– О, а я вас понимаю, – ответил я на том же языке. – На ваш вопрос отвечу так: я пока сам ещё не уверен. Немцы, без сомнений, наши враги, и я буду воевать с ними, не щадя своей жизни. А так, если подумать, девушки вокруг – это наши русские девушки. Парни и другое население, Земля – это всё родное. Знаете, я припоминаю такой стих: Я узнал, что у меня Есть огромная семья: И тропинка, и лесок, В поле каждый колосок! Речка, небо голубое — Это всё моё, родное. Это Родина моя, Всех люблю на свете я! Поэтому я могу ответить так: да, я советский человек, но если мне прикажут что-то, что идёт вразрез с моими жизненными принципами, я буду против. – Французским владеет в совершенстве, – пояснил майору старлей и перевёл всё, что я сказал. – Значит, ранее вы не знали, что говорите на французском? – уточнил у меня майор, когда старлей вышел. – Не знал. И думаю, узнаю больше. Проверять надо. Кажется, в гостинице иностранцы имеются на постое, пообщаюсь, узнаю. Хватит просто послушать их речь, чтобы понять, знаю или нет. Мне самому любопытно. Майор устало потёр виски кончиками пальцев и проворчал: – Тяжело с вами. Ваш рапорт по действиям террор-групп я читал, звучит как приключенческая фантастика. Вы можете что-то добавить к сказанному? – М-м-м… Да. Только моей группой были отбиты у немцев несколько боевых знамён советских частей. Наши группы вернули два полковых, дивизионное и погранотряда. У других тоже среди добычи были такие находки. Общее количество знамён – девятнадцать, плюс восемь захваченных немецких стягов. Я их должен был передать представителям нашего командования, да не успел, времени не было даже присесть. Да и забыл я об этом, сейчас вот вспомнил. – К этому вопросу ещё вернёмся. Есть ещё вопрос по вашим действиям: ведь трофеи вы могли передавать нашим войскам не сразу по возвращении, а постепенно. В этом случае вы быстро стали бы героем, получили награды. Почему столько тянули? – Скажу честно, это было моё решение. Знаете, жизнь с чистого листа на многое заставляет взглянуть по-другому. Например, вышестоящие командиры, с которыми я имел дело, если у них звание выше, ведут себя так, словно они над тобой царь и бог. Хамство, тупость, упёртость в своих действиях, даже если они ошибочны, дают такой коктейль… Я знал, что после первой передачи меня не отпустили бы обратно, боялся, что какой-нибудь командир, надавив своими шпалами, заставит меня остаться, вот и тянул до последнего. И подлодку сначала спрятал, положив в порту на грунт, а потом на машине въехал в город с другой стороны. Так я мог передать её без проблем, а тут поди докажи, что она не немецкая. Сначала расстреляют, потом спросят, какого хрена. Одним словом, разочаровался я в службе. Так что до конца войны честно буду тянуть лямку, а потом уйду на гражданку. Капитаном какого-нибудь судна стану, я это уже твёрдо решил, было время подумать. Нравится мне море. В общем, я не терплю власти над собой. Именно поэтому, когда мы доставляли из окружения на наши территории раненых целыми медсанбатами и госпиталями, я там светиться не хотел. Делали всё незаметно и уходили. – Сколько вы вывезли? – Я так навскидку не скажу, записи нужно поднимать, но около тридцати тысяч раненых. А с медперсоналом тридцать пять тысяч. Дальше уже пошёл конструктивный и довольно профессиональный допрос. Много что описывал и рассказывал, не касаясь бойцов террор-групп как личностей: тут табу. Да не ответил на несколько вопросов, которые мне запрещали задавать бойцам и командирам групп. Под конец, где-то часа в три дня в кабинет вошёл Берия. Я видел Взором, что он идёт, поэтому не особо удивился, но, конечно, вскочил при виде высокого чина. – Садитесь, – разрешил он. – Сесть я всегда успею, лучше присяду. Шутку Берия не оценил, остро взглянул на меня и сказал: – Мы вполне оценили ваш вклад в общую победу, товарищ Мальцев, поэтому на сегодня закончим. А пятьдесят машин передадите в гараж наркомата. – Есть, – козырнул я. Ничего себе, Берия взятку взял. Пусть и для наркомата, но, по сути дела, это именно взятка. Однако я решил: раз уж наглеть, так по полной. И когда нарком явно намылился к выходу из кабинета, я обратился к нему: – Товарищ нарком, парни из террор-групп, узнав, что меня в Москву на награждение