После ужина я потянулся и сказал: – Ну что ж, поели – можно и поспать. Парни посмеялись, а сидевший рядом Юра, спросил: – Ты ещё не выспался? – Поверь, в школе тебе за счастье будет найти время, чтобы просто выспаться. – С чего это? Там же по расписанию всё. – Сейчас что идёт? – спросил я, поудобнее укладываясь на пиджак и поправляя сидор, а то что-то острое в затылок тыкалось. Как бы не лезвие топорика! – Война, – пожал тот плечами. – Вот именно, значит, обучение переведено на рельсы военного времени, чтобы выдавать как можно больше нужных фронту специалистов, и это во всех училищах. Получается сжатая программа, которая за довольно короткое время подготавливает специалиста. Зачастую в этом случае дополнительное время берётся из того, что отводится курсантам для сна и отдыха. Продолжать дальше? – Не надо, и так понятно. Юра тоже лёг и прикрыл глаза, он с ходу меня понял и последовал моему примеру. – К аналитике склонен, я смотрю? – поинтересовался сопровождающий. – Есть такое, иначе почему меня простого вольнонаёмного шофера в спецшколу отправили? Командир подразделения постарался. Он давно грозил, вот и выполнил угрозу. – Хм, – неопределённо хмыкнул тот и, достав наши документы, проверил. – По направлению ты направлен на обучение на силовика? – Наверное, направление-то у вас, – сонным голосом ответил я. – Ага, у меня, – хмыкнул тот и о чём-то надолго задумался. Ну, а мы так и ехали, уходя всё дальше и дальше в глубокий тыл. Немцы тут ещё летали, но заметно реже, и нам повезло, что мы не попались на глаза птенцам Геринга, благополучно добравшись к обеду следующего дня до Москвы. Дальше, понятно, казармы, где мы провели ночь, оформление и прибытие в спецшколу. Вот там я и узнал, какой сюрприз мне подготовил сопровождающий. Десять месяцев спустя. 13 апреля 1942 года, понедельник. Военный городок в Подмосковье. Три часа утра – Муж вернулся, – вскинулась на кровати неверная супруга только что вернувшегося со службы мужа и толкнула меня. Я тоже уже расслышал звук ключа в замочной скважине и бросился к своей курсантской форме. Натянул её моментом, какая тут горящая спичка, и с сапогами в зубах, подбежав к окну, выбрался на козырёк. Дотянувшись до водосточной трубы, стал быстро спускаться вниз с третьего этажа. Путь привычен, не в первый раз, так что моментом оказался внизу. Рядом спланировала и упала моя фуражка… Вот её я забыл, хорошо моя, можно сказать, подружка, её заметила и выкинула следом. Нацепив фуражку, я добежал до угла дома и, мельком осмотревшись, намотал портянки, вбил ноги в сапоги и быстрым шагом поспешил в сторону казарм – тут до них полтора километра, они неподалёку от учебных корпусов располагались. Часовым я на глаза не попался, знал тропки, как их обойти, так что, проникнув в казарму, был остановлен дежурным. – Ты где шлялся? – спросил у меня знакомый курсант с нашего потока, он сегодня был дежурным. – Пить ходил, – мгновенно ответил я. – В полной форме? – удивлённо приподнял тот брови. – Опять к какой-то бабе бегал? – Почему сразу бабе? Гулял и дышал свежим воздухом. – Угу. Иди умойся, этот «свежий воздух» тебе засос на шее оставил и след губной помады на щеке. Ох, и ходок. Под бурчание курсанта, стараясь не ботать подошвами сапог, фактически на цыпочках я добрался до санузла, умылся под умывальником и, вернувшись на своё место, к двухъярусной койке, быстро разделся, аккуратно сложив форму на стуле, и одним слитным движением оказался наверху. На своей койке. Сон не шёл и, закинув руки за затылок, я размышлял. Хорошо, что заместитель начальника училища по строевой подготовке всё же меня не застукал в постели со своей молодой женой. То, что у нас с ним были натянутые отношения, это ещё мягко сказано, почему-то тот с первого дня невзлюбил меня. Поначалу мне это было фиолетово, но постоянно быть дежурным по роте или бегать по нарядам только из одной этой неприязни мне быстро надоело. Я стал действовать, поначалу грубыми методами, потом перешёл на другие. Поначалу тот свалился с крыльца, над которым я поработал, и сломал ногу, три месяца счастья и напряжённой учёбы, но потом он вернулся и сразу отправил меня на месячную практику, причём выбрал самый жопный вариант. Я не обиделся, просто после возвращения соблазнил его жену и вот уже как с Нового года жарю её. Это заметно снизило накал страстей, по крайней мере, с моей стороны, появилась у меня возможность