Все собравшиеся, включая экипаж, после первого награждения уже знали, что будет дальше, так что смотрели с интересом. А награждённые, получая тяжёлую кобуру с «маузером», возвращались в строй. Потом и до раненых дошло, вручил всем. Ох как я намаялся на более чем пятьдесят человек подготавливать эти наградные пистолеты! Полночи не спал, да и в световой день в рубке не появлялся, без меня вели корабль, но вижу, что угодил людям. Ещё как угодил! Когда вручил последний пистолет своему Ену, я, отдав команду «Вольно!», разрешил разойтись. И меня подхватили на руки и стали качать. Чуть не убили, паразиты. Ладно, вернули на палубу в целости. Такое проявление чувств не было распространено, это я завёл на судах. У нас были дни рождения, праздновали, и вот в одно такое празднество я и крикнул: «Качай его, ребята!» С тех пор и повелось. К этому моменту подошли крейсер и лоцманский катер. На все наши суда, включая трофейный миноносец, на мачте которого над японским флагом развивался наш российский, были высажены группки вооружённых матросов под командованием офицеров. Выяснив, кто тут старший, молодой лейтенант попросил меня пройти к ним в лодку. Прихватив все свои документы и рапорты на имя коменданта города, я спустился в паровой катер, и тот достаточно ходко пошёл в порт. А чуть позже уже наши суда, вытянувшись в линию, тоже медленно входили в порт, двигаясь по фарватеру. На военной пристани народу было мало, только встречающие. Мои сопровождающие со мной разговаривать отказались, так что пришлось ждать, что будет дальше. Удивили и ошарашили. Вместо приветственных поздравлений – арест, и я был отконвоирован в крепостную тюрьму. Комендант, когда у меня забирали документы и снимали оружие, пояснил: приказ из Санкт-Петербурга. Когда после повторного обыска за моей спиной закрылась дверь карцера, я остался наедине со своими мыслями, и, надо сказать, они меня не радовали. Похоже, англичане сделали свой ход. Хотя, возможно, они тут ни при чём, у нас своих инициативных идиотов хватает. Да и задержание объяснили странными словами: за пиратские действия в боевой зоне. Сказать, что я был зол, – значит ничего не сказать. Час ходил от стены к стене в камере. И, свирепо выдохнув, буркнул сам себе: – Не хотите, чтобы я с вами был, пусть будет по-вашему. Сняв форму прапорщика по адмиралтейству, я аккуратно, с некоторой педантичностью сложил её на нарах, чтобы на виду была, сверху положил фуражку. Сапоги снимать не стал. На мне осталось утеплённое нательное бельё. Подойдя к двери, я постучался в неё. Пришлось долго стучать, даже замёрзнуть успел, в камере было холодно. Когда послышались шаги снаружи, я подготовился. – Чего тебе? – открыв смотровое окошко, спросил охранник. – В туалет хочу. Тут у вас удобств нет. – Сейчас принесу, жди. Тот закрыл окошечко и куда-то утопал. Вернулся минут через десять, я тут чуть не окоченел, реально холодно. Открыв дверь, он спокойно вошёл в камеру. Вот это он зря, удар в горло и обездвиживающий по шее. Убедившись, что охранник без сознания, убивать его не хотелось, я быстро обыскал его, прибрал немного мелочи и выскользнул в коридор. С охранника форму брать не хотелось, тем более по комплекции он был выше на голову и имел солидное пузо. Я вихрем ворвался в комнату охраны, в прыжке ударив коленом в живот одного, стоявшего с кружкой в руке охранника и добавил локтём по затылку, когда тот согнулся. Второй и последний из охранников, сидевший на скамейке рядом с печкой, куда подкидывал деревяшки, дёрнулся, оборачиваясь, пытаясь дотянуться до винтовки в стойке, но футбольным ударом ногой в голову я его вырубил. Так-то я боксёр, но больно уж тот подставился под удар. Обыскав обоих, я стал обладателем суммы в шесть рублей двенадцать копеек. Оружие я не брал, служебное, попасть им может, но снял с одного связку ключей с пояса. Когда меня уже здесь обыскивали и забрали белый шарф, входящий в комплект моей офицерской формы, я приметил, что её убрали за какую-то дверь, и стал подозревать, что за ней же можно найти много интересного. Один из ключей подошёл, и я быстро осмотрел стеллажи, на свой шарф даже не обратил внимания, без надобности. В основном там было разное тряпьё, но я нашёл отличную шинель железнодорожника, хорошо сшитую. Накинул, пытаясь согреться, и стал копаться дальше. Потом нашёл по размеру штаны, обычные, гражданские, меховую шапку, тёплую рубаху и куртку на меху с меховым же воротником. Шинель положил на место, вернулся уже одетый в каморку охранника и прицепил ключи на место, чтобы охрана не поняла, где я одежду нашёл. Покинуть здание тюрьмы, а потом направиться прочь от квартала военных тоже труда не составило, я не привлекал внимания. Заметив, что за мной кто-то бежит, я насторожился, но это оказался радостно скалящийся Ен. – А я вас освобождать шёл. Как нас с «Оки» свезли, как узнал, что вас арестовали, так и побежал выручать. – Молодец, – невольно улыбнулся я. – Идём на ту сторону порта. Там, похоже, основная часть города и жилые кварталы расположены. Сейчас какой-нибудь трактир найдём, поедим. А то кишка