Та аж рот открыла от удивления, сверху вниз рассматривая меня, вот и пришлось пояснить: – Я по голове получил, когда тати на караван напали, ничего не помню и не узнаю. Мне грек Юрий рассказал, что я Михайлов и где вы живёте, вот пришёл знакомиться. Однако девчонка, воскликнув: «Ох, лишенько!», снова залилась горючими слезами у меня на груди. Ну и что тут сделаешь? И двор, как назло, пустой. Чистый и хорошо прибранный, но пустой. Я стал потихоньку её расспрашивать, девчонка немного пришла в себя, звали её Настей, маму Тита звали Ольгой Петровной. Кроме Насти у него ещё братья и сёстры были. Кстати, Тит не был старшим ребёнком в семье, его сюда в годовалом возрасте привезли, вместе со старшей сестрой Любавой, ей сейчас пятнадцать лет, в самом расцвете сил, но женихов как ветром сдуло, как Михайловы начали бедовать. Третий ребёнок в семье как раз Настя, за ней шёл Даниил, ему шесть лет, потом Михайло, ему полтора года. Как раз родился, когда наш караван пропал без вести. Я уточнил по тем купцам из Коломны, нет, никто не интересовался пропавшим и выжившим мальчиком Титом. Видимо, и те сгинули где-то на просторах Руси. – Голодная? – спросил я у Насти участливо. Та неуверенно кивнула, но потом всё же сказала, что они ели сегодня пустые щи на лебеде. Мама отправилась к заказчице, отдаст вышивку и получит деньги, что-нибудь ещё купят, Любава убежала с подружками на речку, женихов гадать, вот Настя и осталась одна на хозяйстве. Братья в доме сейчас, спят они. – Хорошо. Покажи мне дом. Потом сходим с тобой в лавку, купим всего и вкусности. – И петушка на соломке? – загорелись у той глаза. – И петушка, – улыбнулся я. Она показала дом. Ну да, ощущается бедность, и Настя также сказала: – Бедуем мы. Мама говорит, пока папин долг не отдадим, по миру пойдём. Даже дом продадим, денег не хватит долг отдать. – Деньги у меня есть, – отмахнулся я. – Выплатите всё. А что за долг? – Отец, когда собирался, долг взял на оружие и лошадей у купчины нашего Варфаламеева. Он уже несколько раз приходил, дом и строения осматривал. Мама хитрая, она у другого купца взяла в долг и отдала Варфаламееву, чтобы у нас дом не отобрали, когда срок подойдёт отдавать, поэтому мы другому платили, а потом другому, и потихоньку долг меньше становился. – Понятно, на процентах вас бы ещё долго доили, – покачал я головой. Тут Настя подняла обоих братьев, что тоже обрадовались моему появлению. Даниил ещё сомневался, помнит меня или нет, про Михайло такого не скажешь, но я всё равно подхватил его на руки, усадив на сгиб руки, а Даниил ходил со мной, взявшись за руку. Вот так изучив дом, я сообщил: – Значит, так, идём на торг, купим съестного. Я уже не сомневался, принял решение, Михайловых бросать не буду, да и подло это выглядит. Да, придётся их забрать с собой в Москву. Продаём дом, естественно сначала закрыв долг, потом собираем тот скарб, что есть, нанимаем или покупаем повозки и едем в Москву. Вот, по пути трофеи заберу. Обидно, конечно, что планы мои не сбылись, по сути Михайловы тот якорь и та моя слабина, которой я так боялся, однако ничего, выстоим. А вещи и лошадей надо забрать и сюда перевезти, овса для кормления прикупить. Нормально, всё сделаем и отбудем, время ещё есть. Твёрдое и окончательное решение забрать всех Михайловых с собой я принял, когда забежавшая во двор женщина, с утомлённым от того груза, что был взвален на её плечи, но симпатичным лицом, бросилась ко мне и обняла. Правда, я ничего к ней не почувствовал, не было у меня к ней никаких родственных чувств, но ради Тита решил, заберу, пусть со мной поживут. Пришлось теперь и её успокаивать, видимо до неё дошли слухи, что молниеносно