— Хорошо, боярин. Городок был симпатичным, даже красивым. Белые стены кремля, золотые купола церквей на голубом фоне неба. Лепота. Те, кто местные из команды, включая Немцова, быстро распрощавшись, уже уходили в сторону города. Еще бы, сколько родственников не видели? За старшего на судне остался Корнилов, Ветров отправился в город, узнать новости. Синицын — в сторону пушкарского приказа, узнать насчет покупки пороха, да и свинца прикупить. Мы изрядно потратились в учебных стрельбах, о чем я ни капли не жалел. Мастерство пушкарей росло не по дням, а по часам. Свободные от дежурства воины мелкими группками разбредались по порту в направлении города, решая, как начать отдыхать. Не отставали от них и мы, шагая в сторону крепостных ворот. «Надо будет пролетку нанять», — размышлял я, проходя ворота. Нас не остановили и внимательно осмотрели. Особенно огнестрельное оружие, им были вооружены все мои люди. Даже у мальчишек за поясом было по одному пистолету и чехлы с порохом и пулями. Причем стражники видели, что это для моих людей уже привычное оружие, с которым они свыклись и в полной мере им овладели. Причем их заинтересовало не только оружие, но и сбруя. Намучившись с поясами, я нашел шорника из команды и дал ему задачу. Так что теперь у меня и у всех моих людей были наплечные ремни, поддерживающие пояс. У кого один — у форсистых их было два. Все уже оценили удобство наплечных ремней. Я вооружил воинов для выхода в город несколько избыточно, поскольку решил подстраховаться от неожиданностей. У каждого было по ружью, мечу, плюс ножи. Про кольчуги и шлемы я уже не говорю. Да и форма ясно показывала, что это воинский отряд, но, как я уже говорил, в город нас пропустили беспрепятственно. Мальчишки, кроме пистолетов и ножей, имели небольшие татарские сабли. Как раз под их руку. Владели они ими еще на уровне младшего ученика, но пять основных приемов из восьми выучили почти до автоматизма. Так что, считай, вполне умелые воины, учил-то я их сам. Узнав, где находится лучшая таверна, мы направились туда. После баньки, пока наши вещи стирали и сушили, мы, завернувшись в подобие простыней, сидели в отдельном кабинете трактира. Я снял на третьем этаже трактира комнаты, себе отдельную, людей поселил по двое, так что переночевали мы там. Кстати, мне местные бани не очень нравились, сколько ни парился, ни одной построенной по-белому, только по-черному. Может, местные и привыкли, но когда я пару раз измазался о сажу, что скопилась на стенах и потолках, то как-то охладел к этому делу. Да и щелочь вместо нормального мыла и шампуня тоже начинала доводить. Где современные удобства? Где белый фаянсовый друг? А-а-а, хочу теплый туалет, а не дырку в полу! Хорошо еще, что я знал, как класть печи. Деду помогал в деревне, когда пацаненком был, сколько времени прошло, а помню. «Надо будет озаботиться покупкой нормального мыла. Вроде иностранцы на торгу тоже есть. После завтрака сходим узнаем, может, еще огнестрела прикуплю, наверняка есть, — размышлял я, сидя в трапезной вместе со своими людьми и наворачивая мясные пироги со сбитнем, тут уж я напился его вволю. — Нужно узнать, есть ли тут жидкое мыло, как шампунь использовать. Еще подзорные трубы присмотреть. Конечно, теперь у всех моих офицеров есть личные, подарил, да лазутчикам еще. Им нужно, но неплохо бы еще прикупить». После плотного завтрака я снял комнаты на пять дней, часть личных вещей оставил в своей, потом мы спустились со второго этажа вниз, прошли общий зал и вышли на одну из главных улиц Твери. — Куда пойдем, боярин? — щурясь, как довольный кот, спросил у меня десятник. Мне трактирщик жаловался, что из их с напарником комнаты всю ночь слышался смех, зачастую женский, и разудалые песни. Отвели-таки душу воины. — На рынок, куда же еще? Нужно закупить ряд ценных вещей. И найди наемную пролетку. Надоело пешком ходить, не по-боярски это. — Хорошо. Сергей! — окликнул он одного из мальчишек: — Слышал боярина? — Да, господин десятник. — Одна нога тут — другая за пролеткой. Бе-егом! Мальчишка сорвался и рванул куда-то по главной улице, мы же неспешно направились вниз, где, как нам сообщили, находился самый крупный вещевой базар. Через минуту нас нагнал стук колес, обернувшись, мы увидели, как в большой повозке устроился довольный посыльный. Мы все уместились в ней и с удобствами доехали до рынка. За три часа мы обошли половину торговых рядов и закупили то, что нужно. Девять пистолетов, шесть ружей. Ружейного пороху два бочонка, свинца восемь прутов по десять