кишкой играет. Мы вошли в ближайшую простенькую ресторацию. Я заказал щи, кашу с подливой и компот, Ен сделал себе заказ. Пока мы шли, он описал, какой шок получила команда, когда они узнали, что я арестован. В ярости были все. Особенно Василевский кричал, назвал коменданта Владивостока подлецом. Да ещё во всеуслышанье. Это он зря, хотя я с ним и согласен. К моему удивлению, тот был титульным дворянином и особо последствий не боялся, называя вещи своими именами. Ен поинтересовался моими планами. Высказав свою позицию по поводу ареста, в основном в матерном выражении, я сказал, что теперь буду воевать с захватчиками в одиночку, российская сторона потеряла моё к ней уважение. Навсегда. Я уже серьёзно думал, что зря принял гражданство Российской империи. Ен, естественно, собрался со мной, но тут я его обломал: дальше только сам. Были у меня планы, и свидетелей иметь не хотелось. Когда я закончил со вторым блюдом, то, сыто откинувшись на спинку стула и делая глоток очень неплохого компота, сказал: – Ен, наша договорённость расторгнута. Ты можешь заниматься всем, чем пожелаешь, советую по железной дороге вернуться в Питер. Более того, дарю тебе свою новообретённую квартиру в столице, я туда уже не вернусь. Подданство я собираюсь расторгнуть. Сейчас сходим к нотариусу и всё оформим. Правда, я без личных документов, отобрали при аресте, но думаю, смогу договориться с нотариусом. Будешь её сдавать и на арендную плату жить. Тебе вполне хватит, можешь семью завести, как хотел. Тебе ведь двадцать пять всего. – Я хотел бы остаться, – тихо ответил Ен. – Я русский подданный и буду воевать с нашим врагом. А квартиру мне не надо, вы и так много сделали для меня, Максим Евгеньевич. – У тебя свои счёты с японцами, – проявил я проницательность. – Ты мне так и не рассказал, почему покинул Корею, но догадаться нетрудно. Особенно когда ты из пулемёта срезал зевак на борту «Хацусе». Пятнадцать среди них точно твои. Очень уж у тебя лицо было мстительно-счастливым. Не спутаешь… Хм, вот что, если ты хочешь тут повоевать, то тебе представляется прекрасная возможность убить очень много японцев. Служба пулемётчиком даёт такой шанс, а тебя довольно профессионально обучили этой специальности. Ты и «максимы», и «мадсены» отлично знаешь. Ещё могу подсказать тебе тактику летучих пулемётных команд. О тачанках слышал? – Нет, не доводилось. – О-о-о, это такие звери, что страшнее только утро без возможности опохмелиться. Ен ухмыльнулся: что это такое, он узнал уже только в России. В это время на улице стало заметно оживлённее, народ забегал, некоторые были в форме. Обернувшись, Ен едко отметил: – Ваш побег обнаружили. Ищут. – Да пусть их. Давай я лучше тебе о тачанках расскажу, может, сможешь использовать идею. Мы ещё часа два просидели в этом заведении, где я достаточно подробно объяснил тактику летучих отрядов. Нас не беспокоили, патрулям даже в голову не пришло искать меня в ресторанчике, фактически стоявшем открыто. Три-четыре тачанки, группа кавалеристов в два десятка при трёх «мадсенах» могут наскоками серьёзно проредить наступающие войска или полностью остановят снабжение японской армии. Ен имел неплохую память и слушал очень внимательно, будто впитывал то, что я ему говорю. Оплатил ужин он и оставил мне «мелиор», зализанную и уменьшенную копию моего любимого «браунинга», пару магазинов к нему и сорок семь рублей наличностью. Всё, что было у него на руках. Сняв с судов, экипажи поселили в пустующих казармах, его вещи были там, на мои же вещи был наложен арест, их забрали, когда людей перевозили на берег. Кстати, наградные «маузеры» отобрать у людей не посмели. Перед прощанием Ен, немного смущаясь, поинтересовался: – Если меня будут спрашивать о вас, что говорить? – Да особо ничего не скрывай, даже нашу встречу сейчас. Ничего плохого я в этом не вижу… Ладно, счастливо. – Счастливо. Мы расстались, так как меня могут опознать, чего бы не хотелось, а Ена подставлять я не желал. Кореец направился в казармы. Он уже решил идти в пулемётчики, опыт применения у него действительно имелся, и не думаю, что в армии откажутся от опытного специалиста. А я, проводив его взглядом, тоже покинул ресторацию и направился в сторону железнодорожного вокзала. Нужно узнать, когда будет ближайший поезд на Порт-Артур. Напрямую поезда не ходили, нужно было отправляться до Харбина по Транссибирской магистрали и пересесть на поезд, идущий по Южно-Маньчжурской железной дороге до Порт-Артура. Билет покупать я не стал, да даже к вокзалу подходить не подумал. Наверняка там есть кому приглядывать за охочими покинуть город. Но пока гулял, узнал от местных, что поезд уходит поздно ночью, почти в полночь. Дождавшись, едва не замёрзнув, я разогрелся, когда догонял один из вагонов выходившего из города поезда и, заскочив на подножку, открыл дверь и прошёл внутрь. Почти все сидячие места были заняты, но мне удалось найти свободное. Вагон напоминал те, что в электричках, никаких купе, открыт глазам от начала до конца с рядами сидений. Спрятав всё ценное в сапоги, убрав оружие за пояс сзади, я