– Капитан Омельченко, прибыл сюда по приказу наркома товарища Берии, чтобы передать личное письмо от товарища Сталина. – Прочтите, – тихо попросил раненый и судорожно закашлялся кровью. Военврач помог Фролову перевернуться на бок и откашляться, после чего вернул его в прежнее положение. Капитан, не теряя времени, быстро вскрыл запечатанный конверт и прочел сообщение. – Вот как, а я готовился к побегу. Даже документы и форму… кха… кха… подобрал… Дай! Капитан вложил в слабую руку лист бумаги. Пачкая белый лист окровавленными пальцами, раненый сжал их, крепко держа послание. Тело раненого все чаще и чаще скручивала судорога кашля. Было видно, как быстро он терял силы. – Планшет… открой. Капитан наклонился и открыл лежавший рядом с раненым планшет, предварительно убрав с него кобуру. – Тетрадка… там моя биография. Запечатай ее, не открывая. Отдашь лично Сталину… Лично… Он все поймет… кха. Тело раненого снова скрутила сильная судорога кашля. – Что имеем не храним, а потерявши горько плачем, – слабо усмехнулся раненый. – Капитан, личная просьба Сталину… Кха-кха… – Слушаю, – ближе склонился капитан. – В дивизионе есть моряк… Мишин, позаботьтесь о нем и о его семье… родственники… жаль, поздно понял, – раненый слабел, это было видно по длительным паузам, что он делал. – Тринадцатое… никогда не был суеверным… Кха… – Это все? – спросил капитан. – Старшим после меня остается майор Филатов. На дивизионе Майоров… – видимо, в эти слова раненый вложил все оставшиеся силы, потому что откинулся назад и потерял сознание. Приложив пальцы к шее, пачкая ее кровью, Крапивин тихо сказал: – Все, сердце остановилось. Сталин стоял у окна и дымил трубкой, выпуская дым в открытую форточку На столе за его спиной лежала открытая простая ученическая тетрадь, рядом вскрытый плотный пакет со штампами «Совершенно секретно» и рапорт от капитана Омельченко. Иосифу Виссарионовичу было грустно и немного обидно. Случайности на войне обычное дело, но чтобы так, когда уже практически все было решено, все насмарку… Это было очень обидно. Заметив, что трубка погасла, Сталин очнулся и, подойдя к пепельнице, выбил ее. Затем взял из шкафа любимые папиросы и стал набивать заново, не сводя взгляда с тетради. – Кукурузник, говоришь, перестройка?.. Союзники страну развалили? Ну, это мы еще посмотрим. Сталин вернулся к окну и некоторое время наблюдал, как по улице Москвы военного времени деловито спешат люди и вереницы машин. Затянувшись, он недовольно посмотрел на опять погасшую трубку и повторил: – Не будет этого, парень, не допущу. Продолжение следует