— Мы решили побег устроить. Серьёзный, весь лагерь уходит. — Так во всех уверен? — Не во всех. Идут те, кто пожелает. А стукачей я уже вычислил, парни их удавили. — Это из-за них вчера немцы такой шмон устроили? Шесть часов стояли под лучами солнца. — Ай-ай-ай, товарищ лейтенант госбезопасности, откуда такие словечки зоновские? — А мы где? — Уели. — Мы в деле. Что от нас требуется? — Помочь парням. В лагере, как вы могли бы заметить, моряков нет, что вполне логично в плане побега. Однако четверо жили в приморских городах и более-менее с судовождением знакомы. Прорываемся в порт и угоняем четыре лоханки. Их уже присмотрели. На каждом борту нужно по нашему брату особисту для общего контроля. — Ясно. — Вон там видите, сидит командир? Это полковник Парамонов, он отвечает за кадры, подойдете к нему, получите информацию, к какой группе будете приписаны, с командирами своих групп познакомитесь. — Понял. На этом я встал, отряхнул темно-синие галифе, уже потерявшие свой лоск, и направился к другой группе, у меня на сегодня много работы. А ночью началась стрельба, причём казалось — по всему городу. А на самом деле охрану уничтожили чуть раньше. Дело в том, что в порту в ремонтном доке работала группа в три десятка командиров, все из наших, и вот чтобы их не водить туда-сюда, много времени это занимало, их и держали в пакгаузе под замком и охраной одного часового. Парни уже смогли отогнуть покрытие на крыше, благодаря чему выбрались и уничтожили часового, тем более среди них было два командира из разведбата, младший лейтенант и капитан, они на себя это взяли. Их задачей было освободиться, тихо ликвидировать караул и направиться не к лагерю, а к полицейскому участку — там ночью мало сотрудников, — их уничтожить, вооружиться в арсенале, где наверняка хранилось конфискованное оружие, а после этого добраться до лагеря, для перевозки оружия можно использовать полицейскую машину. Дальше уничтожить охрану и освободить нас. А мы, вооружившись за счёт нашей же охраны, прорываемся в порт и захватываем те небольшие, но скоростные суда, которые парни, что работали в порту, для нас присмотрели. Когда загрохотало, оказалось, что парни тротил нашли на полицейском складе конфиската, а среди них был сапёр, который подготовил его к применению, и шашками закидали казарму охраны лагеря, пока остальные отстреливали два патруля и шесть часовых на вышках. Ну, и вскрывали ворота. Пленные уже организованы были: пока снимали пулемёты с вышек и устанавливали их на улицах, откуда должны прийти комендантские части, остальные рванули к порту. Там тоже пострелять пришлось, именно на этом этапе мы больше всего парней потеряли. Потери, мне показалось, что-то уж очень большие оказались, до трети тех, кто решил уйти. Я вооружился небольшим мелкокалиберным охотничьим карабином — оружие с машины выдавали всем, кто из лагеря выходил, половину вооружить смогли, мне ещё с два десятка патронов в карман высыпали — и обстреливал немцев. Двенадцать на моём счету, двух пулемётчиков снял, когда ко мне подбежал посыльный и сообщил, что меня ждут у захваченного судна. Это был боевой корабль, как я понял. Ну, я и побежал за этим парнем, вроде тот командиром химвзвода был. А от пирсов уже отошли два перегруженных людьми судна. На третье и четвёртое грузили раненых, а в городе слышалась пулемётная стрельба. Как это ни страшно говорить, но те, кто прикрывал нас на улицах с пулемётами, считай смертники. Все вызвались добровольно. На бегу я повернул голову в сторону бухты и увидел, как у головного судна встало два пенных столба. Чёрт, зенитчики по судам бьют, а их тут хватало, да и орудия для обороны порта тоже имелись. На судне догадались, и оно пошло зигзагами, второе тоже. Также пленные захватили несколько моторных катеров, довольно ходких, и, видимо, смогли разобраться с управлением, и