— Хороша жидовочка. Кто следующий? — спросил он. Двинувшись дальше, я вдруг почувствовал запах свежей крови. Подозрения меня не обманули, буквально рядом лежало три тела. Видно не было, но на ощупь над ними изрядно поизгалялись, у мужчины не было головы, она лежала на вспоротом животе, да и двух женщин, судя по всему, просто забили прикладами. Чувствуя, как подступает бешенство, я быстро успокоил дыхание и, взяв в одну руку нож, а в другую пистолет, пополз наперерез к одному из полицаев, что под смех и шуточки дружков, расстегивая ремень, направился к телеге, где виднелось что-то светлое — кажется, это свешивались ноги той самой «жидовочки». Несмотря на то что новичок приступил к насилию и мычание возобновилось, видимо жертве вставили кляп в рот, я все же был осторожен. Конечно, было темно, облака на небе, но все же что-то было не так, что они тут делали? Намек я получил от одного из полицаев, который сказал, что надо позвать Гната и Егорку, мол, а то они без сладкого останутся, «жидовка» похоже, помирать собралась после второго круга. Старший полицай указал на двух подчиненных, и те, подхватив винтовки, направились в ночь, а я скользнул за ними следом, используя все способы маскировки, но те шли не оглядываясь. Как раз они меня не беспокоили, больше те, кто находился в наблюдении, кто их знает, где они сидят. Выяснилось что на дереве, один наверху, другой внизу стоял и курил. Тот, что сверху, начал спускаться, пока тройка внизу приговаривалась, посмеиваясь. Там я их и встретил, двоих ножом отработал, других из пистолета. Потом проверил подранков, добил и быстрым шагом направился к костру. Тот насильник, что при мне залез на пленницу, уже закончил, и его сменил следующий. Он же и стал пятым, но тройка у костра ничего сделать не успела, когда я вошел в световое пятно и, отработав двух, прострелил ноги старшему. Мне нужен был язык. Подойдя, я быстро обезоружил его. Сопротивления подранок не оказал, пуля пробила кость и, держась за ступню, он только тихо постанывал, поэтому нож из сапога, польский «Вис» из кобуры и винтовка, что лежала рядом, отлетели в сторону. Разоружил я и остальных, тела в смысле. Быстро наложив жгут, я связал старшего, он только тут очухался и, рыча, попытался выдрать руку, которую я как раз начал вязать, пришлось успокоить его рукояткой ножа по голове. Ненадолго, но затих. Закончив с «языком», я подбежал к телегам и снял труп с женщины, осветил ее фонариком и поморщился. Открытые глаза невидяще смотрели в ночное небо. Приложив пальцы к шее, не обнаружил пульса. Была мысль, что это я ее убил, однако стрелял я так, чтобы не зацепить девушку, но видимо, та сама скончалась, с уверенностью не скажу, но похоже, сердце не выдержало. Слабое, наверное, было. Осмотрев ее еще раз, я озадачился. На еврейку она была не очень похожа: русые волосы, лет семнадцать на вид, зеленые глаза. Видимо, полицаи всех под одну гребенку называли, а с кем развлекаться, им без разницы. Прикрыв обнаженное тело одеялом, я вернулся к костру и стал собирать трофеи, поглядывая на полицая. Тот уже более-менее пришел в себя и исподлобья наблюдал, как я ворошу мешки и стягиваю обувь с товарищей, примеривая по своей ноге. Форму полицаев я брать не стал, однако нашел в узлах несколько комплектов гражданской одежды, видимо принадлежавших семье, что побили полицаи. Хорошие крепкие штаны, чистое исподнее, сапоги снял с одного из полицаев, найдя свой размер, рубаху и легкий пиджак я тоже подобрал. Кепкой со мной тоже полицаи поделились, только у старшего была форменная, у остальных у кого что. Одеваться я не спешил, еще помыться надо, по этому сложив вещи рядом со своим мешком, подошел к полицаю. — Ну что, болезный, поговорим? — Да пошел ты, — сказал как плюнул тот. — Знаешь, кто я? — И знать не хочу, морда твоя жидовская. — Леший я, — усмехнулся