— Что ж, не возражаю, — невозмутимо ответил фээсбэшник, хотя в его глазах что-то мелькнуло, видимо, всё же был недоволен. Стол у директора был Т-образный. Вернее, это два так поставили, так что директор указал на стул, чтобы я сел напротив оперативника. Прикрыв дверь, я подошёл к столу, сел, придвинулся и, как примерный ученик, сложил руки на столешнице, с интересом рассматривая незнакомца, который даже не удосужился представиться. Я смотрел, не отрываясь и не опуская взгляда, с детской непосредственностью, отчего оперативник явно почувствовал неудобство. Это хорошо, первый раунд за мной. Психология — наше всё. Мужчина, достав из внутреннего кармана небольшой блокнот и ручку, кнопкой выщелкнул стержень — он явно собирался записывать мои ответы. Хотя нет, открыл одну из страничек, поинтересовался: — Максим Евгеньевич Ларин? Две тысячи третьего года рождения? — Всё верно, — покладисто кивнул я и тут же с напором спросил: — А вы кто? Я вас не знаю и, извините, пока не увижу удостоверение, общаться с вами не буду. Кстати, вы мне его сразу должны были предъявить. — Успокойся, Максим, я его уже видел, — сказал директор. — Ваш воспитанник прав, — достал тот из другого внутреннего кармана удостоверение и в открытом виде показал его мне. Надо же, майор, оперативный сотрудник одного из московских отделов. Мгновения мне хватило запомнить не только его данные и фото, но и номер удостоверения. По виду всё настоящее, да и чувствовалось, что оперативник действительно из этого ведомства, без обмана. Не как те поддельные милиционеры, что меня на входе в троллейбус брали. Он убрал удостоверение, и мы продолжили. Все вопросы были обычными, мне казалось, что тот больше изучает, как я себя веду при том или ином вопросе. Профи работает, я их натуру чувствую, так что был настороже. Когда он закончил задавать ряд нейтральных вопросов, как я их обозначил, то достал из папки — вот её я не заметил, оказалось, он её на соседний стул положил — фотографии, с два десятка, и, выкладывая их по одной на стол, пристально стал отслеживать мою мимику и движения. — Знаешь кого из них? — спросил он. — Вот этого знаю, — ткнул я пальцем в холёную рожу банкира, сгоревшего в своём банке, и, заметив, как оживился оперативник, добавил: — В новостях его видел. Банкир вроде, сгорел в своём банке. Постоянно показывали, достали уже. Тот едва заметно поморщился, видимо, такой ответ его не устроил, и кивнул на фотографии: — Ещё кого знаешь? Наклонившись, я стал пристально изучать снимки. Почти половину знаю. Однако подтвердил только одного, того, что подбирался ко мне слева с арматуриной. Я его одиннадцатым выстрелом свалил. — Вот его видел раньше. — Где? Когда? — напружинился оперативник, хотя выглядел вроде как обычно. — Не скажу, я не стукач, — сделал я насупленное лицо. — Ларин. Отвечай немедленно, — велел директор, который с большим интересом грел уши. — Ну, знаю этого пацана, видел один раз. — Где? — На трамвайной остановке у Проспекта Мира. Он там с напарником тиснул у какой-то дамочки сумку и рванул. Ох, как она орала и ногами топала. — Когда это было? — записывая, морща лоб, спросил оперативник. — В прошлом году. В феврале. В воскресенье двадцать восьмого. Дамочке лет тридцать было, синее пальто и меховая белая шапка, больше ничего не скажу, она ко мне спиной была. Я на остановке стоял и всё видел, а тут трамвай подошёл, и я уехал. Что дальше было, не знаю. — Понятно. Напарник тут есть? — Нет, нету. Оперативник достал ещё одну пачку фотографий, как раз всей банды малолеток, и разложил их. — Вот этот второй был, — уверенно ткнул я в обнаруженного мальчишку, и, ещё раз просмотрев фото, неуверенно указал ещё на одно фото. — Вроде этого где-то видел. Сейчас вспомню где. Остальных не знаю. Самое забавное, что всё, что я описывал, действительно случилось на моих глазах именно в указанную дату. Поверить легко, дамочка боевая, наверняка ментов вызвала, а те обязаны протокол составить. Насчёт третьего пацана я тоже не врал. Знаком он мне был, только я играл, что пытаюсь вспомнить. Тогда, когда налетели эти малолетки, я этого тоже долго вспоминал, где