сработало, аэродром твой снесло. А ещё экипаж этого бомбардировщика я порезал на тонкие ломтики. Мне кочевники саблю и казачью шашку подарили, научили ими пользоваться. Причём за месяц, говорят память предков проснулась, только тренироваться надо, мышцы слабые. Так что разрубил я их, и ещё двух механиков… Ты чего молчишь, полковник? Челюсть болит? Не боись, бил ногой сильно, но аккуратно, не сломал. Как сказал один киногерой, не бойся Козладоев, бить буду аккуратно, но сильно. Ха-ха-ха… - засмеялся я. - Всё равно мы вас победим. - Пока жив хоть один русский солдат, то вряд ли. Хотя какая-то правда у вас есть. Такое впечатление что часть генералов вообще на вас работают, а другие используют голову для двух дел. Они в неё едят, и ею гвозди забивают. Ни на что другое она не годна. - Вы плохой солдат, вы оскорбляете своих командиров. - Своих я не помню, память потерял, а сужу по тому что вижу. Может раньше было какое уважение, но после потери памяти всё это стало пылью. Я сужу по делам, а не по внешней обёртке. Если командир справный, я за ним в огонь и воду. А если паркетный шаркун, то за ним не пойду. Я присягу не давал. - Но вы солдат? - Память потерял, а что раньше было, мне плевать. Может я вообще не Вершинин никакой? Я же не помню. По чести сказать, мне присягу снова надо бы давать. Слушай, полковник, хочешь анекдот? Про русского генерала. - Я в туалет хочу. - Пруди в штаны, - посоветовал я. - Как наши ослабевшие лёжа на нарах. Сил дойти до туалета не было. Не всем помогали, так что вонь в бараке стояла знатная. - Отведи меня в туалет. Ты обязан по Женевской конвенции обеспечить меня всем необходимым. Туалетом в том числе. - Ах ты тварь, о Конвенции вспомнил?! Что же вы гады творили, когда голодом военнопленных морили?! - Я полковник, а ты всего лишь уорент-офицер, и обязан мне подчиняться, - разозлился тот. - Ни хрена себе завязочки?! Знаешь, скину-ка я тебя полетать, тут недалеко. А нашим скажу, сбежал, полетать решил. Без парашюта. - Отведи меня к туалету. - Как? Я не знаю, как эту бандуру сажать. - В хвосте есть туалет. - Есть туалет? - изумился я. - Что ж ты сволочь двуличная раньше не сказал?! Всё, меня не беспокоить… Там почитать есть что? На пять минут пришлось прерваться. Я поднялся на пятьсот метров, чёрт с ними, пусть локаторы видят, наши и так знают где я лечу, и отвязав полковника, сопроводил в хвостовой отсек. Я первым отлил, действительно очень хотелось. У него та же нужда была. Сам туалет вид имел крупного ведра, а сверху стульчак и крышка. Дальше вернувшись, я хотел привязать того, но полковник пытался нокаутировать меня ударом лба. Кстати, довольно профессиональное не раз отработанное движение. Однако тот не Депардье, я успел отшатнутся. И дал ему такого леща, что тот сел и свёл глаза в кучу. После чего я отработал на нём все способы рукоприкладства, от банального щелбана, до фофона. Тряся кистью правой руки, отбил, снова привязав того, ещё и ноги тоже. Сел на своё место, пока полковник плавал в своих снах, а на голове росли шишки, снова подключил шлемофон, и взял управление, то даже отшатнулся. Рядом летел русский истребитель и силуэт лётчика показывал явно неприличные жесты. - Это ещё что за клоун? - вслух я подумал, и тот за грозил мне кулаком, как будто всё слышал. - Ой! Мне как-то не по себе стало. А рация точно на приём стоит, а не на выдачу? Надо проверить. Снова поставив автопилот, я включил освещение кабины, чтобы тот меня лучше видел, и развёл руками, мол: чего? Тот погрозил кулаком и постучал по наушникам. Сам истребитель висел чуть впереди и выше, чтобы под винты моих моторов не попасть, так что лётчику приходилось оборачиваться и выгибать шею. - На связь что ли выйти? Как будто я разбираюсь в этой британской бандуре. Понаделают хрени, а ты мучайся, - пробурчал я. Не выключая освещения, я отключишь шлемофон, и перебрался к месту штурмана, где снова подключил его и включил рацию на связь. Даже лбом постучаться о стенку хотелось, рация работала, и все наши переговоры с полковником могли слышать. Ладно хоть мало кто понять мог, мы на английском общались. А я точно помнил, что ставил рацию на приём, включая внутреннюю бортовую связь. Точно, этот, когда возился, пяткой ботинка тумблеры переключил, я планку-то защиты на место не поставил. Дал ему за это ещё леща, всё равно без сознания. В общем, после включения рации на приём, я вернулся в кресло пилота, подключил шлемофон и услышал