распространились по городу, о моём возвращении. Тут и Любава прибежала. Тоже такая, знаете, фигуристая девка, в мать пошла. А я успокаивал уже их всех. Кстати, ворота закрыли, но зевакам не мешало это забраться на забор и оттуда наблюдать за счастливым воссоединением семьи. Не люблю я такое наглое любопытство, эх, и лук со стрелами на постоялом дворе остался. Печалька. Что интересно, и Ольга Петровна, и Любава о том, что я беспамятный да ещё перестал быть блаженным после удара по голове, уже знали из слухов, правда те обросли за это время изрядными и лишними подробностями, но не суть. Задавали вопросы, пытливо вглядывались в глаза, ожидая увидеть там те же признаки слабоумия, что были раньше, но не находили. Пришлось отвлечь их: – Ольга Петровна, я вас не помню, но понимаю, что нужно вас называть мамой. Если вы позволите, я так и буду делать. У меня есть деньги долг закрыть. Я больше скажу, я недавно дом себе в Москве купил, большой, почти в центре, все поместимся, слуг нанял. Так что собирайтесь, долги раздаём и уезжаем. Вы сейчас думайте над моим предложением, а я пока прогуляюсь до постоялого двора, вещи и лошадей заберу. Вот тут полкуны серебра в монетах, хватит прикупить припасов и съестного, пока мы тут проживать будем, а я до постоялого двора прогуляюсь. Ну, и чтобы снова не забросали вопросами, хотел было уйти, да не дали. Ну вот что я опять сказал, что те снова в слезы ударились? Пришлось успокаивать. Потом Любава и Настя, подхватив корзинки, убежали на торг, мама завозилась с горшками, а я, прихватив Даниила, он сам меня отпускать не хотел, направился было к воротам. Но встал, судя по многоголосому гомону, просто так мне выйти не дадут, любопытство соседей и остальных зевак дошло до кипения. Вернувшись в дом, я сообщил об этом Ольге Петровне, спросив, как можно покинуть дом незаметно. Та, смеясь, объяснила. В этот раз Даниила пришлось оставить дома, забор высокий был, пообещал, что покатаю его на лошади, чтобы не ревел. До постоялого двора я действительно быстро добрался. Заглянул на конюшню, приказал седлать лошадей, мол, уезжаю, а когда поднялся в номер, то понял – меня обворовали. Денег нет. Кто-то ушлый поработал, понимающий. Не стоит думать, что я такой лох, оставил в комнате деньги в вещах. Я спрятал их под балкой у потолка, куда не так просто залезть. Нащупать можно только. Небольшой кошель в вещах оставил, он тоже пропал, но это для отвлечения, найдут, посчитают, что это все мои деньги, и дальше искать не будут. А тут поискали и тайник на балке обнаружили. Блин, а ведь хотел же оставить деньги в тайнике на подъезде к городу, как в Москве это делал, опыт проверенный имелся, так нет, был уверен, что обойдётся, и вот обошлось. В общем, денег на выкуп долга нет и отъезд семьи, если, конечно, те захотят покинуть Коломну, откладывался на неопределённый срок. Пока в Москву не сгоняю и не вернусь с деньгами. Там в десять раз больше схоронено, чем украли. Стоял я недолго среди вещей, они лежали на местах, как будто их никто не трогал, быстро собрался, спустился и сообщил хозяину, что покидаю его двор, ничем не выдавая своих чувств. Но когда попросил вернуть деньги, уплаченные за два дня, то в глаза взглянул ему. Что-то в них мелькнуло, я не знаю, участвовал ли он в краже, но что-то знал точно, а это уже ниточка, что может привести меня к вору. А что, я своё вернуть собирался, и если будет возможность, так ещё и с процентами. Надо будет только верёвки и кляпы заготовить заранее. Выйдя во двор, я внимательно поглядывал по сторонам, запоминая, что где находится, по лестнице старался шагать так, чтобы понять, какие скрипят, а какие надёжные. Загрузив поклажу