видел, несмотря на фотографическую память. — Ларин, ты должен был остаться на месте и выступить свидетелем, — строго сказал директор. Тут он больше для оперативника проявлял сознательность, ему, как и мне, было глубоко наплевать на пострадавшую. Однако, как и я, он играл свою роль, вполне даже неплохо, надо признать. Правда, оперативник как раз на него не очень внимания обращал, не получалось директору быть раздражающим фактором, из-за чего, собственно, я и оставил его в кабинете. — Я торопился, а протоколы, дознание — это надолго. К тому же там хватало свидетелей, пусть они в протоколах и расписываются. А дамочка сама виновата, это надо же было при свидетелях открывать сумочку и пересчитывать купюры. У неё там вроде две пачки было, то-то она так орала. Если мозги, как у курицы, — это диагноз. На последние мои слова оперативник едва заметно улыбнулся, видимо, полностью одобрял подобное высказывание. — Кстати, я вспомнил, где этого третьего видел. Ну точно он. Там, правда, темно было, но это он, я уверен. Тут я тоже нисколько не лукавил, опознал того свидетеля, которого я отоварил ломиком по лбу и выкинул в подъездное окно. Это действительно был он. — Где ты его видел? — Тоже в прошлом году. Летом, в середине июня. Я помогал одному юзеру на комп программу устанавливать, подрабатывал так. Стемнело уже, в детдом опаздывал, вот и торопился на метро, а тут эти. Три фигуры навстречу вышли, с обычной фразой про жизнь и кошелёк. Этот, что на фото, как меня увидел, сразу о рыжем стал говорить, который деда лопатой убил. Издевался. Другие двое старше, выше были. Тут их на фото нет. Заработанное отдавать не хотелось, я вообще на эту тему очень жадным становлюсь, жаба душит, тем более когда честно заработанное. В общем, пока я с теми двумя махался, этот шустрик сбоку подкрался и сбоку вмазать мне по лицу успел, не смог отреагировать, удары других блокировал. Я потом две недели с разбитой губой ходил. — Точно, в июне это было, — обрадовался резко оживившийся директор. — Помню-помню. Мы тебе тогда выговор влепили за внешний вид, выступление у тебя было, долго губу гримировали, а потом во время выступления кровь потекла… Да, ты ещё тогда хромал вроде. — А этот третий тебя видеть мог? — Ну да, я перед фонарём стоял, он меня освещал, а они в тени были. Не очень удобно драться было. — И как, получилось? — слегка улыбаясь, поинтересовался оперативник, кстати, он записывал не только мои показания, но и директора, строчил без остановок. Это немного странно: при том количестве диктофонов, что продавались на каждом углу, такое поведение — анахронизм. Хотя, может, дело привычки. — От этих двух отмахался, а этому, третьему, такого пенделя отвесил, что он, вереща, до самого угла бежал. Я его догнать не смог, мне один из двоицы успел лёжа трубой по ноге отоварить, так что я к нему повернулся, чтобы объяснить доступно, как он не прав. — И как, объяснил? — Ну… — замялся я. — Давайте о другом поговорим. — Ты с темы не уходи, — строго велел директор, постучав пальцем по столешнице. — Рассказывай. — Помял я их чуток, если и нужно их искать, то в травматологии. Мне тринадцать было, не подсуден. Тем более один против трёх, кулаки против кастетов и металлических труб. А хромать я действительно стал после той встречи. Неделю. Потом ещё месяц синяк сходил. — Почему не сообщил, милицию не вызвал? — снова влез в разговор директор. — А оно мне надо? Меня же виноватым и сделают, а мне метки в своём чистом личном деле не нужно. Ещё чего! Оперативник машинально кивнул, он был снова со мной полностью согласен. Психология — отличная вещь. Работаем дальше. — В какой день это произошло, у кого ты подрабатывал и какие травмы могли получить нападающие? — Пятнадцатого это было, в среду. А работал я у Степана. Фамилию не знаю. Адрес: Первая улица строителей, дом шесть, квартира сорок семь, крайняя дверь справа. Ну а насчёт нападающих, так, синяки… — для вида немного замялся я. — Говори как есть, — велел оперативник, и я тут же быстро затараторил. По первому особо ничего не скажу, но руку из сустава приёмом я ему выдернул и нос сломал правым