привалился к одному из пассажиров и заснул. Брать особо у меня нечего, всё ценное забрали, когда обыскивали. Наручные часы и перстень из прошлой жизни я не носил, они остались в банковской ячейке банка в Париже. Как мы ни телепали, но на второй день к обеду всё же добрались до Харбина. Одну ошибку я совершил, когда готовился покинуть Владивосток: не запасся продовольствием. Хорошо, добрые люди поделились со мной, подкормили. Потом, когда останавливались на очередной станции залить воду и пополнить запасы дров в тендере паровоза, прикупил, что нужно. При подъезде, по оживлению пассажиров, узнал, что скоро будет нужный город, и якобы отошёл на площадку. Там, открыв дверь, встал на подножку и, оттолкнувшись, кубарем полетел под откос, поднимая облака нанесённого снега и гася скорость. Когда поезд прошёл – вроде на меня не обратили внимания, хотя нет, на задней площадке в шинели мёрз часовой, он мне кулаком погрозил, – я отряхнулся и направился к городу. Чуть в стороне была дорога, так что, хрустя снегом, я вышел на неё и побежал. Куртка у меня была тёплая, спасала, да и шапка тоже, но брюки тоненькие, это чувствовалось, и сапоги летние с тонкими портянками. Вот и пришлось побегать. Похоже, аномальная погода была, минус пятнадцать, не меньше. Мороз пощипывал щёки, и ветер выдувал тепло из-под куртки. Реально чуть не замёрз. Добравшись до окраинных домов, вид которых был непривычным, я стал углубляться в сторону центра. По пути мне попался небольшой магазин, торгующий всякой всячиной, включая одежду. Можно сказать, лавка разнообразного колониального товара. Там я приобрёл заплечный мешок, достаточно крепкий, хорошие утеплённые брюки, сразу их надел, тёплые портянки, полуботинки на толстой подошве, тоже их надел, пару тёплых рубах и свитер крупной вязки с высоким воротником. Последними взял вязаные перчатки. Переодевшись, перешёл к другим вещам. Купил глубокую тарелку, вилку с ложкой, вполне неплохой перочинный ножик и охотничий нож с ножнами. Взял кружку, флягу, залил водой тут же, двухлитровый котелок и двухлитровый чайник. Кстати, забавно, как и в прошлом времени Советского Союза, у меня был похожий. Пробкой затыкался носик. Всё это я убрал в мешок. Вот продовольствия тут не было. Место в мешке ещё оставалось, поэтому купил полотенце, несколько коробков спичек и брусок мыла. Вот для гигиены полости рта ничего не нашёл, печально, мой дорогой несессер остался среди конфискованных вещей. Подумав, купил ещё шерстяное одеяло, его увязал скаткой сверху. Покинув вещевой магазин, дошёл до продовольственного. Взял шесть лепёшек, если засохнут, получатся вполне приличные сухари. Консервов не было, но продавец мне продал полтора килограмма вяленой подсоленной конины, нарезанной тонкой соломкой. Попробовал и был удивлён, очень вкусно. Соли взял, перца, круп разных. Затарился хорошо, теперь можно и путешествовать. Добравшись до вокзала, в буфете купил кусок пирога, несколько бутылок воды, пирожки. Для путешествия хватит. Поездов пассажирских сегодня к Порт-Артуру не шло, только товарняк, но мне всё равно, и он подойдёт. Счастливо избежав патрулей, я выбрался на окраину и пошёл вдоль железной дороги. Когда появился дым паровоза, я уже был готов. В этом месте был поворот, эшелон наверняка сбросит скорость, что позволит мне вскочить на подножку. Так и оказалось. За паровозом было несколько грузовых вагонов, потом открытые площадки с какими-то трубами и с пяток теплушек. Вот на подножку первой теплушки я и вскочил. Часовые, кстати, на грузовых площадках были, причём двое точно видели, как я запрыгнул на площадку теплушки, с интересом наблюдая мои акробатические трюки. Я добрался до двери теплушки и, откинув щеколду, отодвинул дверь. Внутри было много соломы и восемь коняшек. Забравшись в эту конюшню, я прикрыл дверь и, набив в углу соломы, завалился на неё, подложив под голову мешок. Разворачивать одеяло не стал, тут более-менее тепло. И задремал. Ну а индифферентность охраны меня не удивила: на ближайшей остановке они доложат, кому нужно, и меня возьмут под белы рученьки. Видимо, здесь так, как я, многие путешествуют, опыт у охраны имелся. Ничего, отбрехаюсь. Вырвал меня из сна близкий выстрел, вроде до этого ещё несколько было, но этот совсем рядом треснул. Дёрнувшись, я сел и прислушался. Мы стояли, это без сомнений. Где-то недалеко пыхал паром паровоз и раздавались голоса. Даже крики были. Вдруг началась заполошная стрельба, которая быстро стихла. Вообще всё стихло. Быстро сунув руки в лямки котомки, я поправил её на спине и, приготовив нож и «мелиор», подкрался к дверям. Не нравилась мне эта ситуация, очень не нравилась. Лошади спали, хотя та, что стояла у входа, тревожно всхрапывала, принюхиваясь. Ужом скользнув мимо них к двери, я потянул створку и всмотрелся в крохотную щель. На улице темно. Мне показалось или нет, но на снегу метрах в шести от моей теплушки лежал человек. Вдруг, вихрем, мелькнув, проскакало в конец эшелона три всадника. Хм, а мы ведь не на станции, в чистом заснеженном поле стоим. Уж не бандиты ли шалят? Слышал я в