скидывать излишки энергии, чем я и пользовался. Думаю, капитан начал догадываться о том, что жена ему неверна и кто виновник, несмотря на всю нашу конспирацию, слишком часто я ловил на себе его задумчивый неприязненный взгляд, но пока подтверждения этому он не находил. Сама учёба меня не сильно напрягала, но из-за сокращённой программы действительно было тяжело, вот только попал я не в будущие диверсанты или противодиверсанты. Нет, тот гадский сержант, что занимался нашим сопровождением, как оказалось, ещё и наблюдал за нами, составляя своё мнение о каждом. Он же дал заключение, что я имею неплохой аналитический склад ума, вот я и попал в роту, где готовили полевых оперативников, или, проще говоря, банальных особистов, следователей и иже с ними. Из нашей группы ещё трое тут были, остальных определили в роты «боевиков», и они проходили обучение там. Это в другом месте, не в нашем военном городке. В принципе про эти десять месяцев и вспомнить нечего, плотная учёба. Тут реально давали неплохой материал, так как часть преподавателей также прибыли с фронтов, имея бесценный личный опыт, которым с нами и делились. Так вот, учёба, возня с этим капитаном, жена его – всё это отнимало уйму времени. Причём в увольнительных я был всего дважды, меньше всех в нашей роте. Какие тут планы найти парней и изучить местность, где в моём мире под Москвой имеется портал. Я и высыпаться-то не всегда время находил. В обе увольнительные брал билеты на киносеансы и банально спал на задних рядах. Кого благодарить в этом случае, объяснять не надо. Да и из нарядов не вылезал, стал профессионалом в чистке картошки. Да не важно. Так вот, со мной всё понятно, заперли в этой части и учили, вот в остальном всё так же шло, как и в моём мире. Немцы были отброшены от окраин Москвы, и началось наступление благодаря сибирским дивизиям. Кстати, в одной из них я и проходил практику, был фактически на острие атаки. Спасибо капитану. Остальные курсанты проходили её куда как более спокойно. Однако и опыта я набрал на десятерых, ни у кого столько практики за этот месяц не было, как у меня. Мне вон зимний тулуп прострелили, и один раз дошло до рукопашной. Окружённые немцы крупной группой вышли в расположение штаба стрелкового полка, где и я был, вот и пришлось помахать руками, ножом поработать и пострелять. Мне потом шикарная характеристика на место учёбы пришла от сибиряков, капитан аж почернел лицом от злости и сразу мне два наряда влепил за нечищеные валенки. Немцев отогнали тогда, где на двести, а где и на все триста километров, но сейчас линия фронта стабилизировалась и выровнялась. За зиму удалось накопить резервов, вооружить их и, похоже, Красная Армия готовилась к ответному удару, собираясь прогнать нацистскую сволочь от наших границ. Тьфу. Снова эти фразы прицепились. Как политрук проведёт свои занятия, потом неделю не могу от таких словечек избавиться, как будто зомбировали нас на политзанятиях. Я-то к Советскому Союзу с некоторой иронией отношусь, меня патриотом назвать было сложно, а вот местные – натуральные фанатики, за плохое слово в адрес своей страны или руководителей и прибить могут. Если не прибить, то сдадут моментом, вот и пришлось мимикрировать под них. Правда, политрук всё же, мне кажется, меня раскрыл, понял, что мне его политзанятия безразличны. Они, кстати, с капитаном дружки не разлей вода. М-да. Вот так вот я лежал и вспоминал все перипетии своей жизни в этом мире. В принципе, то, что я жив и не сгинул где-нибудь под Киевом, это хорошо, я бы даже сказал отлично, хотя парней жалко и об их дальнейшей судьбе до сих пор ничего не знаю. Эх, жаль я не мог предупредить никого, не хотел себя раскрывать, знаю ведь, что будет после. Тут или моя судьба, или судьба парней, выбирал долго, но всё же сделал этот трудный, но всё же правильный выбор. Да, как это неприятно говорить, но своя шкура ближе к телу. Да и в парнях я был уверен, если что, вывернутся. А так, честно говоря, если бы была возможность, я бы постарался избавиться от этой чести – учиться в спецшколе. А ведь я мог и отказаться. Мне только через пару месяцев плотной учёбы пришло в голову, что мог просто смыться и затеряться в узких улочках Москвы, найти работу, устроиться куда-нибудь шофёрам и спокойно жить, умножая свой капитал. Всё же я дитя более современного мира, и тут мне не особо нравилось, родной мир он как-то привычнее. Отвоевал бы