на лошадей, вскочил в седло Ворона и, спокойно тронув поводья, покинул двор и направился в сторону дома Михайловых, мысленно составляя маршрут, чтобы ночью не заблудиться, когда буду возвращаться к постоялому двору. Ох, как же мне хочется задать некоторые вопросы его хозяину, и я серьёзно надеялся получить нужные ответы. Чем ближе к слободе мастеров и кузнецов, тем больше людей я встречал, многие стояли группами и что-то обсуждали, но когда я появлялся, они замолкали и с интересом изучали меня со стороны. Понятно, какая новость сейчас самая главная в городе. Подъехал к открытым воротам, немало народу и во дворе было, видимо в доме Михайловых сейчас день открытых дверей, и, подведя лошадей к конюшне, тут она была на три лошади, завёл их в стойла. Муромец еле поместился. Все зеваки и гости, что были во дворе, с интересом наблюдали, даже некоторые пытались задавать вопросы, но я лишь косил на них взглядом, и они отходили. Бесили, и они, видимо, чувствовали, не умерят любопытство – прибью. В общем, принеся в вёдрах воды коням, оставил, чтобы попить могли, и прошёл в дом. Тот тоже был полон. Настя с Любавой были тут же, но больше было незнакомых женщин, что помогали готовить. – Что тут происходит? – прямо спросил я. – Там незнакомые мне люди заносят во двор столы и лавки. – Поминки у нас, сынок, – вздохнула мама. – Все несут что могут. Надежда ведь была, что живы наши, может, захолопили кого, в полон к ордынцам угодил, да может, вернутся, а тут не осталось надежды. Мы посчитали, все наши в овраге том лежали. Тут родственники всех усопших, у нас поминки проводить будем, раз уж от нашей семьи весть горькая пришла. – Понял, дело правильное. Чем я могу помочь? – Хворост у нас для печи быстро прогорает, плохо на нём готовить, дров бы. – Сделаем, – легко согласился я. Работы было немало, однако организаторские способности у меня были на высоте, я мало что делал сам. Отправлял добровольных помощников за тем или иным, или давал задания и по работе во дворе. Так что к вечеру столы стояли и обед был готов, пусть был поздний вечер, но помянули всех. Батюшка из ближайшей церковки отмолил их. В общем, денёк у меня, скажем так, выдался изрядно суматошным, однако, на мой взгляд, всё прошло как надо. Меня тоже попросили рассказать, что со мной было, вот я и рассказал, как очнулся, как выбрался из-под тел и полз к дороге, как дважды зимовал на постоялом дворе, занимаясь тренировками и охотясь. Где общая могила павших от рук татей, описал подробно, мало ли кто заглянет туда. Остальное без подробностей, ни к чему это просто. Среди родственников погибших были и местные дружинники, вот один, в заметном подпитии, и спросил: – А сабельки-то носишь по праву? Или они у тебя деревянные? Помнится, ты с деревянным мечом ходил и всем говорил, что русский дружинник. – То в прошлом было, а имею ли я право держать оружие или нет, то московские дружинники в кремле проверяли, Егор Лукич Лапин, обоерукий воин, он сказал, что достоин. Крыть эти мои слова тому было нечем, причём, судя по гулу изумления, кто-то из дружинников этого старого воина знал, потому как последовал вполне очевидный вопрос: – А разве Егор Лукич ещё в дружине? – Нет, уже года два как живёт у сына. Он старых знакомых навещал, вот и провёл со мной бой. – И как? – Да гонял по всему подворью. Правда, подтвердил, что я ношу сабли по праву, и велел побольше тренироваться. Предложил учить меня дальше. Вернусь в Москву, буду учиться. – Так ты в Москве жить хочешь? – раздался вопрос среди удивлённого гула голосов. – Конечно, я там и дом уже купил, обустраиваюсь. Да вот решил приехать в Коломну, спросить, может, кто узнает. Узнали, сообщили