они тоже к выходу в открытое море спешили. С нескольких сторон заработали прожектора, освещая их, но парни, стреляя из винтовок и пулемётов, смогли погасить большую их часть. Бежать пришлось изрядно, и когда я подбежал к дальнему пирсу, где как раз находились все три полковника, командовавших операцией по побегу пленных, и увидел, что они захватили, то у меня вырывалось: — Это же «семёрка»?! Субмарина! — Только не говори, что ты не сможешь ею управлять! — сразу повернулся ко мне полковник Гордеев, командир стрелковой дивизии Юго-Западного фронта. — Ты сам говорил, что моряк-подводник. — Тут экипаж нужен, товарищ полковник, что я сделаю один?! — Но ты можешь? — тихим, вкрадчивым голосом спросил он при полной тишине вокруг. — Жить захочешь, не так раскорячишься. Смогу, но это будет на грани. Я могу просто не успеть что-то сделать, и мы пойдём на дно или перевернёмся. — Мы поможем, скажешь, что нужно делать. — Сомневаюсь, что у нас что-то получится, но выхода всё равно нет. Чувствую, этот побег войдёт в анналы истории. Ладно, как специалист, временно принимаю командование лодкой на себя. Товарищ полковник, вы мой первый зам. Что с лодкой? — На борту было человек двадцать команды, их перебили. Особо лодке не повредили. Трупы уже сбросили за борт, сейчас спускаем внутрь лодки раненых, — сообщил Гордеев. — Ясно. Проще спускать раненых через грузовой люк, а не через рубку, я сейчас его открою. Держите оборону пирса пока, через пять минут отходим от пристани. Значит, так, товарищ полковник слушает вводную информацию и приказы по лодке. На этой лодке экипаж не превышает шестьдесят человек. — У нас почти сотня набралась. — Будет тесно, ну да ладно. Всех артиллеристов разделить поровну и отправить в носовой и кормовой торпедные отсеки. Это крайние на носу и на корме. Им в помощь по паре десятков крепких парней, торпеды тягать, они тяжёлые. Всех танкистов в дизельный, поищите электриков, их к электромоторам. Врач пусть в медкубрике осваивается и раненых оперирует, там всё должно быть. — У нас их трое. — Тем более. Остальных разместить по всем отсекам. Десять человек посообразительней — на центральный пост, буду учить управлять субмариной на ходу. М-да, очень тяжело будет. Как вы её только захватить смогли?! — Внезапно. — Да уж. Пока тот распределял людей — он по памяти знал специальности командиров, — я спустился в лодку. Ох и жуткая тут теснота! Несмотря на потёки крови, которые еще отмывали тряпками, и следы от пуль, лодка действительно оказалась в порядке, и это было чудом. С помощью двух помощников я открыл грузовой люк, через который обычно торпеды в лодку подают, и оставшихся шестерых раненых спустили через него и уложили на койки для команды, их для раненых свободными держали. Не успели закрыть люк, как с берега ещё двоих принесли и спустили. Постепенно люди расходились по отсекам, многие на полу сидели. Закрыв грузовой люк, я пообщался с шестью танкистами, а теперь мотористами, которым показал, как запускать дизеля и включать подзарядку аккумуляторных батарей, чтобы, пока дизеля работают, шла зарядка. Потом отключать зарядку, выключать дизеля и переходить на электромоторы. Именно в такой последовательности. Показал, как скорость регулировать. Двигатели мы уже запустили, и те вхолостую пока работали. Быстро взбежав наверх, где уже пулемётчики бой вели, поскольку немцы прорвались к пирсам, я скомандовал отдать швартовы — трап уже сбросили — и, пропустив двух командиров, что отдали швартовы и спускались через люк, приказал очистить мостик. Остался я наверху один, дал малый вперёд, скатился вниз, а наверху штурвалов нет, только переговорные устройства, и показал двум командирам, как управлять лодкой. Повернув влево, лодка стала медленно отходить от пирса. По броне били пули, только и слышался звон. Убедившись, что командиры