килограммов каждый. Также я купил два килограмма твердого мыла и шесть литров жидкого в двенадцати запаянных кувшинчиках. Пусть будет запас. После покупок мы съездили на ушкуй, где сдали все вооружение Синицыну, они с Ветровым распределят по свободным людям, сформировав третий десяток стрелков. Пистолеты пойдут лучникам для непосредственной защиты. Убрав мыло в один из сундуков в своей каюте, я вышел, сел в пролетку и велел кучеру возвращаться в город. В этот раз со мной поехали другие воины из охраны. Произошла пересмена. У меня еще были планы в городе, думал бабенку какую найти. А то спермотоксикоз уже постучался в ворота и фактически выбил их. Нужно сбросить напряжение, раз двадцать, думаю, за эти четыре дня успею. В Твери такого мастера, как в Нижнем, я не нашел, поэтому пока переделка оружия под кремневые замки была невозможна. Никто не брался за столь тонкую работу. Был один кузнец, на него все кивали. Так он еще две недели назад уехал проведать родственников в Москву. Ветров и многие воины намекали, что фитильные ружья это позапрошлый век, даешь кремневые, но пока с переделкой придется погодить. Даже Синицын говорил про такой замок на пушки, все лучше, чем фитилем пользоваться. Я обещал подумать, хотя что тут думать? Делать надо. Мастера-кузнеца искать. Будем надеяться, что в Новгороде такой найдется. Четыре дня я отъедался и отдыхал душой и телом. Бабенку я все-таки нашел. Случайно, во время прогулки повстречал у церкви девку с шальными глазами. Она оказалась вдовушкой, живущей в районе корабельных мастеровых, это в северной части города. Она была швеей, надо же как-то кормиться. Так и познакомились. Пришел пошить пару шелкового белья, а дальше закрутилось. Хоть она очень сопротивлялась, оказалось, ей промыл мозги местный поп. Мол, грех. Сволочь. Но с другой стороны, молодец, после мужа мужиков она не привечала, гоняла от себя. Меня тоже пыталась, но куда там ей? Ничего, правда, к своим двадцати годам она была слишком неопытна, да и что там, всего-то два года семейного опыта, даже детей не завели. В общем, из Твери мы уходили с печальными лицами. Полина мне понравилась, но уж больно она была набожна, после любой нашей встречи бежала в церковь молиться, поэтому, несмотря на ее роскошное тело, расстался я с ней без сомнений. Многих моих людей провожали семьи. С Немцовым пришли все его родственники, аж двадцать человек. Долго они стояли и махали нам вслед, когда мы отходили от причала. На глаза некоторых воинов, преимущественно местных, наворачивались слезы. — Как отдохнули, Федор? — спросил я кормчего, который, с усердием занимался навигацией, видимо, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Расставаться с семьей, хоть и не на большой срок, тяжело. — Хорошо, боярин. Младшенькая уже и ходит, и говорит. Меня вот не узнала, — вздохнул он. Кормчему было тяжело. Пять детей, жена, его и ее старики, все на нем. Еще семья брата, но тот имел лодку и рыбачил — хоть какой-то доход. Тот во время отсутствия брата помогал его семье. Ну а так как Федор вернулся довольно обеспеченным человеком, на серебряный рубль можно было и деревеньку прикупить, то расплатился с братом подарками, дом старый продал, купил рядом с доплатой, но больше и новее. На остатки умудрился найти небольшой ушкуй, который теперь принадлежал ему и брату пополам. Они собирались заняться перевозками по рекам. Купцов, не имеющих своих кораблей, но желающих нанять такое судно немало, без хлеба не останутся. В общем, хорошая задумка. Пока Федор со мной, на ушкуе кормчим будет ходить его брат, в команде старший сын Фрол. Пусть постигает науку, четырнадцать весен все-таки. С остальными тоже все благополучно, кто поддержал семью деньгами, кто купил новый дом, скотину. Подарки родным. В общем, отошли от пирса мы в умиротворенном состоянии. Даже я себя сумел порадовать подарком. Не поверите, настоящая испанская гитара, правда гриф немного непривычно изогнут и струны из кишок, а звучание даже лучше. Перебор был классического звучания. Короче, классное приобретение, сколько раз я вспоминал свою семиструнную, что осталась в Союзе. Пока меня не было, Синицын в городе нашел еще четверых помощников из мальчишек. Тоже сироты, и тоже помышляли воровством и кражами. Перевоспитаем, не впервой. Поступил он просто, выпустил большинство мальчишек-пушкарей в город с наказом восхвалять меня, а одеты-то они по местным меркам богато. Вот они, покупая на базаре сладости, и рассказывали, как им хорошо под боярином и как интересно. Дальше