поезде, на котором к Харбину ехал, о таких случаях. Причём многочисленных. Столько ужасов пассажиры рассказали, да ещё с такими подробностями, будто свечку над головой у бандитов держали. Приоткрыв дверь шире, я аккуратно выглянул. У паровоза мелькали тени, слышалось ржание, в конце поезда тоже что-то происходило. Выбравшись наружу, я закрыл створку, ещё и щеколду на место опустил, скользнул к убитому, а то, что это убитый, я унюхал, когда из спёртой теплушки вышел на свежий морозный воздух. Кровью пахло. К моему удивлению, это был не часовой, хотя я думал, что один из них. Потрёпанная одежда, монголоидный тип лица, хм, возможно, рыжие волосы. Наверное, подстреленный бандит. У него на поясе были подсумки, я их обыскал: четырнадцать патронов к винтовке, причём знакомые, к японской модели, в кармане мелочь. Забрал. Нащупав что-то на поясе, снял его и убрал за пазуху, похоже, там тайник. Видимо, его уже свои обыскали, ничего особо ценного не было, так что я вернулся к вагону и забрался под него. У паровоза было много народу, поэтому я по шпалам тихо двинулся к последнему вагону. Выбираться в сторону не стоило, на снежном поле меня будет видно издалека, сразу подстрелят, и так рисковал, подбираясь к убитому бандиту. Между следующими вагонами я наткнулся на ещё одного убитого, это уже был часовой. Его хорошо пошмонали, сняли шинель, головной убор, даже сапог не было, в одной окровавленной гимнастёрке и галифе лежал. Обыск мне ничего не дал. Двинул дальше. Потом нашёл другого часового, а чуть в стороне сразу трое темнели на снегу, кучкой. Не думаю, что они там при перестрелке легли, похоже, бандиты в одно место стащили. Вроде следы волочения были и пятна крови. Из открытого последнего вагона шесть бандитов грузили на лошадей какие-то мешки. У них на шестерых было девять лошадей, все под седлом и все уже с мешками. На каждую по два грузили. Хм, а та убитая тройка не из этого ли вагона? Уж не охрана ли? Чёрт его знает. Патрон был в стволе, но у меня был семизарядный магазин, поэтому, тихо достав его из рукоятки, вставил ещё один патрон и вернул обойму на место. Против шести бандитов восемь патронов. Лошади наготове, если бандитов быстро завалить и, вскочив на коняшку, рвануть в поле, есть шанс затеряться. Пока те у паровоза отреагируют, уйду. Если сейчас начнут нормально осматривать остановленный эшелон, то обнаружат меня, как пить дать обнаружат. В это время у шестёрки возникло оживление, и, радостно галдя на своём языке, похоже, китайском, вчетвером сняли с вагона какой-то угловатый предмет, в котором я не сразу узнал пулемёт «максим». Он в чехле был, да ещё без щитка. Стянули его, и вот он, стоит красавец на пехотном станке. Правда, не заряженный. Лопухнулись ребята из охраны, они бы с помощью этого пулемёта продержаться могли. И остальных поддержать. А так погибли, не оказав почти никакого сопротивления. Один китайчонок стал возиться с пулемётом, пока остальные, всё ещё радостно переговариваясь, продолжали выгружать мешки. Сейчас их просто сбрасывали на снег. Я так понимаю, для этих мешков пригонят ещё лошадей… или повозку. Как раз услышал её скрип, да и та тёмной массой появилась со стороны паровоза, двигаясь вдоль состава. Двуконная крытая повозка подкатила к последнему вагону, за ней ещё две. Возницы радостно перекликались с бандитами, продолжавшими шуровать в вагоне. Судя по отсвету изнутри, там, похоже, были зажжены лампы, и они хорошо видели, что брать. Что же в этих мешках? То, что не деньги, точно, по силуэтам мешков понятно, что что-то угловатое и небольшое. Первую повозку быстро загрузили, и она покатила обратно, потом вторую и начали возиться с третьей. Однако я больше внимания уделял тому китайчонку, что возился с пулемётом. Явно не зная конструкции, он смог разобраться, как поднять верхнюю крышку, и, достав из вагона пару пулемётных брезентовых лент, пытался зарядить машинку. В общем, мне это быстро надоело, и я решил действовать, перебираясь под последний вагон. Бандитов стало меньше, трое повели всех верховых лошадей с мешками в сторону паровоза. Похоже, большая часть банды действительно там. Теперь один с присоединившимся возницей третьей повозки шуровал в вагоне, второй грузил какие-то ящики в повозку, а китайчонок всё возился с пулемётом, что-то у него там не получалось. Четвёртый, что занимался погрузкой, в каком-то странном зипуне, из которого во все стороны торчала вата, с винтовкой за спиной и такой же, как у меня, шапкой, подтрунивал над салагой. По тону было понятно. Что меня привлекло в этой четвёрке, так это что у возницы на боку на длинном ремне висела коробка «маузера». Уж не моих ли ребят? Оружие в этих краях редкое, крупный завоз был только от меня. В это время из вагона закончили передавать ящики, и грузчик ждал, облокотившись о вагон, наблюдая за китайчонком. Решив, что это самый лучший момент, я возник у него за спиной. Тот дёрнулся, услышав скрип снега у меня под подошвами, но ничего сделать не успел, я чиркнул его сзади охватом по горлу и, рванув к китайчонку, что, приподнимаясь, оборачивался на