— Сначала? – задумчиво протянул капитан и последовал за майором, который, поглядывая на спутника, неторопливым прогулочным шагом направился вниз по улице. – Да тут так всё сразу и не опишешь. — Ничего, прилетел я к вам на неделю, думаю, успеете, – не смог скрыть усмешку майор. Водителю машины, который стоял у открытой двери, он махнул рукой, чтобы тот следовал за ними на расстоянии. — Я собирал все возможные сведения об этом подразделении, больше всего мы получили информации от пленных и перебежчиков. Есть и такие и довольно много. Когда русские освобождали лагеря, бывало, что им не удавалось взять архив и наши люди оставались среди освобожденных. Позже, имея на руках некоторую важную информацию, они перебегали к нам. Я лично допрашивал шесть таких агентов, что вернулись к нам с территорий, временно контролируемых партизанами. Собрав по крупицам информацию, мы выяснили, что первоначально командовал первыми соединениями партизан некто старший лейтенант Громов, именно он положил начало партизанского края, как они сами называют контролируемые земли. Потом он исчез, основная версия – приказ руководства. Чуть позже появился некто капитан Фролов. — Кто?! – резко повернулся к капитану майор. — Капитан Фролов, – повторил удивлённый капитан. – Вы с ним знакомы, герр штандартенфюрер? — Я тут под видом майор Литке, гауптштурмфюрер, – напомнил задумчивый „майор“ – Да, некто Фролов мне знаком. Вы тоже должны об этом помнить. Нашумевший налёт на наш аэродром в сорок первом с последующим уничижением всей техники и личного состава. — Да, что‑то такое припоминаю. Там, кажется, тоже работала моторизованная группа, но вроде действовали зенитчики? — Именно так, – кивнул „майор“ – Основной состав был из зенитчиков, но взаимодействие было и с другими подразделениями… А ведь по сведениям разведки этому Фролову присвоили звание капитана и наградили высшей наградой русских, причём посмертно. — Разве такое бывает? – удивился капитан. — У нас нет. В принципе у русских тоже, если только он в действительности не погиб. — Тогда сходится. И появление этого Фролова, и схожесть действий что в сорок первом, что на днях. Похоже, это действительно один человек, но вот в чём дело, герр майор, некоторые агенты опознали Фролова, как Громова. По их словам, под разными фамилиями скрывался один и тот же человек. — Действовал под псевдонимом, вполне возможно, – пожал плечами „майор“. — По той же информации генерал–майор Варлимонт, что вот уже как два дня позирует русской и западной прессе в Москве, взят именно им. После этого была сформирована моторизованная группа, набранная из разных подразделений, и что странно, без тренировок на взаимодействие подразделение покинуло партизанский край. Точно известно, что у них были танки, захваченные с одного из наших эшелонов. Новенькие „четвёрки“ прямо с завода… Пока офицеры шли, капитан подробно описывал боевой путь группы, который до этого подробно записывал, если появлялись новые сведения. Всего он не знал, о чём честно предупредил „майора“ но о громких успехах был наслышан. Уничтожение всей авиации карателей, с фронта взамен перебрасывалась эскадрилья бомбардировщиков, уничтожение штаба моторизованного корпуса, захват в плен ещё одного генерала и последующий бросок к Киеву. – …сейчас‑то понятно, как они двигались по нашим дорогам, даже фельджандармерия ничего не могла сделать, но тогда мы терялись в догадках. Группа Фролова двигалась обычно ночью, из‑за начавшихся боевых действий колонны обеспечения приходилось гонять даже ночью, вот они и, пользуясь тем, что на их трофейные машины нанесены опознавательные знаки охранных подразделений, присоединялись к ним и двигались вместе. Посты фельджандармерии пропускали их, так как проезд колонны снабжения был у них записан, а на то, что колонна увеличена, они не всегда обращали внимание. В данный момент все снабженцы и жандармы уже предупреждены, больше они не смогут так поступить. — Где группа Фролова, вам известно? – Нет, герр майор. Последняя их акция был проведена в другой области. Уже подтверждено, что там действовало подразделение русских в нашей форме и на нашей технике. Вчера был