где-нибудь в должности шофёра, вернулся к порталу и, наконец, перешёл в свой мир, узнал бы, что там с моим имуществом, а то тревожусь о нём. Эх, задним умом мы все крепки. Если бы сейчас был выбор, я бы свалил тогда, перед началом учёбы и присяги быстрее собственного визга, а теперь поздно, придётся до конца идти. Вот так размышляя, я как-то умудрился пролежать до подъёма. Уже начал подрёмывать, засыпая, как дежурный поднял роту и погнал нас на пробежку – пять километров по раскисшей весенней земле, а потом умываться. Хорошо ещё, что утром немного подморозило и не пришлось снова бежать в грязи, так лишь в лужах или где проломили тонкий промёрзший слой грязи, она брызгала в стороны. Дальше всё привычно: чистка формы и обуви после пробежки, столовая, завтрак – и строем в один из учебных корпусов. Всё было привычно до обеда. Вот после него, когда роту выводили на плац, поступил приказ построить все подразделения. Выступал начальник спецшкол, майор госбезопасности. Он долго говорил об обстановке на фронтах, про оккупацию родного ему Крыма и про остальное. Про блокадный Ленинград тоже не забыл завернуть. Когда он закончил, то перешёл к тому, для чего нас здесь всех собрал, – всё это под мой мысленный мат. Мы все в лёгкой форме были, без шинелей, всё же из корпуса в корпус бегали, и стоять под холодным весенним ветерком было не очень приятно, медленно курсанты синели. Те, кто во второй или третьей шеренге стоял, как я, изредка переставляли ноги, ноги в сапогах тоже мёрзли. Так вот, майор сообщил, что было сформировано несколько резервных армий, даже резервный фронт, и имелась острая нехватка специалистов, что выпускала эта спецшкола. Особенно не хватало простых сотрудников особых отделов. Поэтому командование решило, что раз пока подготовленных не было, выпустить из тех рот, что ещё не закончили обучение, отобрав отличников. Я отличником никогда не был, просто не стремился, хотя учился упорно, осваивая материал, поэтому вздохнул свободнее. Как оказалось зря, недруг обо мне помнил и сделал всё, чтобы меня включили в уже отобранную группу. Курсанты, которых вызывали, выходили из строя, после чего им вручались знаки различия и документы выпускника нашей спецшколы. Всё как обычно, это не первый выпуск, который я видел. После обучения всём присваивались звания сержантов госбезопасности, что соответствовало пехотному лейтенанту, и выдавались соответствующие знаки различия, петлицы с кубарями, а так как курсанты наших трёх рот ещё не доучились, им выдавали петлицы с одним кубарём в каждой. То есть им присваивали соответственно звание младший сержант, или младший лейтенант. В принципе – логично. Когда вызвали меня, я не сразу отозвался, пребывая в задумчивости, но после тычка соседа локтём в бок тронул впереди стоящего курсанта, тот того, что стоял впереди. Они вышли, после чего я промаршировал к столу. Благодаря капитану, к моей строевой даже придирчивый не подкопается. У стола выстроились в ряд командиры и преподаватели нашей школы. Там я получил красное удостоверение командира, направление, петлицы и крепкое рукопожатие. Поблагодарив командование за оказанную честь, при этом стараясь, чтобы в голосе не проскальзывали ироничные нотки, покосился на недруга, что стоял тут же и злорадно смотрел на меня, и вернулся в строй, пройдя на своё место. – Чего это Нелюдимов так смотрел на тебя? – поинтересовался ночной дежурный по роте, который стоял рядом. О нашей вражде знали все, то есть то, что капитан меня невзлюбил, а я на это никак не реагирую, но вот о его жене не знал никто. – Видимо, опять какую-то пакость удумал, – рассеянно ответил я, наблюдая, как следующий курсант идёт к столу. Свои документы я уже распихал по карманам, так что стоял навытяжку, как и остальные. – Он сегодня ночью был. Часа за два до твоего возращения походил по казарме, к нам заглянул, после чего сразу ушёл. – Вот черт, – пробормотал я. – Теперь всё понятно. – Чего понятно? – Всё, – смысла скрывать свои отношения с женой капитана я больше не видел, всё равно сваливал из школы, поэтому нанёс капитану ещё один удар, по имиджу, так сказать. – Я с его женой в постели кувыркался, а он, наконец, разобрался, по-видимому, кто к его жёнушке наведывается. С Нового года поймать меня пытался, а тут, видимо, получилось. Теперь понятно, почему меня в эту группу включили, отомстить решил. – Хэх, – отозвался сосед. Другие