Проснулся я от чириканья птичек, когда солнце уже наполовину показалось из-за горизонта. — Мать, — выругался я и, обернувшись к кустам, обнаружил, что одежда исчезла, и выругался громче: — Ур-роды! Подхватив сидор, видимо воры побоялись его тронуть, чтобы не разбудить меня, я нагишом выскочил на дорогу, изрядно испугав женщину, что сидела на телеге, и позабавив возницу. — Воров не видели? Обокрали, гады. — Были двое, — натянув поводья, кивнул возница. — Только что видел, за поворот они ушли, деревья скрыли. Если побежишь, то догонишь. У одного сапоги в руке были, хорошие такие. Добротные. — Спасибо, — кивнул я и нагишом рванул по дороге дальше от столицы Украины, куда указал возница. В принципе, особо меня не обокрали. Все, что мне необходимо и было ценным, лежало в сидоре, всего лишь одежда пропала. У меня была смена в «Шторьхе», но не было обуви. А сапоги действительно отличные, ни разу меня не подводили. Шлепая босыми ногами, я бежал по обочине — на самой дороге мелкие камни с острыми кромками, еще не хватало ступни распороть. Когда я добрался до поворота, то действительно рассмотрел двоих мужчин, что торопливо шагали примерно в километре от меня. Я прибавил ходу. В это время меня догнала легковушка и, обгоняя, посигналила, видимо водителя позабавил мой вид. Один из воров мельком обернулся и тронул рукой напарника, они о чем-то переговорили и свернули с дороги в рощу, что росла у дороги. Добежав до того места, где они свернули, я развязал горловину сидора, привел оружие к бою и, держа вещмешок за горловину и придерживая лямки, чтоб не волочились по земле, по небольшой тропинке спустился в кювет и направился в роще. Как и ожидалось, оба находились там, на опушке. Я немного ошибся, определяя их возраст, молодыми они были. Не шестнадцать, как мне, а где-то по двадцать. — Я же тебе говорил, надо было по голове его треснуть и мешок забрать, — сказал один в довольно приличной городской одежде. — Нечем тогда было, а кулаком — еще бы заорал, а тут сам все принес, — ответил второй, усмехаясь. Он же и достал из кармана нож. — Положи мешок под ноги, мы не убийцы. — Зато я убийца, — ответил я, роняя сидор на траву и поднимая пистолет с наверченным на него глушителем. — Раздевайтесь. Все скидывайте, даже портки, мешки отдельно. — А мы что, мы ничего, — бросив нож на листву, сразу поднял руки второй. — Я сказал, раздевайтесь. Быстро! Те тут же засуетились, расстегивая одежду и бросая ее себе под ноги. Когда они встали передо мной такими же обнаженными, я сказал: — Так, любовнички, отошли к тем деревьям и сели на корточки, а я пока посмотрю, что за трофеи добыл. — А почему любовнички? — спросил первый, он поинтеллигентнее выглядел, видимо городской. — К слову пришлось, — отмахнулся я и, присев у мешков, стал в них рыться под недобрыми взглядами обоих парней. Вывалив содержимое на траву, я стал откладывать то, что мне пригодится, и что нет. Кусок соленого сала, свежий хлеб, вареные яйца, луковицы и перья чеснока без сомнений ушли в сторону — это нужно, потом запасные портянки и другое по мелочи. Убрав все трофеи в оба мешка и оставив на траве то, что мне не нужно, я подошел к своей одежде. Когда я через голову надевал нижнюю рубаху, то расслышал шум со стороны парней. Вскинув руку и глядя одним глазом через отверстие ворота, я свалил сперва одного, потом второго. Не убил, ранил, оба получили по пуле в ногу. Наконец, просунув голову, я надел нормально рубаху, а то застрял, и, не забыв сапоги, направился к парням, что стонали на траве метрах в десяти от меня. Бежали от меня, а не ко мне. — Ну что, салабоны, поняли теперь, что воровство до добра не доведет? — спросил я, бросая рядом штаны одного из парней. Они мне не