Тут Зиновьев слово взял, говорил тот не торопясь, степенно: - Я раньше фельдфебелем был, но офицерское звание получил за уничтожение крупного стратегического железнодорожного моста. Я один к нему прорвался. Обратно горел, едва до передовой добрался. Из нашего полка только мы и остались, кто тебя помнит. Да начштаба ещё, ну и парни техники. Мы сейчас под Москвой, пополняемся людьми и техникой. Нас дёрнули рано утром и на транспортном борте доставали сюда. - Ясно. Тот за подвиг выслужил офицерское звание, но прапорщика, значит без дворянства. Если бы со званием и дворянство получил, не наследное, то звание бы было не прапорщика, а хорунжего. Тут подошёл контрразведчик, что меня допрашивал, ротмистр, и спросил у офицеров: - Ну что, я так понимаю признайте? - Похож на Вершинина, - кивнул прапорщик. - Только тот малахольным был, а этот боец. Сразу видно, по взгляду. Этот и угнать самолёт мог и полковника в плен взять. - Потеря памяти трудно диагностируемая. Может приметы какие есть? - Точно! А ведь у него ожог на левой лопатке, сам видел в бане. Давний, рассказывал, что когда дом горел, помогал вещи выбрасывать в окно, вот уголёк и попал. Даже одежда загорелась. - А что вы на меня смотрите? - пожал я плечами. - У меня глаз на затылке нет, я не знаю. А врачи осмотр делая мне не сообщали, только записывали. - Да, - согласился ротмистр и достав из планшетки несколько листов, видимо копия осмотра, изучил их и подтвердил. - Есть шрам на левой лопатке. - Самому посмотреть надо, - с некоторой степенностью сказал прапорщик. Ему, кстати, лет сорок на вид было. Пожав плечами, я расстегнул комбез, и вставая обнажил левое плечо. Тот слегка отодвинул нательную рубаху, и смотрев ожог, уверенно сказал: - Вершинин это. Точно он. - Ясно. Подпишите протокол встречи, и опознавания. А сейчас я вас провожу. Сегодня можете погулять по столице. А завтра поездом вас отправят обратно в Москву. - А пообщаться с сослуживцем, господин ротмистр? - спросил поручик. - Нет времени у него. Свободны, - был ответ. Как я и предложил ожидалось награждение, нет, во дворец меня не пригласили, что странно, дело действительна громкое было, тиражи газет уже распечатывали и выносили на продажу. Награждали главном зале Генштаба. Тут кроме меня ещё трое были, все офицеры. Значит так, с офицерским званием пролёт, я получил звание фельдфебеля, и два ордена. Первый за уничтожение аэродрома и второй за захват полковника с бомбардировщиком. Всё в купе. За освежение лагеря не дали, доказательств нет, всё с моих слов. Хорошо ещё что за последние годы награждение заметно упростили, это делается быстро, и только высокие награды и дворянство вручает лично Император. Награды хорошие и почётные, это были солдатские Георгиевские кресты. Третьей и четвёртой степени. Хотя за такие дала как-то мелочно поступили генералы, тут что посерьёзнее можно, да и нужно, но вмешаться я не мог. Лишь поблагодарил за их щедрость. Форму мне предоставили заранее, причём и сидела та просто отлично, сапоги были, даже шинель выдали. Все галуны и погоны на месте. Фуражка имелась. Всё положенное вещевое имущество для унтер-офицеров. Оружие, это пистолет «Волкова». Ремень широкий, с портупеей, один ремешок. Получив назначение, покинув здание Генштаб, я был отправлен в казармы при Его Величества Императорского авиационному полку. Этот полк принадлежал моему внуку, там и истребители были, и бомбардировщики. В общем, каждой твари по паре. Там были мои вещи. Я всё проверил, от и до, всё на месте, так что расписался в получении, и отбыл в госпиталь, мне там место в палате выделили, в четырёхместной, для нижних чинов. Документы в кармане, выдали в секретариате Генштаба, также две орденские книжицы. Вообще их раньше не выдавали, когда я в Империалистическую служил, информация в штабе полка есть и ладно, а лет двадцать назад стали выдавать. По документам, то я смог уговорить штабс-капитана, за небольшой подарок, часы наручные отдал, и тот написал мне приказ с направлением на обучение в школе повышения лётного мастерства в Москве, а не отправил обратно в полк. Если пройду, то стану подтверждённым лётчиком, все необходимые документы там выдадут. А пока госпиталь, потом заслуженный отпуск и можно прибыть в школу повышения квалификация, дата прибытия открытая. Ну или переобучения, как её ещё называли. Теперь по поводу наличности, что с ней делать. Я подумывал квартирку в столице прикупить, вполне хватает на небольшую, пусть на окраине, но своя, однако ротмистр перед награждением выдал мне листок, где мелким убористым почерком была вся биография Вершинина. Я мельком