я, наблюдая, как у того вытягивается лицо. — Что я с Яцко сделал в Луцке, ты, наверное, уже слышал, другие полицаи, коих я также в ад отправил, говорили, что слух далеко разнесся. Так что, пообщаемся? Не хочешь? Ну-ну… Выбравшись из озера, я тряхнул головой, отчего с волос разлетелись мелкие капли воды, и, подняв с травы полотенце, начал спокойно вытираться, поглядывая вокруг и несколько зло на небо, где светила предательски яркая луна. Три часа назад, когда я покидал место стоянки полицейских, тучи рассеялись, и небо очистилось. С допросом я закончил за полчаса, полицай много что рассказал мне, после этого я поступил с ним так же, как с Яцко, прибил шомполами винтовок к борту их телеги, после этого собрался и побежал дальше. Два с половиной часа бега, и вот сбоку засеребрилось гладью это озеро. Помылся, смыл грязь, теперь можно и приодеться. Вбив ноги в сапоги, удобные, кстати, два часа бега даже мозоли не натер, накинул пиджак, не застегивая, за спину мешок, и бег продолжается. Хотя какой бег, вон уже окраина Ровно видна. Уходя с дороги левее, чтобы попасть на окраины через огороды, я размышлял над тем, что мне сказал полицай. Знал он не так много, но мне хватило. То, что прибыли специальные команды, это факт, тут я не ошибся, да и спецов хватало, даже из Белоруссии прислали самую лучшую команду. Ищут действительно меня, то есть Лешего, что набедокурил в Берлине, стягивают все возможные силы. Полицаи двигались из Шепетовки, вторые сутки в пути, вот и решили поразвлечься. А то, что наблюдательный пункт устроили, так это чтобы немцы их на горячем не прихватили. Обдумав все, что он мне сообщил, я понял, что пора уводить немцев от леса, а то поисковые боевые группы уже, наверное, работают в нем. Так что я на белой рубахе написал новое воззвание, снова свой автограф и подпись о том, что «Добро всегда победит Зло». Это у меня действительно стало как подпись. Прибил к доскам телеги полицая, я ему так же ампутировал ноги и руки и вырвал язык — вещественное доказательство, что работал над ним тот же мясник, то есть я, что и с Яцко. А рубаху закрепил рядом, чтобы надпись хорошо видно было. Вот и все, побежал дальше. Правда, на рубахе много не уместилось, поэтому написал, что казнил убийц и насильников — думаю, этого хватит. Тем более вещественные доказательства в ряд лежали — и жертвы, и убийцы-насильники. Теперь по Ровно. До рассвета три часа, за это время мне нужно проникнуть в город, избежав патрулей, пробежаться по адресам знакомых Яцко, узнать, есть ли дома хоть один из тех, кто запятнал себя кровью, пытками и убийствами простых людей, провести демонстративную казнь и быстрее валить, потому что другого шанса не будет, перекроют. Все это нужно сделать до наступления рассвета. Успею? Всех сделать нет, но вот одного шанс есть, я же говорю, что мне нужна громкая акция, вот и проведу ее, тем более в городе не так уж и много охраны, все, что можно, брошено на две линии постов вокруг леса. Ничего, придумаю что-нибудь. Все же мне повезло, именно я так думал, а не трое полицаев, что встретились мне на одной из улочек. Двое сразу легли, а тот, что вид имел малахольный, был с пристрастием допрошен. Потом быстрый шмон трупов, спрятал их и замаскировал. Собака из ближайшего двора загавкала, чуя свежую кровь, но меня это не смутило, я побежал дальше по улице. Малахольный знал только одного из тех, кто мне нужен, не только знал в лицо, так как был его подчиненным, но и то, где он жил, и сейчас с кляпом во рту быстро перебирая ногами, бежал рядом, со связанными за спиной руками. За двадцать минут мы, не останавливаясь, пересекли городок, добравшись до железнодорожной станции, малахольный только запыхался, но покалывающий его спину кончик ножа придавал ему прыти и новых сил. Андрей Мельник, вот кто был следующей моей целью. Да-да, тот