подходили, были слишком большими по размеру, а так хоть перевяжутся. — Я ведь не простой паренек, а боец разведгруппы Красной Армии с позывным «Леший», выполняю во вражеском тылу ответственное задание по ликвидации украинских бандитов. Вчера в Киеве ликвидировал уже одного такого, так что продолжу работу. Мне еще шестерых уничтожить надо. Устал вчера после работы, уснул, а тут вы меня ограбили. Нехорошо, я доложу руководству о ваших делишках. Сам о вас мараться не буду, но когда наши придут сюда, освобождая территории, суд решит, что с вами делать. В петле ли вы будете бултыхаться, или на исправительные работы отправитесь. Скорее всего последнее, вешать будут только тех, кто сотрудничеством с немцами замарался. Когда в этом году территории освобождали, многих пойманных пособников повесили. Поболтав еще немного, я встал и подхватил мешки парней. Нужную информацию я им слил, а то Бандеру ликвидировали, и никто не знает, кто. Ремизов догадается, он знает, что я пользуюсь позывным «Леший». Выйдя на дорогу, я поспешил дальше, не особо беспокоясь, что будет с ворами, это уже их проблемы. А то, что они могут дать немцам мое описание, тоже не особо волновало, меня тут через несколько часов не будет, в крайнем случае суток — не знаю, сколько буду волочь эту бочку до самолета. Транспорт, что ли, какой найти или поймать? Подумать надо. Когда меня догнала знакомая телега, я даже обрадовался и, помахав деду Михею, спросил: — Нормально выехали? — Да, сегодня спокойно выпускали, — кивнул тот и, натягивая поводья, велел: — Сидай, подвезу, чего уж там. — Ага, спасибо, — кивнув, я забросил мешки на сено и залез сам. — Ты же вроде в деревню шел? Так она позади осталась. — Да знаю, дядька же в другом месте работает, вот часть их вещей велели перенести. Все, взяли меня в бригаду. Пристроили. — То дело, — одобрительно кивнул дед и недовольно крякнул, когда дорога повернула и впереди появился передвижной пост. А с ним две телеги и несколько полицаев, что досматривали всех, кто подъезжал к ним. — Опять что-то случилось. То, что полицаи действовали не по-своему хотению, а по приказу, подтверждало то, что с ними был один немецкий солдат, он, похоже, следил за работой поста. Дед снизил скорость под моим недоуменным взглядом и продолжил движение, поглядывая по сторонам. Он явно искал возможность объехать пост или развернуться, но все это было слегка подозрительным. Потом он, видимо, что-то рассмотрел среди полицаев и даже стегнул лошадей по крупу, чтобы прибавили скорость, да и повеселел он. — Здорово, Михей, — поздоровался с возницей кряжистый пожилой полицай лет пятидесяти на вид. — Из города возвращаешься? — Здорово, Панас, дочку навещал. Сам знаешь, как в городе живется. Хорошо еще, что она в госпиталь устроилась. Если бы не наш огород… Эх… — Да знаю, — вздохнул тот. — Давай слазь, досматривать будем. — Слушай, Панас, этот парень мне что-то не нравится. Расспрашивал, вопросы хитрые задавал, как тут живется, не обижают ли власти. По говору явно не местный, — вдруг ткнул в меня пальцем дед. Я даже рот открыл от такой подставы. Дед, похоже, был с гнильцой. — Да? — заинтересовался знакомец деда и повернулся ко мне. Двое полицейских, что тоже направились к нам, насторожились. Понятное дело, давать себя обыскать мне было не с руки, еще на подъезде, когда мы заметили пост, я на всякий случай приготовил оружие и, прямо с телеги вскинув два ствола, открыл огонь на поражение. Стрелял почти в упор. В левой руке у меня был пистолет гауптмана, хлопал он громко, в правой был мой, с глушителем. Кашлял он тоже громковато. Как я уж говорил, мембраны пора менять. Завалив тройку, что стояла рядом с нашей телегой, я перенес огонь на оставшуюся