Олег только отбирал лучших. Вот четырех и отобрал. Отроки мне понравились, их смышленые, живые глаза давали понять, что это то, что нужно. Дуракам у пушек не место. После принятия присяги Синицын отвел новеньких на бак, где их раздели, помыли и выдали запасную униформу — я закупил десять лишних на замену. Сами понимаете, дети. Быстро порвут. Так что скоро у меня стало вместо трех расчетов пять по три человека. Четверо новичков органично влились по одному в каждый расчет. Дальше до вечера мы шли под постоянные команды или Синицына, или второго канонира Волошина. Они тренировали расчеты. Ветров не отставал от артиллеристов и тоже тренировал пять десятков стрелков и лучников. Я для этого выделил четыре килограмма пороха и десяток свинца. Так что иногда ушкуй окутывался дымом, после залпов стрелков. Даже лучники из своих пистолей сделали пяток выстрелов, привыкая к еще не привычному оружию. Но то, что оно может спасти им жизни, они понимали прекрасно. Были свидетелями не одного такого случая. Отойдя от города километров на шесть, я заметил, что, несмотря на то что команда уже вошла в ритм, воины все равно еще печалятся, вспоминая родных. Незаметно улыбнувшись, я решил проверить покупку и поразить своих людей. Как поют местные, я знал прекрасно, так что разница, думаю, будет существенная. Когда я открыл дверь, часовой сделал шаг в сторону, чтобы не мешать мне попасть в каюту, изнутри выскочила Ласка и с радостным лаем начала носиться по палубе, ловко уворачиваясь от мальчишеских рук. Забрав гитару, я вернулся на палубу, сел на бухту каната и сделал перебор, привлекая к себе внимание. На секунду я замер. Не знаю, почему мне пришла именно эта песня, но хотелось спеть именно ее: Я начал жизнь в трущобах городских И добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, Я есть просил, я замерзал. Вы, увидав меня, не прячьте взгляд Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват. За что вы бросили меня? За что?! Где мой очаг, где мой ночлег? Не признаете вы мое родство, А я ваш брат, я человек. Вы вечно молитесь своим богам, И ваши боги все прощают вам…[2] На глазах мальчишек пушкарей, и ветеранов, и новичков появились слезы. У заряжающего второго расчета Фрола Волкова блестели дорожки слез на щеках, но он их не замечал, неподвижным взглядом рассматривая замершую у моих ног Ласку с высунутым языком. Каждый понимал, что эта песня про них. Понятное дело, про небоскребы и виллы я не пел, заменив их на терема и дома, а так получилась складная и ладная песня. Настроения петь веселые или радостные не было ни у меня, ни у моих людей. Если бы начал петь, только бы испортил впечатление от первого выступления. — Следующая песня, да как и первая в принципе, песни моей родины, — сказал я и, тронув струны, взял первый аккорд. Как упоительны в России вечера, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Ах, лето красное, забавы и прогулки, Как упоительны в России вечера. Балы, красавицы, лакеи, юнкера, И вальсы Шуберта, и хруст французской булки, Любовь, шампанское, закаты, переулки, Как упоительны в России вечера…[3] Едва я успел допеть и окинуть слегка затуманенным взглядом своих людей, — многие подсели поближе, чтобы лучше слышать, — как из-за близкого поворота реки донеслись крики и звук ударов металл о металл. Там явно шла схватка. — К бою! — скомандовал я и передал гитару одному из отроков, велев вместе с щенком отнести ее в мою каюту. Тот, благоговейно взяв инструменты и подхватив под мышку возмущенную до предела Ласку, рванул к корме. Одет я был для похода, то есть стандартно, в повседневную одежду — синяя рубаха, зеленые штаны с лампасами, сапожки, кольчуга, две сабли и оба пистолета. Поэтому не стал возвращаться в каюту. — Кто же это безобразничает рядом с городом? — недоуменно спросил у меня Федор. Он прижал «Беду» к правому берегу, изредка мачтой цепляя ветви деревьев, там течение было слабее, и мы шли более ходко, благо ветер дул устойчивый. — Тут как раз-то и логичнее. Кормчий расслабился, команда тоже, атакуй — не хочу. Звуки драки становились все ближе, пока мы поднимались вверх по реке, а когда повернули вместе с руслом реки, то увидели два сцепившихся судна. Одна красиво оформленная ладья, второй, по-видимому, разбойничий ушкуй. С момента начала драки явно прошло не так много времени, минут пять самое большое, но оба судна уже прижало к берегу течением, затолкав в камыши. Проблема, мы с нашей осадкой можем и не подойти, и так уже четырежды садились на мели за время пути.