разобрались, куда штурвальчики крутить, я снова взлетел наверх и, пригибаясь от случайных пуль, стал изучать, что вокруг происходит. А лодка уже на сто метров удалилась от пирса, давая левую циркуляцию, пришлось в переговорное устройство подправлять, пока не пошла прямо. Мотористам я приказал дать средний ход, а потом полный. Мы уходили от пирсов самыми последними. — Твою мать! — рассмотрев впереди пожар, проорал я и крикнул в переговорное устройство: — Машинное, стоп машина, глуши дизеля! Всем приготовиться к погружению! Прыгнув в люк и скатившись по лестнице в командный отсек, я самостоятельно запер крышку люка, покрутив штурвал, дизеля смолкли, и стало слышно журчание за бортом. Скатившись на центральный пост, я повис на шнуре, чтобы крышка плотнее прилегала к люку, и скомандовал командиру, что стоял рядом: — Чего смотришь? Крути штурвал на люке против часовой стрелки. Тот закрутил. А я, подбежав к двум большим штурвалам, стал оба крутить против часовой стрелки, глядя на манометр, что показывал глубину. Когда та дошла до десяти метров, я остановил погружение. Командиры внимательно наблюдали, что я делаю, снаружи слышалось, как работали цистерны, сплошное бульканье и журчание. Слегка закапало сверху по перископу, что заметно нервировало командиров. Но я не обратил на них внимания, меня озаботило другое. — Что случилось? — спросил Гордеев, увидев мой взъерошенный вид. Я стоял у штурманского стола и изучал карты с промером глубин бухты, которые на нем лежали. — На выходе из порта стоит на якорях лёгкий крейсер. Это «Кёльн», я по силуэту узнал, остальные два крейсера этого типа уже потоплены, не ошибёшься. Он учебный, но от этого на нем пушек не меньше. Суки, выжидали до последнего, первое судно с нашими расстрелял, как на полигоне. Оно горит и тонет. Остальные маневрируют, уходя от его огня обратно в порт. — Что делать будем? — серьёзно спросил Гордеев. — Топить. У нас другого выхода нет. Значит, так, я сейчас дам самый полный на электромоторах, и на перископной глубине мы пойдём к крейсеру. Вы встанете к перископу и будете наблюдать, как мы сближаемся. Не забывая осматриваться вокруг, чтобы нас случайно или специально не таранили. А я пока обучу парней в носовом отсеке, как использовать торпедные аппараты. Там достаточно сложно, но парни технически грамотные, должны справиться. — Действуй, — кивнул полковник. Я рванул к мотористам, там всё проверил и сам дал электромоторам средний ход, рисковать с полным не стал. Под килем у лодки метров пять было, если карты с промерами глубин не врут, и дальше глубина подходящая. Бегом вернувшись обратно, я поднял перископ, а потом и лодку на нужную глубину, убедившись, что мы идём на перископной глубине, заодно осмотрел бухту и порт. Парни на оставшихся судах прижимались к берегу, уходя от огня крейсера. Ещё один катер потопили, дальше полковник встал, с интересом изучая, что снаружи происходит, подсветка в городе и прожектора помогали ему освоиться. А я побежал в носовой торпедный отсек. Десять минут пришлось учить, что и как делать. Когда меня вызвали, я закончил и прибежал обратно. — Ещё одно судно с нашими расстреляли, тонет, — сообщил Гордеев, уступая мне место у перископа. Течение нас сносило, пришлось подрулить, теперь шли точно на крейсер, который выбирал якоря. И что плохо, со стороны моря подходили два тральщика. Им загнать нас как нечего делать. Те даже ближе были, чем крейсер, именно из-за них меня и вызвали на центральный пост. — Первый, второй, третий, четвёртый торпедный аппараты, товсь, — скомандовал я, и стоявший у переговорного устройства командир передал команду в носовой отсек. Вскоре доложили, что торпеды готовы, заслонки убраны. Подрулив, я скомандовал: — Первый пошёл. Едва слышно забурлило, торпеда покинула аппарат и, разгоняясь, пошла вперёд. Стрелял я не по