пробежался. Оказывается, у того семья есть. Сам он москвич, и семья там же проживает. После излечения надо будет в отпуске навестить их. Глянем как живут. Дойти до госпиталя я не успел. Двигаясь увешенный вещами к госпиталю, в этот раз машину мне никто не предоставлял, я услышал за спиной рёв движка, и мельком оглянувшись, отметил как меня нагоняет внедорожник Ярославского казённого автозавода. Наши не стали голову ломать и просто купили у американцев лицензию на сборку их «Виллисов» и линейки подобных машин, так что эти машины выпускались в командирской версии, разведывательной, патрульной и как артиллерийские тягачи. Лёгкие естественно. Ещё миномёты они буксируют. А вот внедорожные грузовики, это уже чисто наша разработка. Этот внедорожник, названный «Яуза-50», хотя бойцы его прозвали просто, «головастик», был в командирской версии. На поднятом ветровом стекле, тут и тент был натянут, даже брезентовые двери на месте, был тактический знак «ВМФ». Впереди сидел знакомый ротмистр в форме морского лётчика, тут военные морские лётчики носили армейские звания. Ну точно, я его на аэродроме видел, это он у меня «Ланкастер» принимал. Внедорожник пискнув тормозами встал рядом с краем прохожей части. Открылась дверь, и выглянувший ротмистр скомандовал: - Фельдфебель, в машину. Остановившись, я с интересом его разглядывал, даже не делая попытки сдвинутся с места, что кстати являлось отягощающим преступлением в глазах офицеров. Я должен был на цыпочках, с улыбкой дебила на лице, с радостным повизгиванием броситься выполнять все приказы старшего офицера, тот считай майор, да ещё дворянин. Однако на мне где сядешь там и слезешь. Хотя по уставу я действительно не прав. - Фельдфебель, ты что, не слышишь?! - нахмурившись спросил ротмистр. В ответ я расстегнул кобуру и положил руку на холодную рукоятку пистолета. С ним тоже интересная история. Личное оружие мне должны были выдать по прибытию в часть, но бюрократия она такая бюрократия, что выдали сейчас. И я знал почему. Мелкие чиновники, пусть даже они работают в Генштабе, знают и могут многое. Хотя вышестоящие начальники на них не обращают внимания. Помните того штабс-капитана, что мне направление сделал? Обратился бы я к кому постарше, мне бы отворот поворот сделали, а с тем я договорился. Это ещё не всё, оружие мне должны были выдать как хорунжему Вершинину, с ним шашку с надписью «За храбрость», и темляком ордена «Святой Анны» четвёртой степени. То есть мне должны были дать офицера и дворянина, в принципе я вполне заслуживал, однако в верхах всё переиграли и зарубили это решение. Все документы изъяли, поэтому наспех сляпали новые на фельдфебеля. Штабс-капитан показал мне часть документов, что изъять не успели, шашку обратно в арсенал отправили, а вот «Волова» всё же выдали. Это хорошо, кобуры к «Люгеру» у меня не было, что уж про карманный пистолет говорить, что сейчас в кармане находился. А вот насчёт злого командного рыка ротмистра, слабенькая отмазка, совсем слабенькая, у меня была. Я не его подчинений, хотя по всем знакам различия мы относимся к одному ведомству, ВВС, только тот моряк, а я сухопутник. А причина банальна, я уже нахожусь на попечении военных врачей, осталась до госпиталя дойти и окончательно бумаги на излечение оформить, а тут этот ротмистр. - Я вас не знаю. Может вы агент вражеской разведки? - ответил я. - Ты совсем память растерял?! - возмутился тот, выбираясь из машины на улицу. - Я у тебя сегодня утром самолёт принимал. - Там много народу шастало, всех не упомнишь, ваше благородие. - Ты мне показывал машину, туалетом хватался. - Что-то вспоминается, - с некоторой насторожённостью ответил я. - Мне нужно машину перегнать в Казань, на изучение. Ты машину привёл, разобрался в ней, поможешь. - Это вряд ли. У меня приказ прибыть в госпиталь на лечение, я ослаблен после плена, лечиться нужно. - Чёрт с тобой. Чего ты хочешь? - Вот это другое дело, - я сразу застегнул кобуру и поправив вещи, коими был увешан, продолжил. - У вас связи в московском центре переподготовки есть? - А тебе зачем? - Я туда направление получил. Хочу получить документы лётчика-истребителя. Меня в Турции именно на него учили. Хочу стать самым результативным лётчиком за всю войну по количеству сбитых. А меня могут направить учится на лётчика-бомбардировщика. Вот и нужно помочь попасть в группу истребителей. - А в направлении что написано? - Просто, общее направление, ваше благородие. Видимо там решать буду. - Я тебя разочарую фельдфебель. Два центра по переподготовке лётчиков-истребителей находятся в других городах. В Казани и в Омске. В