шум, вогнал ему в спину нож, оставив в ране. В этот раз не промахнулся, точно в сердце всадил. Тот завалился на бок, пятная кровью снег, а я, отметив, что двое внутри шум не услышали, они там что-то громоздкое уронили, взорвавшись воплями, быстрыми движениями поправил ленту, ударом кулака закрыл крышку и проверил, как пулемёт вращается на станке, направив ствол вдоль состава в сторону паровоза. Нормально. Я снял с обоих китайцев винтовки и у того, что с перерезанным горлом лежал, достал из-за пазухи револьвер. Наш, «смит-вессон». Офицерский. Патронами разжился. Всё это в повозку забросил. Всадник я аховый, так что повозку возьму, тем более верховых лошадей всё равно не было. Теперь нужно с той двойкой в вагоне разобраться, оттуда раздавались удары по металлу. Выдернув нож, взяв в другую руку второй, снял с пояса грузчика, я скользнул к открытой створке теплушки, осторожно заглянул внутрь. Оба бандита стояли ко мне спиной у большого железного ящика, похожего на сейф. Тихо поднявшись внутрь и обходя мусор, я приблизился к ним и почти одновременно вбил в спины ножи, действуя обеими руками. Однако левая подвела. Рана у возничего была смертельной, но тот не упал, а стал носиться по вагону. Ладно хоть не орал, я ему лёгкое зацепил. Пришлось его сбить с ног и ударом каблука левого ботинка размозжить ему висок. После этого я наклонился, снял «маузер» и накинул ремень на себя. С облегчением отметил, что кобура пошаркана – оружие не из моей партии. Ну и винтовку со второго забрал. Хм, странно, у него тоже была новенькая японка. Снял с обоих пояса и быстро обыскал бандитов, забирал трофеи, а они были, как и у тех двоих, что лежали снаружи. Наши рубли имелись, местная валюта, даже штатовские доллары. В общем прилично. Закинув трофеи в повозку, я приметил три патронных ящика и, кряхтя от натуги, перенёс их по очереди в повозку. От паровоза в мою сторону пока никаких телодвижений не было, но я всё равно торопился. Но как поднять пулемёт? Я его просто не осилю, а бросать не хотелось, поставлю у заднего борта, будет как тачанка, если попробуют преследовать, вдарю так, что про всё забудут. Приметив ещё несколько снаряжённых лент к пулемёту, тоже забросил их в повозку. После этого стал возиться с пулемётом. Подкатил его к заднему борту, я его уже открыл, он на кожаных петлях был, удобно, и освободил место, потом снял его со станка, поднял сначала пулемёт, ох и дурно тяжёлая штука, думал, пупок развяжется… Следом подтянул станок. Там наверху снова собрал и примерился. Низковато. Закрыл борт и поставил пулемёт на ящики, вот теперь гарно, и лежать на ящиках вполне удобно. Ещё раз осмотрев вагон, я забрал все три лампы, потряс ими – полные, и, потушив их, убрал в повозку, пригодятся. Потом занял место возничего, тут же обнаружив его винтовку, щёлкнул поводьями и поехал вдоль рельсов. Проехал метров двести, часто оглядываясь, на меня так никто и не обратил внимания. У поезда не заметили, но оказалось, у банды наблюдатели всё же были выставлены, и один сидел в седле невысокой мохнатой лошадки чуть дальше, на холме. Он-то и замахал рукой с поднятой над головой винтовкой, криком привлекая внимание. Орал так, что и у поезда явно расслышали. Натянув поводья, я прицелился из винтовки возничего, остальные у заднего борта были сложены, и хлопнул выстрелом. Несмотря на расстояние в триста метров, его из седла просто снесло, а я, отложив винтовку, стал стегать поводьями лошадей. Те и так потянули повозку, дернувшись от выстрела, а тут ещё я стал их погонять. Двигался я обратно к Харбину, а мне нужно в Порт-Артур. Ничего, оторвусь от преследователей, сделаю полукруг по степи и двину к Артуру. Снега тут немного, в самом глубоком месте по полметра, да и то в низинах. Ветром всё сносит. Преследователей я рассмотрел почти сразу. Настёгивая лошадей, они скакали в мою сторону. Обернувшись в очередной раз, отметил тёмные точки всадников, что нагоняли меня от эшелона, и минуты после выстрела не прошло. Натянув поводья и поставив повозку на ручной тормоз, я быстро перебрался по ящикам к пулемёту. Чуть мешала котомка, которую я сразу после захвата положил у заднего борта. Однако перекинул её вперёд, так нормально. Устроившись за ним, взявшись за рукоятки и прицелившись, дал пробную очередь в десять патронов, снеся трёх всадников вместе с лошадьми. Уж больно кучно шли, удобно. Работал я короткими очередями, часто поправляя ленту. Та и так задубела на морозе, а тут ещё стрелять приходится в темпе, иначе всадники быстро доберутся до меня. В ответ тоже стреляли, я видел вспышки выстрелов от эшелона, но пока не отвлекался на них. Работал по всадникам. Те тоже умудрялись стрелять на скаку. Правда, убийственного огня всё же не выдержали. Я положил половину, остальные, настёгивая лошадей, рванули в поле, не хотели на трезвую голову атаковать пулемётную позицию, ну и правильно, а я стал работать по вспышкам у эшелона, гася их одну за другой. Прошёлся по тёмным силуэтам двух других повозок, в основном выбивая лошадей, без них те трофеи не увезут. Отметив, что кто-то устроился под