крейсеру, он ход ещё не дал, для нас это крупная цель, а по одному из тральщиков. Подрулив, выпустил и вторую торпеду. Последовали два взрыва. Одному тральщику корму оторвало, другому в центр корпуса пришлось, вот что значит дистанция в триста метров. А на самом деле повезло, те просто не ждали торпедной атаки, им не успели сообщить о захвате подлодки. Сделав поворот, я устремился в атаку на крейсер, выпустив разом две торпеды, и приказал готовить кормовой торпедный аппарат. Ну и уступил место по очереди двум полковникам, которые, глянув в перископ, подтвердили потопление двух тральщиков и что легкий крейсер горит, оседая на корму. В нем внутренние взрывы начались. Мы же отвернули и выпустили торпеду из кормового аппарата по двум грузовым судам с флагами Третьего рейха, они кучно стояли, на кого Бог пошлёт, но попадания не было, та на берегу рванула, а мы пошли в открытое море. А за нами — два уцелевших судна и три катера. Уйдя подальше, мы всплыли, запустили дизеля и на самом полном двинули в сторону Ленинграда. В темноте остальные суда и катера быстро потерялись. Пока лодка бежала по волнам, на палубу поднялось около тридцати командиров, свежим воздухом дышали, кто-то курил трофейные папиросы, внизу действительно был очень тесно. Был сформирован расчёт для палубного орудия. Нашли и подняли пять осколочных снарядов и зарядили пушку. Присоединили прицел, он в арсенале был. Врачи на столе кают-компании оперировали раненых. Хорошо, что врачей было трое, так что умер только один раненый, его похоронили в волнах. На мостике я поставил старшим Гордеева. Лодка бежала в нужную сторону, больше ничего не требовалось. С Гордеевым было три командира в качестве наблюдателей с биноклями в руках, чтобы всматривались в ночной горизонт. А я спустился внутрь, и мы с парнями-артиллеристами стали заряжать торпедные аппараты, благо кран-балки для помощи тут имелись. Подосвободили отсеки от торпед, зарядив так, что стало слегка свободнее. Потом я назначил ответственных командиров, и те следили за определёнными манометрами и датчиками. Если что не так, позовут меня. Других командиров учил управлять субмариной, объяснял, какие системы за что отвечают, и с каждой минутой все яснее понимал, что нужна нормальная команда. Если мы дойдём до Ленинграда, а в Ригу соваться я не хотел, вроде немцы её уже взяли, то это будет настоящим чудом. Я в двигательном отсеке находился, показывал, как обслуживать дизеля, как смазку подавать на валы, чтобы всё работало как надо, когда меня по переговорному устройству попросили подняться на мостик. От усталости уже голова кружилась, но не от голода — два командира, назначенных на кухню, интендант и снабженец, наделали бутербродов и даже что-то там готовили на плите, и я успел перехватить два бутерброда и попить воды. Когда я поднялся на мостик, Гордеев сообщил: — В той стороне проблеск был, а потом парни рассмотрели силуэт. — Может, наши? Те, что с нами бежали. — Не похоже, силуэт, говорят, невысокий, сглаженный. Сейчас его не видно, пропал. — Ясно, субмарина. Только чья? — Нас могли засечь? — Не только могли, но наверняка и засекли, и сейчас подкрадываются под водой, готовясь к атаке. Один из командиров громко сглотнул, а я наклонился в люк и сказал свободному пассажиру: — Открой тот шкаф, там сигнальный прожектор со шнуром. Прожектор дай мне, а вилку воткни вон в то гнездо. Тот не сразу, но выполнил всё, что я попросил. Воткнув держатель прожектора в гнездо на поручнях мостика, я уточнил у одного из командиров-наблюдателей: — Где вы субмарину видели? — Вон там, — показал тот рукой. — Ага. Скорее всего, мы уже в невыгодной позиции для торпедной атаки. Они будут преследовать нас в надводном положении, стараясь стороной обогнать, чтобы занять позицию для атаки впереди по курсу. Знать бы, чья она, может быть как наша, так и