совершён налёт на узловую станцию железной дороги, уничтожены два эшелона, один с боеприпасами, другой с инженерным имуществом. Налёт был совершён совместно с авиацией русских. Операция проведена отлично, действовали русские, как по команде. Хорошо проведённая операция. — Я смотрю, вы их хвалите, – покосился „майор“ на капитана. — Скорее восхищаюсь. Наглость, напор и везение, вот что им сопутствует. — Опишите мне нападение на Киев. — О–о-о, думаю, этот рейд войдёт в анналы моторизованных частей. Генерал Гудериан уже прислал заявку с просьбой прислать материалы с описанием рейда и вообще об этой группе. Хочет их изучить. — Киев, Франц, Киев. — Если бы я не знал правды, герр майор, я бы подумал, что операцию планировали высшие чины русских, причём не один месяц, но как выяснилось, план был разработан за полчаса и буквально на коленке. Именно это и восхищает. Всё было сделано чётко. Но подходе русские бесшумно уничтожили пост на въезде и спокойно вошли в город, по пути разделившись на четыре группы. Самая большая и усиленная ушла к автомобильному мосту, из танков расстреляв зенитки и казармы, захватив мост. Машины снабжения у них пересекли Днепр и покинули город, только артиллеристы встали на окраине, прикрывая отход. Там же находилась гаубица, что открыла огонь по железнодорожной станции. Судя по пустым гильзам, это была наша гаубица и выпустила она порядка сотни снарядов. Видимо, весь наличный запас боеприпасов. Станцию уже потушили, можно посмотреть, там воронок от этих снарядов предостаточно. Только у сгоревшего транспортного пакгауза я видел их семь штук. Остальные группы действовали нагло и быстро. Видимо, у них были местные проводники, потому что ни одна колонна не потерялась на ночных улочках города, а двигались, как куклы–марионетки. Согласно рапортам связистов, они постоянно слышали переговоры русских, но говорили те на не совсем понятном русском. Один из русских, что служит у нас, сказал, что это матерный русский. Капитан Кляйн, командир связистов, предположил, что они так шифруют свои переговоры. Код всё ещё не взломан. Словом, одна группа совершила налёт на комендатуру, освободив всех задержанных по подозрению в помощи подпольщикам да и просто неблагонадежных. Архив они уничтожили, согласно допросу очевидцев, забрали с собой девушку. Наше здание штурмовала вторая группа, свидетелей мало, да и те в тяжёлом состоянии в госпитале, но один ефрейтор, что был в сознании, сообщил, что видел, как в грузовики грузят папки из архива и разбегаются взятые нами подпольщики. Причём комендатуру просто подожгли, а вот наше управление подорвали авиабомбами, как успели определить криминалисты. Взяли они всего троих с собой, остальные рассеялись по городу. Ведутся поиски. Четвёртая и последняя группа – думаю, именно ею и командовал Фролов, слишком нагло действовали – занялась уничтожением железнодорожного моста. Они использовали наш же состав с топливом и захваченный танк, половина состава укатилась к станции, пылая и поджигая всё на своём пути, другая половина была загнана на мост и там оставлена. Цистерны были примотаны тросами к танку, а его с заклиненной ходовой бросили на мосту. К сожалению, танкистам удалось уйти. Мост вы видели, от чудовищных температур конструкции закрутило пропеллером. Я говорил с инженерами, что там работают, они говорят, нужно полностью восстанавливать мост, а это месяц работы, не меньше. После этого группы собрались вместе и ушли по мосту на другой берег, мост был взорван, преследование не удалось выполнить. Это всё было позавчера, вчера был совершён налёт на железнодорожный узел, о чём я уже вам сообщил. Пока всё. — Потери у Фролова были? — Обнаружено шесть тел погибших в форме Вермахта, которые пока не удалось идентифицировать. Похоже, это погибшие солдаты Фролова. Ведётся расследование, мои люди работают, но пока мало информации. Повезло нам только с одним. Был обнаружен в канаве оглушённый солдат Вермахта, но когда его привезли в госпиталь, он в бреду забормотал на русском. Видимо, товарищи его не заметили в канаве и ушли. Мы смогли привести его в чувство и, применяя спецсредства, допросить. Правда, многого