вагонами, там мелькали вспышки выстрелов нескольких стрелков, стал бить под них, взывая кучу рикошетов. Двухсотпатронную ленту добить не смог: как не берёгся, а почти под конец всё же ленту перекосило, увлёкся. С трудом открыв крышку, поправил ленту, добил её по эшелону и, вернувшись на место возничего, поглядывая по сторонам, мне те шесть всадников, что умчались в разные стороны, покоя не давали, снял тормоз и стал настёгивать по крупам лошадей. Удалившись от эшелона на пару километров, остановил повозку и, вернувшись к пулемёту, зарядил его. Стрелки ещё остались у эшелона, вон, весь тент издырявили. Саму повозку и лошадей не зацепили, я чуть ниже был, ушёл за складку местности, и они их просто не видели, только тент и вспышки очередей пулемёта. Так, снова вернув грозную машину в строй, я стал углубляться в поле, по широкой дуге обходя эшелон, чтобы вернуться на дорогу в сторону Порт-Артура. Повозка по степи шла без особого напряга, битюги в неё были запряжены неплохие. Тянули хорошо. Поглядывая по сторонам, я старался держаться в пределах видимости железной дороги, чтобы не потеряться. У меня было в планах добраться до ближайшей станции, должны же они тут быть, и если есть там деревня или городок, продать повозку с частью трофеев, ясно, что не за полную сумму, а купив ящик побольше, можно несколько, загрузить туда другую часть трофеев, тот же пулемёт с боезапасом, винтовки, и, оплатив доставку груза в Порт-Артур, добраться до него как белый человек. Тут до Артура чуть ли не тысяча километров, а пёхом или на этой повозке добираться до базы флота я не хотел категорически. Всё же где-то в глубине души я был немного лентяем. Да и по железной дороге куда быстрее доеду. Рассветать стало только часа через два. Сколько точно времени, не скажу, но думаю, время было часов пять утра. Приметив, что впереди появился дым, такие столбики, сносимые ветром, только от паровозов бывают, я свернул в поле, где остановил повозку, встал на скамейку возничего, присмотрелся. Далековато, но вроде паровоз и три вагона. Причём, кажется, набитые солдатами, створки были открыты, однообразная одежда на это намекала, а так слишком далеко, не рассмотреть. Тут я в который раз пожалел о своей подзорной трубе, потерянной с арестом. Жаль, отличная была труба. Думаю, мои вещи уже кем-то поделены, и у трубы теперь новый хозяин. Когда поезд прошёл, ему ещё километров десять идти до остановленного эшелона, я стегнул поводьями по спинам лошадей, заставляя их двигаться дальше. Те уже немного заморёнными были, устали, всё снег хватали, но, надеюсь, тут недалеко уже. Продолжая управлять повозкой, я достал из котомки кусок слегка зачерствевшего и немного помороженного пирога, жадно откусил кусок побольше, запил водой. Фляга у меня была под курткой, вода холодная, но не замёрзла, а вот за стеклянные бутылки с минеральной путевой водой я беспокоился. Как бы не полопались. Одну бутылку я выпил ещё в вагоне, а вот в двух оставшихся начал образовываться лёд. Пришлось тоже совать их под крутку, пусть отогреются. Когда окончательно рассвело, я спустился в очередную низину и остановил повозку. Там обтёр лошадей пучком соломы, а то те устали, нашёл в повозке торбу и покормил их по очереди. В который раз вспомнив о подзорной трубе, щуря глаза, снег слепил, посмотрел в сторону горизонта, куда направлялся. Кажется, там низко висело облачко. Такое может быть, если над населённым пунктом образуется облако из столбов дыма из труб печей. Неужели населённый пункт и станция? Хм, похоже. Значит, недалеко осталось, километров пять, может, шесть, на глазок. В этот раз я стал уходить от железной дороги, забирая в глубь поля. Чем дальше двигался, тем увереннее был, что впереди наконец населённый пункт, туда же прошло два эшелона. Значит, помощь прибыла на место, собрали всё, что можно, и стали перегонять пострадавший от бандитов эшелон. Интересно, как его остановили? Моя догадка подтвердилась, в поле я наткнулся на полевую накатанную дорогу, что шла в сторону населённого пункта, по ней я и направился к нему. Не доезжая, остановил повозку, осмотрел её, дырки от пуль в тенте были заметны. Откатив пулемёт, разрядил его и закрыл чехлом и куском брезента, найденным в повозке, спрятал всё оружие, кроме своего пистолета, оставленного за пазухой с бутылкой воды, последней. Одну, оттаявшую, я уже выпил. К моему удивлению, тут была вполне приличная узловая станция и довольно крупный городок, а не деревня, как я думал. Постов на въезде не было, так что я въехал в город и покатил, высматривая торговые ряды. Там у одного ушлого торговца арендовал склад-сарай сроком на три дня. Китайского я не знал, а тот был китайцем, не маньчжуром, но он довольно сносно говорил на русском. Подогнав повозку, я её развернул задним бортом к складу и стал осматривать трофеи, отбирая, что мне нужно, а что не потребуется. Тот же китаец-арендатор, как и обещал, привёз три достаточно больших ящика, его грузчики сняли их с повозки и перенесли на склад, после чего, получив плату, удалились, а я стал спокойно продолжать осмотр