Москве обучают на бомбардировщики и разведчиков. Штурмовики центры имеют в Хельсинки и Екатеринбурге. Последний передислоцировали из Варшавы. В общем так. Если договоримся, я направление твоё изменю, и с ними ты прибудешь в Казань, лечиться и обучаться там можно. - Мне месяц лечиться минимум нужно, я перегрузки пока не выдержу, сознание точно потеряю, слаб для них. - В Казани и вылечишься. - Едем, господин ротмистр, - вздохнул я. Сложив вещи на заднем сиденье, я сел в машину, и мы погнали в сторону аэродрома. Как я понял ротмистру приказали перегнать трофей, и тот решил взять меня для подстраховки, мало ли что, а для меня машина всё же знакома, тем более вёл её в сложных метеорологических условиях – ночью. Кстати не зря тот меня на борт взял, не раз некоторые острые моменты подсказывал. Вот так до Казани и долетели. Между прочим, тоже ночью летели. Взлетали, когда уже час как стемнело. Тот тоже «ночник», экипаж у него, пять человек, тоже люди опытные. Так и долетели. А уже через пять часов, в десять утра, сидя на лавке у окна пассажирского вагона, я покидал Казань, поезд шёл на Москву. Нет, ротмистр пытался честно выполнить обещание, но командующий центра переподготовки послал его, довольно грубо, даже мне за дверями было это слышно. Пришлось собирать вещи и отправиться на вокзал, тут ловить было нечего. Потом пересадка в Москве, и на столицу. Выспаться успел в вагоне. Доехал хорошо, никто не мешал. Не пытался обокрасть, тут с этим просто. Я с двумя фронтовиками ехал, следили за вещами друг друга. *** Два месяца, мне потребовалось, два месяца, пока врачи не дали добро, сообщив, что теперь-то уж я в порядке. Да и сам это чувствовал. Мы с двумя казаками, что тут также на излечении были, сбили деревянный спортгородок, расчистили от снега площадку и каждый день по несколько часов там занимались, звеня клинками шашек, и не обращая внимания на зевак и мороз. Так что я не только лечился, но когда лечащий врач разрешил, то усилил нагрузки, постепенно тело поддавались и становилось всё лучше и лучше. Пластичнее. По крайней мере, когда меня выписывали, я с тремя казаками рубился на шашках, в течении часа. Один выбывал, другой вставал на его место. Рубились естественно затупленными тренировочными шашками. Нет, они были не из госпиталя, только один, остальные из местного казачьего полка при столице. Меня даже удивило, что те вдруг решили взять меня в своё братство и после выписки, мы провели церемонию принятия в казаки. Вручили мне мою же шашку. Только с нею поработал отличный специалист, привёл в порядок и теперь та носила цвета кубанских казаков. После этого меня погрузили на поезд, и мы попрощались, я поехал в Москву, мне всё же дали две недели отпуска. А вот направление в центр переподготовки аннулировали, выдали направление в мой же полк. То есть, в полк где раньше служил Вершинин, видимо на прежнюю должность борт-стрелка. В купе кроме меня был офицер и два студента-гимназиста, если по одеждам судить. Кстати, офицер был из ВВС. Тот поглядывая в окно, покосившись на меня, видимо неприятно тому было что с нижним чином едет, но заметив на обшлаге шинели ленточку солдатского ордена, подобрел. - Смотрю казаки провожают, а сам из наших, - сказал тот. - Друзья, ваше благородие. Провожают. - Так ты из казаков? - уточнил поручик. - Никак нет, потомственный москвич, как мне говорили. Я после ранения память потерял… - Погоди, - тот пристально меня изучил, и кивнул сам себе, узнавая. - Ты Вершинин. - Так точно. Тот замолчал, с интересом меня рассматривая, гимназистов не было, те положив вещи, убежали на перрон со своими прощаться, тоже в Москву ехали, как я понял. Они москвичами оказались, возвращались домой, каникулы заканчиваются, Новый Год наступал, три дня осталось. У меня на ремне была шашка, не по уставу, надел чтобы казаков порадовать, а тут отстегнул и убрал к сабле, да и вещи стал убирать на багажную полку. Обычно офицеров и дворян размещают в других купе, а тут как-то всё в вперемешку. Ладно хоть женщины в своих купе едут. Хотя жаль кончено. Пока я в госпитале лежал, меня замучили просьбами рассказать, как всё там с угоном происходило, хотя всё в газетах было написано, ажиотаж не спадал недели две, вот и попутчики попросили рассказать. Делать нечего, не хотел отношение портить, рассказал. Потом лёг на верхнюю полку, шинель с зимней шапкой я уже снял, оставшись в форме, при орденах. Кстати, по форме. Для севера, где располагалась столица, та лёгкая. Однако никто мне зимнюю и не думал выдавать, ходи в чём выдали, ты в госпитале лежишь. Пришлось докупить, на рынок ходил. Купил