узнать не удалось, он неожиданно откусил себе язык. Спасти его не удалось. Мы смогли выяснить не так много, кроме того, кто он. Это был рядовой Иванов, солдат разведывательно–диверсионного взвода манёвренной группы Фролова. — Да–а, кадр. Фанатик. — Хорошо, что нападение было совершено ночью, потери у нас в основном в материальной базе, большая часть личного состава уцелела. — У армейцев что? На станции? – Вот у армейцев беда. Вы, наверное, слышали, что Фюрер в ярости снял командующего охранными частями Украины со своего поста и приказал провести внутрислужебную проверку? — Да, слышал. Не его одного с поста сняли, у многих погоны с плеч полетели. Моего дядю это тоже зацепило, временно отстранён от исполнения своих обязанностей… Так что там с потерями армейцев? — Потери в личном составе они ещё сами подсчитать не могут, огромное количество тел просто невозможно идентифицировать на станции, но по примерным подсчётам – до шестисот человек. Сгорел железнодорожный мост, как ни странно это звучит, уничтожен автомобильный мост, семь зенитных батарей, две погибли с личным составом, восемь паровозов, сто семьдесят вагонов с военным имуществом, платформы с военной техникой и вооружением, пассажирские вагоны. Одних танков на платформах сгорело около тридцати единиц, не считая автотранспорта. Взорвался эшелон с боеприпасами и следом за ним склад. Получили серьёзные разрушения строения вокруг станции. Загорелся другой эшелон, с авиационным топливом, который должен был уйти на фронт к передовым частям. Потери колоссальные. Но что странно, загнанные в тупик два санитарных эшелона не пострадали. Вернее, сильно не пострадали. Также понёс серьёзные потери полк пехотного корпуса, что бросили против партизан. Один из батальонов как раз разгружался из вагонов, когда на территорию станции влетели первые пылающие цистерны, но большую часть личного состава успели эвакуировать до первых чудовищных взрывов. В принципе это всё, что я могу сказать. Разве что могу добавить о том, что русские транспортники активизировали свою работу, пользуясь тем, что подразделения наших „ночников“ были уничтожены и замены им пока не нет. За ночь по десять–двенадцать самолётов прилетают, доставляют медикаменты, в которых остро нуждаются партизаны, и забирают раненых. Похоже, русское командование придаёт очень большое значение этим партизанам, снабжая их всеми возможными силами. — Похоже, что так, – кивнул продолжавший пребывать в задумчивости „майор“ – Озвучь мне своё личное мнение. Мог кто‑то из наших помогать Фролову? — С учётом того, что мы его до сих пор не поймали, думаю, тот, кто помогает Фролову, сидит очень высоко. — Я тоже так подумал, да и рассказ твой подтвердил это мнение. Думаю, нужно взять в разработку тех офицеров, что имеют возможность… „Майор“ говорил спокойно, поглядывая на медленные воды Днепра, что виднелись дальше по улице. Капитан внимательно слушал предложение своего куратора из Берлина, изредка согласно кивая. Он давно намекал, что местных генералов и полковников пора взять за хохолок и хорошенько потрясти на предмет продажности… — В Берлине заинтересованы в быстром прекращении этого дела, так что нужно найти виновного. — Найдём, герр майор, – уверенно кивнул капитан. Через несколько дней были арестованы два генерала и три полковника, которые не имели никакого отношения к рейду ставшего знаменитым майора Фролова. Одним из арестованных генералов оказался начальник штаба пехотного корпуса, который отдал преступный приказ снабжать свои подразделения даже ночью. Фары машин неплохо освещали поле и три самолёта, в которые в данный момент шла погрузка. Причина прислать именно три самолёта была довольно серьёзной, нам нужно было передать на Большую Землю главную обузу мангруппы, двадцать три раненых бойца и командира. А также захваченного оберста, людей, что мы освободили из застенков в Киеве, а главное – архив гестапо. Когда сотрудники контрразведки узнали, какой груз у нас находится среди прочего в грузовиках, они чуть ли не кипятком писали, требуя срочно переправить архив к ним. Омельченко, который изрядно порылся в этом архиве, был с ними полностью