Ну а мы ушли в ночь. Была попытка нас остановить, в результате чего мы потеряли вместе с экипажем третий танк, „двойку“ но сбив заслон и уничтожив его, захватив две единицы техники, мы направились дальше в ночь и смогли уйти от преследования взбешённых потерями немцев. Восемнадцать часов спустя, вечер следующего дня. Густой лес в Гомельской области. Белоруссия Военный лагерь спал, только часовые сонно ходили у боевых машин, поглядывая на спавших товарищей, слушали стоны со стороны санитарной палатки, где усталым фельдшером проводились операции. Чуть дальше от лагеря находились секреты и пост поддельных жандармов у дороги. В это время откинулся полог одной из шести палаток, и из неё вышел хмурый, не выспавшийся капитан Омельченко, за ним семенил дежурный радист. Они прошли к штабному бронетранспортёру, рядом с которым прогуливался часовой из артиллеристов с автоматом на плече. — Уже час, как Рудного вызывают, товарищ капитан, а так как это одно из слов в том списке, что вы мне дали, я сразу известил командира и он велел поднимать вас. — Правильно велел, – сказал подошедший Фролов, выглядевший на удивление бодро. – Раз вызывают, нужно принимать сообщение. — Жаль, ответить нельзя, – вздохнул капитан. — Почему нельзя? – удивился Фролов. – Берите бронетранспортёр, разведчиков на мотоциклах и мотнитесь километров на тридцать в сторону, а там общайтесь сколько влезет. — Вы разрешаете? — Разрешаю–разрешаю, – отмахнулся командир мангруппы и, повернувшись к часовому, сказал: – Если что, я на болоте, на малом озере купаюсь. Вернее, буду сидеть в воде по пояс… Чёртова рана. Дежурный командир после моего возвращения пусть ложится спать, я сам подежурю, всё равно уже выспался. — Есть! – козырнул боец. Фролов в сопровождении Борисова – своей тени, как он сам его называл – скрылся среди деревьев, направляясь в сторону низины, где было болото, а капитан Омельченко, надев наушники, сел на место радиста, ему нужно было прослушать кодовое сообщение Рудному. Через двадцать минут колонна из одного бронетранспортёра и двух мотоциклов покинула сонный лагерь. На всех машинах были знаки полевой жандармерии, поэтому осмотра и остановки бойцы не боялись, уже поняли, какой чудодейственной силой обладают нагрудные бляхи жандармов. Колона проехала по дороге почти сорок километров. На выезде на шоссе удачно попалась следовавшая в нужном направлении немецкая транспортная колонна, к хвосту которой и пристроились разведчики. Миновав мост, они свернули на бездорожье и, проехав ещё порядка десяти километров, встали на опушке леса. Рядом с полевой дорогой был овраг, а с другой стороны также стеной стоял лес. Пока водители канистрами, снятыми с бортов бронетранспортёра, заправляли технику, Омельченко отправил в Москву кодовый сигнал. Через сеть ретрансляторов он достиг адресата и буквально через минуту последовал длинный ответ. Капитан лично записывал сообщение в свой блокнот, после чего его место занял радист и начал отправлять шифрованный рапорт о действиях мангруппы за последние несколько суток. Через некоторое время Москва подтвердила приём сообщения, и наши бойцы, собравшись, хотели было двинуться в обратный путь, как прибежал боец, что охранял дорогу. — Товарищ капитан, там на дороге машина–пеленгатор. Встала на дороге и антенной на крыше крутит. — Одна? – уточнил капитан. — Была одна. Егоров за ней наблюдает. Капитан открыл планшет и, изучив трофейную карту, приказал: — Будем уходить через заброшенную просеку. — Извините, товарищ капитан, – вышел вперёд командир разведчиков в звании сержанта, – но командир приказал мне во внештатной ситуации брать командование на себя. В данном случае уходить бессмысленно, отловят. Поэтому я принял решение захватить пеленгатор и уйти вместе с ним. — Увидят, это наведёт немцев на наш лагерь, – Омельченко не понравилось своеволие сержанта, но он понимал, что бойцы его не поддержат. Для них он был пока никем, а парни отличились при уничтожении железнодорожного моста и станции, их сам Фролов похвалил. Для бойцов мангруппы это имело большое значение. — Антенны съёмные, сверху брезент накинем, и никто не определит, что это за машина… Работаем, парни, Евсеев, подстрахуй нас со своим пулемётам. — Есть!.. — Есть!.. – отрапортовали бойцы и через минуту скрылись на узкой лесной дороге. Буквально сразу за ними колонна