немецкая. Могли по рации шифровкой передать на все боевые корабли об угоне их субмарины. Тогда не отстанут, это для них дело чести. Как она хоть выглядела? — Да там не поймёшь, один силуэт. Я поработал сигнальным прожектором, отправляя запрос в сторону неизвестной подлодки, но ответа так и не дождался. А так как я отправлял запрос русским кодом, то стало понятно, что это всё же немцы. Получается, что та у нас за кормой осталась, так что мы продолжали уходить полным ходом. Удержаться на палубе сложно на таком ходу, но были натянуты леера, так что пока никого за борт не смыло. Шли мы на восемнадцати узлах, нужно понять, где мы, и определиться с курсом. Оставив Гордеева наверху, тот, кутаясь в немецкий бушлат, стоически держался на посту, я спустился внутрь и, отодвинув двух командиров, что сидели на штурманском столе, стал изучать карты и прокладывать курс, прикидывая, где мы находимся. Тут были обозначены немецкие минные поля и даже нанесены границы наших минных полей. Хм, если не сменить курс, то уже через два часа мы налетим на одно из немецких. Я немного довернул, теперь нос лодки смотрел на берег острова Готланд. А так мы на траверзе Гдыню проходили. Нет, за остаток ночи точно не дойдём до наших, значит, нужно где-то отстояться. Вот я и решал, что делать, день на дне нам не отлежаться, с таким количеством народа воздуха не хватит, ведь на лодке — я в шоке — сто двадцать два командира находятся, из них восемнадцать ранены, десять тяжело. Вот я и искал выход. Да тут он один был. Прикинув все расклады, я приставленному ко мне посыльным молодому парню: — Позови товарищей полковников, посоветоваться нужно. Когда все полковники подошли, которых на борту пятеро оказалось, двое как пассажиры с нами плыли, они не командовали операцией побега, я объявил: — Товарищи полковники, есть неприятная новость. За ночь до наших мы не дойдём. А днём шансов дойти ещё меньше. После нашего громкого побега немцы на всё пойдут, чтобы не допустить прихода их бывшей субмарины в одну из наших военно-морских баз. То есть поднимут всю авиацию и будут нас искать. Для начала стоит связаться с нашими, я антенну подниму, рацию настрою, и кто-то из вас, товарищи полковники, свяжется с советским командованием, сообщит о побеге, о его результатах, и попросит днём прикрыть авиацией наши суда. Хотя бы от налётов. О субмарине обязательно сообщить нужно, это их особенно успокоит. А мы пойдём к берегам Дании и там отстоимся днём. Высадим большую часть пассажиров, на борту останется человек двадцать и раненые. Лодка ляжет на дно у берега, и мы прождём, пока не закончится световой день. Потом заберём наших с берега, они хоть выспятся, и пойдём дальше. Топлива хватит. Ха, три раза хватит туда и обратно сходить, баки полные, продовольственный склад тоже. На борту есть две резиновые лодки. Подберем пустой и тихий берег, чтобы наших не обнаружили. А за следующую ночь дойдём до наших. Вот такой план. — А отбиться не получится? — спросил один из полковников. — В случае налёта под водой можно укрыться. — Отвечу на ваш вопрос, товарищ полковник, — кивнул я. Этот был из тех, кого я считал балластом. — Отбиться вряд ли удастся, одно попадание — и лодка не сможет погрузиться, а нас возьмут тёпленькими. Я так рисковать не хочу. По поводу погружения, то даже опытный экипаж не сразу уводит субмарину под воду и успевает отхватить подарков сверху, а с нами немцы несколько заходов сделают, и лодка скорее камнем пойдёт на дно от взрывов, чем по нашему желанию и управлению. Потопят нас раньше, чем мы скроемся, если проще. — Ясно, — за всех сказал Гордеев. — Идея с Данией хороша. Успеем найти подходящее место до рассвета? Часа два осталось. — Должны. Мы уже двадцать минут идём прямым маршрутом к Дании. Так что, я поднимаю антенну? — Поднимай, а мы пока подготовим информационную сводку.