солидарен и требовал как можно быстрее отправить папки на Большую Землю. Я тоже воспользовался возможностью пополнить огневую мощь своего отряда, так что благодаря трём краснозвездным транспортникам к нам были доставлены три стадвадцатимиллиметровых миномёта, мины к ним и, что важно, шесть бойцов–миномётчиков. Это ещё не всё, из‑за больших потерь от обоих мотострелковых взводов осталось едва с десяток уцелевших бойцов, да и взвод Путянина понёс потери, так что следующим рейсом, с которым я буду возвращаться сюда, будет переброшена элита войск Красной Армии – два десантных взвода полного штата. Я из них четыре мотострелковых взвода сформирую, как раз людей хватит, а бойцы, прошедшие со мной горнила боёв, станут костяком этих подразделений. — Пора, – сказал подошедший Омельченко. — Знаю, – вздохнул я, наблюдая, как первый самолёт, на котором находились раненые и часть архива гестапо, переваливаясь на неровностях, начинает разбег, второй самолёт занял его место. Мы же направились к третьему. Я успел со всеми попрощаться и раздал необходимые приказы. Мангруппа до моего возвращения должна вести себя тише воды ниже травы, тренируя подразделения на совместную работу. Есть им ещё чем заняться, пока меня нет. Ту же технику надо привести в порядок, подремонтировать, танки были на грани износа, пусть занимаются. Пройдя в салон, я сел на скамейку, по бокам меня подпёрли Омельченко и Борисов, лейтенанта Бризова с нами не было. Он остался с отрядом, продолжая командовать сапёрами. Наконец самолёт после жуткой тряски оторвался от поверхности поля и громко ревя моторами пошёл на взлёт. Я не смотрел в иллюминатор, всё равно там темно, стояла безлунная ночь. Разве что грузовики, что освещали поле, давали свет, но сейчас они должны были, собравшись в колонну, совершить тридцатикилометровый марш к основному месту сосредоточения мангруппы. Командовал группой старший лейтенант Свиридов, Маргелов и Малкин находились на месте основного лагеря и не сопровождали нас. Спать не хотелось, я успел вздремнуть пару часов, пока мы ехали к этому полю, где ожидалась посадка транспортников, мне хватило. Потом они прилетели. Опознались, и мы включили иллюминацию, потом приём миномётов, миномётчиков, погрузка–разгрузка, и вот он, взлёт. Даже рассказать особо нечего, буднично всё как‑то было. К моему удивлению, но линию фронта перелетели мы абсолютно благополучно, совершили посадку на одном из прифронтовых аэродромов, где у нас сняли всех раненых, отправив их в госпиталь, дальше мы после дозаправки летели двумя самолётами в сопровождении звена истребителей. Когда рассвело, мы как раз были на подлёте к Москве, но столицу, к сожалению, рассмотреть в иллюминатор я не смог, транспортники, сбрасывая скорость ещё на полёте к аэродрому, стали снижаться, сразу же заходя на посадку. Видимо, лётчики местный аэродром знали хорошо, сели как по писаному. Когда оба транспортника замерли в конце взлётной полосы, подъехало две машины с сотрудниками госбезопасности, поэтому следующая ситуация несколько рассмешила всех присутствующих, кроме оберста, естественно. Дело в том, что сначала самолёт покинул Омельченко, зацепившись языком с командиром прибывших, потом освобождённые нами из гестапо и комендатуры сотрудники разведки, следом я. Возмущённый оберст, которого сразу приняли бойцы госбезопасности и начали грузить в машину, что‑то вякнул, когда появился я с рукой на перевязи и в форме офицера Вермахта. Меня тоже чуть не взяли под ручки, когда заржавший Омельченко сообщил, что я свой, разведчик. Бойцы отступили. Дело было в том, что вовремя боёв в Киеве одна гадская бронебойная пуля, пробив кузов нашего бронетранспортёра, деформировалась и влетела в один из моих сидоров, где лежала форма командира. Вот пуля и привела её в полную негодность. Другого комплекта не было, да и по размеру подобрать не смогли, вот и пришлось лететь в немецкой, тем более она оказалась очень неплохо подогнана мне по фигуре. А нормальной одеждой меня должны были снабдить в Москве. Не формой, а именно гражданским костюмом. Как это ни забавно, я бы назвал это казусом, но присягу я не давал и моё звание майора было