направилась обратно на дорогу, а недовольный Омельченко нахохлившись сидел в кабине бронетранспортёра. Спустя два часа колонна, увеличившаяся на одну машину, окольными путями вернулась в лагерь. Пока ошалевшие от подарка радисты бегали вокруг пеленгатора и допрашивали немецких радистов, чтобы освоить новую технику, Омельченко отошёл к Борисову и Бризову. — Где Фролов? – спросил капитан у Борисова. — В палатке командира пеленгатора допрашивает. Я наблюдаю за входом. С другой стороны часовой стоит. — Каков командир, таковы и бойцы, – сплюнул Омельченко и, неожиданно усмехнувшись, добавил: – Подставляете, они с помощью крючка из проволоки и длинной лески захватили пеленгатор. Я спрашивал, кто их этому научил, они и ответили, что это был… — Фролов! – хором закончили Борисов и Бризов. — Точно. — Та же ситуация, – кивнул лейтенант. – Некоторыми вопросами сапёры ставят меня в тупик. Опыта у них, конечно, маловато, но та теория, что дал им Фролов, удивила даже меня. Я вообще удивляюсь, как вот всё это происходит, нелогично же! Их давно должны были уничтожить. А они уже который день катаются и вредят немцам на коммуникациях, да как вредят?! Сами должны помнить последнюю операцию в Киеве, я от неё ещё отойти не могу. А бойцы уже спрашивают, когда мы дальше кошмарить немцев начнём. — Чего делать? – не понял Омельченко. — Да это Фролов как‑то случайно сказал, так моментально словосочетание среди бойцов мангруппы распространилось. Очень уж оно им по смыслу понравилось. — Да–а-а, – протянул капитан. – Если бы я не разобрался в системе работы Фролова, меня бы его поступки тоже ставили в тупик. Но я понял, как он принимает решение. Он нелогичен, то есть действует вопреки логике. Приведу пример: есть две возможности уйти из ловушки или, например, из окружения. Вот вы бы какой путь выбрали? — Ну, наверное, самый безопасный, – пожал плечами Бризов. — Фролов бы пошёл по третьему, четвёртому или пятому пути. — Но вы же говорили, что там два пути?! – удивился лейтенант. — По логике два, но наш Фролов по логике не действует, поэтому до сих пор и ездит по дорогам оккупированных территорий. Правда, я думаю, что это недолго будет длиться, немцы выработают тактику против его мангруппы. — Тогда мы просто сменим область, уйдя подальше от тех немцев, что к нам привыкли, – подошёл улыбающийся Фролов. – Как связь с Москвой? – Норма, командир, – ответил Омельченко. – Ночью самолёт нужно ждать. — Подождём, – согласился командир мангруппы и спросил: – Гость будет? — Скорее, гости… Как там командир пеленгатора? — Поёт, что твой соловей… О, кстати, похоже, отдых откладывается. Интересные новости поведал мне этот офицерик, так что готовьте людей и технику, к вечеру выдвигаемся. Малкину я уже отдал приказ. — Но?.. — Груз будет на парашютах? — Да. — Тогда норма, скоординируемся на подлёте, и сбросит он груз прямо над нами. А там двинем в сторону Чернигова. — Что‑то серьёзное? — Немцы в обход Киева начали составы гонять, как раз через Чернигов. Вот и наведаемся на эту „железку“ благо тут не так далеко. Сам Чернигов нам не достать, но ближайшая узловая станция наша. — Мы можем скоординировать эти действия с Москвой, например, будет предварительный налёт бомбардировщиков. — Хм, об этом я думал, но отбросил мысль, как малоперспективную, пройдёмте ко мне в палатку, обсудим этот вопрос… Сколько самолётов они смогут прислать, какова у них дальность и размер бомбовой нагрузки?.. – на ходу начал задавать вопросы Фролов. Откинув полог палатки, Малкин позволил нам выйти. Дежурный командир по мангруппе торжественно нёс поднос, на котором в два ряда были разложены коробочки с наградами и наградные документы. Шагая, я с интересом покосился на идущего рядом Омельченко. Сегодня особенный день, да, сегодня день награждения. Честно скажу, если бы я знал, кого нам сбрасывают на голову, я наверное, отменил бы боевую операцию, но я не знал и жёстко приказал забросить вьюки с грузом в последние машины, а парашютистов рассадить среди бойцов. Потом был ночной рейд, мы удачно вместе с бомбардировщиками совершили налёт на узловую железнодорожную станцию. Где подловили два эшелона, уничтожив их вместе со станцией. Ещё бы, один из эшелонов был битком набит артиллерийскими боеприпасами. Как не рванул при налёте бомбардировщиков, я до сих пор не понимаю, нас бы смело, это сто