самый Мельник, лидер фракции «мельниковцев». В этой истории гибель Бандеры ударила по многим, по нему тоже. Выстоять он смог, хотя и пошатнулся, и перевелся сюда, в Ровно. Что он тут делал, малахольный не знал, лишь бормотал, что Мельник копил силы, и на этом все. Но мне не так и важно, лидером он был довольно известным, поэтому для отвлечения внимания годился. Честно говоря, я бы предпочел других казнить, те-то уж настоящие мясники, но и этот лидер националистов тоже был неплох. Когда мы дошли до нужного дома, я оглушил малахольного, затащил его в кусты вишни у забора, что разрослись и уже частично росли на улице, после чего проверил, нет ли собаки во дворе, откинул защелку калитки и прошел во двор, быстрым шагом направляясь к дверям. Проникнуть в дом и осмотреть все помещения труда мне не составило, сам Мельник спал с какой-то женщиной на большой панцирной кровати, поэтому, когда я принес стул и сел рядом, тот неожиданно проснулся, видимо почуяв, что рядом чужой. Заметив, что он дернулся, я показал небольшой пистолет, что держал в руках, и ехидно спросил: — Это ищешь? — Ты кто? — Леший. Тот вытаращился, лунный свет доставал до кровати, и я это видел. Но Мельник заорать не успел: удар под дых и такой же его женщине, что начала просыпаться, потом перевернул ее и добавил по затылку. Связав обоих, зажег керосинку и, сбегав за малахольным, притащил его в комнату. Тот еще не пришел в себя. Дальше легкий допрос, тот честно выдал кубышку, отправленную мной в мешок, который все равно заметно опустел, и чтобы не тянуть время, я приступил к главному. На белой скатерти стола написал, за что произошло наказание Мельника, подпись, автограф, и подошел к нему с ножом. Честно говоря, работать с обделавшимся недоноском было противно, да и вообще противно, ну не любил я издеваться над людьми, даже над такими, которых с трудом можно причислить к роду человеческому. Ну вот не получал удовольствия, и все тут, а делать надо. Проще шлепнуть, и все, но мне нужно, чтобы именно жесткость наказания, я бы даже сказал жестокость, была примером и напоминанием для остальных. Многие задумаются, да и задумались уже. Потом мы с малахольным направились к железной дороге. Тот тащил Мельника с ампутированными руками и ногами на себе, шомпола у меня были, подобрал из винтовок уничтоженного патруля, так что я нес только аккуратно свернутую скатерть, где уже подсохла кровь. Кровь Мельника, естественно. Железнодорожный узел работал даже ночью, шумели вагоны сцепками, свистели паровозы и пыхтели паром, суета сует, но это на станции, а у конторки складских корпусов было тихо и темно, только часовой прогуливался у ворот, за которыми находилась территория железнодорожного узла, он же и упал после моего выстрела. Эти ворота находились на перекрестке нескольких улиц, и рано утром все, кто выходит на работу или на заработки, увидят эту картину. Пользуясь близким шумом проходящего состава, мы с малахольным на пару повесили Мельника на воротах, прибили точнее, потом закрепили и скатерть, используя вместо кнопок щепки. Получилось красиво, четыре шомпола Мельнику — тот еще был жив, ну и скатерть белела на соседней створке. Несмотря на то что малахольный старался изо всех сил, чтобы выслужиться, но в данном случае оставлять свидетелей мне смысла не было. Удар ножом, и я оттащил его тело к часовому. Вот и все, пора уходить. Пробрался через ворота на территорию складов. Обошел их сторонкой, стараясь не попасться на глаза часовым, вот-вот рассвести должно было, и метнулся к штабелю ящиков, кажется это были артиллерийские снаряды. Достав все три тротиловые шашки, вставил фитиль и поджег, шесть минут у меня есть. То, что взрыв может повредить воротам и сорвет с шомполов Мельника, я не опасался, между этим штабелем и воротами шесть складов, да и снарядов тут было не так