четверку и немца и положил всех. Тот, что в правой руке, был пуст, а вот трофейный «вальтер» в левой руке еще один патрон имел, поэтому я развернулся к деду-подлецу, что с круглыми от удивления глазами смотрел на меня, и вскинул оружие. — Подожди… — поднял он руку ладонью ко мне. Именно в нее и вошла последняя пуля и, пройдя насквозь, разнесла ему полчерепа. Подставу я ему не простил. — Сука, — сплюнул я на него. Спрыгивая с телеги, я перезарядился и закопался в сене. Меня заинтересовало, что же скрывал этот непонятный дед. У телеги оказалось второе дно. Сняв одну доску, я обнаружил под ней медикаменты, лекарства и перевязочный материал. Все немецкого производства, как было ясно из надписей. В момент находки я сразу понял, что завалил снабженца партизан, стало понятно такое его странное поведение. Ударив по борту телеги, я только простонал: — Ну твою же мать, а! В это время из-за поворота показался грузовик, поэтому вытащив из кармана спички, что я забрал у воров и машинально сунул в карман, я поджег сено. Деда уже не вернешь, а вот дочку его, которая наверняка и поспособствовала добыче медикаментов, обезопасить уничтожением улик было можно. Подхватив мешки и сидор, я скатился в кювет и рванул к посадкам, что виднелись неподалеку. Нужно валить, и валить как можно быстрее. Лошади деда, почуяв пожар на телеге, с места взяли в галоп, испуганно ржа, отчего сено на ветру стало сильнее разгораться и разлетаться в разные стороны, а телега серьезно полыхала, пугая лошадей все сильнее и сильнее. Можно считать, улики уничтожены, хотя лошадей, конечно, жалко, надеюсь, кроме испуга, они больше никак не пострадают. Посадки просматривались насквозь, но, к сожалению, это были единственные деревья в пределах видимости, за которыми реально было спрятаться, да еще в той стороне были видны камыши, как бы не речка там была. Добежав до посадок, я на миг обернулся. Грузовик уже тормозил у телег, из кабины выскочили водитель и сопровождающий. Кузов, похоже, был пуст. Это заставило меня только зло выругаться. Был шанс добыть машину. Вернуться уже было невозможно, в руках водителя было оружие, он с интересом поглядывал в мою сторону, но не стрелял, а на дороге появились две легковушки. Водоем оказался не речкой, а озером. Оббежав его, я скрылся в кустарнике и, достав из сидора папиросы, посыпал след табаком. Перца, жалко, не было. Уходил я в сторону, противоположную тому, где находились самолет и тачка с бочкой, проще говоря, уводил возможную погоню. Сделав круг, но так никого и не заметив, я осторожно пересек ту же дорогу, по которой ночью шел в сторону самолета, и пошел уже по другой стороне. То есть сделал классический круг. Оставив место побоища в трех километрах левее, я по одной из тропинок уходил к аэродрому. К обеду, трижды прячась от конных патрулей жандармов и полиции, я был на месте. На аэродроме служба шла штатно, особой тревоги я не заметил. Вполне возможно, полицейских еще не хватились, а если и хватились, подумали бы, что те в запое. Наверное. В общем, оставив в стороне то место, где были спрятаны тела, я обошел полукругом тайник с тачкой. Свежих следов не было. Похоже, ее так никто и не нашел, но я все равно проверил окрестности на предмет засад и растяжек. Ни того, ни другого не было. Убрав в сторону маскировочные ветки, я присел у тачки, сложив рядом мешки, и подтянул тот, где была сложена простая деревенская еда. Через пару минут все было разложено на тряпице, и я принялся за обед. Пока бегал по округе, успел проголодаться. Так заправляясь своеобразным топливом, которое необходимо моему организму — особенно сало оказалось хорошо, я размышлял о той схватке у поста. Расстроился ли я тому, что убил деда? Потом, после