мне, что родственники есть, в беде они, буду помогать. Хочу с собой их забрать. Вопросов было много, но вечер закончился благополучно, последних увели ещё в полночь, и мы закрыли ворота. Столы и всё, что давали соседи, они заберут завтра. Убедившись, что все новообретённые родственники уже спят без задних ног, а у них и передних нет, укатали эти поминки, я осторожно покинул подворье. Как это сделать, мне подсказала мать Тита ещё днём. Покинув двор соседей, через их тын я выбрался на соседнюю улицу и осмотрел улицу, на которую выходили ворота нашего дома. Угу, моя догадка верна, стоял наблюдатель. На перекрёстке, откуда хорошо видно ворота. Луна яркая была, без факелов можно заметить, если кто ворота покинет, или через калитку выйдет, удобное место для наблюдения. Причём я вроде его видел раньше, сегодня даже. Как раз на поминках. Ну да, с тем столпотворением, что там стояло, можно десятки таких шпионов или слухачей засылать, всё разузнают и выведают, и никто на них внимания не обратит. Тот, видимо, что-то почувствовал, может, движение боковым зрением, всё же из-за луны всё моё преимущество ночью заметно слабеет, не только я вижу, но и меня могут увидеть. Однако всё же он не успел и получил удар по затылку, хороший такой, небольшим кошелём с мокрым песком внутри, из сознания выбивает гарантированно. Быстро обыскал татя, а никем иным тот не мог быть, в кошеле одна мелочь, зато засапожный нож отличный, прибрал его, и ещё один нашёл спрятанным на кисти руки в самодельных ножнах. Отличная задумка, мне тоже пригодится, я снял его вместе с ножнами и убрал в котомку. После этого крепко связал ему руки сзади, вставил кляп и связал ноги, но так, чтобы тот идти мог, но бежать уже нет, широких шагов не сделает, верёвка не даст. Только после этого я стал приводить его в чувство. Не сразу, но мне удалось это сделать, задёргался да затряс головой. Хорошо я его приголубил. Приблизив губы к его уху, я негромко сказал: – Идём, прогуляемся. Не советую пытаться бежать или привлекать чьё-то внимание, я всегда успею ударить ножом и уйти, ночь меня скроет. А так пообщаемся, может, даже целый уйдёшь. Понял меня? Кивни… Молодец, а теперь вставай. Поставив его на ноги, связанному ему неудобно было, помог, дальше, коля его остриём кинжала в пятую точку, я отвёл в сторону, тут рядом пивная, шум и ночью стоял, в принципе я на шум и шёл, так что пока несколько мужиков дрались в полутьме, которую плохо рассеивал огонь одиночной масляной лампы, что висела у входа в заведение, хотя у кого глаза привыкли к темноте, мог всё видеть отчётливо, я усадил пленника у забора ближайшего дома и, выдернув кляп, при этом нажал остриём на шею, намёк, заорёт – проколю, и тот это понял, молчал. Дальше уже я приступил к беседе: – Кто такой и как звать? – Федя Косорукий, из кожевников мы. – Кто же тебя так назвал? – изумился я. – Горшок с бражкой разбил, – шмыгнул тот. – Ну ты и косорукий, – покачал я головой. – Ладно, зачем следил за домом Михайловых? И не ври, я тебя во дворе видел. – Да я не следил, подружку ждал, хотели ночью погулять. Вставив тому кляп в рот, я схватил его, бешено мычащего, за руку и отчекрыжил указательный палец под корень, и дождавшись, когда проорётся сквозь кляп, выдернул его и снова обратился к всхлипывающему мужичку. Лет тому было около тридцати, зрелый возраст, приближающийся к границам старости, а что, тут на Руси сорок лет – это уже старость, чем дальше, тем больше считается, что старики древние. – Повторить вопрос? Пальцев у тебя много, можно допрос на всю ночь растянуть. – Сидор меня послал, Сидор Косой. У него ватажка, я в неё вхожу. Мы по городу работаем и за городом, берём