много, кажется, всего два вагона разгрузили. Зато определился, что за снаряды были — к немецким легким полевым гаубицам. Дальше направился к путям. К счастью, вблизи штабелями были сложены пахнущие дегтем шпалы, позволившие мне сблизиться и прыжком уйти к проходившему мимо составу. Это был грузовой военный состав. На площадках маячили часовые. Перекатившись между колесами под состав, улегся между рельсами. Немного мешал мешок, сбившийся на затылок. Я приметил приближающуюся скобу и, ухватившись, подтянулся. Ноги еще немного волочились по гравию и шпалам, но чуть позже я ногами уцепился и, перебирая руками и ногами, ушел чуть в сторону, закрепившись на балке. Можно было и по-другому покинуть город, но это был самый действенный способ, к тому же поезд шел в нужную мне сторону — в сторону Новоград-Волынского. Через десять минут, когда мы уже покинули окрестности Ровно и, набирая скорость, уходили все дальше, где-то далеко полыхнуло, и едва слышно донесся грохот взрыва. Сработала, значит, закладочка, ох не зря я эти шашки таскал с собой. Надеюсь, разрушений им там достаточно нанесено. Люблю подгадить ближнему своему, а уж с тем, с кем воюю, и подавно. Уцепился я хорошо, держался руками и ногами, чувствуя, как сводит со временем то одну, то другую мышцу, и попеременно играл ими, чтобы тело не затекло, а то внизу быстро мелькали шпалы да рельсы, еще колеса стучат на стыках, моментально в винегрет превратят, если не удержусь. В общем, через полчаса, когда мы преодолели треть расстояния, я понял, что еще немного, и свалюсь, сил уже не было, и так усталость накапливалась в последнее время. Состав шел с довольно приличной скоростью, и просто отцепиться и упасть между рельсами очень сложная задача, сто процентов закрутит и бросит под колеса. Поэтому я анализировал возможности, как покинуть состав. Тут только один выход: спуститься немного ниже и уйти в сторону к краю вагона, а там, оттолкнувшись перекатом, скатиться с насыпи. Это первое, что пришло мне в голову, выбора особого не было, поэтому я покинул насиженное место и, цепляясь за все возможные выступы, стал уходить вниз по вагону, к задним колесам, там было удобное место для броска. Добрался, хотя два раза чуть не сорвался, перебрался к колесам и, наблюдая, как они крутятся в метре от моих ног — висел я точно над рельсом, мешок на спине терся об него, — оттолкнувшись, полетел под откос. Да-а-а, если бы не навыки прыжков, убился бы нафиг. А так десяток кульбитов, и замер на траве, хохоча. Смог. Как я попал в эшелон, никто так и не заметил, а вот как покидал, да, один из часовых засек, и даже сорвал с плеча карабин, но выстрелить не смог, ну или не стал, удалился он уже метров на триста. Вот это было плохо, информация может дойти, до кого нужно, поэтому с кряхтением встав, я снял мешок, осмотрел его — потертости были, но в принципе цел, — попил воды и, снова закинув его за спину, перебрался через насыпь и побежал в поле. Где-то тут должна быть полевая дорога, не может ее не быть, нужно найти и уходить в сторону Шепетовки. Да-да, тайная разведшкола абвера находилась именно там, ну и площадка для транспортника рядом. Дорога нашлась, но дальше, чем я думал. Выйдя на нее, я оправил одежду, отряхнул пыль и энергичным шагом отправился дальше. В полях работали крестьяне, я шел мимо убранных полей, тех, где еще не приступали к уборке, и тех, где она шла, кивал крестьянам, желал им «бог в помощь» в работе и шел дальше. Один раз даже проехал попутной телегой километров шесть, на ней зерно везли на ток, десяток мешков. Под вечер, уйдя в небольшую рощу, остановился на ужин, сварил похлебки сытной, поел, после чего собрался и, как стемнело, рванул дальше. Если я не ошибаюсь, скоро ищейки встанут на мой след и перекроют дорогу, поэтому, когда стемнело, я побежал, пять километров бега — два