свершившегося акта возмездия, да, кольнула игла сочувствия, но когда нажимал на скобу спуска, нет, считал, что делаю все правильно. Не надо было тому так подставлять меня, осмотрели бы его телегу и отправили дальше, а он захотел подстраховаться, отвести внимание от себя, чтобы обыскивали не так рьяно, вот и получил. Он же не знал, что мы на одной стороне, хоть бы голос подал, пока я пост ликвидировал, а то очнулся, когда уже поздно было. Ладно, это мне тоже уроком будет, в следующий раз… да, блин, что я себя обманываю, и в следующий раз сперва пристрелю, а потом разбираться буду! В этом случае жизнь прожить можно долгую, шансов больше. Закончив с обедом, я попил из фляги и, сделав еще один глоток, прополоскал полость рта — стоматологов тут нет, приходится беречься, — убрал все в мешок и частично в сидор, после чего побросал вещи в тачку. Кстати, к одному из мешков были привязаны две пары сапог, снятых с воров. Хорошие сапоги, прочные, но велики для меня. У меня вообще сорок первый размер, если по стандартам будущего брать. Ухватившись за ручки тачки, я с трудом сдвинул ее с места, да еще плотный завтрак давал о себе знать. Плюхнувшись на задницу, я отпустил ручку и, осмотревшись, с недоумением пробормотал: — Как я вообще ее сюда затащил? Это действительно было удивительно. На дороге еще ладно, по утрамбованной земле тачка катилась вполне нормально, ходко, но только съедешь с нее, колеса начинали вязнуть. Вот и сейчас, пока тачка стояла, колеса ушли в землю сантиметров на десять, я с трудом их оттуда вытащил, выкатывая тачку из кустов. Мысль переливать бензин в канистры и так их таскать, как пришла, так и ушла, я с тем количеством патрулей, что начали шнырять по дорогам — дело-то серьезное, пост уничтожен, — не пройду. Раз пробежишься, во второй перехватят. Нет, тут надо все за раз перевезти, по возможности незаметно. Бросить все это и вернуться к самолету мне даже в голову не пришло, свое я не бросаю. Так сидя, я размышлял, задумчиво поглядывая на бочку, и мысль переносить горючее в канистрах мне уже не казалось такой плохой, как вдруг услышал шум двигателя. К роще, где я находился, свернул тентованный грузовик и, завывая мотором, проехал по малоезженой дороге у опушки и скрылся за поворотом, объезжая рощу. Меня водитель заметить не мог, кустарник скрывал. Скрывшись за рощей, звук мотора вскоре вдруг стих. Странно. Если бы в нем были солдаты, он бы тут остановился, и они бы прочесали все, двух десятков вполне бы хватило, но, похоже, у немцев были тут другие дела. Быстро сунув в карманы по два магазина, я проверил оружие — нужно будет, когда вернусь к «Шторьху», почистить его, там есть все необходимое, я проверил, как на мне сидит одежда, и поспешил через рощу примерно в ту сторону, где встала машина. Был шанс ее взять, если там не много солдат, и я не хотел этот шанс упустить. Роща, как я уже говорил, была небольшая, так что, чтобы ее пересечь, мне понадобилось чуть больше минуты, да и то я бежал. Добравшись до опушки и заметив угловатый силуэт машины, я замер, укрывшись за деревьями, и, улегшись на листву, пополз ближе. Добравшись до крайнего дерева, я осторожно выглянул. Увиденное мне не понравилось, но смотрел я с интересом. Роща, оказалось, имела форму подковы, и вот на этой недополяне и расположилась группа людей и «опель-блиц». У машины с откинутым задним бортом стояло двенадцать человек, которые под дулами винтовок раздевались, бросая всю одежду в общую кучу. Там были молодые мужчины и женщины, даже девушки были. Окружали их шестеро полицаев с винтовками, у борта стоял немецкий унтер и брезгливо за всем этим наблюдал, а у открытой водительской двери на подножке сидел немецкий солдат, видимо