небольшие караваны с купцами. – С хозяином постоялого двора, что у конюшен купца Георгиева, знакомы? – Да, он сообщает, у кого ценный груз или денег много. Долю имеет. – Это он навёл на меня? – Нет. Я слышал, как Сидор говорил, он свёл его с постояльцем, что у него живёт, а тот приказал за тобой следить и ограбить, только осторожно. На торге мы не смогли подобраться и кошель срезать. – Комнату мою на постоялом дворе вы ограбили? То, что я и есть Тит Михайлов, тот, видимо, давно понял, поэтому нисколько на мои слова не удивился, а спокойно ответил: – Точно нет, не наши. Думаю, там хозяин постоялого двора и постоялец поработали. Если бы наши были, я бы знал. – Хорошо, убедил. Сидор ваш старший, общак у него есть? Тут тот задёргался, и я едва успел вставить кляп. Пришлось ещё два пальца смахнуть, пока тот не заговорил. Про общак тот знал, что он вообще есть. Банда у них крупная, и иметь резерв средств всегда полезно, но он не ходил в ближних кругах главаря, и где тот его прятал, не знал. Он даже сомневался, что ещё кто-то знал об этом, кроме самого Сидора. Зато описал очень тщательно, где мне этого Сидора можно было найти. Причём настолько хорошо, что я решил начать именно с него, а к хозяину постоялого двора и этому неведомому постояльцу наведаться под утро. Хотя что за постоялец, я, кажется, начинал догадываться. А не тот ли это княжий посланец, что искал информацию по Титу? Только зачем ему такие телодвижения? Ясно же, что я смогу выкупить семью… Хотя это мне ясно, а если вспомнить, сколько я получил от князя Василия и сколько потратил на дом, то да, получается, средств на оплату долга уже не хватает, а тут приходит князь Вознесенский весь в белом и уплачивает этот долг, и получается, что я уже должен ему. Пусть не в деньгах, но морально точно. Хм, вполне может быть, что этот прощелыга к этому всё и ведёт. Нет, тут надо рубить с плеча, по-другому никак. Описание дороги мне этот Криворукий дал отличное, я уже через пять минут добежал до дома Сидора. Кстати, я думал, он тоже какой мастеровой, нет, обычный лавочник, специализировался на закупке мяса у крестьян и продаже его в своей лавке, у него там два ледника было, копчёностями тоже занимался, вполне ходовой бизнес, чего его в бандиты потянуло? А Криворукого я развязал. С мёртвого снял верёвки и кляп, потом осторожно извлёк кинжал из груди, вытер об одежду и побежал к Сидору. В таких делах свидетелей оставлять не просто преступление, идиотизм. А драка у пивной ещё продолжалась, надеюсь, этого Криворукого посчитают прирезанным по пьяной лавочке. Да, я помнил про пальцы, но я их подальше отшвырнул, а на ладони нанёс порезы, как будто тот от ножа защищался, и ему ещё и пальцы смахнули, ещё один начал отрезать, но не дорезал. Вот теперь всё складывается в пьяную драку с поножовщиной. Это для представителей властей, того же Сидора такой фигнёй не проведёшь, тот знал, куда его отправлял, поэтому главаря и нужно было посетить. Убрать проблему с этой стороны. Тот должен был сообразить, что его человека допрашивали, хотя бы заподозрить и подготовиться, а пока меня не ждёт, вот и навестим его. Жил Сидор с женой, детей у них не было. Дом на втором этаже, внизу лавка. Проник я в дом через окно на втором этаже. Не заперто оно было, по венцам поднялся, потом, цепляясь пальцами за край доски фронтона, перебирая руками, добрался до окна на высоте метров пяти и вот осторожно, стараясь не шуметь сбитым дыханием, проник в комнату. Чудно, я в спальне оказался, где едва слышалось сопение женщины, а вот хозяин похрапывал. Тот начал просыпаться, видимо что-то почуя, или я заслонил лунный свет своей фигурой в окне, дёрнулся было рукой под