валенки и свитер крупной вязки и с высоким горлом. Ну и вязанные перчатки, и носки. Сменил фуражку на шапку, остальное не менял, я действительно выбегал на улицу только для тренировок. А там валенок и свитера хватало, надевал их поверх больничной одежды. Ну и шапку естественно. Для нас разгорячённых этого вполне хватало, хоть по несколько часов проводили, но замёрзнуть не успевали, наоборот, это от нас пар валил. Да и не видел я смысла покупать тёплую одежду. Полк, в который я получил направление, на Южный фронт снова перебазировали, а там куда теплее, так что после отпуска отправлюсь за ним следом. Эти два месяца я не только лечением занимался. Родственники Вершинина прибыли, причём неожиданно, но я на эту толпу только мельком глянул, продолжая размышлять над следующим ходом, мы в шахматы с соседом играли. Я думал к кому из них родственники прибыли, оказалось ко мне. Врач разочарованно вздохнул. Надеялся что от неожиданности память вернётся. Не помогла эмоциональная встряска, её просто не было. Так я и познакомился со всем семейством Вершинных. Начну со стариков, со стороны отца. Дед Михей, потомственный машинист, все российские дороги объездил. Жена его, бабушка Варвара. Отец Андрея, бывшего хозяина этого тела, благодаря помощи родителей смог выучиться на инженера, и был главным инженером ремонтного депо в Москве, ремонтировал паровозы и бронепоезда. Многие были со следами обстрела, с фронта пригоняли буксирами. Авиация работала. Однако, несмотря на загруженность депо, его всё же отпустили повидать сына, который стал благодаря прессе, известным на всю страну. Мать Андрея, была из Киева, родители там же, тоже оба живы. Она домохозяйка. В Москве Вершинины владели четырёхкомнатной квартирой, выкупив её. Недавно только закончили платить последние выплаты в банк, так что всё, их хозяйство, чему те радовались. Дед с бабкой Андрея проживали на окраине Москвы в своём большом деревянном доме, а не стесняли сына с невесткой. Братьев и сестёр у Андрея не так и много, если смотреть на других, где большие семьи — это вполне порядке вещей, всего у Вершиныных четверо детей. Андрей старший, потом Анастасия, ей недавно восемнадцать исполнилось и два месяца назад та вышла замуж. Супруг её на два года старше, студент Московского технического университета. Он тоже приехал, супругу сопровождал. Настя в положении была, хотя срок и небольшой. По залёту поженились, как я понял. Кстати, отец у супруга Насти довольно известный московский купец. Он очень сильно недоволен был свадьбой, и отрезал того от финансового потока. Подарка на свадьбу тоже не было. Жили молодые с родителями Насти. Им комнату выделили. Потом была младшая сестра, двенадцать лет, Маша, ну и младший братик Анатолий, восемь лет, только-только в гимназию пошёл, в первый класс. Вот все они и прибыли ко мне на поезде, и можно сказать с вещами добравшись до госпиталя, как сообщил отец, две пролётки нанимать пришлось, доехали и сразу к лечащему врачу, а тот их ко мне направил. Соседи вышли, чтобы нам не мешать. В общем, как и ожидалось не вспомнил никого, что сильно опечалило Вершинных, Маша даже плакать начала. Тяжело было общаться с совершенно чужими для меня людьми, кстати, те это тоже поняли, и пытались всё же показать, что мы одна семья. Мать Андрея осталась ещё на две недели, а остальные уже через два дня отбыли обратно. Они квартирку сняли неподалёку. Насте с её супругом я отдал всю наличность, что у меня была. Это почти шесть тысяч рублей банкнотами, хватит на двухкомнатную квартиру рядом с квартирой её родителей. В общем, подарок на свадьбу от меня, а о своём уголке те мечтали. Зять подрабатывал в депо у тестя, в свободное время, чтобы были хоть какие деньги. В принципе, нормальный парень, не мажор, как я поначалу подумал. Не кинул сестрицу, не бросил с ребёнком, а женился. У меня ещё были серебряные монеты и золотые, большая часть с арабскими письменами. Тут примерно рублей на девятьсот, их отдал матери Андрея. Семья большая, доход только от отца, тот ещё левачил, хоть какая-то поддержка будет. А то ведь одеть детей нужно, оплатить учёбу, она не бесплатная, много что имелось. Взяли те без вопросов. Точнее они были, но вопрос откуда? Ответ что трофеи, их вполне удовлетворил. Ещё среди трофеев были наручные часы, три пары. Свои я постоянно на руке носил, остальные мне без надобной. Отдал одни деду, у отца и зятя свои были, вторые матери, она хозяйка в доме, за временем следить должна, и как-то всё равно что часы мужские. Третью и последнюю пару, отдал младшему брату, чему тот изрядно порадовался. Отцу ещё подарил