водитель, и ножом из банки ел тушенку, тоже поглядывая за представлением. Судя по его виду, это все ему уже было привычно. Вот один из полицейских, без винтовки, но с большой кобурой на животе, вдруг ухватил одну из женщин за ягодицу — та действительно была довольно молода и красива. Это вызвало гогот остальных полицаев, и они прикладами и пинками погнали евреев, а это были именно они, в сторону. Присмотревшись, я заметил на деревьях в той стороне пулевые отверстия. Похоже, это была не первая партия. Полицаи находились ко мне спиной. Унтер смотрел в ту же сторону, лишь водитель, что отложил банку с тушенкой, ковырялся в чужих вещах. Он-то первым и заметил меня. Пока до него дошло, что в его сторону бежит деревенский паренек с двумя пистолетами в руках, причем у одного странно удлинен и раздут ствол, я успел сократить расстояние еще на пять метров. И когда тот открыл рот, чтобы поднять тревогу, вскинул пистолет с глушителем и выстрелил, после чего произвел следующие выстрелы в унтера, всадив ему по пуле в каждое плечо. Нужно было поговорить, то есть «язык» требовался. Полицая поняли, что позади что-то не так, когда вскрикнул унтер, до этого их заглушали крики жертв, которых они готовы были вот-вот расстрелять. Когда двое обернулись, я уже стоял неподалеку от лежавшего у колес грузовика унтера и целился в них. Встал я так, чтобы гражданские не попадали в прицел. То есть чуть сбоку от них. Первыми упали двое обернувшихся, потом тот, что с пистолетом, который продолжал лапать понравившуюся ему женщину — она-то и кричала больше всех, отчего он ей отвешивал оплеухи. Добив остальных, я подошел и произвел контроль. — Спасибо, спасибо большое, — трясущимися губами поблагодарила меня женщина. На вид ей было лет двадцать пять. — Да я не знал, что вы внутри, мне машина нужна, — отмахнувшись, честно признался я и тут же напрягся, когда меня кинулись обнимать. Учитывая, что все женщины были обнажены и, надо сказать, имели неплохие формы, было это несколько… неловко. Для меня точно. Но пришлось перетерпеть поцелуи и слезы женщин — до них, видимо, только сейчас дошло, что все, они живы, не расстреляны, и все их эмоции обратились ко мне. — Ну все, хватит, — не выдержал я. — Одевайтесь, мало ли кто на шум тут появится. С этим я лукавил, думаю, все части, что рядом расположены, знают, что тут происходит, и солдат на выстрелы не пришлют. Видно же, что акция не в первый раз проводится. — Спасибо тебе, — сказал молодой парень. Он единственный, кто успел поднять винтовку одного из полицаев и держал ее в руках, так же сверкая своими причиндалами, как и другие. — Сочтемся. Можно даже сейчас. Машину я забираю, могу вас до леса докинуть, но и вы мне кое-что поможете в нее загрузить. Как вам? — Я согласен, — кивнул тот. — Остальные тоже помогут. — Тогда собирайтесь. Я ошибся, назвав их евреями, ими были только трое, остальные русские, украинцы и поляки, интернационал. Тот паренек с винтовкой как раз и был поляком. Пока они одевались и собирались, я осмотрел оружие унтера и полицая, после чего выщелкал из магазинов все патроны. С таким темпом стрельбы у меня их скоро дефицит будет. Само оружие я трогать не стал, оно мне ни к чему было, а вот несостоявшиеся жертвы прихватили все. Кстати, унтер еще был вооружен автоматом, только тот не висел у него на плече, а лежал рядом на краю кузова грузовика. Автомат я не стал забирать, его прихватил один из одевшихся мужчин, забрав также магазины. Унтера допросить не получилось. Когда я к нему подошел, то понял, что он мертв. Похоже, одна пуля повредила что-то серьезное. Застегнув трофейный немецкий китель, я поправил пилотку и, подходя к кабине грузовика, велел: — Забирайтесь в кузов, выезжаем.