подушку, но я оказался шустрее, ударил рукояткой кинжала в висок. А другого ничего подходящего у меня не было, чтобы можно было достать. Удар дозированный, дальше уже вырубил и хозяйку дома. После этого связал обоих и, вставив кляпы, обошёл дом, спустился и, открыв дверь, осмотрелся. Вроде тихо. Вернувшись наверх, я схватил за ворот ночнушки женщину, благо та была субтильного телосложения, и спустил её вниз. Мне сейчас её мужика по-жёсткому допрашивать, вполне могла что услышать. Она меня не видела, опознать не сможет, и смысла её убивать не было, у Сидора будет другой конец. Дальше я закрыл окно, зажёг лучину, долго чиркая кресалом, и осмотрел хозяина дома. Ну да, по роже проходил сабельный след, оттого и прозвали его Кривым. Приводил в чувство я хозяина дома долго, даже вниз ходил, бадейку ледяной воды приносил, и только через час тот замычал и очнулся наконец в мокрой постели. Я уже и надежду потерял, думал, придётся самостоятельно здание обыскивать. А потом последовал допрос. Да, это не Криворукий Федя, куда как крепкий орешек, часа полтора провозился, пока не расколол его, благо смог это сделать. Тот действительно содержал общак, малую часть тут, дома, остальное в схроне за городом. А это на случай, если власти кого возьмут из его людей и на дыбе разговорят и придётся убегать, чтобы добро с собой не тащить, а уже уйдя от погони, добраться до схрона и забрать. Вот он мне всё и описал, где что лежат. Не только по схрону, но и по личным накоплениям, у того было разделение, личное – это личное, общак – это общак. После этого я прервал его жизнь, как и обещал, ушёл тот легко. Не сразу, конечно, сначала я и малый общак нашёл и осмотрел, а потом и его личные накопления туда же в общую кучу свалил, и только потом отправил его в миры вечной охоты. Про главный схрон проверить смогу только на месте, и с этим нужно будет поторопиться. Как удалось узнать, не один Сидор знал, где тот главный общак, но и его ближайший подельник, некий Ольгерт из литвинов. Внешнее описание его тоже дал. Спустившись в помещение лавки, где мычала и шумела жена Сидора, пришла, значит, в себя, я осмотрел лежавшие у подножия лестницы мешки. А я всё в три вещевых мешка упаковал, с лямками, благо у Сидора в запасе имелись, в одном из сундуков нашёл. Дальше, крякнув, я закинул самый тяжёлый мешок за спину и два других взял в руки. После чего, покачиваясь от тяжести, смог дойти до двери и понял: нет, не унесу, надорвусь. Так что, открыв дверь, я с одним мешком за спиной, тем самым, тяжёлым, отошёл в сторону и побежал дальше, поглядывая по сторонам, чтобы никто меня не увидел. Оставив мешок на углу улицы, я также бегом вернулся и, забрав оставшиеся мешки, оба вместе весили, как тот один, вернулся к первому. Вот так поочередно перенеся сначала один мешок, потом два других, я и добрался до подворья Михайловых. Тут перемахнул через забор, благо собаки не было, как мне призналась Настя, её ещё зимой съели, я открыл калитку и, занеся мешки на конюшню, спрятал на балках под крышей. Убедившись, что ничего не видно, потрепал Ворона по холке, тот спал, я их не разбудил, и, вернувшись к калитке, запер её и снова перемахнул через забор и побежал уже к постоялому двору. До рассвета, по моим прикидкам, было часа три, надеюсь успею. Очень надеюсь. Добрался до места без проблем, хотя один раз чуть не попал под патруль дружинников, они почему-то шли без факелов, видимо луна и им тоже помогала, но я успел упасть и ползком уйти ближе к забору, где и схоронился, пока те мимо проходили. А дальше без проблем проник во внутренний дворик, задняя дверь не была заперта, и прошёл в здание. Где проживает сам хозяин, мне было