спокойного ходу для отдыха. Снова пять километров, и снова два, и так далее. Мелькнула под утро левее Шепетовка, но я не сбавлял ход, плотный ужин помогал, силы еще были, да и остатками галет подкармливался. Когда совсем рассвело, я с тыла вошел в нужную рощу, где на опушке под маскировочной сеткой должен был находиться самолет. Кстати, стоянка была, но пустая. Похоже, самолет или перегнали, или он на задании. Я бы поставил на второй вариант, на это намекало поведение нервничающих механиков, которые то и дело выходили на открытую местность и прислушивались. Похоже, угадал я. Когда заканчивал разведку стоянки, послышался шум моторов, и после второго круга на посадку пошел типичный транспортный «Юнкерс». Лежал я неподалеку от маскировочной сети и поглядывал на жизнь на этом крохотном аэродроме. Тут была всего пара механиков, солдат, видимо водитель грузовика, радист в палатке да отделение охраны, причем полицаев. Визуально наблюдал трех. Зениток не было, лишь один пулемет в дзоте из мешков. Из него контролировали дорогу. Когда самолет был загнан под маскировочную сеть, от опушки отъехал грузовичок с бочками топлива в кузове, да механики помогали летунам снять парашюты, расспрашивая их. Из-за грузовичка слышно было плохо, но когда мотор стих, я смог разобрать некоторые слова. Это позволило понять, почему транспортник задержался с возвращением. Оказалось, они попали под разрыв зенитного снаряда при возвращении. Повреждения не сильные, но был перебит бензопровод, и им пришлось совершить посадку для ремонта на одном из фронтовых аэродромов. Агентов, что они забрали с советской стороны, посадили на другой самолет и отправили дальше, штаб срочно ждал новые разведданные. Починившись, эти прилетели с трехчасовым опозданием. Пока они общались с механиками, подлетела легковушка с каким-то офицером-майором, и я вместе с ним выслушал доклад. Командир борта докладывал громко и четко, что позволило мне расслышать каждое слово. Теперь было понято, почему именно этот самолет надо было гонять за агентами. Они были просто попутным бортом. Сегодня ночью этот транспорт ник совершил заброску шести парашютистов-диверсантов, и на обратном пути, совершив посадку и взлет, подобрал агентов. Хорошо работают. Майор выслушал о причинах задержки, поинтересовался, как самолет, озаботился его состоянием и дал механикам ЦУ подготовить самолет к ночной работе. Этой ночью нужно сделать еще одну заброску. Активно, сволочи, работают. Узнав все, что мне было нужно, я дождался, когда все действующие лица разбредутся кто куда, задом отполз в кусты и, развернувшись, ушел на другую сторону рощи, подобрав по пути спрятанный мешок, а там укрылся в выворотне от упавшего дерева. Накрывшись пиджаком, я нагреб на себя листвы — маскировка неплохая — и спокойно уснул. До вечера времени много, успею выспаться, к тому же транспортник наверняка взлетит еще засветло, чтобы пересечь линию фронта с наступлением темноты. Проснулся я вовремя и поежился. Очень хотелось есть, о чем намекал желудок, но, к сожалению, сухпай у меня закончился, так что будем варить пустой супчик. Очистив яму, в которой спал, от листвы, достал кружку. Вылив в нее остатки воды из фляги, было где-то полкружки, и разведя костерок из тонких веточек, постоянно подкладывал новые. Как только вода закипела, бросил крупы и соли, размешал. Через двадцать минут я уже ел действительно пустой суп, но зато желудок обманул — и сытно и горячо. Поев, я убрал все следы своего пребывания и, забросив мешок за спину, направился к взлетной площадке. Судя по стрелкам на часах, был седьмой час, скоро последует команда на взлет, а мне к этому моменту нужно быть у самолета. Все же я немного поторопился. Самолет стоял с зачехленными моторами, видимо все работы уже были закончены, пара часовых маячили в прямой видимости, у палатки