хуком, у меня удар поставлен. А вот второго нужно у проктолога искать. Очень мне не понравился тот удар трубой. Вернул ему его как смог. Всё, что знал, сказал. — Ну Ла-а-арин, — протянул возмущённый директор, — от тебя я такого не ожидал. — Я вообще никого сам не трогаю. Меня не трогают — я никого не трону. Жизненная позиция такая. А что вы хотели, чтобы они мне нож в живот воткнули? Пусть скажут спасибо, что я ту выкидуху им таким же способом, как трубу, не вернул, хотя очень хотелось. — Угу, — посмотрел на меня оперативник. — Понятно. Интересно живёшь. — Самому нравится. Эта история, рассказанная мной, действительно имела место быть, вот только в указанный вечер на самом деле было темно. Я тогда этого третьего не сразу и узнал. Да и вообще всё происходило в другом районе, не в том, где эти малолетки жили. В общем, сочинять особо ничего было не нужно, так что пусть проверяют. Ну а то, что свидетели на меня указывают как на стрелка, положившего большую часть банды, так вот ответ. Этот и науськал меня описывать, оболгав, а не реального стрелка. Припомнил обиду от пенделя. Теперь уже не проверишь, труп в морге. Но хоть объяснение будет, почему на меня указывали. Вернее, описали пацана, очень похожего на меня. Прямо на меня пальцем никто не тыкал, дальше подозрений дело не шло. Да и кто поверит, что какой-то мальчишка, малолетка, как профи, не делая лишних выстрелов или тем более движений, вот так сможет стрелять. Правда, я стендовой стрельбой занимался, что тоже не в мою пользу. Потом оперативник переписал всё набело в протокол, теперь понятно, для чего он в блокнот всё строчил, тогда наверняка у него и диктофон при себе, чтобы потом прослушать и проанализировать нашу беседу. Дав изучить, что написано в протоколе мне и директору, дождался, когда мы поставим подписи, и стал убирать фото и протоколы в папку. Когда оперативник встал, явно собираясь нас покинуть, я поинтересовался: — А к чему вообще все эти вопросы, да и банкир этот? — Так, идёт обычная проверка, — ответил он, застёгивая папку, и как бы невзначай спросил: — А зачем тебе загранпаспорт? — Загранпаспорт?! Какой ещё загранпаспорт?! — возмутился директор. — Почему я не знаю? — А вы-то как узнали? — немного удивлённо поинтересовался я и тут же повернулся к директору: — Я вам потом всё объясню. — Ну уж нет, объясни всё сейчас, — снова сел оперативник. — Меня усыновить хотят, — был мой короткий ответ, и, увидев озадаченное выражение у обоих слушателей, я пояснил: — Я с вдовой из Италии познакомился. Донна Мария, женщина в возрасте, но вполне здоровая и одинокая. Она обеспеченная, так что средств содержать приёмного ребёнка у неё хватает. Честно говоря, когда мы начали с ней общаться, я и не думал, чем это обернётся. Мы познакомились, стали переписываться, потом по скайпу начали общаться… — Подожди, ты же не знаешь итальянский, — вспомнил директор. — Теперь знаю, выучил. Писать и читать тоже могу. — Ну Ларин!.. Что дальше? — Общались, я ей, как оказалось, понравился, и она решила усыновить меня. Своих детей у неё нет, племянницы или племянники есть, а своих нет. Говорит, даже не думала об этом, а пообщалась со мной, решила завести приёмного ребёнка, то есть меня. Послезавтра вылетает. Вот я и решил подать заявление на выдачу загранпаспорта. — Почему раньше не сказал?! — грозно поинтересовался директор. — Сглазить опасался. Ответ был универсален и вполне в тему. В такие моменты действительно можно сглазить, так что директор успокоился. Его такой правдоподобный ответ устроил. Оперативник же зацепился за меня, мол, кто такая, какие данные, номер рейса, где забронирован номер, в какой гостинице. Всё узнал и записал. Только после этого, попрощавшись, он ушёл. Очень задумчивый был. Когда мужчина вышел, я не позволил себе лишних эмоций, хотя хотелось с облегчением вздохнуть. — Валентин Олегович, разрешите идти, а то есть хочется, вы меня с обеда сорвали. — Так столовая закрыта уже, — посмотрев на часы на стене, сказал тот. — Меня пустят. — Хорошо, иди, но к пяти чтобы был тут как штык. Вызову нашего завуча, расскажешь нам всё об этом якобы усыновлении.