золотой портсигар и зажигалку. Он курил. Девчата без подарков остались, нехорошо, так что я закопался в вещах, а они хранились тут, я специально купил сундук на рынке, его доставили, и у нас в палате, с разрешения врача, поставили. Там и шашки, и мои тренировочные принадлежности с одеждой, и вещи. Трофеи и оружие тоже. Только документы в кадровом отделе госпиталя, а форма у кладовщика. Что может быть в кармане у солдат британской армии? Точно девчачьих вещей не будет. Да и большую часть трофеев я продал. Однако мелочёвка разная нашлась. Младшей сестрице ушло карманное зеркальце и гребешок. Мне кажется они из одного комплекта, схожи по выделке, смотрится красиво. А вот Насте подарил свой карманной «Браунинг» с запасом патронов. Мол, она себя и ребёнка должна защищать. Тут тупо просто не осталось подарков. Кстати, деду, «Люгер» свой отдал, тот работал сторожем на складах одного из купцов. Машинистом уже сил не было работать. Зятю ничего, и так денег отвалил на квартиру, хватит. Хотя матери Андрея ещё коврик турецкий, я раньше в него сабли заворачивал, пока чехол для них с шашкой не купил, так что тот ей понравился и отдарился. С трудом уговорил, ещё брать не хотела. Сами те тоже не с пустыми руками приехали, тут и тёплая одежда, и простая, но сытная еда. А меня откармливать нужно. Вот мать Андрея и осталась, готовила на съёмной квартире и приносила. Себе я двадцать рублей мелочью оставил, остальное всё отдал. Мне хватит, а потребуется, я ещё добуду. Чуть позже, когда мать Андрея уехала, стало полегче, я активно на тренировки приналёг. И вот, излечившись, о чём мне справку выдали, получил отпуск, и еду в Москву. Адрес мне сообщили, но вряд ли придётся искать, я дал телеграммой информацию, когда выезжаю, так что должны встречать. Так и оказалось, встретили. Были мать Андрея и младшая сестра, остальные кто дома, всё же поздним вечером прибыл поезд, кто ещё на работе. Пока на санях добирались до многоквартирного дома, где проживала семья Вершининых, я узнал много свежих новостей. Муж Анастасии так и не купил квартиру и те всё ещё жили с родителями. Он приобрёл убыточную лавку, магазинчик небольшой, что ранее скобяными изделиями торговал. Надо сказать, тот изучил потребности квартала, где находилась лавка, и особая потребность была в свежих продуктах. Купить зелень, молоко или ещё горячего хлеба, это и стало ассортиментом. Также в магазине можно было купить пироги и пирожки. Настя пекла. Нанять продавца денег не было, лавка только выходила на самоокупаемость, так что за прилавком пришлось стоять пока Насте, потому как супруг её учёбу не бросал, понимал, как образование нужно, да и бронь у него как у студента, только из депо ушёл, а потом видно будет. В общем, крутились оба как белки в колесе, но вроде что-то получается. Лавка уже две недели работает, местные жители о ней узнали, поток покупателей стал больше, доход пошёл. Не то чтобы мне это было интересно, честно скажу, без разницы как те деньги подаренные потратили, их дело, но мне так подробно описывали, что волей-неволей всё это представил. Нас ждали, был приготовлен праздничный ужин, в большом зале квартиры, тут были соседи, старые друзья Андрея, и даже его любимая, как мне тайком шепнула мама Андрея. Как-то не впечатлила, не мой типаж. Поздно было, так что младшие с час с нами посидели и их отправили спать, а мы до полуночи сидели, пока не стали расходится. Мне вроде как нужно проводить вроде как свою невесту. Но к счастью, не пришлось, та честно призналась, что у неё появился другой, всё к свадьбе идёт, для того та и пришла, признаться, и тот ожидает её снаружи. Наверное, замёрз бедолага, за три часа-то. Пришлось выйти и набить ему морду лица. Традиция. Тот пытался боксировать, оказалось он этим боем профессионально занимался. Даже какие-то призы брал. Но я его просто повалял в снегу, против меня его прыжки и удары не плясали, синяк поставил под глазом, на этом и разошлись. В квартире тесно, не без этого, мою комнату заняли молодожёны, я в гостиной поначалу спал. Но это не напрягало, каждое утро и вечер, как стемнеет, я занимался тренировками во внутреннем дворике дома, потом переселился к старикам, дедушке и бабке. Тут проще всё, и жил там. Со скуки посетил депо отца Андрея, изучил ремонтные мощности, дал пару советов и до конца отпуска всё свободное время работал в депо. Столько инноваций ввёл, настолько усовершенствовал ремонт, что отец Андрея просил начальство меня оставить. Мол, пусть только гимназию успел закончить и первый курс технического университета, а уже готовый инженер. За четыре дня двумя бригадами