процентов, мы недалеко стояли, готовясь к броску. Зато второй эшелон горел как миленький, освещая нам поле деятельности. Подполковник, что шёл в данный момент рядом, почти весь бой просидел в одном из бронетранспортёров, но когда раненый пулемётчик сполз на сиденье, встал на его место и продолжил вести огонь. Сколько точно он уничтожил, я не знаю, но Малкин утверждал, что по казарме он точно стрелял, а там трупов было под сотню. Правда, в ту сторону многие стреляли, особенно танки по окнам казармы. Потом было бегство от поисковых партий противника, нам тогда здорово повезло. Вместе с одной колонной снабжения противника мы ушли далеко и снова укрылись лесу Гомельской области. Только тогда я узнал, что мы чуть ли не сутки возим с собой награды для бойцов и командиров мангруппы, а также подполковника Маргелова Василия Филипповича. Это был подарок от Сталина мне лично, он знал, как я отношусь к будущему командующему десантных войск Советского Союза. Я ведь в рязанской „дурке“ два года отучился. Жаль, что произошла та история и я ушёл на срочку. Сам Маргелов был очень рад поучаствовать в ночном бою и посмотреть, как действуют мои бойцы, он потом полблокнота исписал да зарисовывал позиции бойцов перед атакой. Всем интересовался. Особенно нашими рейдами. Он на эту тему с Малкиным скорешился, у того два журнала боевых действий было с подробными описаниями, вот подполковник и изучал их. Но как бы то ни было, пообщавшись, мы вышли из палатки, всё было готово к торжественному мероприятию, даже раненых вынесли из палаток, и направились к небольшому столу. Потом была долгая речь Малкина, который рассказал, как оценили наши действия товарищи из Москвы и чем они показывают свою расположенность к нам. Это я двумя фразами рассказал, Малкин все сорок минут говорил. Потом началось торжественное построение и вручение наград. Вручал не я, а подполковник Маргелов. Через полчаса, когда закончилось построение и в воздух полетели пилотки и фуражки, я стоял с ошарашенным видом и смотрел на представление на вторую Золотую Звезду Героя, которую, как и первую, я должен получить в Кремле. — Ну что, майор, рад? – положив руку мне на плечо, спросил подошедший Омельченко. Кстати, осназовцы ничего не получили, хотя и заработали, но бюрократическая машина медлительна. Будут ещё награды у парней. — Да, рад, но сам понимаешь, пока вы не найдёте тех, кто организовал покушение на меня… – Не волнуйся, майор, твоя безопасность гарантирована. — Ладно, черти, уговорили. Запрашивай самолёт. Мангруппу я пока на Маргелове оставлю, думаю, потянет, учится хорошо. Наверняка ведь, черти, для этого его и прислали. — Ну, не без этого, – усмехнулся Омельченко. — Ты прав, пора нам встретиться. Награды дело второе, время наступило, чую я это. — Самолёт будет сегодня вечером, площадку мы уже присмотрели. Только и махнув рукой на эти слова, я пошёл к командирам, что праздновали награждение. Капитан Малкин, старшие лейтенанты Воронин, Гурьев, Свиридов. Артиллеристы, танкисты, мотострелки и зенитчики тоже получили награды и звания. Путянин теперь не старший сержант, а младший лейтенант с двумя орденами Красной Звезды. Одну из наград ему дали за генерала, это ведь его бойцы его взяли при уничтожении штаба моторизованного корпуса. Посмотрев на счастливых боевых товарищей, я тряхнул головой, отгоняя все неприятности, и взяв кружку с водкой на самом дне, поднял её и сказал: — За победу, парни. 11 мая. 17 часов 22 минуты по московскому времени. Киев. Площадь у полуразрушенного обгоревшего здания гестапо Недалеко от входа стояли и курили два немецких офицера в полевой форме Вермахта. Однако было заметно, что боевыми офицерами, прошедшими окопы передовой, они не являются, как и не были они штабными офицерами. Они курили и наблюдали за работой криминалистов, которые мелькали в обгорелых оконных проёмах здания. Один из офицеров был в форме капитана, другой майора. Выпустив дым и придавив сапогом брошенную на брусчатку недокуренную папиросу, майор сказал своему спутнику: — Франц, ваш рапорт о нападении я прочитал ещё в самолёте, когда вылетел из Берлина, но мне нужно понять обстановку не из сухих строчек рапорта, а со слов очевидца. Обрисуйте мне, что тут случилось… Нет, думаю, начините сначала, когда появилась эта неуловимая моторизованная рота русских. Да, начините сначала.