курсанты, что нас слышали, тоже удивились. Жена у капитана действительно была красавицей с роскошным телом, но особо далеко она налево не ходила. В действительности бегала, я об этом знал, но тайно и к начальнику школы, так что сдал я её с лёгкостью, не жалея. Да и удар был больше нанесён капитану, курсанты быстро слух разнесут, так что до него точно дойдёт. Надеюсь, к этому времени меня тут уже не будет. После того как процедура вручения документов была закончена, роты под командами ротных направились дальше, на обучение, а нас попросили остаться. Посмотрев, сколько аттестованных собралось, я насчитал пятьдесят семь бывших курсантов, а теперь молодых ещё не оперившихся командиров, сам был пятьдесят восьмой. Законность принятия этого решения была, ещё никто не отменял призыв семнадцатилетних, а мне по документам семнадцать исполнилось месяц назад, значит, всё законно. Поздравив нас с досрочным окончанием курсов спецшколы, её командир велел нам проследовать к завскладу, для получения формы, и обязательно зайти в отдел кадров. Парни в основном направились именно к завскладу, решив побыстрее получить так давно желаемую форму, ну а я и ещё трое более сообразительных командиров двинули в отдел кадров. Там мы быстро и без проволочек всё оформили, а когда начали появляться первые счастливые коллеги с узлами формы, мы направились к завскладу. Там ещё шло распределение, поэтому пришлось подождать. Наши курсы были сокращённые, вместо двух лет обучение шло год, да и то два месяца не доучились, так что на новенькую форму, выдаваемую новоиспечённым командирам, я смотрел скептически. Я помогал её разгружать на склад, поэтому знал, что хватит всем. Наконец дошёл и мой черёд. Я получил форму, сапоги мне не дали, те, что на ногах и так недавно полученные взамен порванных, потом шинель, фуражку, фурнитуру, вещмешок – всё, положенное командиру, пояс с кобурой и новенький, блестевший пушечным салом «ТТ». Наганов никому не дали, так что я уже знал, что и мне достанется пистолет, а не револьвер. Патронов всего пятьдесят штук дали, да один запасной магазин. Не страшно, у меня своё есть. Тут же на складе хранились личные вещи курсантов, поэтому я попросил принести мой сидор. Тут многие получали на руки чемоданы или мешки с личными вещами, так что белой вороной я не был. Например, бритвенный набор у меня был из сидора, я им постоянно пользовался и сейчас как раз убрал обратно, забрав все вещи из тумбочки рядом с койкой. Там же был котелок с посудой, тут мне это не выдали, сказали, что в части получу, ну и остальное нужное имущество. Жаль, что из гражданской одежды я вырос, снова стал крепким телом, и плечи раздались, но выкидывать не собирался. После портала опять салагой стану, потеряв в массе, так что крепкая и неприметная одежда всегда пригодится. Вернувшись в пустые казармы, мы взялись за нитки и иголки, перешивая форму под себя. Я закончил быстро, с иголкой хорошо знаком, так что через полчаса всё, что нужно, было пришито к гимнастёрке и к шинели. После этого я переоделся, застегнул пояс с тяжёлой кобурой, не забыв перебросить дополнительный ремень через плечо, он один был, после чего снял пояс и примерил шинель, застегнув его сверху. Смотрелось отлично. Сняв шинель, я поправил новенькую фуражку и, уступив место у зеркала другому желающему полюбоваться на себя новоиспеченному командиру, стал собираться. Вещи по обоим сидорам, моему старому и новенькому, ещё не ношенному, все документы в нагрудные карманы френча, ну и остальные. Прикинув, я понял, что всё может уместиться в мой старый сидор. Проверив, я убедился, что так и есть, а новенький вещмешок аккуратно сложил и положил сверху. Довольствие получу, вот в него и уберу. По предписанию уже сегодня я должен был прибыть в управление в Москве, то-то такая спешка, и принять назначение, узнав, на какой фронт меня отправляют. То, что в резервную армию направят, я уже не верил, капитан имел связи и такого не допустит. Нас провожали, когда мы грузились в три машины: строй курсантов, играла бравурная музыка, правда, из патефона, а не живой оркестр, но спасибо и за это. Большая часть моих спутников пребывали в приподнятом настроении, но были и те, кто пытался показывать радость, пребывая в мрачном расположении духа. Эти ещё не обстрелянные. Когда машины покинули территорию части и, слегка скользя в грязи, направились в сторону столицы, я устроился