мы полностью восстановили повреждённый зенитный бронепоезд, хотя на ремонт его предполагалось потратить две недели. Все премии получили за скорый и справный ремонт. Однако я сам не хотел оставаться. Изучил паровозы от А до Я, знаю теперь все их модели, всего серий шесть, два тяжёлых, два средних и два маломощных, манёвренных. Вот так и подошло время отъезда. В центр переподготовки я пытался сунуться, прогнали. Часть трофеев я оставил у стариков, собой взял рюкзак, офицерскую сумку, саблю с шашкой, тренировки я и не думал прекращать, и вот после прощального пира был посажен на поезд и отправился на Юг. Уф-ф, наконец-то. Вершинины люди хорошие, тут сомнений нет, успел их узнать хорошо, но всё же их как-то много и энергия через край бьёт. Что-то Андрей на них мало был похож, если говорили, что тот малахольный. Характер не Вершининых. А так я прикинул, после войны покину Россию и займусь изысканиями сокровищ, долго находиться с Вершиниными тяжело, лучше подальше от них находиться, хотя от родства пока не отказываюсь. Кстати, Новый Год отпраздновали просто отлично. Единственно что мне не нравилось в Вершининых, они все были сильно набожными, в отличии от меня, и не оставляли поначалу попыток меня зазвать в церковь, пока я не сообщил что атеист. Так знаете что они сделали? Батюшку позвали к старикам. Я как раз к ним переехал. Пришлось серьёзно поговорить, пока батюшка хату освещал, что я атеист, и не стоит на меня давить. Те перестали, но неявно всё же пытались, а ещё, перед отъездом мать Андрея положила нательный крестик и иконку. Нашёл их в вещах, когда устраивался в купе. Поезд не войсковой, с комфортом ехал. Так и добрался до нужной станции. В пути один раз поезд попал под бомбёжку, в некоторых вагонах окна выбило взрывной волной и осколками. Было несколько раненых и убитых. Однако добрался. Дальше в штаб нашего авиакорпуса и оттуда машиной добросили до расположения полка. Снега тут нет, однако всё равно холодно, не так как в столице, но около нуля точно есть. Располагался полк в районе Севастополя, но был армейским, а не приписан к морякам Черноморского флота. Встретили меня отлично, полковник, командир полка, лично со мной пообщался и направился во всю ту же вторую эскадрилью, где раньше Андрей служил. Зиновьев погиб две недели назад, направил горевший самолёт на вражеский транспорт, они эскадру английскую бомбили, и в эскадрилье осталось всего четыре машины, в полку одиннадцать. Дальше меня оформили в полку, как и думал, борт-стрелком, вот только я стал относится к безлошадным, свободных машин не было, все экипажи полны, и спаяны боевыми вылетами. Меня из лётного состав практически никто не помнил, а вот наземный и технический, то тут много знакомцев было. В столовой отметили мой приезд, обмыли награды, устал их обмывать, в общем, в коллектив вошёл хорошо, письмо матери написал, что добрался, начал службу. Также познакомился с моим командиром эскадрильи, штабс-ротмистром Валуевым. Ничего так, опытный командир, отмеченный наградами. Ранен был прошлой зимой, полк его полностью погиб и был расформирован, поэтому после излечения его направили в наш Омский бомбардировочный полк. Я три дня присматривался к сослуживцам, на подбитом бомбардировщике, тот дотянул до аэродрома, но разбился при посадке, списали, изучал конструкцию, своё место стрелка. Валуев поддался моим уговорам и просьбам, и дал изучить кабину лётчика, а потом дал добро подняться воздух на его машине. Полковник тоже разрешил. Сделав шесть кругов, небольшие манёвры, и пошёл на посадку. Лётчики за своего меня признали, но и так вот шесть безлошадных имелось, так что пока я в серьёзном минусе, так что поразмыслив, когда ещё новые машины придут, попросил Валуева отойти в сторону, пообщаться наедине. Тот только что с боевого вылета, полк работал каждый день если погода и техника позволяли, так что был уставший. Напившись воды что я ему подал, тот после доклада в штабе отошёл и закурил, внимательно глядя на меня. - Говори, чего хочешь? - Хочу свою машину получить. Надежды на тылы нет, не успевают те за потребностями фронтов, поэтому предлагаю такой план. Собрать всех безлошадных, и перекинуть их со мной на территорию Турции, и угнать самолёты у турков. Большая часть их самолётов — это наши машины. Что купили перед войной, что восстановили после захвата наших земель у проливов. Ночью пробираемся на территорию аэродрома, как это сделать тихо, это мои проблемы, не раз аэродромы брал, тем более у турков с охраной совсем плохо. Так и угоняем. Предлагаю бомбардировщики с аэродрома у города Орду. Там как раз такие же