Хмыкнув, я убрал пистолет в комод, стоявший слева от двери, туда же отправил и всё остальное оружие, так как был уверен, что при пальпации его обнаружат. Как только я открыл дверь, в квартиру ворвался брюнетистый короткостриженый вихрь тридцати одного года с великолепной стройной фигуркой, налитой грудью, пухлыми губками и милым личиком. Жермен примерно два месяца назад принесла карманный пистолет на починку. Это было оружие кустарного производства, которое могло при выстреле разорваться и нанести повреждения владельцу. В данном случае у него при выстреле в выбрасывателе застряла гильза, заклинив затвор. Я не сразу узнал в этой игрушке отголосок карманного браунинга. М-да, совсем плохой. Старик был у себя наверху, а я тут же выбил гильзу и даже почистил пистолет. Болтая при этом, мы с Жермен так возбудились, что я взял её прямо в мастерской, на рабочем столе. Такое у меня было в первый и последний раз. Да и та с охоткой пошла на контакт. Как она мне позже пояснила, её заводили рыжие. Кстати, муж у неё был тоже рыжим, до того, как облысел. Он был старше её на двадцать три года и, естественно, не мог её удовлетворять в постели. Результат налицо, она начала отовариваться на стороне. Связь с Жермен была непостоянной, в этой квартире, после того первого раза в мастерской она была три раза, и после этих трёх раз я с трудом возвращался к старику, будучи опустошённым как морально, так и физически. Жермен являлась женщиной в прямом смысле этого слова и в постели была неутомима. Всегда она меня укладывала на лопатки. Я вот её никогда, раньше выдыхался. Ну сейчас-то я отдохнул, посмотрим, кто кого. Открыв дверь, я приготовился, что она снова бросится на меня, срывая одежду, но Жермен проскользнула в комнату и, заламывая руки, с надрывом воскликнула: – Жан, я звонила в твою мастерскую, и там мне сказали, что твой учитель умер! – А тебе какая разница, ты же его не знала? – удивился я. Она замерла и удивлённо посмотрела на меня: – Ты не скорбишь о нём? – Скорблю, но на людях этого не показываю, память о моём учителе при мне останется навсегда. Но при чём тут ты? – Тогда ладно, – с облегчением вздохнула она и, посмотрев на меня, плотоядно улыбнулась. Мы тут же рванули друг к другу, и Жермен шепнула, когда я стягивал с неё юбку: – Синяки и засосы не оставляй, мой муженёк, кажется, начал о чём-то подозревать. Мы начали на ковре гостиной, потом перебрались на стол и уж с него в спальню. Наконец, благодаря неимоверному усилию, я всё же положил Жермен на лопатки. Она выдохлась первой. Сейчас лежала рядом, тяжело дыша, но всё же с перерывами смогла проговорить: – Надо… сказать… впечатлил… Послезавтра повторим? – Послезавтра я буду занят. – Жаль, завтра у нас концерт. Он заканчивается в десять вечера, а до него – сплошные репетиции. Ну да ладно, после десяти я буду у тебя. – А муж? – А муж собрался после концерта к брату. Хотел, чтобы и я поехала, но я сделаю вид, что у меня голова болит. – Обычно мужья так делают, чтобы проверить своих жён, – подумав, сказал я. – Ты ко мне поедешь, а он за тобой будет следить, чтобы на горячем поймать. – Думаешь? – Предполагаю. Сама же говорила, что он начал что-то подозревать. – Чёрт. – Она села, отчего простыня сползла с груди. – Это что такое?! Посмотрев, куда Жермен показывала пальчиком, а именно на свою восхитительную грудь, честно ответил: – Засос. Извини, сама виновата, так завела меня, что я потерял голову. – Ладно, придётся дома прикрываться пеньюаром. Всё равно муж на меня как на женщину в ближайшую пару недель не посмотрит. А насчёт завтра ты, думаю, прав, я проверю, будет он следить или нет. Сначала домой заеду. Жермен, как и её муж, были музыкантами, играли они в симфоническом оркестре. Она играла на контрабасе, он скрипач. Заметив инструменты, Жермен сильно удивилась, она не знала, что я играю. Пришлось сыграть на обоих. Тонкий слух опытного музыканта сразу уловил ошибки. – Давно в руки не брал? – спросила она. – Год почти. – Это заметно. Навык быстро восстановится. Ты только играй, через пару недель будешь чувствовать, что техника к тебе вернулась. – Я знаю. Через час нас хватило и на второй круг. Потом Жермен отправилась по своим делам, а я занялся своими. Уже был полдень, время с утра моментом пролетело, поэтому я направился по магазинам. Буквально на днях, а именно сразу после встречи с Братским, я собирался покинуть Париж, к этому и готовился. Закупил всё, что нужно. Транспортное средство решил не брать, до Марселя доберусь автостопом. – Ты повзрослел, плечи, смотрю, раздались. – Привстав, Братский пожал мне руку и указал на стул напротив. – И я почти не ждал. – Я наблюдал со стороны, как вы прошли в кафе. Три человека вас сопровождало. Но наших я сразу узнаю, есть в них что-то, что отличает от иностранца. Раньше не замечал, а