известно, у него спальня была рядом с кухней, вот туда я и зашёл к нему. Сложно было, дверь заперта изнутри на засов, но я смог, кончиком ножа по миллиметру отодвигая засов, открыть его. Дальше вырубил хозяина тем же кошелём с мокрым песком, связал и вставил в рот кляп. Допрашивать в здании, где полно народу и неплохая слышимость, не очень хорошая идея, поэтому я привёл его в чувство и, когда убедился, что тот выполняет мои команды, вывел наружу и направился к леднику. Тот камнем обложен был, дверь толстая, шкурами обшита, чтобы холод не выходил, отличное место для допроса, никто не услышит. В отличие от татей, трактирщик сломался сразу и выдал все расклады, включая, где держит свои накопления, заработанные на постоялом дворе и в доле с бандитами. А что? Должен же я получить с него компенсацию. Тем более я уже выбрал себе основную профессию, охота на татей, а оплачивать они мне сами будут эту охоту. Уже заработал огромные средства, поэтому, похоже, моя идея вполне жизненна. Опасно, я понимаю, но я знал, на что иду. Тот выложил и по постояльцу, что у него квартировал, и по той схеме дал информацию, как они вместе работали. Да, это, видимо, действительно был человек князя, тот прощелыга, о котором мне говорил кузнец-медник, что был в закупах у Вознесенского. Кстати, процент от того, что получил с меня, прощелыга выплатил и трактирщику. Остальное у него было, в номере. Дальше я вывел хозяина постоялого двора из ледника, у того уже зуб на зуб не попадал, да и я подзамёрз, и мы вернулись в его комнату, благо все спали и нам никто не мешал, удар кинжала в сердце, и я уложил его на кровать, как будто он спит. Ну, и снял верёвки и вытащил кляп. После этого обошёл схроны и тайники местного хозяина и забрал трофеи. Тот, к счастью, свои доли переводил в звонкую монету, куны и гривны, были и золотые, но в основном серебро. Всё уместилось в один мешок, только тяжёлый тот вышел. Я вынес и его с постоялого двора и припрятал у забора, после чего вернулся и стал осторожно подниматься по лестнице, стараясь не скрипеть ступеньками. Не всегда получалось, но я вышел всё-таки к комнате прощелыги и осторожно стал открывать дверь. Та тоже была закрыта на щеколду, но я смог открыть её. Ножом тут было не подлезть, но местный хозяин сам подсказал, как можно открыть, он этим хитрым способом все засовы своих номеров оборудовал. Сам он старался жильцов не грабить, но несколько раз приходилось, а трупы вывозили за город и прятали. В общем, тонкая медная проволочка с петелькой, её просовывают в специально оставленную щель в досках двери, нужно зацепить рукоятку засова и можно тянуть. Я так и сделал и смог открыть дверь. Мне не сразу удалось зацепить рукоятку, но смог всё же это сделать, и всё, я в комнате. Дальше подошёл к спавшему на койке мужчине и без затей пронзил его кинжалом. После этого зажёг масляную лампу, что осветила комнату, ага, на кровати тот, кто мне и нужен. Дальше я обыскал его вещи, нашёл свой кошель с деньгами, а также ещё пару, один с серебром, другой с золотом, после чего покинул помещение, а на кухне разлил масло и, накидав терпки, поджёг их и, отшатнувшись от вспыхнувшего огня, выбежал во двор, придерживая потяжелевшую от денег сумку, а дальше и на улицу, где стал орать о пожаре. Поднял первых, постояльцы уже прыгали из окон второго этажа, а дальше, подхватив мешок с добычей, я рванул прочь, уйдя в темноту. Пропустил дружинников, что бежали на отсветы пожара, криками поднимая жильцов ближайших домов, так я и смог добраться до дома Михайлова. Пока я бежал, то часто оборачивался, и мне жуть как не нравилось, что пожар стал выше и явно приближался. Ветер гнал его в нашу