мат лётчика-истребителя. Кстати, поглядывая в иллюминаторы, отметил ещё три хищных силуэта, что сопровождали меня в стороне. - Я в эфире, - сообщил я. - За клоуна ответишь, - сразу отозвался лётчик. - Я тут вообще не причём, этот мудак с трамплином для мондавошек под носом, каблуком ботинка сбил настройки рации, и та стала работать в эфир. Кстати, много слышали? - С самого начала. - Залёт, - коротко прокомментировал я. - Ты поверь, ты ещё не осознаешь насколько. Кстати, что за трамплин для этих? - Усы. - Хм, я тоже усы нашу. Ладно, Клон, теперь это твой позывной. Следуй прежним курсом, у нас приказ сопровождать вас, дальше другие встретят. Отбой. - Принял. Так и летели. Полковник вскоре очнулся, но голова явно болела. Посмотрел на меня мутным взглядом и отвернулся. Я же, попивая из стакана-крышки термоса горячего чая, смешанного с мёдом, и довольно мурлыкал попсовую песню из своего времени: - Мы летим, ковыляя во мгле, Мы ползем на последнем крыле. Бак пробит, хвост горит и машина летит На честном слове и на одном крыле... (Х. Адамсон). Чуть позже нас действительно передали другим истребителям, а те уже другим, и вот на рассвете мы подлетели к столице. Надо сказать, я был не в восторге и уже лелеял планы сбежать из России. Скажем так, то о чём мы говорили с полковником, было не для чужих ушей. Однако, благодаря ему всё ушло в эфир, естественно обрастёт множеством лишних подробностей и скорее всего карьеры мне не сделать, затравят, не любят генералы, когда их хают, по себе знаю. Если начнётся подобное давление, уйти я смогу всегда, покинув Россию, в принципе меня тут ничего не держит. Долг? Возможно, но если вспомнить Англию, то я его выполнил с перевыполнением плана. Так что я считай тут доброволец, захотел пришёл, захотел ушёл. Как-то так. Не думайте обо мне плохо, это просто я размышляю. Нервничаю слегка, всё же дело-то серьёзное. Последние сотни километров меня вели радисты штаба воздушной обороны столицы, и вывели на аэродром дальней авиации. Он находился в тридцати километрах от города. Тут базировались два полка Балтийского флота, второй полк истребительный. Вот сюда и навели, освободив длинную бетонную полосу. Кстати, помеченную точками, бомбили и чинили полосу. Мне предложили помочь с посадкой, хотя бы морально, один из опытных лётчиков-дальняков бы помогал, но я сказал, что справлюсь, мол, разобрался что тут и как. Так что действительно зашёл на посадку, выпустив шасси, на всякий случай сделав ошибку. Поздно на посадку пошёл, и пришлось на второй круг идти, истребители всё вились вокруг, но не вблизи, не мешали, вот вторая посадка вышла куда лучше. Кстати, на аэродроме у зданий я видел множество легковых машин, было даже два автобуса. Были люди и в военной форме и в гражданском. Подозреваю, это журналисты. Ну да, хорошая пиар акция — это немаловажная вещь, военные это тоже должны понимать. Сел хорошо, и сбрасывая скорость, притормаживая, перевёл моторы на малый газ, а потом немного дав поработать, заглушил. Сразу не стоит. Прописано в технике безопасности. В журнале вычитал. А то работали и работали на максимуме, а тут раз и заглушили. Сейчас, когда те слегка остыли, вот и заглушил, окончательно остановив тяжёлую машину в конце полосы. Журналистов на борт и близко к борту не пустили, пока работали военные. Выстроили оцепление, и ко самолёту подошло несколько офицеров, в основном ВВС, местные видимо, морячки были, было двое жандармов, явно из военной контрразведки и несколько крепких солдат. Я открыл люк, и помог спуститься полковнику, солдаты его приняли. Развязывать я его и не думал, руки связны. Тот сразу начал жаловаться на меня, но слушать его не стали, усадили в машину. Далее, жандармы приняли все бумаги что были при нём, с того капрала-посыльного, и укатили, а я достал свои вещи. Рюкзак, две сумки, и свои саблю с шашкой, завёрнутые в небольшой красивый коврик. Я на нём спал. Купец подарил, он турком был и ему было плевать что я русский. Бизнес, и ничего лишнего, а англичан тот сильно не любил. Все личные вещи у меня осмотрели, оружие пока забрали, холодное тоже. Приняли документы убитых британских солдат и карты, что удалось добыть. Кстати, вещи тоже забрали, но честно всё описали, номера оружия тоже, большая сумма денег удивила, но я пояснил что уничтожил два английских патруля на «Доджах», и продал машины туркам. Те рублями платили. За трофейное оружие и амуницию тоже. Так что это всё законные