вызвали, решили отобрать один из трофеев и через меня подарить его товарищу Сталину. Это настольные часы в виде макета Спасской башни, три в одном: часы, телефон и светильник. Вещь красивая. Я такой же хочу подарить отцу Мальцева в качестве извинения: мало ли, не примут меня. Подарок упакован в фабричную коробку. Я дам сигнал, и его принесут ко мне в номер. Я в курсе, что без проверки дарить нельзя, так что как принесут, я через дежурную по этажу передам его вашим сотрудникам, они заберут и проверят. Вот такая просьба. – Хорошо, я распоряжусь. После этого меня на той же машине вернули в гостиницу. Было уже пять часов, а меня не кормили, поэтому я отправился обедать в ресторан. В ресторане я демонстративно прислушивался к речи иностранцев, понимая что за мной следят. О двоих я знал точно, но и персонал, скорее всего, тоже наблюдает. После обеда я поднялся в номер и минут через десять, покинув его, сообщил дежурной, что подарок товарищу Сталину находится у меня в номере. Как он там оказался, пусть сами думают и восхищаются возможностями бойцов террор-групп. Буквально через минуту пришли двое – те самые сержанты, что приходили за мной утром. Осмотрели коробку, стоявшую в центре комнаты, потом один из них подхватил её на руки и оба ушли. Через час меня пригласили к выходу: машина пришла. Я вышел в полной парадной форме и меня отвезли в Кремль. На входе проверили, обыскали, и вскоре сопровождающий провёл меня в зал и, указав мне моё место, ушёл. Зал медленно наполнялся. Награждение особо ничем не запомнилось. Конечно, всё было вполне торжественно, я заметил иностранных журналистов. Награждённых было пять десятков, из них девятнадцать получили Золотые медали, в том числе и я. Сюрпризом стало то, что я получил повышение в звании, став капитан-лейтенантом. Награждал Калинин. Награды были именно те, о которых говорил Трибуц: Звезда Героя, орден Ленина и «боевик». Я поблагодарил за награды и вернулся на своё место. Потом был банкет, после которого я слегка задержался, потому что мы, зацепившись языками, долго общались с капитаном-танкистом. Наконец, я собрался уходить. Оружие я с собой не брал, в номере осталось, шинели нет, надеюсь, не замёрзну, ночами в Москве было уже довольно прохладно. Я уже прошёл к выходу, и тут меня тормознули. Ко мне подошёл сержант госбезопасности, козырнул и сказал: – Товарищ капитан-лейтенант, попрошу пройти за мной. Шли мы недолго, и вскоре меня ввели в небольшой зал для совещаний, человек на тридцать. В зале было шестеро: кроме Берии здесь находились Сталин, Мехлис и Шапошников. Помимо них присутствовали также начальник охраны Сталина генерал Власик и нарком ВМФ адмирал Кузнецов. Когда я вошёл в зал, Сталин первым нарушил тишину: – Проходите, товарищ Мальцев. Да, спасибо за башню с часами, действительно делал мастер. Немецкий трофей? – Из Любека, товарищ Сталин, – кивнул я. – Я так и понял. Товарищ Мальцев, я пригласил вас поговорить о боевых знамёнах советских частей, которые попали в руки врага. Их действительно девятнадцать? – Именно так. – Когда вы сможете их передать? – Так прямо сейчас, товарищ Сталин. Парни из террор-группы подали сигнал, что всё уже тут. Как я понял, самолётом доставили. Нужна машина, я съезжу и заберу. – Чуть позже. Сегодня для вас радостный день, награды вы заслужили и получили честно. Работа подразделений, в составе которых вы два месяца воевали с противником, признана успешной. Даже я слышал о их действиях, только недавно стало ясно, кто это работал. Но у страны не всё так хорошо. Сегодня замкнулось кольцо окружения колыбели советской революции – Ленинграда. Ситуация для страны действительно тяжелая, поэтому я хочу задать такой вопрос: чем вы можете помочь стране и народу? – Постараюсь всем, чем смогу, товарищ Сталин. Я, конечно, не самый опытный подводник, но надеюсь, обо мне ещё услышат. – Я имею в виду то вооружение, которое вы уже передали морякам-балтийцам. – А, вы о захваченных трофеях и складах? – понял я и, подумав, ответил: – Всё можем передать. Только около недели потребуется на то, чтобы всё это перекинуть под Москву. Я, конечно, всех возможностей парней из террор-групп не знаю, но видя, как они работают, подсчитать сроки не так и сложно. Семь дней. – На что мы можем