курил радист, вот и все. Хотя нет, в кабине машины спал водитель, из-за открытой дверцы ноги свешивались. Грузовик с бочками и спавшим водилой стоял в стороне, рядом со штабелями, там еще бочки и какие-то ящики были. Это был небольшой склад ГСМ, я так понимаю. Механики и летчики обнаружились чуть позже, летчики шли от речки мокрые и посвежевшие, видать купались, один из механиков шел с ними и имел тот же вид, а вот второй шел от деревни, где они все квартировали. — Юзеф, ну что там? — крикнул один из летчиков радиста. — Только что сообщили, что машина выехала. Минут через пять тут будет. — Рано они сегодня, — хмыкнул другой летун, командир борта. — Ладно, мы пока машину проверим. — Пять мину-ут, пять мину-ут — это много или мало… — напевал я себе под нос и шустро перемещался по опушке. Это было нетрудно. Три палатки, штабеля, навес, маскировочные сети, часовой… был. Так что нормально добрался до пулеметного гнезда и отработал двух полицаев, что там сидели. Кстати, пулемет — типичный «максим», только без щитка, а я его за МГ-08 со стороны принял. Больше охраны не было: часовой у склада и эти двое в гнезде. Остальные, видимо, в деревне, до них смена не дошла. Потом я отработал водителя в машине и радиста, тут использовал нож, и, наконец, взял на прицел летунов и механиков. — Руки вверх! — скомандовал я. Командир машины аж подскочил, когда я появился перед ними как черт из табакерки, быстро стрельнул глазами туда-сюда, убедился, что никого в прямой видимости нет, и поднял руки: — Кто вы такой? — Леший. — Кто? — не понял летун. — Слава моя, я вижу, до вас еще не дошла, — пробормотал я и, заглянув в салон самолета, погрозил пистолетом двум летунам, что находились внутри, один как раз брался за рукоятки пулемета борт-стрелка, а второй расстегивал кобуру. — На выход, и без глупостей. Как только все выжившие немцы были построены — шеренга ровненькая получилось, умеют, когда захотят, — я ткнул стволом пистолета в сторону старшего механика. Он отдавал команды второму, так что не думаю, что ошибся. Однако тот от моего движения вдруг закатил глаза и грохнулся в обморок. — Чего это с ним? — удивленно спросил я вто рого. — Испугался, — несмело ответил тот. — Слышал от охраны о Лешем. — Да я спросить только хотел, — поморщился я. — Горючего в бочках у вас сколько? — Двенадцать тонн, недавно пополнили запасы. Площадка для срочных вылетов, всегда запас должен быть. — Да-а? — обрадовался я. — Это хорошо. Значит, так, снимаем пояса с оружием и складываем их под левое крыло, потом идем к складу, перетаскиваем, а лучше перекатываем бочки к самолету и грузим в него. Десять бочек и четыре канистры с моторным маслом. Вроде эта машинка такой вес упрет. Продовольствие есть? — Летные пайки в запасе, — ответил механик. — НЗ. — Их тоже грузите. Все, что есть. Всем все ясно? — Так точно, — ответил за всех командир борта. — Тогда выполнять, а я прослежу и проконтролирую. Погрузка должна пройти как можно быстрее. Бегом! Немцы работали просто на загляденье, я правда не забыл разрядить вооружение стрелков на борту, мало ли. Бочки расположились точно по центру самолета, чтобы не было перевеса ни в одну сторону, это важно. Когда уже ставили канистры с моторным маслом, послышался далекий звук мотора грузовика. Я как раз подбежал с коробками и мешками с разграбленного мной склада, нашел кое-что интересное, и тоже замер, прислушиваясь. — На три минуты опаздывают, — пробормотал я, мельком посмотрев на часы. С момента ликвидации охраны прошло восемь минут, погрузка заняла пять. Посмотрев на немцев, те пристально следили за каждым моим движением, я сказал: — Я воюю только с теми подонками, что издеваются над мирным населением и над военнопленными. Если кто-то из вас запятнал свою честь, я приду, с простыми армейцами я не воюю, им бояться нечего. Все, уходите.