сторону. Поэтому, перебравшись во двор и открыв калитку, я затащил мешок и котомку, потом запер калитку и, закинув мешок на конюшню, не стал поднимать его к балке, а рванул к дому. Сам я на дело шёл в крестьянской одежде, сейчас скинул её, быстро обмылся у колодца и, пройдя на кухню, запихнул одежду в очаг, на углях та мигом вспыхнула, всё же я помарал её кровью. Сразу завоняло горелыми тряпками, а сам, поднявшись наверх, быстрым шагом зашёл в светёлку, что выделили мне. Даниил, что решил спать со мной, тут же дёрнулся и поднял голову, когда я не совсем аккуратно бросил котомку у своих вещей, отчего та звякнула. Уходя на дело, мне удалось не разбудить брата, а тут всё же смог, да и специально это сделал, что уж говорить. – Вставай, – велел я ему, быстро одеваясь. – Я в отхожее место ходил, пожар видел, похоже, горит Коломна, давай поднимай всех. Беда к нам идёт. Тот тут же вскочил и вылетел из светёлки, стукнувшись в потёмках плечом о дверной косяк, и дальше больше на ощупь направился к следующим дверям, барабаня по ним и крича о пожаре. Похоже, Даниил, несмотря на малолетство, отлично знал, чем это грозит, и перепугался он по-настоящему. Сразу зазвучали голоса и тревожные вопросы, я тоже вышел в коридор, держа лучину в руках, что освещала меня, полностью одетого да при саблях, вот я и пояснил: – Я во двор выходил до отхожего места и видел пожар. Ветер к нам дует, как бы беды не случилось. Бегом во двор. Нужно крыши сараев и дома водой полить, чтобы углями не прожгло, и быть готовыми. Намочите тряпки и на лица их навяжите, чтобы дымом не дышать. Кроме Михайловых у нас на дворе и в доме несколько человек осталось, пьяные слишком, тут спали, их тоже удалось растолкать. Те по своим подворьям поразбежались, а мы делом занимались. Кто с вёдрами бегал, кто скарб выносил из дома, а я вывел уже беспокоившихся коней из конюшни, и оседлал обоих, снял мешки с балок и загрузил ими обоих коней. Да и чересседельные сумки были. В общем, я к побегу был готов. Лошади сильно боялись, дым уже и до нас доходил, но, к счастью, не дошёл, ближе к обеду удалось остановить огонь за две улицы до нас. Две другие улицы полностью выгорели, больше шестидесяти домов. Даже как-то горько осознавать, что я сам к этому руку приложил. Сейчас мне, конечно же, уже не нравится эта идея замести следы и улики поджогом постоялого двора. Знал бы, что из этого выйдет, что другое придумал. М-да, ну теперь буду умнее. И всё же, как же я так впросак попал? Ведь догадка о пожаре, что мог по городу разойтись, на поверхности лежала. Сколько городов уже так выгорало! Однако горевал я всё же недолго, людей погибло мало, успели поднять их, так что потери были только в имуществе. Пока ожидали, когда угли остынут для разбора, я, зевая на ходу, от конюшни подошёл к матери Тита, что разговаривала с кем-то у калитки. Причём этого неизвестного во двор она не пускала, как-то и не пахнет тут гостеприимством. Хотя тот мог торопиться и сам не хотел входить во двор, что тоже вполне могло быть. Сейчас узнаем. – Что-то случилось? – спросил я, подойдя. У калитки снаружи стоял дородный мужчина с тронутой сединой бородой, в купеческих одеяниях, надетых явно наспех. Чуть в стороне стояла телега с немногочисленным скарбом и явно погорельцами. – Это купец Титов, что мне давал денег в долг. Их подворье выгорело, хочет наше забрать в счёт долга. Жить им негде, – пояснила мама. – Вот как? – я с интересом посмотрел на купца, что попытался плечом меня отодвинуть и войти на подворье, но от мощного удара ногой в живот опрокинулся на спину и начал причитать, я же подошёл к нему, выйдя на улицу, и спросил: – Грамотка-то о долге есть? Покажи.