трофеи. Что с бою взято, то свято. Я обнаглел настолько, что даже попросил копию описи, и мне чуть позже её выдали. Всё точно. Думал после этого меня в штаб на допрос повезут, но нет, пока лётчики изучали самолёт, внутри лазили, подошли журналисты. Интервью брать. Сначала со мной поработали фотографы. Одет я был стильно, переоделся перед посадкой, светло-зелёный комбинезон, лётный. Купил во Франции и мне его по размеру подогнали, восемь карманов у него. Этикетки я срезал, а контрразведчикам сказал, что трофейный. Под комбинезоном только бельё, холодно на ветру. Ботинки с сержанта трофейные, свело-коричневые, на голове шлемофон, ремень и кобура. С виду непонятно что та пустая. На ремне ещё пустые ножны были, я их назад сдвинул, чтобы не видно было, и фляжка. Тоже трофейная. Она удобнее наших, честно признаюсь. Я замёрз пока фотосессия шла, всё же в лёгком комбинезоне был, а все кто у меня окружал, как раз в тёплой одежде ходили. Наконец мучения закончились, и я стёр улыбку с лица. Поблагодарил матроса за бушлат, накинув его на плечи, и меня повели в сторону штаба. Видимо сначала допрос, или опрос, тут как поглядеть, и потом на поругание журналистам, что перья точат и бумагу готовят. И я не ошибся, два часа меня вертели и опрашивали. Насчёт потери памяти тоже долго крутили. Описал как получил ожоги на руках, как бежал, как уничтожил патруль, не догадавшись документы собрать, продал машину и приобрёл местную одежду и ослика, замаскировавшись, так и добрался до аэродрома. Помог генералу с полковниками, как пытался уйти, но меня так скрутило, что пришлось помощь звать, и помогли. Ну и дальше до момента выздоровления, потом угон самолёта, с пленением командира части, а полковник им и был, ну и подрыв всего что было на аэродроме. Жаль самолёты улетели, все на задании были, но инфраструктура базы сильно пострадала. Кстати, по поводу этого меня успокоили, разведчика высылали, тот подтвердил, как и разведка, сброс бомб на Одессу. Там англичане до сих пор не могут пожары потушить. Я уточнил по пленным что со мной бежали, те и пояснили, к ним едва ли сто человек вышли, поэтому о побеге и знают, газеты писали. Двое на военного корреспондента вышли, тот и раздул историю. Такие дела. После этого со мной уже начали работать журналисты. Тут я раскрылся во всей красе, ярко описывая всё что происходило. Большая часть конечно же выдумка, но мне нужно было подать себя, и хорошо подать. Причём описал как меня отлично встретили и провожали до самой столицы. Всё чётко сделано, без нареканий. После этого меня отвезли в столичный госпиталь, и я попал в руки врачей. Дистрофию мне подтвердили, электроожёг на руках тоже, как и факт самого лечения. Сейчас конечно дело куда лучше, но врач, профессор медицины, настоятельно советовал ещё полежать у них. А я что, против? Как скажут, так и сделаю. В общем, я в процедурной был, как раз комбинезон надевал после всех анализов, крови чуть не пол-литра выкачали. Шучу, меня и так шатает, но всё равно помучили с ними, и медсестра попросила снаружи подождать. Накинув халат сверху, я вышел и сел на скамью, народу изрядно шастало, я не заметил, как подошёл и сел напротив меня незнакомый офицер. Погон не вижу, скрывает халат, но точно авиатор, фуражка выдаёт. Рядом с ним сел второй, возрастом постарше, что чуть позже подошёл, пыхнув на меня свежим запахом табака. Видимо курил. Те с большим интересом, как будто им заняться нечем, стали меня рассматривать. Это как-то нервировало, так что осмотрев их, я вопросительно приподнял бровь. - Вершинин, - кивнул один. - Без сомнений. - Да, - подтвердил второй. - Мы знакомы? - на всякий случай спросил я. - При обращении к офицеру нужно встать. - То, что вы офицеры на вас на написано, тем более я память потерял, и весь этот устав и положенные обращения для меня тёмный лес. Врачи вон хотят меня вообще комиссовать, в разговоре мелькнуло, и мы в госпитале, и как мне сообщил профессор медицины, я сейчас их пациент. - Не помнишь нас? - утонил тот. - Офицеры, причём из ВВС, - задумчиво протянул я. - Раз вы делаете намёки о наших встречах ранее, то скорее всего Вершинин, то есть я, раз мне сказали, что я он, служил с вами. Я прав? - Прав. Я поручик Казановский, поручика получил два месяца назад, ты уже в плену был. В полку командую взводом связи. А рядом со мной твой бывший командир борта, прапорщик Зиновьев. Это ты в плен попал, а он вышел к нашим. Штурман ваш погиб. - Ясно.