типы что мы используем. Вы летаете бомбить к туркам через Чёрное море, сбросите нас на парашютах, а дальше мы всё сделаем. Такой вот план, ваше благородие. Тот насмешливо наблюдал за мной весь разговор, уголки губ подёргивались, тот явно пытался удержатся от смеха, но всё же не выдержал. Усмехнувшись сказал: - Нет, слишком рискованно. Людьми рисковать не будем. - Тогда я один, чтобы у меня машина была. Причём чую у меня другие безлошадные лётчики её отобрать могут, так я истребитель угоню. Меня учили как раз на истребителе. - Что за модель? - Наша «АРТ», трофей турецкий. - Ну-ну. Всё же так и не дали идее воплотится, полковник о ней тоже слышал, видимо комэск доложился, но тоже был против. Дальше время так и тянулось, я в основном помдежурного по аэродрому был. Дважды за следующий месяц удалось слетать на задание, стрелков подменял. Полк работал по передовым порядкам противника, задача, уничтожение артиллерийских батарей, складов и штабов. Разведка их выискивала и наводила ракетами или по рациям. Истребители англичан и турок тут властвовали, переломить ситуацию и стать самим хозяевами неба, не получалось. Поэтому оба раза при вылете пришлось пострелять. Нас нагоняли после выполнения задания. То, что я очень хороший стрелок с отличным глазомером, было понятно сразу. Вооружён был самолёт крупнокалиберным пулемётом Митяева, наша разработке в двенадцать с половиной миллиметров. Есть пехотные варианты, но тут стояли авиационные машинки. Вот с помощью него я одним за другим воткнул в землю двух турок на «Харрикейнах», что атаковали нас. Мы восьмёркой летели, уплотнив строй для защиты. Сбил над нашей территорией, при свидетелях, так что их вписали в мою учётную карту. А при повторном вылете, та машина уже была вооружена спаренной установкой пулемётов, семь и шесть миллиметров калибром, тут я сбил англичанина на «Спитфайре». Его тоже внесли в учётную карту. Тот упал чуть ли не на крышу блиндажа штаба армии. По приказу комполка меня представили к награде, но пока не получил. Тут спустя ещё один месяц в середине марта, наконец перегнали десять новых бомбардировщиков. Мы как раз очередной налёт англичан пережили, полосу починили, другие воронки засыпали, я тоже участвовал, когда один за другим начали садиться новенькие машины. Их тут же в пустые капониры начались спускать. Лётчиков на все машины хватало, начали формировать экипажи, вот так я и попал к прапорщику Демидову. Он не дворянин, получил звание как награду. Теперь в нашей эскадрилье после всех потерь шесть машин, примерно такое же количество в остальных эскадрильях. Ещё две машины, подбитые притащили на буксире, их разбирают, хотят из двух собрать одну рабочую. С машиной нам повезло, вооружена крупнокалиберным пулемётом Митяева, мне с ним легче. Пусть тот тяжелее чем спаренная установка, но с бронебойным эффектом и мощностью с ним сшибать противника с неба куда проще. Все мы начали осваивать машины, кто-то находил проблемы. Шёл ремонт, улучшение, я тоже помогал нашим механикам, у нас их трое. Двое суток, пока все десять новеньких машин не были готовы к боевой работе. Первый вылет полк совершил всем составом, налёт совершали на румынские нефтяные терминалы и промыслы. Удачный вылет, пожары до сих пор имеются. Пусть дальность на пределе, но добрались, сбросили и повернули обратно. Противодействие было, на подлёте встретили истребители, локатор тут в Румынии имелся, британцы поставили. Потеряли две машины, один огненным комком рухнул вниз, в воды моря, вторую машину двое покинули, эти над берегом, однако отбомбились, и вот повернули, на нас снова свора истребителей накинулась, а ведь зенитчики из наших рядов ещё двоих выбили. Что плохо, одной из этих машин была наша. Я поначалу и не понял, что случилось, отбивался, двоих срезал, и третий с сильным дымом вышел из боя, а тут самолёт как будто подпрыгнув, вдруг начал пикировать вниз. Ещё дымить сильно начал, и жара от кабины пошла, огонь стремительно распространялся. Оказалось, снаряд разорвался в кабине, пилот и штурман погибли, нас всего трое было, я остался один. Пришлось прыгать, затяжной прыжок совершил. Хорошо, что мы успели сбросить бомбы, и отлетели от нефтяных терминалов, вон они в десяти километрах горят, пачкая небо темными дымами. Прыжок я совершил правильный, не поломавшись, и приземлился на поле в двух километрах от дороги. Оттуда уже спешили солдаты, гусеничный транспортёр, гнал прямо по полю ко мне. Водители грузовиков съезжать не стали, знали, что в отличии от транспортёра сразу увязнут. Тут подтаило, и сразу образовалась грязь вокруг, я уже успел уделаться