сейчас в глаза бросается. – Ты и сам, я смотрю, изменился, если бы мы не говорили по-русски, я тебя принял бы за иностранного паренька. Смотрю, вжился в местную жизнь. Нравится? – Везде есть свои плюсы и минусы, – уклончиво ответил я. – Ты всегда ставишь растяжки в местах хранения добра? – неожиданно спросил он. – Гараж нашли всё-таки? – хмыкнул я, после чего с тревогой спросил: – Пострадал кто? – Двое раненых, осколками посекло, одного серьёзно, ожоги были, но уже выкарабкался. Скоро покинут больницу. Участковые прошли с твоими фотографиями. Так твой гараж и нашли. Кстати, он сгорел со всем добром, патроны потом долго стреляли, пришлось оцепить район, но закладку в земле мы нашли. Оригинально, под скелетом кошки золото. – Вот вы свиньи. Что взяли, то и вернёте. Не ваше, – разозлился я. – Что моё – то моё. – Обойдёшься, ещё найдёшь. Это ведь клады, не так ли? – Так, – нехотя ответил я. – Аналитики нашли ответ происхождения золота. Раз ты из будущего, то наверняка знаешь расположение кладов, что были найдены позднее. – Умные у вас аналитики, – криво усмехнулся я. – Головы им пооткручивать. – Почему же, отличные парни. – Я за своё добро любому горло перегрызу. – Даже мне? – Без исключения, – жёстко сказал я. – Крыс не люблю. Это намёк на возврат мотоцикла, всё, что было при нём, и закладки в гараже. Верните моё добро, ворьё! – Насчёт золота ничем помочь не могу, его уже отправили в Гохран. – Ну ладно, ещё накопаю, а вот остальное верните. – Это без проблем, кроме автомата, конечно, и гранат. – Ладно, ешьте на здоровье, – насупился я. – Вот не стыдно вам ребёнка грабить, детдомовца, совсем не стыдно? – Нет, тебя только и надо что раскулачивать. Мы посмеялись и перешли уже к более конструкционному диалогу. – Ты почему на контакт не шёл? Что случилось, Макс? – Нашёлся хороший человек, который взял меня в ученики. Сами знаете, что я тянусь к новым знаниям, а тут особенно понравилось, да и человек хороший. – Почему же ты от него ушёл? – Он ушёл от меня. Умер. Старенький был… Давайте сменим тему, не хочу говорить об этом. Я тут новости слушаю, газеты читаю, о Союзе мало пишут, но то, что пишут, я считаю сплошным враньём. Что там сейчас происходит? – Информация о тебе дошла и до генсека, давно, ещё в прошлом году. Он на контроле всё держит, лично прочитал все твои тетради, не копии. Так как треть поданной тобой информации подтвердилась, ни у кого уже нет сомнения, откуда ты, так что тебя ждут. – А Брежнев что? – Некоторые реформы начали вводить, поговаривают, злой был, как чёрт. Меня вызывал. Долго мы вели беседу, но я не заметил, чтобы он проявлял эмоции, спокоен был, как удав. Твоя информация дала толчок к действию. Сильно сокращены вливания средств в Африку и Азию. Хватит им. Скоро их совсем прекратят финансировать. Тут ты прав, на улучшение жизни советских граждан деньги надо тратить. По остальному изменения тоже есть, но пока глазу они не заметны. – А как же шишки, которые наверху, что хотят, то и творят, князьки местечковые? – Пока с этим сложно, работают. Сопротивление большое. Что хуже всего, произошла утечка, о тебе знают те, кто не должен был знать. – За границу информация ушла? – насторожился я. Это было хуже всего. Братский поморщился и нехотя ответил: – Достоверного подтверждения у нас пока нет. – Фигово, я смотрю, у вас там дела обстоят. Такая сильная группировка у противника? – Мы её обезглавили, но пока цела. Продолжаем работать, несколько видных членов политбюро внезапно скоропостижно скончались. Всё чисто, две естественные смерти по старости, один несчастный случай. Это те, кто поддерживал оппозицию. Осенью будет собран внеочередной съезд, там будут введены новые решения. – Усиление наблюдения конторой за высшими чиновниками? – заинтересовался я. – Брежнев на это не пойдёт, – покачал головой Братский. – Времена уже не те, ты был прав, ему не дадут это сделать. – Фигово. – С нами уйдёшь? – А вот это нет. Сперва порядок у себя наведите. Осенью я с вами свяжусь. А сейчас снова тетради вам передам. Там много чего, по технике, по перспективным людям и по миру, включая все природные и человеческие катастрофы. Всё, что знал, выдал. Сейчас. – Я быстро написал ручкой на салфетке, где закладки, и передал её Братскому. – До конца лета я проведу на побережье разных стран, отдохну, буду вживаться в местную жизнь, а осенью, возможно, обратно в Союз. Олег Игоревич, вы там посодействуйте по возвращении, чтобы я вернулся в десятый класс, ну и музыкальной школы тоже. Ученье – свет, правильная поговорка. – Посодействуем. Контакты для связи оставишь? – Нет. Возвращаться через ваше посольство буду. Сообщу о себе. Дальше сами вывезете. – Это приемлемый вариант, – согласился он. – Сам понимаешь, при возвращении мы гарантируем твою безопасность. – На это только и уповаю.