чисто номинальным, тем более особо оно мне и не нужно было. Но это было моё мнение, как думают местные власти, я не знал. Правда, если судить по тому, что я представлен ко второй Звезде Героя, похоже, считают своим. — Всё нормально, нас уже ждут, но вечером, – сказал подошедший Омельченко, Борисов сопел за спиной, пристально отслеживая всех, кто находился рядом. – Сейчас в госпиталь, пусть осмотрят твою руку… О, разведка появилась. Они нас позже ждали. По полю к нам действительно двигались два грузовика и легковушка. Самолёты, в которых остались только папки с архивом, под охраной бойцов госбезопасности продолжали стоять на краю лётного поля. У них остались только мы, остальных уже погрузили в подъехавшие машины и отправили к зданию аэродрома. В данный момент у одного из „ЗИСов“ урчала мотором наша „эмка“. Представители контрразведки быстро оформили передачу архива в их руки, после чего принялись за погрузку, а мы втроём сели в легковушку и поехали к выезду с аэродрома. Госпиталь оказался не так далеко, как я думал, всего в десяти километрах от аэродрома. Там с меня сняли повязку, рвали по живому, долго чистили, извлекли мелкий обломок от автомата, после чего наложили новую повязку. Всё время экзекуции я просидел со стиснутыми челюстями. Было больно, но в принципе терпимо. Борисов ждал меня у „эмки“ Омельченко не было. Когда меня увели в перевязочную, водитель отвёз его в управление, а потом вернулся за нами. — Сейчас в гостиницу, товарищ майор. Устроимся, потом в ателье, там уже ждут. Как вы и просили, вам подгонят костюм и доставят потом его в номер. — Хорошо, поехали. Время было девять часов утра, двенадцатого мая. Сегодня был вторник, рабочий день, но народу на улицах Москвы хватало. Наблюдая в окошко за жизнью столицы, я вдруг заметил, как тучная женщина в форменном переднике устанавливает тележку с мороженым. — Притормози, мороженого несколько лет не ел, – попросил я водителя. Тот аккуратно припарковался в паре метров от продавщицы. Было забавно наблюдать за её лицом, когда из машины вылез крепкий такой немецкий офицер с рукой на перевязи. — Мать, почём у тебя мороженое? – спросил я подходя. — Пломбир двадцать копеек, сливочное по двенадцать, – пролепетала та. — Сержант, тебе сколько брать? – повернулся я к Борисову. Тот был в советской форме, только без знаков различия, и отчуждения, как я, на улице не вызвал. Костюм он ещё при посадке снял. — Пломбир… два, товарищ майор, – улыбнулся он. — Ладно, – хмыкнул я и попросил продавщицу: – Шесть пломбиров. Наблюдая, как она ловко выдавливает на кружочки бумаги белое лакомство, я чуть не пропустил вопрос белобрысого паренька в пионерском галстуке. Тот стоял в окружении таких же мальчишек и девчат, что лакомились мороженым. — А вы разведчик? – спросил он. — Нет, юноша, – беря первые два кружочка и передавая их Борисову, ответил я. – Я командир моторизованного диверсионного подразделения. Пока детишки шушукались, я забрал остальное мороженное, за него уже было уплачено, поле чего мы поехали дальше, лакомясь холодной сладостью. Даже водитель от нас не отставал. У входа в гостиницу и в фойе я привлекал внимание своей формой, правда, многие видели, что кобура у меня на поясе не была пустой. Оформившись в двухместном номере, я, наконец, переоделся в принесённый дежурной по этажу костюм – видимо, их держали специально для подобных случаев – и спустился с сержантом в столовую. Хотелось кушать. Нас накормили борщом и картофельным пюре с котлеткой. Чай тоже был ничего. После этого мы направились в ателье к портному, тот ловко снял с меня мерки, ему не мешало даже то, что я не мог свободно шевелить левой рукой. Справился на раз–два–три. А вечером за мной пришла машина с Омельченко, и мы поехали в Кремль. Было даже немного боязно, всё‑таки увижу личность, которая действительно была в это время культовой, но быстро пришёл в себя и уже спокойно воспринимал действительность. 22 мая. 1942 год. 21 час 46 минут по московскому времени. Аэродром дальней авиации под Воронежем — Товарищ майор, – подбежал ко мне командир второго взвода десантников лейтенант Лучик. – Погрузка личного состава закончена.