поудобнее на лавке. Мне повезло занять ее сразу за кабиной – подсуетился, вот на неё я, как и еще двое счастливчиков, облокотился. Вот тем, кто сидел по краям на нашей лавке, не так повезло: мало того, что открыты всем ветрам, хотя в шинелях и тепло, так ещё и грязь долетает из-под передних колёс. Ладно, хоть машины медленно ехали, редко грязь до кузова долетала. Но было такое, что уж тут скажешь. Кстати, вид вокруг навевал печаль, серо и тускло. Вот, когда начнёт зеленеть трава, набухнут и распустятся почки на деревьях, тогда легче будет, а сейчас тоска. Парни громко разговаривали, обсуждая сегодняшний день, такой неожиданный круговорот в нашей жизни. Многие ещё не отошли от впечатлений, вот на них и сказывалось. Я же, стиснутый с обеих сторон с сидором на коленях, стал подрёмывать, не участвуя в этих детских играх, хотя все тут были старше меня, погодка ни одного не было. Всё же до трассы мы не успели доехать, вернее успели, только поднялись на насыпь и выехали на посыпанную щебёнкой дорогу, как нас нагнала «эмка» из школы и, сигналя, заставила колонну остановиться. Я уже понял, кто был внутри, так что, когда капитан с разъярённым видом выбрался из салона, встал, чтобы он меня видел. Тот подскочил, но не стал распускать руки, да и забираться в кузов тоже, но в течение десяти минут вербально объяснял, что он со мной может сделать и хочет, напоследок добавив: – Всё, это война, – рявкнул он, закончив выпускать пар, и направился к машине. Бывшие курсанты и сопровождение с большим удивлением наблюдали за всеми действиями капитана, обычно он был куда более выдержанным, а тут такое устроил. Правда, и я был вполне бойким, и острым на язык, моментально реагируя, особенно в таких вот ситуациях. – Хорошо, война так война. Вы только, Артём Гитлерович, не забудьте будильник на четыре утра поставить. Тот аж споткнулся, но даже не обернулся, сел в машину и громко хлопнул дверцей. «Эмка» развернулась и, спустившись с дороги, покатила обратно в часть. – Ну, ты дал, – покачал головой один из сидевших рядом новоиспеченных командиров. – Он сейчас мог тебе врезать, причем был бы прав. – Да достал уже, – поморщился я. – Да и хлопнуть дверью перед уходом за все его издевательства хотелось. А набить морду… Ну, это если я только на земле кататься от смеха буду в его попытках. Всё же у меня первый разряд по самбо. Зря, что ли, я ротным инструктором по рукопашному бою был? – Да, бить самбиста, это не осмотрительно, может повредить здоровью, – согласился другой бывший курсант и засмеялся. Это сняло напряжение, повисшее над кузовом нашей машины. Все стали обсуждать случившееся, пока колонна двигалась дальше, после чего уже перешли на анекдоты. Я смеялся со всеми, хотя слышал много бородатых, ввернув парочку своих, их тут ещё не слышали, но встретили с восторгом. Как ни странно, но я был счастлив, свалил от недруга, который теперь хоть понятно, за что на меня взъелся, ну и ждал новых приключений. Было часов пять вечера, когда мы въехали на территорию Москвы и направились к управлению. Там нас задержали почти на два часа, оформляя всё, что положено. Конечно, в пехотных училищах сразу на месте получали назначение, а вот в нашей службе было немного не так. После того позорного отступления в прошлом году, когда многие архивы республиканских управлений были потеряны, поступил приказ всегда проходить регистрацию новым сотрудникам. Ну, у нас-то ладно, наши личные дела привёз старший колонны, после чего они поступили в архив, но перед этим всё нужно было оформить, чем в управлении и занимались. – Юго-западный фронт? – озадаченно спросил я у сотрудника, что выдавал мне направление. – Верно, отдельный танковый корпус, особый отдел. Как дальше вами распорядиться, решат на месте. Свободны. Покинув кабинет и убрав направление со всеми положенными проездными, талонами на питание и проживание в карман френча, я основательно выругался. Искренне и с чувством. Что ждёт этот фронт, я знал, всё же успел подготовиться перед уходом. Харьковское сражение и поражение, фронт до Сталинграда будут гнать, да и там не самое приятное место. Ох, и жесть. Интересно, это назначение Нелюдимов устроил, и если он, то, как понял о провале наступления, раз решил туда меня сунуть? – Ты чего? – удивился один из знакомых курсантов, он в другой роте учился. Он только что вышел из соседнего кабинета, вот и выслушал вырвавшиеся у меня слова.