трофеев. Первым делом, разобрав, снял пулемёт и упаковал его и ленты к нему в один из ящиков, а вот патроны уже в другой, иначе неподъёмно будет. Винтовки, пояса с боеприпасами, другое оружие вроде короткоствола тоже забрал. В общем, обыскал всю повозку, при этом нашёл котомку возничего. В основном ерунда там была, а вот пачка русских рублей пригодится, у него же с десяток золотых червонцев нашёл. Забрал. В тайнике пояса одного из убитых бандитов тоже червонцы были, двенадцать штук. Осмотрел, что в ящиках и в пяти мешках, взятых из последнего вагона остановленного эшелона. В ящиках оказался динамит. Но я это ещё при обыске понял, на них написано было. Вскрыв один, убедился, что действительно динамит, тут же были бикфордовы шнуры. Посчитал ящики, было шестнадцать. Заберу все, пригодятся. Крикнув мальчонку, что крутился неподалёку, велел позвать торговца и заказал у него ещё шесть ящиков, как раз весь динамит в упаковках уйдёт. Тот привёз ящики довольно быстро, причём новые, мне кажется, он сам приобретал их на железнодорожной станции и с наценкой продавал мне. Вот ведь ушлый. Кстати, от него я узнал, что городок называется Чанчунь. А вот в мешках было кое-что интересное: облигации военного займа. В деньги их превратить хоть и сложно, но можно, только у меня сейчас таких контактов нет. Да и спалиться на этом реально. Ведь наверняка скоро станет известно, что крупную партию этих облигаций бандиты тиснули. Что-то же они забрали, когда уходили от эшелона после моего их расстрела. Да, мешки я решил не брать. Упаковав всё в приобретённые ящики, хорошенько заколотил их. Гвозди и молоток приобрёл у того же торговца, у него тут совсем рядом лавка была. Мальчонка за деньгу малую выполнял мелкие поручения, он же и молоток с гвоздями принёс. Мешки эти – палево, я их пока отнёс на склад, но в скором времени нужно от них избавиться, на всех были оттиски одного из российских банков. Заперев склад, я отправился продавать повозку. Цену я не гнал, так что ушла быстро. Я предпочёл бы её вообще бросить на одной из улиц, но это может привлечь внимание, а теперь повозка – проблема новых владельцев. Я прошёл на станцию. Мне нужен был её начальник. С ним я договорился о провозе меня и моего груза в Порт-Артур. С начала войны железная дорога пока работала в прежнем режиме, но её постепенно начали перегружать. Это уже становилось заметно, однако за небольшую мзду вопрос был решён. Грузчики со станции на двух повозках перевезли мои ящики на один из пакгаузов станции. Следующий эшелон только завтра днём, тот, на котором я ехал, уже отправили дальше. Более того, пока я возился на складе, на станцию пришёл пассажирский поезд, и сейчас готовили ещё один эшелон, стоявший на запасном пути к отправке в Харбин, он от Порт-Артура шёл. Колея-то одна, вот и пропускал встречных. А мешки я на складе оставил. Если торговец через три дня сунется, то о них не сообщит, себе заберёт, я же говорю, ушлый. В Чанчуне было несколько гостиниц, я заселился в привокзальную. Принял душ, почистил одежду и, поев в небольшой забегаловке внизу, отправился гулять по городку. До вечера с интересом изучал местную архитектуру, а случайно заглянув в бордель у торговых рядов, завис там до полуночи, потом отсыпался до обеда следующего дня у себя в номере. Особо я платных женщин не любил использовать, но тут припёрло, вот и сбрасывал напряжение, слишком долго я терпел. Конечно, одной конфеткой не наешься, но прибуду в Порт-Артур, наверстаю. Это твёрдо решил. На станции у меня спросили документы, я предъявил, не видя в этом никаких проблем. Они у меня были, причём настоящие. У одного парня лет двадцати пяти тиснул из кармана, когда ехал на поезде в Харбин. Скажем так, отомстил. Когда выяснилось, что я запасы не сделал, тот предложил угостить, но за плату. На него тогда другие пассажиры зашикали, укоряя в жадности, и накормили меня. Но я затаил обиду и перед тем, как покинуть поезд, вытащил у него паспорт. Конечно, я моложе выгляжу, чем указано в документах, но главное, что они есть, остальное не так важно. В общем, груз я оплатил, получил на руки квитанцию и купил билет в пассажирский вагон, так что оставалось только ждать. В обед меня поднял стук в дверь, я вчера, когда поздно ночью усталый, но довольный вернулся, попросил местную прислугу разбудить меня за час до отхода поезда. Быстро поев, я забрал свою котомку, прикупил припасов на дорогу и прошёл на станцию. Убедившись, что все мои ящики погружены, я залез в свой вагон и устроился на одной из скамеек. Пару вагонов были что-то вроде СВ, там офицеры с семьями мелькали, но я взял билет в обычный вагон третьего класса. Поезд тронулся, и я стал общаться с одним из пассажиров, тот меня очень заинтересовал. Англичанин-журналист, ехал в Порт-Артур. Вернее, возвращался, он там работал. Очень интересный экземпляр, на русском балакал, как на родном, а поглядывал на всех вокруг такими добрыми глазами, что придушить хотелось. Ехал не один, со спутником, но тот молчал всю дорогу. За два с половиной дня пути к Порт-Артуру я от него ни слова не слышал, да