рассчитывать? – Так на всё, – пожал я плечами. – Все склады, не уничтоженные нашими при отступлении, мы отбили обратно и вывезли, как и брошенное вооружение и технику. В основном брали целое, брошенное из-за отсутствия топлива. Повреждённые и сломанные образцы вооружения оставляли. Танков около пятисот, в основном «тридцатьчетвёрки» и КВ, хотя есть и восемьдесят единиц Т-28. Девятьсот стволов артиллерии разного калибра, тягачи, грузовиков три тысячи, полуторки и ЗИСы. Стрелкового оружия на корпус, включая пулемёты. Их как раз на две армии хватит, включая крупнокалиберные и зенитные. С авиацией не так хорошо. Большую часть передал Балтийскому флоту, остались трофеи в количестве трёхсот единиц. Брали всё новое без использования. Аэродромная техника также присутствует. – Однако, – только и сказал Мехлис. Сталин слушал внимательно, Шапошников делал какие-то записи, видимо фиксировал с моих слов количество вооружения и имущества, Кузнецов благожелательно смотрел на меня. Впрочем, на этом всё. Меня отправили за флагами, выдав «эмку» без водителя. Я сделал круг по городу, сбросил хвост и вернулся уже со знамёнами. Их проверили на входе и забрали, а меня отвезли в гостиницу. Времени было одиннадцать ночи, так что я отправился в душ (а то пропотел хорошо – нервы), а после и спать. А форму отдал дежурной: мне нужно было пришить дополнительный галун на форму, так как у капитан-лейтенанта два средних галуна, над ними узкий и выше звезда. Дежурная забрала форму и заверила меня, что их мастер всё сделает. * * * Утром я посетил наш наркомат, Кузнецов приказал. Здесь мне сменили удостоверение, выдав новенькое, соответствующее моему званию, и только после этого отвели в кабинет к адмиралу. Он поговорил со мной на общие темы: видно, что знакомился со мной, желая узнать, что я за человек и можно ли на меня положиться. Всё-таки я твёрдо сказал: семь дней. И всё, что я перечислил, должно быть тут, а не у Ленинграда. Хотя насчёт Ленинграда ещё решают: возможно, что-то придётся там передавать, а что-то тут. Требуются списки вооружения, но понимая, что я просто не мог помнить и знать всё, решили, что передавать будем по ходу дела. Я его успокоил: мол, всё будет решено. После этого он отправил меня обратно в гостиницу. Вопрос насчёт меня всё ещё решается, а иначе летел бы уже в Ленинград. Кстати, истребитель, на котором я прилетел, ещё вчера отправили обратно, поэтому возвращаться буду на транспортнике. Вернувшись в номер, я попросил вызвать мне портного: шинель пошить, а желательно из готового подогнать, так быстрее, а то моя в Ленинграде, а в Москве действительно холодно. Забавная ситуация: я в Ленинграде, где севернее, гонял по окрестностям в обычной повседневной форме и ничего, только пар шёл, а как сюда прибыл, мёрзнуть начал. Это точно из-за истребителя: пусть колпак хорошо был закрыт и не дуло, но заморозило меня в нём, вот и не могу отогреться. Поэтому я и лежал, отогреваясь, в ванне, в горячей воде, пока не пришёл портной. Он снял мерки, сказал, что через час шинель будет у меня, и ушёл. И ведь не обманул, принесли, сидела как родная, так что расплатился с портным и ещё сверху доплатил, в качестве премии. Ну, теперь легче. А после обеда, ближе к двум, за мной прислали машину, которая отвезла меня в Кремль, где Сталин у себя в кабинете лично поблагодарил за знамёна и приколол к моей груди орден Ленина – это второй у меня. После Сталин сказал, что ждёт меня в Москве через шесть дней, для передачи вооружения и техники, а пока свободен. Наградное удостоверение я забрал у секретаря. Заехав в гостиницу, я забрал свои пожитки, и меня отвезли на аэродром, с которого как раз отправлялся в Ленинград ПС-84, копия американского транспортного «дугласа». Вот на нём я и долетел. Над линией фронта нас встретило звено истребителей и довело до аэродрома, поэтому полёт закончился благополучно. А вообще, стоит ночью летать, а то засветло в Ленинград прибыли, а это дело опасное. * * * Следующие две недели прошли в такой спешке, что я даже спать не успевал. По пять часов на сон тратил, не более. И только дважды на час вырвался на борт своей лодки. Учёба там шла аврально, но, похоже, подходила к концу. Можно было планировать первый выход, о чём я отрапортовал командующему.