при посадке. При мне офицерская сумка была. Всегда во все вылеты брал, я её называл сумка спасения. Там было всё что нужно. Боеприпас для пистолета, чехол с инструментами, спички, медикаменты, съестного на двое суток, трофейный бинокль, я его сохранил, котелок армейский, внутри специи, соль и перец, кружка, и ложка с перочинным ножом, помимо этого в сумке ещё бечёвка тонкая, метров пять, две ручные гранаты, на них леска намотана для растяжек, и скатка плащ-палатки. На ремне у меня кобура с пистолетом, подсумки с двумя запасными магазинами, нож в ножнах и фляжка. Та самая, трофейная. Одет я был в утеплённый комбинезон, унты, и утеплённый шлемофон. Бежать я даже и не думал, по грязи далеко не убежишь, до кромки ближайшего леса километра два будет. Так что погасив купол, убрал в парашютную сумку, и когда транспортёр приблизился, демонстративно достал пистолет и положил на парашютную сумку, отошёл от неё, держа руки над головой. Мол, сдаюсь. Сам транспортёр английского производства, видел я уже такие, это был основной британский лёгкий многоцелевой бронетранспортёр, он так и назывался, «универсальный бронетранспортёр». Экипаж один человек, вооружён пулемётом «Брен», ствол спереди в лобовой броне торчит, десант, три-четыре человека. Говорю же лёгкий, но шустрый. Этот, судя по тактическим знакам, как раз британцам и принадлежал, видимо из охраны нефтяных промыслов. Думаю, бить будут, нефть британцам нужна, а тут такая плюха. Вообще разбомбить эти промысли наши пытались не раз, но уж больно тут оборона крепкая, как зенитная, так и истребительная. Много наших парней тут головы сложили. А истребители на такое расстояние не дотягивают, двухмоторные разве что, тяжёлые, но их мало. Приказ поступил категоричный, разбомбить не считаясь с потерями, полк вылетел в полном составе, повёл его сам комполка. Поначалу летели на бреющем, тройками, чтобы локатор не засёк, а приблизившись к береговой линии начали подниматься на километровую высоту, выстраивая оборонительный клин. Потери надо сказать были не большими, всего четыре машины, но сейчас им ещё вернутся нужно и британцы постараются наших не упустить. Полковник перед вылетом, построив полк, сообщил, что ожидаются большие потери, давно полк на такие серьёзные объекты не посылали, надеюсь наши всё же отобьются. На пол пути при возвращении их наши истребители должны встретить, морячки. Бронетранспортёр, подкатив, остановился в четырёх метрах, порыкивая движком. Пулемётчик отпустил приклад, и поднявшись, там крыши не было, стал меня изучать, механик-водитель тоже поглядывал. Десантный отсек покинуло двое солдат. Уже легче. Сдаваться в плен я не планировал, это лишь уловка, тем более этот бронетранспортёр мне и самому пригодится. Захватить его, отобрав у четырёх вооружённых солдат, оказалось плёвой задачей. Сопротивления те не ожидали, я выглядел сломленным, поникшие плечи, потухшие глаза, да и не из боевых частей они, тыловики, охранники нефтяных промыслов. Врагов вот только так видят, пленными со сбитых самолётов, или в лагере военнопленных. Когда те двое подошли, один бесцеремонно полез за пазуху за документами, то я стал действовать. Кстати да, документы мы при вылете не сдаём, даже все награды при мне. Три Георгиевских креста, четвёртой, третьей и второй степени. Последний получил неделю назад за те три сбитых истребителя, правда, за последний месяц я ещё не раз вылетал на боевые задания, заменяя стрелков, и сбил трёх турок и одного англичанина доведя свой счёт до шести, один мне не засчитали, земля не подтвердила сбитого, не видели они. Так что у меня на счету шесть сбитых. Все три ордена на гимнастёрке под утеплённым комбинезоном. А так сработал я их легко, мощный бросок и гранённая стрелка, зажатая в пальцах, полетела в пулемётчика, войдя в правый глаз. Длина десять сантиметров, дошла до мозга, точно труп. Эти стрелки я со скуки наделал из железа, что набрал на самолётном кладбище рядом с нашим аэродром. Метать их просто, отработал только с разных положение метание. Это железные стрелки похожи на спицы, но с утяжелениями, чтобы бросить далеко можно было. У меня по пять штук на наручах закреплены, под рукавами комбинезона, вот я и приготовил две стрелки, вторая так и не пригодилась. Тому что мне за пазуху лез, я врезал костяшками по горлу, и второму рядом, дёрнув того за форму на себя, заехал лбом в нос. Как тот полковник Монтгомери мне врезать пытался. Ну и кинул гранату в кузов бронетранспортёра. Она у меня на ремне за спиной висела. Кольцо было на месте, задача напугать, а не попортить технику. Сам же и крикнув: - Граната!