и вообще непонятно, знает он русский или нет. Журналист его своим коллегой представил, тоже из Англии. То, что я знаю их язык, не афишировал, на русском общались. Пятого января прибыли в Порт-Артур. Я направился узнать, как можно получить свой груз. С этим проблем не возникло, я даже арендовал место в огромном пакгаузе станции, чтобы там временно хранили мои ящики. Оплатил за три дня пока, не знаю, сколько я здесь пробуду. И двинул в город. Пешком добрался до китайского квартала, купил несколько комплектов китайской и корейской одежды. Там уже мои баулы нёс нанятый китайский мальчонка-носильщик. Так я не привлекал внимания, тут белые ничего не носили, для этого туземцы есть. Потом, оплатив носильщику работу и отпустив его, я добрался до порта, рассматривая боевые корабли русской эскадры. «Цесаревич» уже сняли с мели и дотащили до дока, у стенки которого он и стоял. Там велись ленивые восстановительные работы. Затем я направился к пристаням, где швартовались китайские джонки, их было не так и много, как я рассчитывал. Но всё же хватало, чуть больше сотни. Мне была нужна джонка, причём японской постройки. Надеюсь, тут такая найдётся, свежая и ходкая. Пока бродил, ко мне прицепился один местный торговец. Узнав, что я хочу, – общались мы на корейском языке, я неплохо успел им овладеть за время плавания, лишь лёгкий акцент имелся, – мы вместе стали осматривать выставленные на продажу суда. Мне не нужно было крупное судно, где требовался экипаж. Сто пятьдесят – двести тонн максимум с парой мачт. С таким я и один справлюсь, в чём был полностью уверен. К сожалению, выбора совсем не было. Или древние развалины, или откровенное барахло, на чём можно только по рекам ходить. Моё внимание привлекло только одно судно. Это была лорча, парусное судно, один из видов джонки с европейским корпусом, но с китайским такелажем. Правда, размеры были великоваты, двести тридцать тонн, но, что хорошо, судно было переделано в плавучий дом, то есть на борту вполне можно было комфортабельно жить, печки отапливали помещения, да и трюм был вместительный. Как пояснил хозяин судна, метис между прочим, сын белого мужчины и кореянки, такие суда ранее использовали английские торговцы, которые курсировали по побережью или ходили в Японию. Несмотря на то что судну было одиннадцать лет, оно было в превосходном состоянии. На приподнятой корме имелось несколько кают. Это спальня и кабинет хозяина (он вёл торговые дела в этих водах), две гостевые спальни, обеденная комната и камбуз. Кубрик команды на пять человек находился под палубой. На мой вопрос, где устроена его семья, хозяин судна, Сонг Мин, смеясь ответил, что пока ею не обзавёлся, поэтому при модернизации жилых помещений её и не учитывали. Мне нужно было манёвренное средство передвижения, поэтому я и выбрал джонку, но лорча? В принципе, они и в Японии встречаются, так что особо привлекать внимание не будут. Я решил испытать судно. Сначала мы немного походили по гавани, потом направились к выходу из порта. Пока шли, двое матросов без проблем поднимали и ставили два паруса, а я осматривал корабли эскадры. Кстати, оба транспорта из Циндао, которые должны были сгинуть, были здесь. Миноносец не увидел, может, где у причалов, их не видно с того места, где мы шли. Вот «Бобр» как лежал на камнях под пушками Электрического утёса, так и лежит. Наше судно имело небольшую осадку, так что с дежурного миноносца лишь проводили нас взглядами, да и хозяин судна, он же капитан, фарватер знал. Никаких запретов на свободное перемещение джонок в Порт-Артуре не было, вот те и ходили где хотели, какое раздолье для шпионов! Встав у борта с подветренной стороны, я следил за всеми действиями капитана, а также действиями команды, запоминая. Фарватер точно запомнил. Вышли из бухты на открытые воды, немного походили в стороне от берега, но вглубь моря не уходили, там были дымы японских миноносцев. Попадать им на зуб мне не хотелось. Конечно, вряд ли они остановят, хотя и могут, просто чтобы опросить, что в порту с эскадрой происходит. Убедившись, что судно имеет отличные мореходные качества, обратно джонку уже вёл я. Кстати, в одной из кают я переоделся в корейские одежды и теперь ничем от экипажа не отличался, причём двое из них были рыжими, как и я. Правда, я был как солнышко, а у них цвет темнее. Члены экипажа, устроившись на вязанках канатных бухт, с интересом наблюдали, как я управляю судном, помогали советами, очень ценными между прочим, благодаря им я быстрее осваивался с судном. Вот так, при сильном ветре, под одним парусом мы вернулись в порт и прошли к месту стоянки, кинув там небольшой якорь. Осадка у лорчи была чуть больше, к берегу не подойдёшь, нужно будет озаботиться лодкой. У хозяина она была, небольшая вёсельная, но тот продавать её отказался. Ну а продажа лорчи, я поинтересовался причинами, была в том, что Сонг Мин хотел приобрести более крупное судно, да ещё на паровом ходу. В другом порту продавался грузовой каботажник под пять сотен тонн водоизмещения, вот он его и хотел пробрести. Расширить, так сказать, бизнес.